На 82 году умер Валентин Курбатов. Писатель, критик, близкий друг Виктора Астафьева и Валентина Распутина. Один из последних могикан, связывающих нас эпохой "великой литературы".

Валентин Яковлевич был членом жюри премии "Ясная поляна". Когда он говорил о книгах, которые номинировал - невозможно было рыться в телефоне, спать, скучать, смотреть на часы. Время останавливалось. Хотелось запоминать, цитировать, записывать. Говорил он удивительно: возвышенно, но в то же время очень точно и современно, подмечая детали. Однажды меня поразила его фраза "секретарша, одетая в одни ресницы". Вдохновенный проповедник литературы, в своей белоснежной рубашке и черном пиджаке с круглым воротом, он был похож на кюре. Обладая невероятной бодростью и острым умом, в свои за восемьдесят слыл самым ответственным членом жюри "Ясной поляны". Первым прочитывал около ста книг из списка, писал по поводу каждой свое мнение, а потом - долго спорил со своим коллегой Павлом Басинским. Послушать этот спор собирались все члены жюри.

Три дня назад, во время объявления "длинного листа" номинации "Иностранная литература" яснополянской премии, журналисты ждали выступления Валентина Яковлевича. Но он не пришел.

- Все в порядке, - заверил Владимир Толстой. - Просто Валентин Яковлевич не смог приехать из Пскова. Но свои рекомендации он передал по телефону...

Курбатов - фигура легендарная и для русской литературы, а для Пскова, где прожил больше полувека, - вообще "наше все".. Настоящий. Редкий. Каждый год проводил Пушкинские праздники поэзии, где рассказывал о Пушкине, как о знакомом.

Запомнилась одна история, услышанная там. В Пушкинском "Графе Нулине" есть эпизод, когда граф ложится, а слуга подает ему "щипцы, будильник и неоконченный роман". Казалось бы, ну и что тут такого, однако этот "будильник" Курбатову чуть ли не с детства не давал покоя: ну зачем графу будильник, когда у него есть слуга? Со временем выяснилось, что чувство слова Валентина Яковлевича не подвело. Действительно, в оригинале Нулину подавали совсем не будильник, а "урыльник". "Будильник" же вписал император, личный цензор Пушкина, сочтя "урыльник" чем-то абсолютно неприличным...

Курбатов попал в Псков случайно, можно сказать, по движению сердца. В 1964 году, когда он демобилизовался из морфлота, один новобранец попросил его заглянуть во Псков, присмотреть за бабушкой, которая осталась там совершенно одна. Можно было отказаться, но будущий писатель действительно поехал в незнакомый Псков и поселился у совершенно чужой ему Анны Степановны. Платил 25 рублей за комнату, присматривал за старушкой, работал грузчиком на чулочной фабрике.

Бабушка родилась еще в 19 веке, и, на свое несчастье, была свидетельницей, как в каком-то девятьсот лохматом году к ним в гимназию на Васильевском острове приходил Ленин. Память ее слабела, а единственным ослепительным событием оставался визит Ильича. Каждый вечер за ужином старушка пересказывала Курбатову одну и ту же историю в одинаковых интонациях и подробностях. "День сурка" Валентин Яковлевич терпел, сколько смог, пока, наконец, не сдал бабушку вернувшемуся внуку:

- Грешный человек, я не выдержал и бежал от Ильича и памятливой Анны Степановны, - вспоминал он.

Какое-то время он работал в Пскове грузчиком, не из диссидентства, а потому, что так складывалась жизнь. Тогда же стал писать про спектакли, на которые ходил чуть ли не каждый вечер. Вскоре - получил должность в местной газете "Молодой Ленинец".

Будучи журналистом, Курбатов практически спас псковский храм Сергия с Залужья. Сейчас это памятник федерального значения, сохранившийся с 16 века. А в советские времена там располагался мотоциклетный клуб, где по стенам гоняли на мотоциклах.

Войдя в этот храм, молодой журналист услышал в нем эхо молитвы. Своими статьями он умудрился вдохновить и вразумить советское руководство. Клуб закрыли, начались работы по реставрации святыни.

Понемногу судьба сводила его с великими писателями, из тех какие уже больше не живут на земле.

- Об этом никто не говорит, но в те времена была последняя великая литература, литература большого стиля, - был уверен Курбатов. - Именами Распутина, Астафьева, Белова можно было перекликаться в ночи. Это были писатели большой Идеи, она держала и мир, и нас грешных. Я стал писать о них и начал складываться сам...

Удивительно, но всю жизнь Валентин Яковлевич испытывал неловкость, когда его называли писателем:

"Это все случайно, как дуновение ветра. Случайно так вышло, что я дописался до членов союза писателя и для других высоких званий".

