Пишущие о России и непростой судьбе русского народа не забывают повторять об уникальности огромной страны. Кто-то считает ее «краем света», кто-то той землей, на которую сойдет с небес Мессия, чтобы обновить мир на принципах добра и справедливости. Полярность мнений о значимости России перетекает из века в век с тех самых пор, как «медвежий угол» был провозглашен православным монахом Третьим Римом.
В целом, полемисты сходятся во мнении о своеобразии русского народа, но оценивают это своеобразие по-разному. Одни относят русских к немногочисленной группе великих державообразующих народов, другие настаивают на том, что русские, в качестве исторической общности, сложились исключительно за счет внешних влияний и ничего особенного в государственном устройстве России, ее культуре и движущих силах общества нет. Причем, суждения о «скандинавском следе», о наставнической роли Византии или несмываемом тавре татарского ига опять же зачастую диаметрально расходятся. Кто-то считает, что ткань истории народа, как и сам его этнический состав, сплошь состоит из иноземных нитей, а кто-то наоборот настаивает на беспримесной чистоте русского народа. Но все спорщики соглашаются с тем, что после эпохи Петра I вся Россия ощутила на себе «дыхание Европы». Однако и в этом случае одни относят это «дыхание» к пагубным явлениям, а другие считают его освежающим всю общественную жизнь. Первые кручинятся о том, что из Европы пришли идеи масонства, атеизма, шовинизма, марксизма: вторые, напротив, видят в Европе очаг просвещения и двигатель прогресса.
Примечательно и то, что многовековое соседство с Оттоманской Портой, раскинувшейся на землях трех континентов, мало кого интересовало. Исключение составляет один лишь К.Н. Леонтьев. Впрочем, гениальность всегда исключительна. Именно сквозь призму турецкой действительности мудрец ясно увидел направленность грядущей реструктуризации европейского общества, идущего от цветущей сложности к всеобщему смешению и опрощению. Увидел Леонтьев и те скорби, которые ожидают Россию, призывал власти «подморозить» многие политические, экономические, социальные, культурные процессы, происходящие на Русской земле. Он верил в Божью помощь и ждал остужающе морозного ветра с северной стороны. К сожалению, Леонтьева никто не слышал.
 Несмотря на то, что Порта заключала в своих границах все древние центры православия, в том числе и Константинополь, интереса к историческому опыту южного соседа русские проявляли мало. Разве что без конца подсчитывали, а затем пересчитывали число павших в бессчетных сражениях с турками и количество потопленных кораблей, а также удлиняли перечень взятых штурмом неприятельских крепостей.
Отсутствие всякого интереса у русских к особенностям протекания общественной жизни в Порте объясняется тем, что обе империи вошли в тесное соприкосновение как раз в эпоху Петра, который являлся последовательным европоцентристом, а все не европейское отметал, как никчемное. Даже православие было для него слишком «восточным». Кстати, пренебрежительное отношение ко всему азиатскому чуть не стоило Петру головы. Выйдя за пределы своей империи, русский правитель тотчас был пленен одним турецким пашей. Лишь благодаря женским чарам Марты Скавронской, искусству переговоров, которым блестяще владел Шафиров, и жадности самого паши, Петр сохранил свое величие для истории и сумел убраться восвояси. Воспоминания об этой военной авантюре и позоре, пережитом в ходе унизительных переговоров с пашей, только добавили у реформатора России неприязни ко всему турецкому. Эта неприязнь автоматически передалась придворным и военачальникам, последующим правителям и правительницам России. К тому же, в XIX веке влиятельные европейские политики открыто называли Турцию «больным человеком», а победители в Первой мировой войне разделили еще «неостывший труп» Порты между собой.
Интерес обычно вызывают не старые и дряхлые политические образования, а новые, растущие и крепнущие. В отличие от Порты, многие европейские государства действительно быстро развивались, бурно ссорились между собой, составляли противоборствующие лагеря и альянсы. Наполеона обуздали и, конечно, осудили за его непомерные амбиции, но каждый сколь-нибудь заметный европейский правитель мечтал стать вторым Бонапартом. Отдавая должное многим новациям, разрушительно-созидательным пертурбациям, происходящим в протестантско-католической Европе и непосредственно влияющим на жизнь в России, все же не следует отгораживаться от исторической судьбы южной империи по той простой причине, что трагедия, постигшая русский народ в ХХ в. созвучна с трагедией других православных народов, которые в века давно минувшие оказались под железной пятой завоевателей турок османов.
Воинственные кочевники приняли ислам примерно в то же время, когда жители Киевской Руси приобщились к таинствам христианства. Затем турки  сокрушили Второй Рим, оккупировали прилегающие к Византии православные страны. На всех завоеванных территориях жестокие завоеватели вырезали правящий слой, ввели казарменную дисциплину – православные люди оказались на положении низшей расы. Многие христианские храмы, на протяжении двенадцати предыдущих веков просветляющие души многочисленных паломников, после падения Византии были разрушены или переделаны в мечети. Тысячи монахов и священников, искусных мастеров и воинов пополнили собой отряды невольников.
Порта прочно утвердилась на землях загубленной Византии. Ее армии считались непобедимыми, а ратники слыли образцом доблести и бесстрашия. На руинах православной империи выросло могущественное, иноверческое, агрессивное государство, которое на протяжении четырех веков контролировало большую часть акватории Средиземного моря и значительные территории на Балканах, Передней Азии и Северной Африке. Но вернемся к России.
 За период, включавший в себя вторую половину 1914 – первую половину 1922 г.г., миллионы русских детей оказались без кормильцев. Безотцовщина поразила и многие другие народы, ввергнутые в мясорубку Первой мировой войны, но русские потеряли больше всех – около 6 млн. чел., как убитыми, так и покалеченными. К войнам в России привыкли и научились превозмогать их пагубные последствия. Ключевую роль в этих преодолениях играли православная церковь, неустанно призывавшая людей к состраданию и милосердию, а также институт семьи. Семья обычно была многочисленной, многоколенной, к тому же густо оплетенной родственными связями. Но в описываемые нами годы на Россию обрушилось тяжелейшее бедствие, потому что мировая война на дальних фронтах переросла в войну гражданскую уже внутри огромной страны. Православная церковь оказалась вне законов, устанавливаемых большевиками. Патриарх Тихон предал анафеме Владимира Ульянова и весь коммунистический режим.
