«Великий перелом» — выражение Сталина, которым он охарактеризовал начатую в конце 1920-х гг. политику форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства.

Проведение в жизнь столь масштабных преобразований неспроста называют «революцией сверху». Перемены не только разрушали прежний уклад.

«Ликвидация кулачества как класса», "обострение классовой борьбы в деревне" – эти определения обозначали новый этап борьбы против крестьянства, продолжение беспощадной войны, которую утвердившийся в ходе государственного переворота в Октябре 1917 г. левоэкстремистский режим вел против собственного народа.

Определив своим первым и главным «врагом» крестьянское большинство, советское руководство  санкционировало массовые репрессии, насилие и произвол. Проводниками этой политики были не только органы ОГПУ.В деревню отправились десятки тысяч «активистов» - коммунистов и комсомольцев, которые помогали чекистам и местным партийным ячейкам в колхозном строительстве.

Проведение коллективизации крестьянских хозяйств сопровождалось насилием и произволом, которые порою принимали экстремальные формы.Свидетельств этому множество. То, что происходило в тот период в Крыму, является лишь частью общей жестокой картины.

«Кампания по ликвидации кулака, - докладывал 8 февраля 1930 г. вышестоящему руководству полпред ОГПУ по Крымской АССР Эдуард Салынь, - на основе ряда руководящих статей центрального органа «Правды», в Крыму была начата с 20 января с. г. Ни об­ластной комитет партии, ни наши органы на ход этой кампании не реагирова­ли, и первая руководящая директива, дающая правильную политическую ус­тановку и регулирующая порядок, была послана на места по получении из­вестной Вам основной директивы «руководящего органа» 3 февраля 1930 г.

Благодаря такому положению вещей местные аппараты на селе производи­ли голое раскулачивание, применяя метод ночных налетов и обысков на ку­лацкую верхушку деревни и села.

Во многих случаях эти внезапные налеты давали большой эффект, в смыс­ле обнаружения золота, ценностей и т. д., и это обстоятельство укрепило мне­ние низовых работников в целесообразности именно такого образа действий. Общественное мнение не подготовлялось, собрания бедноты и колхозников почти не проводились, что не замедлило сказываться в том, что середняк, а во многих случаях и бедняк, укрывал кулака, скот, инвентарь и проч. кулаком припряталось у них. Имелось место в одном селе укрывательство 4 тыс. овец среди бедняцко-середняцкого скота.

Отбираемое имущество в большинстве случаев складывалось в сараи «до распоряжения», а во многих случаях делилось между колхозниками и батра­ками, причем этот дележ вызывал большие споры и недоразумения; у кула­ков, как правило, отбиралось все: одежда, посуда, обиход и продовольствие до последнего фунта муки и масла. Поэтому на второй же день кулак перешел на иждивение к «любезному середняку», а поскольку его выгоняли также из помещений, часто переезжал к бедняку, но в большинстве случаев он разбрел­ся по Крыму, причем не всегда всей семьей, а иногда семья разъезжалась в разные стороны. В районах наибольшего скопления производим поголовную проверку домов. Помещения, отобранные у кулака, во многих случаях не за­нимались, а имущество его продавалось колхозу: лошадь — 75 коп. — до одного рубля; сбруя 10 — 15 коп. и т. д.

Никакого учета, ни плана кампании не имелось, и раскулачивание во мно­гих местах коснулось середняка»[i].

Райкомы принимали решения завершить коллективизацию в 2-3 месяца, а сельские партячейки - в 2-3 недели. Всех превзошел Евпаторийский райком, 26 февраля 1930 г. вынес постановление об организации колхозов до 5 марта, то есть в течение недели[ii]. Разъяснительная и организационная работа на местах подменялась насилием и грубым нажимом. Выдвигался лозунг: «Кто не за колхозы, тот против Советской власти». Широко практиковалось вывешивание в деревнях «черных досок» со списками крестьян, не вступивших в колхозы. Им объявлялся бойкот[iii].

«В Евпаторийском районе сплошной коллективизации, - читаем в информационной сводке Колхозцентра СССР и РСФСР о ходе ликвидации кулачества как класса по районам СССР, - сейчас решительно проводится ликвидация всех кулац­ких хозяйств. Отбираются земельные наделы, которые передаются колхозам и совхозам. Конфискуют все хо­зяйственные и жилые постройки, промышленно-произ­водственные предприятия, живой и мертвый инвентарь в неделимые фонды колхозов <…>

Раскулачивание проводится в Ялтинском районе и на Арабатской стрелке»[iv].

Более подробно ход раскулачивания зафиксировали местные сводки.

Евпаторийский район. «Конфискуют имущество все под чистую: календарь, ложки, окорока, последнюю буханку хлеба, сдают все это в колхоз, и когда делят эти мелочи, то получаются скандалы. Кулаки уезжают, детей бросают, которые ходят под окнами и просят их покормить».

Судакский район. «... Отбирали все до последней буханки, деньги, золото, подушки, самовары».

Джанкойский, Симферопольский районы. «Как раскулачивали в Джанкойском районе - описывали имущество и тут же распродавали, лошадей колхозам продавали по 75 копеек, инвентарь тоже шел по дешевке. Настроение кулацкой части - бежать. Настроение парторганизации такое - независимо от того, лишен или не лишен избирательных прав, имущество конфисковать».