В последний раз проповедь от Курбатова мы слышали осенью, во время яснополянских встреч. Он говорил о том, что литераторы перестали беречь слово. Глядя на него, самого бодрого и живого среди вяловатых и разомлевших на жаре коллег, никто и подумать не мог, что эта его речь станет последним его наказом.

"Ничего случайного нет. Если живешь долго, Господу становится интересно увидеть движение сюжета твоей жизни", - говорил он и был прав. Кто-то сверху удивительно и красиво закольцевал сюжет жизни Валентина Яковлевича.

Его первым воспоминанием было, как он, двухлетний мальчик с обломком подсолнуха в руках, стоит возле железнодорожного полотна вместе с мамой. Мама - путевой обходчик - провожает поезда, идущие на фронт. Она держит в руках желтую табличку, а маленький мальчик, подражая ей, держит в руках желтый цветок. Солдаты проходящих поездов, глядя из окон, бросают мальчишке с цветком кто кусочек сахару, кто значок, кто гильзу. Словно он - общий сын, для всех, кто уходит на войну.

Валентин Курбатов умер внезапно, в один миг, держа в руках цветы. Его сердце остановилось, когда он нес букет для своей жены.

Фразы Валентина Курбатова

***

Я жил при тиранах, при демократах и только сейчас догадываюсь, что как бы хаотично не было время, случайного события нет. Мне могут возразить: "неужели Господь все предусмотрел для тебя, дурака? В жизни так не бывает". Оказывается, бывает. Когда живешь долго, Господу словно бы и в самом деле интересно движение этого сюжета. У меня была длинная, органичная, как движение облаков, как река, как небеса, жизнь. Только надо успеть увидеть это все, оглянувшись.

***

Сартр сказал, что ад - это другие. Я только на склоне лет догадался, что ад - это не "другие". "Другие" - это ты. Как бы ты не великатился, как бы не надувался, как говорил Лесков, эти "другие" и есть твое сердце, твоя жизнь, твоя полнота своего понимания. Вся моя жизнь состоит из этих других.

***

Когда вглядываешься в других людей - видишь зеркало. Понимаешь, что вот этот - я, и вот этот я, и этот тоже. И это неисчерпаемое "я" и есть сегодняшнее пребывание, в котором хочется напоследок выразить оставшиеся мгновения жизни.

***

Бывают горькие мгновения, когда ты чувствуешь, что твои товарищи расходятся по мемориальным доскам города. Ты понимаешь что история - не учебник, а все, что вокруг тебя. Эти мемориальные доски - твои товарищи, вчера ходившие по улицам. Это история твоего отечества.

О литературе

***

Когда-то у нас была устойчивая высокая литературная традиция, ныне осмеянная. Сегодня вы будете тщетно искать систему координат в обществе. Длинные списки премии "Ясная поляна" эту картину демонстрируют: писатели смятенно мечутся и ссылаются на время, мы бы писали лучше, порядочнее, без иронии и нежностью, но такое время. Но такое время мы строим сами и строят авторы этих книжек большинство из которых ироничны, чуть брезгливы, словно мир не дает повода поглядеть серьезно.

***

Об этом никто не говорит, но в советские времена была последняя великая литература. Литература большого стиля. Прежде всего, деревенская. Имена писателей-деревенщиков были именами общенациональными, ими можно было перекликаться в ночи. Это о мощной идее которая там была. Эта идея держала и мир, и нас грешных.

***

Сегодня мы стали однодневны. Так стремительны, будто у нас нет позади истории и впереди ее тоже нет. Мы живем только одним днем и кратким, плоским мгновением, как фотография со вспышкой.

О Пушкине

Соловьев говорил: народ - это не то, что он думает о себе в истории, а то, что Бог думает о себе в вечности. Бог думал о вечности Александром Сергеевичем Пушкиным. Потому Пушкин и непереводим, что нельзя перевести небо и землю. Когда-то это было ясно каждому сердцу и потому-то так бывает: переведут "Мороз и солнце, день чудесный", а получается сводка о погоде. Не выходит чуда небесной простоты.

***

Неслучайно Пушкина называли Адамом русской поэзии. Адамом, который идет и называет каждый цветок, яблоко, ромашку, облако, птицу. Каждую и лично эту, и все предметы помнили свое назначение, и каждая птица знала свое имя. Они были единственны и подлинны: вот оно. Как в Ветхом Завете, когда Бог спрашивал: "где ты", то каждый отвечал: вот я.

Эта подлинность была в каждом слове Александра Сергеевича.

Читайте на WWW.KP.RU: https://www.kp.ru/daily/27248/4377930/