 Междоусобица пришла вместе с лютым голодом, эпидемиями; затем последовали массовые репрессии. Люди погибали не только в сражениях, но и от распространения инфекционных болезней или от нехватки продовольствия: беженцы или депортируемые умирали в чистом поле от холода, горожане – от разгула мародеров. Имелись случаи массового безумия: люди сходили с ума от пережитых потрясений, издевательств, выселений, добровольно накладывали на себя руки, не в силах пережить «окаянные дни». Зачастую матери сами выпроваживали своих детей постарше на поиски «хлебных мест». Даже обеспеченные и состоятельные семьи не могли прокормить своих детей, потому что все сбережения одномоментно подверглись реквизициям, а недвижимость была обложена непомерными налогами.  За исключением марксистов-ленинцев, утвердившихся во власти, а также ушлых спекулянтов, сотрудничающих с мародерами, почти все семьи впали в полную нищету.
Заботу о миллионах малолетних оборванцев, оставшихся без отчего крова и материнской ласки, взяло на себя юное советское государство. Социальная обездоленность детей, брошенных на произвол судьбы из-за рокового стечения обстоятельств, быстро превратилась в моральный капитал, который вскоре стал приносить властям устойчивые дивиденды. Бедствия и несчастья, терзавшие страну в течение целого десятилетия, оказались чрезвычайно полезны для радикального обновления общества.
Многие беспризорники не знали даже имен своих родителей, не говоря уже о других родственниках; не могли толком объяснить, где и когда родились. Отсеченные от опеки семьи и родни, низведенные тяготами выживания до скотского состояния, они представляли собой прекрасный «материал» для взращивания новой человеческой породы или для формирования новой исторической общности. Именно этой трогательной теме посвящен первый звуковой советский фильм «Путевка в жизнь».
Не следует демонизировать большевиков, искать доказательства того, что ими был реализован тщательно продуманный план, составленный в уютных европейских кафе или далеких ссыльных краях. Российская империя погрузилась в анархию из-за тягот изнурительной, затяжной войны с Германий,  Австрией и Турцией; та война буквально обескровила империю, да и не только ее одну. Большевики же чудовищным террором оседлали волну анархии в тщетной надежде распространить из разоренной России «мировой пожар», дабы на пепелище беспрепятственно заняться строительством нового общества. «Возгорания» произошли и в других странах и землях: в Баварии, в Венгрии, в Германии. Мощнейшие забастовки промышленных рабочих сотрясали Италию, Францию, Англию и США. Практически весь греко-христианский мир был изнурен той войной до предела. Коммунистические идеи получили головокружительное развитие как следствие этого изнурения. Но к 1923 году они уже ослабили свой напор. На политическую сцену выходили фашисты. К середине 20-х годов только твердолобые догматики вроде Троцкого еще могли ожидать «звездного часа для всего человечества». А диалектики прекрасно видели, что «мировой пожар» полыхал на территории одной России и пора гасить его, чтобы на пепелище как-то организовать жизнь оставшихся людей и не быть съеденными соседями.
В отличие от Ленина и Рыкова, т. Сталин никогда не был германофилом; в отличие от Троцкого, Каменева, Зиновьева не причислял себя к «авангарду всего прогрессивного человечества», что было свойственно  амбициозным сынам «избранного народа», вступивших на путь радикальных политических преобразований. Он плохо знал Англию, в которой, согласно Марксу, развитые производительные силы давно подготовили все предпосылки для коренного  изменения характера производственных отношений, но почему-то не изменяли. Т. Сталин был выходцем с Кавказа, причем молодые годы провел не только в родной Грузии, но и в Азербайджане, а также в Аджарии. В Батуми ему удалось даже поднять восстание, чтобы освободить из тюрьмы, томящихся там товарищей по борьбе с самодержавием. Он был смелым человеком и не особо цеплялся за свою жизнь.
Т. Сталин как личность сформировался в регионе, который традиционно, на протяжении многих веков находился под сильным влиянием Порты. Политические, культурные воздействия Российской империи стали ощущаться в том регионе только в XIX веке. Жители Кавказа были осведомлены об особенностях и порядках в Оттоманской империи значительно лучше, нежели об особенностях жизни могучего северного соседа. Если армяне люто ненавидели турок, в своей ослепляющей ненависти обретая своеобразное утешение за давнишнюю утрату своего  политического суверенитета, то грузины сумели отстоять свою независимость в борьбе с Портой: они постоянно ждали очередного натиска воинственных турок и, готовясь к его отражению, пристально всматривались в особенности государственного устройства воинственного южного соседа. Поэтому о порядках в «турецкой стороне»  грузин мог рассказать гораздо больше, нежели о Российской империи даже тогда, когда Грузия признала над собой власть династии Романовых.
Вот как характеризует правящий слой Порты американский исследователь Либур, издавший в 1913 году книгу под названием «Правительство Оттоманской Порты в эпоху Сулеймана Великолепного»:
«Оттоманский правящий институт включал султана и его семью, придворных, чиновников, армию, состоящую из кавалерии и пехоты, а также большое количество молодых людей, которых готовили к службе в армии, при дворе и правительстве. Эти люди владели пером, мечом и скипетром. Они выполняли все функции правительства, кроме функций правосудия, связанных с соблюдением Священного Закона. Наиболее характерной особенностью этого института было то, что его личный состав пополнялся в основном лицами, родившимися от христианских родителей. Во-вторых, почти каждый член этого учреждения считался рабом султана и оставался им всю жизнь, что никак не зависело от богатства, власти, доблести, которыми он обладал или которыми мог обладать.
Царская семья... могла справедливо считаться семьей рабов, потому что матери детей султана были рабынями; сам султан был сыном раба; его дочери выходили замуж за людей, которые носили титул визиря или паши, только пока это нравилось султану, тогда как титул «кул» или раб был постоянным. Сыновья султана, имея право претендовать на трон, женились только на рабынях. Задолго до времен Сулеймана (конец XV в. – прим. автора) султаны перестали получать невест царского происхождения, как, впрочем, и называть женами матерей своих детей».