Ялтинский район. «Секретарь партийной ячейки Ивановский (деревня Кекенеиз) приходит к кулаку и требует с наганом в руках золота выдачи имущества, мануфактуры и проч.»[v]

«Даже в пору самого сурового военного коммунизма, - писала в своей жалобе в адрес правительства жительница Золотой балки Марица Кендроти, - мы не наблюдали таких действий властей на местах, какие мы теперь испытали в отношении себя при наличии всех существующих и действующих законов. Для меня было бы все это понятно, если бы я с отцом была объявлена вне закона, как тягчайшие уголовные преступники. Произошло же с нами следующее:

Во время отсутствия отца (находился в Москве по делам) 5.02.1930г. ко мне на хутор прибыла бригада по раскулачиванию во главе с представителями власти от Кадыковского сельсовета и Севастопольского райисполкома, и без всяких объяснений приступила к описи всего нашего имущества. Описан был не только сельхозинвентарь, продукция в виде вина и мои барашки, но и все домашние вещи, вплоть до носильного белья. Взяты были имевшиеся в наличии облигации и другие ценные бумаги и документы и после этого, все имущество на подводах было вывезено с хутора, а я посажена на подводу и отвезена в Севастопольское ГПУ, где меня под арестом продержали несколько дней в голоде и холоде. Я не знаю, за что меня арестовали, за какие преступления, т.к. никаких обвинений мне не предъявлялось.

Правильно ли были составлены описи, я также не знаю, т.к. проверять мне их не разрешили, а только насильно заставили подписать.

Я осталась буквально в том, в чем была застигнута, и мне было разрешено надеть только пальто. Я оказалась в тяжелом положении, ибо ни квартиры, ни имущества, ни денег у меня нет, ибо все было отнято. Мне даже не дали копии описи моего имущества»[vi].

Многочисленные злоупотребления и «перегибы» в ходе проведения коллективизации впоследствии признало и государство. Некоторые преступные проявления были преданы огласке и даже попали на страницы книг, посвященных истории Крыма в ХХ столетии, выпущенных в советский (преимущественно хрущевский) период. В частности, отмечалось, что в числе раскулаченных во множестве оказались середняки. Так, в Джанкойском, Ишуньском и в некоторых других районах коллективизации вместо организаторской и разъясни­тельной работы середняков насильно, под страхом раскулачи­вания и лишения избирательных прав, заставляли вступать в колхозы[vii].

В Феодосийском районе решено было в декадный срок слить воедино все мелкие колхозы. Представитель райколхозсоюза на собрании колхозников артелей им. 9 января и «Красная заря» поставил вопрос так: «Не объединитесь — под суд»[viii]. В деревне Розенталь Зуйского района был объявлен бойкот тем беднякам и середнякам, которые не хотели вступать в колхоз. Им не отпускали керосин и другие дефицитные товары. В Зуе несогласных с политикой советской власти крестьян лишали избирательных прав[ix].

Также предпринимались попытки обобществления скота, находящегося в личном пользовании. В ряде районов обобществляли даже дома колхозников, а в артели им. Ленина Бахчисарайского района решили обобществить приусадебные земельные участки[x].

Общую картину низового насилия и «перегибов» при проведении раскулачивания отражает содержание справки ИНФО ОГПУ о предварительных итогах раскулачивания на 17 мая 1930 г. и допущенных перегибах, в том числе с указанием количества ликвидированных хозяйств и стоимости конфискованного имущества.

«Под категорию раскулачиваемых, - читаем в документе, - подводились целые группы середняков, бедняков, быв.<ших> красных партизан, семей кр<асноармей>цев. Лишали избирательных прав механически, подчас лиц из перечисленных прослоек. В отношении действительных кулаков допускались грубейшие издевательства. Порой раскулачиваемых подвергали пыткам, публичным оскорблениям, выгоняли ночью на улицу с детьми, отбирали все, вплоть до мелочей домашнего обихода и т.п. Конфискованное у раскулачиваемых имущество нередко расхватывалось местными работниками, присваивалось, не обеспечивалось соответствующим уходом, распродавалось за бесценок, раздавалось индивидуальным бедняцким хозяйствам.

Основная масса искривлений и перегибов, однако, свелась к подведению середняков под категорию раскулачиваемых»[xi].

Но это признают потом, а пока в местной прессе активно публиковались статьи и заметки, где эти и другие проявления низового насилия освещались в сугубо положительном русле. Иллюстрацией служит публикация «Крепкий удар по классовому врагу», вышедшая в газете «Красный Крым»:

«Беднота и середняки деревни Кадыковки на общем собрании единодушно приняли решение о выселении из пределов Крыма кулаков Кадыковки - Кендроти, Катылевича, Лесового, Кефени. Имущество кулаков решено конфисковать, передав его в фонд коллективизации. Собрание решило также ходатайствовать перед райисполкомом о выселении целого ряда лиц, ведущих активную антисоветскую агитацию. Считая, что с выселением кулаков в селе нет места и попам, собрание решило закрыть и церковь»[xii].

Общее число сельских тружеников, которые стали жертвами «перегибов» при раскулачивании, достоверно не могли определить даже компетентные органы. Тем не менее, как отмечалось в вышеупомянутой справке ИНФО ОГПУ, «уже предварительные данные свидетельствуют о крайне широких размерах допущенных в процессе раскулачивания искривлений и перегибов»[xiii]. Так, в Крыму из общего числа 4984 раскулаченных хозяйств было незаконно рас­кулачено 1420[xiv]. 

Главным последствием низового насилия в ходе коллективизации стало массовое недовольство и рост антисоветских настроений среди крестьян, вплоть до открытых выступлений. Участились расправы с членами компартии и колхозными активистами. Также сельские труженики стремились покинуть колхозы. Только в апреле 1930 г. в Крыму их было 13 358 человек[xv].