Далее Либур пишет:
«Возможно, Земля не знала более смелого эксперимента, чем оттоманская система управления... В Соединенных Штатах Америки человек, воспитанный в среде лесников, может дойти до президентского кресла благодаря своим способностям и труду, но не благодаря тщательно отработанной системе, которая толкает его вперед. Римская католическая церковь и сейчас может из крестьянина сделать священника, но она никогда не выбирала кандидатов для этого из враждебной религии. Оттоманская система отбирала рабов и тщательно готовила из них управителей государства. Она брала мальчиков с пастбищ и от плуга и делала их супругами принцесс; она брала молодых людей, чьи предки века носили христианское имя, и ставила их правителями великих магометанских государств, воспитывала из них солдат и генералов непобедимых армий, и они с восторгом сшибали крест и водружали полумесяц. Они никогда не спрашивали у своих новичков: «Кто твой отец?» или «Что ты знаешь?» или даже: «Можешь ли ты говорить на нашем языке?». Но они изучали их лица и телосложение и говорили: «Ты будешь солдатом, а если покажешь себя достойным, то генералом!» или «Ты будешь ученым и знатным человеком, а если проявишь способности, то губернатором или премьер-министром». Полностью игнорируя тот глубинный механизм, который называется человеческой природой, и те религиозные и социальные нормы, которые, кажется, диктуются самой жизнью, оттоманская система навсегда отнимала детей у родителей, лишала их семейной заботы, отказывала в праве на владение собственностью, а семьям не давала никаких гарантий относительно будущего их дочерей и сыновей, не перемещала их по социальной лестнице, но учила их чужому закону, чужой этике, чужой религии и всегда заставляла помнить, что над их головами висит меч, который в любой момент может положить конец блестяще начатой карьере».
А теперь дополним это исследование высказываниями  
 выдающегося английского историка Тойнби:
«...сущность оттоманской системы заключалась в отборе и тщательной тренировке «овчарок», которые должны были держать в повиновении «стадо» падишаха. Оттоманский общественный раб высшего уровня – это самая трудная, опасная, почетная и славная профессия, о которой только мог мечтать подданный падишаха. Однако существенным и поразительным правилом оттоманского государственного правления является то, что эти места предназначались лицам иноверческого происхождения безотносительно к тому, были ли родители претендента подданными падишаха, тогда как единоверцы падишаха были нежелательны, даже если они являлись сыновьями оттоманской феодальной знати, которая считалась равной падишаху перед лицом Бога. Исключения допускались крайне редко. Этот обычай просто удивителен, поскольку он являет собой крайнее проявление отлучения отпрысков правящей элиты от власти. Однако он, безусловно, имел позитивные стороны. Оттоманская система обучения предъявляла человеку столь строгие требования, что только тот, кто полностью и безоговорочно порывал с привычной средой и входил в новую систему как изолированный атом, мог соответствовать ей по всем параметрам. Поэтому среди всех претендентов, находившихся в распоряжении падишаха, наименее пригодными оказывались дети мусульманских феодалов, обремененные клановыми и родственными связями, гордые своим происхождением и религией. Падишахи понимали, что если однажды они уступят и допустят этот свободнорожденный и свободомыслящий элемент к власти, то возникнет острый конфликт между личностью и системой...
Главными принципами оттоманской образовательной общественной системы были постоянный и неослабный надзор, специализация на всех ступенях прохождения обучения, а также чередование поощрения и наказания. Дисциплина была очень строгой, а наказания, хотя и регулировались определенными правилами, были жестокими. С другой стороны, применялись и положительные стимулы, срабатывала постоянная апелляция к честолюбию. Каждый мальчик, поступивший в гвардию оттоманского падишаха, сознавал себя потенциальным великим визирем. Перспективы его целиком зависели от личной доблести и успехов в соперничестве со своими товарищами по учебе. На каждой ступени обучения у него была возможность повысить служебную категорию; успех означал немедленное увеличение жалования (слуги – рабы оплачивались с самого начала), кроме того возрастал шанс достичь самых блестящих вершин карьеры».
Эти пространные выдержки двух уважаемых историков понадобились, чтобы найти ответы на вопрос: почему т. Сталин в послереволюционные годы постоянно наращивал свой авторитет как политик, как хозяйственник, как партийный строитель, как военный стратег, в то время как его соумышленники, отличающиеся избыточным самомнением, частенько ошибались и промахивались? Дело в том, что т. Сталин отчетливо видел будущее государственного устройства СССР и будущий опорный слой страны. А его многочисленные соперники и претенденты на власть обнаруживали вокруг себя лишь преграды или объекты, предназначенные для разрушения и слома. Знаменитое изречение: «Кадры решают все», – имело столь глубокое и столь революционное значение, что его мало кто понимал.
Выходец из мира «голодных и рабов», вознесенный своим долготерпением, упорством и адекватным восприятием постоянно меняющейся общественно-политической ситуации на вершину власти, кавказский горец, вчерашний каторжник и бродяга, отрекшийся от Христа и от своего первоначального имени (И. Джугашвили), т. Сталин дополнил социальный эксперимент марксизма этико-евгеническим, опираясь на исторический опыт страны, которая была совершенно неинтересна и непонятна русской интеллигенции. У него имелись все основания многажды убеждаться в неисправимой слепоте тех, кто громогласно провозглашал себя вождями трудящихся масс и авангардом всего прогрессивного человечества.
Новая власть, извратившая все христианские добродетели до их противоположностей, могла надолго утвердиться на руинах Третьего Рима, только переняв навыки правления Порты. В миллионах беспризорников, отлученных от родительской опеки и ласки отнюдь не набегами крымских татар, а самой судьбой, т. Сталин прозорливо увидел своих будущих верных сторонников и подданных – подлинных строителей коммунистического завтра. Чем больше был размах репрессий, чем тяжелее войны и губительнее недороды, тем выше вздымались волны человеческого горя и страданий. Но эти волны в изобилии выносили на берег «человеческий материал», «теплую глину», из которой можно было беспрепятственно лепить будущих офицеров, инженеров, ученых, писателей и партийных работников.
У чумазого мальчугана, подобранного на захудалой железнодорожной станции или в грязном подвале, не спрашивали, кто его отец, крещен ли, где родился. Многие дети и при всем своем желании не могли ответить на эти простые вопросы, потому что с самого нежного возраста всецело были заняты поисками более важных вещей: Где найти укрытие от дождя и ветра? Где разжиться хотя бы заплесневелой коркой хлеба? Чем защищаться от крыс или от одичавших собак?
Такого мальчугана обривали наголо, отпаривали и отмывали, сжигали все его тряпье, одевали в простую чистую одежду, кормили, предоставляли кров, обучали, следили за его поведением, воспитывали в нем будущего активного бойца за идеалы социалистической революции; затем поручали сначала незначительные задания, а потом и более ответственные. И в случае их успешного выполнения, смело выдвигали неофита на высокие посты, предоставляли реальную власть над тысячами людей и даже целыми областями и республиками, интегрированными в Советский Союз. Ни одна самая демократическая система не могла похвастаться столь головокружительными взлетами «из грязи в князи». Даже в США, население которых преимущественно состояло из потомков европейских низов, сложился определенный истеблишмент, который не пускал в свой круг людей из «ниоткуда». Конечно, исключения случались. Даже в консервативной Англии в сообщество знаменитых писателей пробился своими скандальными романами Лоуренс – выходец из шахтерской семьи. Но в Советском Союзе подобные взлеты в любых сферах жизнедеятельности общества приобрели поистине массовый характер и производили ошеломляющее впечатление не только на строителей коммунизма, но и на скептиков.
До сих пор «дети совдепии» охотно признаются в том, как они горячо любят советскую власть и лично т. Сталина. Некоторые из них даже смутно помнят своих родителей или бабушек и дедушек и к тому же выяснили в зрелом возрасте, что родители были расстреляны красноармейцами или сосланы на Крайний Север как кулаки. «Дети совдепии», тем не менее, стараются поменьше думать о тех годах. Они не хотят ворошить прошлое: они сами всю жизнь презирали «обиженных властью» и всегда доверяли тем, кто учил, воспитывал, поощрял и выдвигал сирот. Они избегают сопоставлять факты, подтверждающие, что «учителя» и «воспитатели» измывались над их отцами и дедами, насиловали сестер и матерей. Они искренне считают эти факты очернительством или вредительством, да и вообще стараются не думать в «этом направлении». Родители и прочие родственники для них слишком абстрактны, такие же далекие незнакомцы, как авторы наскальных рисунков в древних пещерах. Но «дети совдепии» прекрасно помнят те минуты, когда советская власть извлекла их из руин или сняла с чердаков, и дала им все, что они имели на протяжении своей долгой жизни: койку в детском доме, красный пионерский галстук, аттестат об окончании школы рабочей молодежи, диплом техникума или училища, партбилет, служебную квартиру и служебную автомашину, должности и связи, общественный статус и уважение среди таких же товарищей, как и они сами. Все это достигалось благодаря жесткому отбору, через самодисциплину, через терпение и труд. Но ни в одной другой стране, оказавшись в детстве на свалке, они не смогли бы достичь и малой толики того, чего им удалось достичь в качестве строителей коммунизма в СССР. Да, годы лихолетий отобрали у них буквально все, сделали сирыми и нагими, бросили на произвол судьбы и обрекли на гибель; но действующая в стране система не позволила им погибнуть, дала им «путевку в жизнь». Как же они могут плохо относиться к такой системе!
Буквально на протяжении жизни одного поколения произошло замещение одного правящего слоя (аристократия) на другой (русская интеллигенция), а затем на третий (советская интеллигенция). Вторая Византия, величайшая в истории империя, оказавшись в состоянии безвластья, была стремительно превращена в пепелище варварским натиском леворадикальных интеллигентов, дезертирами с фронтов Первой мировой войны, инородцами с национальных окраин, бесноватыми деятелями Коминтерна, слетевшимися к политическому трупу из стран Европы и Северной Америки, а также городскими люмпенами с уголовными наклонностями. Как и при падении Константинополя в XV веке, были убиты император и вся его семья, подверглись осквернению и разрушению православные храмы и святыни, христиане оказались на положении низшей расы. На руинах империи утвердилась иноверческая религия - марксизм. Но, как свидетельствуют Либур и Тойнби, отнюдь не турки-мусульмане, завоевав Византию, составляли могущество Порты, а янычары, паши и визири, отобранные в детские годы у униженных христианских семей, соответствующим образом выученные, воспитанные и считавшие себя пожизненными рабами султана.
На фоне быстро взрослеющих юнцов, преданных лично т. Сталину и убежденных, что подлинная история человечества началась с 1917 года, а до этого были сплошные потемки и недоразумения, русская интеллигенция выглядела скопищем пустотелых жестяных барабанов из местечка Бубнилово. Советские интеллигенты были молоды, энергичны, дисциплинированы, легко подчинялись мобилизациям и отличались  исключительной чуткостью ко всем вибрациям, исходящим от правителя. Они были всецело обязаны новой власти и не имели никаких связей с порочащими элементами, а также их не обременяли воспоминания, уходящие за сроки существования советского государства. Русская интеллигенция обрела своего могильщика. Радикализм неизбежно вызывает радикальные последствия.
«Преобразования мира» стремительно изменяла структуру общества. Логика перемен сначала заключалась в уничтожении враждебных классов, а точнее будет сказать, в истреблении цвета русского народа, затем пришла очередь русской интеллигенции, в составе которой оказались тысячи царских офицеров, перешедших в годы гражданской войны на службу к большевикам, тысячи русских преподавателей университетов и других образовательных учреждений, также оставшиеся по тем или иным причинам на родине, тысячи русских инженеров и специалистов, относивших себя к «технарям» и считавших себя атеистами. Значительная часть этой публики была отнесена к заговорщикам, вредителям, саботажникам или носителям контрреволюционной идеологии. Наконец дело дошло и до прощания т. Сталина со многими соратниками по революционной борьбе: все они подлежали уничтожению.
Описывая стиль правления диктатора, некоторые историки и публицисты склонны считать его юдофобом. Но для подобного утверждения слишком мало оснований. Гораздо больше признаков того, что т. Сталин считал евреев «рожденными для рабства» (это мнение закрепилось в сознании просвещенных людей еще со времен античного историка Тацита). А раз мир «голодных и рабов» поднялся для революционной борьбы, евреи просто обязаны были играть в этой борьбе заметную роль. Но т. Сталин строил государство на века, методично укрепляя политическую систему, и при этом строительстве сталкивался с проблемами, схожими с теми, с которыми столкнулся завоеватель Константинополя и покоритель всей Византии – Мехмет II. Ради прочности созидаемой им империи Мехмет II был вынужден приказать убить всех своих братьев, как потенциальных претендентов на трон. Прибегнем еще раз к мнениям уже цитировавшихся нами историков. Вот что пишет на эту тему Либур:
«Мехмет II Завоеватель получил разрешение убить своих братьев, «чтобы сохранить в мире мир» …Можно предположить, что великий оттоманский государственный деятель, когда он приказывал задушить своих лишних наследников, испытывал не большие угрызения совести, чем современный западный буржуа, когда он решает утопить лишних котят».
    Схожим образом т. Сталин  поступил и с ленинской гвардией – соратниками по борьбе за равенство и братство. Но в отличие от Мехмета II, это решение, видимо, далось ему нелегко. Чтобы придать убийству своих «братьев по вере» легитимный характер, он устроил показательные судебные процессы. А так как рассеяние евреев отнюдь не исключает их сгущений в определенных местах и в определенное время, то получилось, что среди осужденных на позорную смерть оказалось немало «детей Израилевых»: уж слишком явно и настырно они выказывали претензии на власть. Они погибали как догматики и фанатики, приговоренные диалектиком и политиком к исчезновению из истории строительства нового общества.
Практически, ни одного русского человека не участвовало в ликвидации ленинской гвардии. В карательных органах и системе правосудия того времени даже советских интеллигентов было еще крайне мало; видную роль и ответственные посты по – прежнему занимали поляки, евреи, армяне, грузины, латыши, вовлеченные в революционные коловращения сначала в качестве попутчиков и рядовых бойцов, а со временем «вышедшие в люди». Зло – самоуничтожается. Но, к сожалению, не исчезает совсем.
Чистки, захватывающие в «ежовые рукавицы» маршалов, академиков, редакторов ведущих периодических изданий, высокопоставленных палачей и надзирателей кажутся абсурдом, ослаблявшим молодое государство. Но  уничтожение цвета нации в революционные годы не переживаются нынешними историками и публицистами столь драматично. Все дело в том, что современные историки и публицисты в своем подавляющем большинстве ведут свою родословную от высокопоставленных палачей, истязателей, военачальников и академиков, обретших весомый социальный статус в 20-30 годы. Почему-то репрессии, направленные на ликвидацию изрядной доли «служивых», партфункционеров, тружеников агитпропа и прочих лиц, «состоявшихся» в молодом советском государстве частенько списывают на приступы паранойи, которыми, дескать, страдал диктатор
Т. Сталин вряд ли страдал паранойей. Столицу он не покинул в страшную осень 1941 года. Просто в двадцатилетие, предшествующее Отечественной войне, он искренне хотел очистить страну сначала от остатков сословной России, а затем и от тех, для кого был «первым среди равных». Занимаясь столь грязным делом, т. Сталин и сам умирал в качестве «гнилого» русского интеллигента, но, в отличие от своих прилюдно опозоренных товарищей по революционной борьбе, мечтал жить вечно, уже в качестве бронзового Отца народов.
Конечно, и это перевоплощение произошло благодаря ветру с юга. В 1928 году турецкий диктатор Мустафа Кемаль-паша получил официальный титул Ататюрка («Отца турок»). Т. Сталин, начавший к тому времени системные, долговременные и опять же крайне жестокие преобразования, уже не видел себя «вождем мирового пролетариата». Он внутренне согласился с тем, что русские, украинцы, белорусы, грузины, армяне, калмыки, тунгусы, буряты и прочие народы еще долгое время будут сохранять свои социокультурные особенности. Он видел себя падишахом Второй Порты, которую должны бояться европейцы также, как они века трепетали перед могуществом Первой Порты.
Т. Сталин ясно представлял себе систему организации многомиллионного населения СССР. И самое главное – он четко видел, как создать новый правящий слой. Массовое сиротство всемерно культивировалось и поощрялось после революционных лет. Была разработана процедура отречения наиболее «сознательных» детей от своих родителей, попавших в разряд «врагов народа». Несчастные родители даже инспирировали такие психологические казни, прекрасно понимая, что обречены на ссылку или на уничтожение, и пытались как-то спасти своих детей. «Новой семьей» для мальчиков или девочек становились пионерская, а затем комсомольская организация; новым домом – школа – интернат, а затем студенческое общежитие. Зато открывалась прямая дорога не только к получению высшего образования, но и возможность работать на секретных объектах, быть зачисленным в ряды партии, занимать государственные должности.
Из 5–10 – летнего сироты действительно можно вылепить все что угодно. И вал сиротства ничуть не слабел. Не стихающая классовая борьба, коллективизация, чистки остатков русской интеллигенции, локальные военные конфликты, ежегодно поставляли властям обильный человеческий материал, как шахты поставляли каменный уголь, а бескрайние леса – деловую древесину.
Радикальные преобразования привнесли в русский язык множество новых словосочетаний. «Комсомол» – это коммунистический союз молодежи, «рабкрин» – рабоче-крестьянская инспекция, «вуз» – высшее учебное заведение. Можно воспользоваться тем же приемом и назовем советскую интеллигенцию коротким словцом – «совины».
Совины были сплошь молодыми людьми, в основном славянской внешности. Дело в том, что без отцов, а затем и без матерей в постреволюционные годы оказывались в основном русские, украинские и белорусские дети. За спинами совинов зияла пустота. Практически каждый был подобран властями на свалке или на помойке, на перроне вокзала или извлечен из воровской «малины». Большинство беспризорников, даже помещенные в спецколонии, детские дома или школы-интернаты, так и продолжали вращаться в порочных кругах уголовщины и потому проводили значительную часть своей жизни на тюремной шконке или лагерных нарах. Кое-кто из них все же получали рабочие специальности и становились токарями, ткачихами, водителями грузовиков или крановщицами. Лишь единицы из тысячи выдерживали строгий отбор, чтобы стать впоследствии комсомольскими и партийными работниками, политруками, прокурорами, инженерами, журналистами, преподавателями, писателями и артистами.
С самого начала вооруженного захвата власти в стране марксисты-ленинцы были озабочены своей самоидентификацией. Да, они являлись русскими интеллигентами, но ведь само время называлось ими «эпохой пролетарских революций». К тому же слово «русский» в любом контексте им было просто неприятно. Все русское в их глазах выглядело сущим атавизмом. Поэтому революционное острие интеллигенции пыталось внедрить в сознание масс новые, более отчетливые характеристики. Так Ленина нарекли «вождем мирового пролетариата». Радека – видным «деятелем коммунистического интернационала». Горький стал «великим пролетарским писателем». А Маяковский – «поэтом революции». И в то же время Павлов продолжал именоваться русским ученым-биологом. Знаменитый летчик Чкалов упорно относил себя к «великороссам». В стране оставались еще люди из дворян и священников, к которым прилагательное «советский» приклеивалось с большим трудом.
Совины своим мощным потоком сотрут все рудименты сословного общества и все революционные характеристики и звания. Уже к концу 30-х годов в СССР будут возможны лишь советские писатели, артисты, художники, офицеры, государственные и партийные деятели, ученые, геологи и путешественники. Причем национальные особенности не будут уже выжигаться, как в первые революционные годы, и не будут игнорироваться властями, как в Америке. В Оттоманской Порте ведь сохранилась греческая церковь, пусть и придушенная и разграбленная; сохранились и православные народы (болгары, сербы, валахи), пусть их существование и было возможно лишь на низших социальных уровнях империи – в качестве землепашцев, рудокопов, камнетесов, мелких торговцев, а также в качестве поставщиков «человеческого материала», из которого лепили будущих янычар. Национальные чувства народов СССР т. Сталин стремительно возродил, предприняв атаку на осиные гнезда Коминтерна. Активные интернационалисты, до недавнего времени склонные считать себя участниками будущего мирового правительства, в одночасье оказались во враждебном окружении и были осуждены советской системой правосудия, как «бешенные псы».
    К середине 30-х годов Коминтерн явно пережил себя. Т. Сталин не мог не видеть того, как подъем национальных чувств за считанные годы преобразил Италию, а затем Германию, опустошенные Первой мировой войной и последующей анархией. Поистине чудесным образом из пепла и руин в фашистских государствах возникли образцовые армии: упаднические настроения  были загнаны в «катакомбы», туда же (в концлагеря)  отправлены все уголовники, мафиози, гомосексуалисты и космополиты.
Впрочем, национальное в СССР будет существовать только на заднем плане, весьма дозированное, отфильтрованное. Народные герои или сказители будут реабилитированы, все остальные исторические личности или деятели культуры – преданы забвению. Фактически история подвергнется серьезному обрезанию, особенно история русского народа. История же тех народов, которые не имели своей государственности, даже своей письменности, наоборот, подвергнется подробной детализации; ведь на то оно и равенство, и братство, чтобы у всех народов имелась славная и богатая свершениями история. Но возрождение национальных культур и соответственно национальной гордости не могло быть долговременным; это была уступка обстоятельствам, схожая с НЭПом в хозяйственной жизни страны в начале 20-х годов. Национальное в долгосрочной перспективе обрекалось на медленное угасание, и должно было постепенно заменяться не фантасмагорическим интернациональным мироощущением, а советским патриотизмом. Его носителями и утвердителями как раз и выступили деятельные совины.
Переименование многих старинных городов, площадей и улиц, воздвижение памятников «пламенным борцам» на фоне величественных архитектурных ансамблей, построенных в прежние эпохи, служило расширению нового культурного пространства. Многие здания коренным образом меняли свое функциональное назначение; особенно это касалось храмов и дворцов. «Совдепия» методично обрывала все корни и корешки, связывающие ее с Российской империей. Святоотеческая и аристократическая культура пребывали в полном забвении. Пушкин был «возрожден из пепла» лишь как борец с самодержавным строем. Минин, Суворов, Ушаков, Нестеров – лишь как доблестные воины и полководцы, умеющие побеждать превосходящего по силе врага. Никто и слова не упоминал об их религиозности, монархических чувствах, сословной принадоежности. Герои прошлого не были возрождены как исторические личности; они стали фетишами, необходимыми для продуктивной деятельности агитационно-пропагандистского аппарата. Доблестные воины, составившие военную славу русского народа, в исторических трудах проходили точно такую же фильтрацию, как чумазые сироты в спецприемнике.
Совины служили настоящей отрадой, надеждой и опорой т. Сталина. Они были молоды и неутомимы. После очередного коммунистического субботника дружные ватаги совинов направлялись в кинотеатр «Прогресс» или «Пионер», чтобы всласть похохотать над забавной комедии, а затем провести вечер на близстоящей танцплощадке, расположенной в Парке культуры и отдыха. И откуда им было знать, что кинотеатр прежде служил храмом, в котором, возможно, крестили, венчали и отпевали их дедушек и прабабушек. А танцплощадка расположена на месте бывшего погоста, и последующие амурные приключения «в кустах» на самом деле происходили на разровненных могилах. Жизнь представлялась совинам ясной и понятной до мелочей. Ленинград слыл «колыбелью революции», люди, уехавшие или убежавшие от большевистского террора, – «контрой».
Переименования затронули даже заграничные города. Если для русского человека древний город на Босфоре был Константинополем, то для совина он мог именоваться только Стамбулом. Совины ни разу не слышали о Сергие Радонежском, Софье Палеолог, Филофее или о «русской идее». Для них не существовали ни ушедший в бессмертие В.С. Соловьев, ни здравствующий в Европе Н.А. Бердяев. Слово «монархист» относилось к самым грязным ругательствам, а «праведник» являлся синонимом ханжи или лицемера. Большинство совинов стремилось записаться в официальные богохульники. Уже в начале 30-х годов в стране насчитывалось около 100 тыс. первичных ячеек мощной и боевитой организации воинствующих безбожников. Ведь свою приверженность идеалам коммунизма требовалось подкреплять реальными свершениями.
Для совина самым дорогим в их жизни являлся образ т. Сталина. Все то, что могло бросить хоть малейшую тень на этот образ или угрожать благополучию и жизни «Отца народов», считалось страшнейшим злом, которое следовало незамедлительно «стереть в порошок». Совин – искренен, беззаветен в своих чувствах и поступках. Он горячо любит т. Сталина, а все остальные чувства, переживания и тревоги выступали производными от этой стержневой любви.
После всеобщего хаоса, в который погрузилась Россия под закат Первой мировой войны, налаживание дисциплины и порядка в стране действительно относилось к важнейшим государственным делам. Исторический опыт Порты подсказывал правителю СССР, как организовать общество, состоящее, из столь разнородных частей и элементов. Но слабостью Порты, приведшей, в конце концов, к ее унижению европейскими державами, была неспособность политической системы активизировать технические изобретения и успешно внедрять их.
Техника – это тоже способ организации, но сугубо материальных ресурсов: металлов, древесины, каменного угля, энергии воды и пара. Без развития техники и крупномасштабной индустриализации, какую успешно осуществили в Америке, СССР  обрекал себя на повторение печальной судьбы Порты.
Развитие техники укрепляло и утверждало все советское. Техника по своему содержанию и предназначению вненациональна. Технические новшества с одинаковым успехом внедрялись в республиканской Франции, в фашистской Германии и даже в консервативной Англии. Но Америка виделась советскому падишаху самой привлекательной страной. Там отсутствовали вековые культурные традиции, и в то же время находилась самая большая армия промышленных рабочих; там наиболее быстро развивался научно-технический прогресс, и в то же время в «американском котле» варились представители многих национальностей; однако стычки на национальной почве происходили только в криминальной среде. Буквально через несколько лет после переселения в Америку русский, еврей, немец или итальянец начинал считать себя американцем. В той стране у бедолаги-эмигранта тоже не спрашивали: «Кто твой отец?» «Где твоя земля?». Там ободряюще напутствовали переселенца: «Действуй, трудись, не жалея себя, и станешь уважаемым человеком в обществе». По своему мировосприятию американцы мало чем отличались от советских людей. Им было чуждо восхищение перед аристократией, благоговение перед духовенством, они не тяготели к «насиженным местам» и легко перемещались по своей стране в поисках более высоких заработков. Они были просты в общении, прагматичны, материалистичны; вот только все поклонялись «желтому дьяволу», служили тому самозабвенно и жертвенно.
Для советских властей США виделись ущербной страной. Демократические выборы не позволяли заокеанским правителям осуществлять долгосрочные планы, а стихия рынка всегда грозила хаосом. Расовая дискриминация темнокожих также выступала фактором постоянной политической дестабилизации. Великая депрессия наглядно показала всему миру несовершенство американской экономической системы и хрупкость благосостояния не только рядовых обывателей, но и воротил бизнеса.
Власти Советского Союза не приветствовали целеполаганий американцев, но стремились к техническим заимствованиям. Из Америки к нам пришли конвейер и научная организация труда. Гибкая подвеска для танков, позволила  советским конструкторам разработать модель знаменитой «Т-34» (это изобретение Кристи не встретило у американских властей поддержки). Позже заимствовали рецепты изготовления атомной бомбы, электронных интегральных схем и многие другие инновации.
В годы Великой депрессии, потрясшей американское общество до основания, в СССР открыли свои двери сотни технических средних и высших учебных заведений, в которых готовили тысячи металлургов, судостроителей, энергетиков, химиков, конструкторов-механиков. Именно наличие разнообразных технических средств, их постоянное обновление и совершенствование в промышленности, сельском хозяйстве, вооруженных силах наглядно свидетельствовало о прогрессивных изменениях, происходящих в стране всеобщего равенства и братства.
Институт «красной профессуры», командирские курсы, творческие союзы, партийные структуры и комсомольские организации, союз воинственных безбожников, спортивные военизированные общества исправно ковали и ковали совинов. В дни революционных праздников на центральные площади крупных городов выходили стройными шеренгами тысячи юношей и девушек в майках и трусах, Стремительно возникающие из крепких гибких тел пирамиды, круги, серпы, молоты и прочие легко узнаваемые символы производили неизгладимое впечатление не только на рядовых советских граждан, но и на самих советских правителей. Ведь еще каких-то десять лет назад большинство из этих ладных, крепких, цветущих здоровьем молодых людей влачило жалкую жизнь на пыльных обочинах столбовой дороги к коммунизму.
Это были граждане действительно нового, еще только нарождающегося общества, граждане, освобожденные от всех пороков предыдущих поколений. Ради общего дела они без промедления были готовы отказаться от всего личного; от любимой (или любимого); от города, в котором выросли и который считали своим; были готовы отказаться даже от своей жизни, если это потребуется партии. Совин – непоколебимый носитель учения о неотвратимости смены общественно-экономических формаций; ради порученного дела он готов до полного истощения сил брести по арктическим льдам или ползти по канализационным трубам; он не оплетен родственными связями и какими-либо долговременными дружественными симпатиями и всегда оптимистично настроен. «Страной подростков» успел назвать СССР В. Маяковский прежде, чем приставил к своему сердцу пистолет. И был прав. Вчерашние жалкие замухрышки и «гавроши» в 30-е годы задавали тон и фон основным переменам, происходящим в огромной стране. Они быстро становились летчиками, изобретателями, генералами, полярниками, геологами, комсомольскими вожаками и дисциплинированными партфункционерами.
Если условно разбить ХХ век на четыре сезона, то после «холодной зимы» (первое 25-летие), в стране наступила бурная «весна». Все прежнее, старорежимное, русское истаивало, как прошлогодний снег: на улицах и площадях были заметны лишь тысячи молодых людей. Единообразно одетые, они барабанили в барабаны, трубили в горны, распевали песни, маршировали колоннами, проводили субботники, танцевали в парках под звуки духовых оркестров. Их открытые лица озарялись верой в светлое будущее, их глаза лучились от любви к т. Сталину.
Когда продолжателя дела Маркса, Энгельса и Ленина упрекают в том, что он жестоко правил, и записывают его в самые отъявленные злодеи минувшего века, то трудно не согласиться с подобными оценками. Но сама эпоха выводила на авансцену истории подобных людей. А другие, несомненно, более достойные, порядочные, добродетельные оказывались на положении преследуемых и гонимых. Не будь т. Сталина, кто-то другой из «последовательных ленинцев» правил бы страной с не меньшей жестокостью, движимый испепеляющей ненавистью ко всему тому, что составляло славу и достоинство рухнувшей Российской империи.
Не следует забывать: молодой человек, к тому же родившийся в Грузии, (стране, сумевшей сохранить многие вековые обряды и традиции) многое должен передумать, многое задушить в себе, прежде чем стать человеком без роду – племени и примкнуть к нехристям, которым «все позволено». Лучшие годы своей молодости он провел на каторге, в невыносимых для жителя теплых краев условиях Восточной Сибири, провел в обществе отпетых негодяев (вроде Я. Свердлова). Он был марксистом, коммунистом, то есть верил в то, что в каждой стране есть довольно многочисленная группа «сознательных людей», готовых объединиться с другими «сознательными людьми» из других стран, чтобы вступить в последний и решительный бой ради торжества справедливости, равенства и братства. У него самого не было ничего личного: ни нормальной семьи, ни друзей, ни любимой женщины... не было каких-то приятных увлечений, которые ныне зовутся хобби. Всю вторую половину своей жизни он без остатка истратил на создание государства, способное взращивать человека нового типа. Миллионы «гаврошей» при нем «вышли в люди», не имея шансов для такой карьеры ни в одной другой стране мира.
Вернувшись с каторги, т. Сталин застал Россию в хаосе: правила стихия анархии. А через двадцать лет в СССР торжествовал образцовый общественный порядок. Исчезли бродяги, безработные, беспризорники; все лица, способные на асоциальные поступки, занимались освоением Сибири; им посильно помогали в тех краях классовые враги и «гнилая» интеллигенция; повсюду строились новые заводы, фабрики, комбинаты, электростанции, открывались новые шахты и рудники, новые университеты, институты, техникумы, училища, Дома культуры, школы рабочей молодежи.
Переделка и переплавка населения стали возможны лишь благодаря полному исчезновению бывшего правящего слоя Российской империи; даже марксистский орден, вторгшийся в города центральной России в годину безвластья, оказался всего лишь хорошо отлаженной машиной разрушения и всесоожжения. Новое русло истории торили советские люди, и в первую очередь, совины; те, кто в кратчайшие сроки сумел превратиться из сущего мусора в дееспособный инструмент государственного устройства. Да, т. Сталин своей мрачной тенью выстужал тепло человеческих отношений и особенно – любовь к ближнему; да, он отправлял миллионы в лагеря и собственноручно подписывал длиннющие расстрельные списки. Но ведь и Столыпин-реформатор был вынужден ввести военно-полевые суды, и Петр Великий собственноручно рубил головы непослушным соратникам, и царь Иоанн IV не случайно остался в истории Грозным. Отрицая прошлое, т. Сталин, тем не менее, именно в прошлом пытался найти оправдания многим своим действиям и находил. Он создавал общество, состоящее из «изолированных атомов», и в то же время люди, ставшие «элементарными частицами», были наделены центростремительной энергией, которая служила организующей силой, способной мобилизовать население на возведение гигантских оборонительных валов. Он перемалывал целые сословия в песок и цемент, чтобы из подобного материала получать смесь, пригодную стать строительным раствором, стяжкой для тяжеленных блоков, сложенных в цельную крепостную стену. В случае политических осложнений бежать т. Сталину было некуда – везде бы его судили, как бандита и убийцу.
Все, что могло вызвать в стране политические осложнения, беспощадно уничтожалось: реальные и потенциальные заговорщики среди высшего командного состава, явные уклонисты и скрытные оппозиционеры в партийных рядах; подлежали ликвидации все те, кто помнил т. Сталина голодным мальчишкой из неблагополучной семьи, кто знавал его, как боевика, способного пустить в дело нож или маузер. Все свидетели жизни И.Джугашвили исчезали в небытии, чтобы монументальная фигура Отца народов сияла в незамутненных пересудами высотах. Также решительно т. Сталин расчищал дорогу совинам. Ему ли было не знать (ведь в свое время он возглавлял рабоче-крестьянскую инспекцию), как экспроприировалось имущество у враждебных классов. Те, кто занимались конфискацией, частенько оставляли в своем кармане или за пазухой то золотой подсвечник, то бриллиантовую брошь. Воровство считалось «законным» делом в годы революции. К тому же, многие русские интеллигенты, особенно из инородцев, не смотря на традицию разрыва с прежним окружением, после того, как стали влиятельными людьми в молодом советском государстве, восстановили многочисленные родственные связи. Так Шаумян, занимавший ответственный пост в Ленинграде, перевез в «колыбель революции» целый взвод своих родственников и каждому предоставил «хлебное» место. Естественно, родственные и земляческие связи приводили к тому, что многие преступления скрывались от правосудия, а многие планы выполнялись только на бумаге.
В отличие от русских интеллигентов, совин, в качестве преданного «кула», не мог быть хапугой и был свободен от родственных связей. Потомки русских интеллигентов, утвердившихся после революции на высоких государственных постах, а затем погибших в ходе очередной волны репрессий, до сих пор не устают стенать о том, как «чистки» ослабляли и обедняли интеллектуальную и творческую жизнь в стране. Похоже, эти публицисты-беллетристы слепо верят в то, что их отцы и дедушки, истребив весь цвет русского народа, представляли собой некую ценность в качестве высоко эрудированных интеллектуалов или в качестве творческих личностей. Увы, интеллигентная публика могла только рисовать карикатуры вместо картин, лозунговые агитки, вместо стихов. Да, они проявили себя в годы революции, но лишь как палачи, мародеры, экзекуторы, в лучшем случае, как красногвардейцы, участники братоубийственной бойни. Гордиться такими отцами и дедами можно только в определенной среде, которую обычно называют криминальной.
Казалось бы, чистки партийных рядов могли быть последней причиной постоянно возобновляемого сиротства. Но вскоре подоспел знаменитый пакт Молотова–Риббентропа, благодаря которому СССР «прирос» Западными Украиной и Белоруссией, прибалтийскими республиками, Молдавией. Последующая Великая Отечественная война, новая волна послевоенных репрессий по отношению к военнослужащим, сдавшимся в немецкий плен, дезертирам и перебежчикам, а также к гражданам, сотрудничающим с фашистами на оккупированных территориях, депортации целых народов – все эти акции инспирировали постоянный приток тысяч и тысяч обездоленных детей, которые попадали под опеку советского государства. Забота о детях была возведена в ранг важнейшей составляющей внутренней политики и действительна была спасением для сотен тысяч беспомощных мальчиков и девочек.
Даже в годы войны строились и оборудовались спецколонии для малолетних преступников, создавались новые военизированные училища для подростков – сирот. А после войны густая сеть пионерских лагерей, школ-интернатов, суворовских, нахимовских училищ, школ юнг, детских пансионатов, санаториев покрыла всю страну. В каждом учебном заведении ключевую воспитательную роль играли пионерская или комсомольская организации. Даже находясь в больницах, дети имели возможность изучать школьную программу, составленную «красной профессурой». Они не оставались без опеки ни зимой, ни летом. Со стен всех общественных заведений, где они учились или занимались спортом, на них смотрели портреты вождей революции или репродукции сентиментальных картин, типа «Ленин и дети». Очаровательная девчушка дошкольного возраста обязательно вручала большущий букет цветов т. Сталину перед началом партийных конференций. Железный человек (сделанный из стали) непременно брал девчушку на руки, целовал ее в пухлую щечку, прижимал к себе, растроганно улыбался и говорил собравшимся делегатам, что благодаря таким детям он спокоен за будущность Советского Союза; разумеется, зал взрывался бурными аплодисментами. Зачастую случалось так, что добрая половина тех самых делегатов, вместо того, чтобы вернуться на свои ответственные посты, отправлялась в ГУЛАГ, но об этом предпочитали не распространяться. Да, и не им принадлежало то будущее, о котором говорил на очередной партийной сходке т. Сталин.
В здравоохранении возникло целое направление – детская медицина, чем не могла похвастаться ни одна другая страна в мире. Возводились и соответствующим образом оборудовались детские поликлиники, профилактории, «лесные школы» для учащихся, страдающих заболеваниями дыхательных органов. В медицинских институтах были созданы педиатрические факультеты. Появились детские театры: кукольные, музыкальные, драматические (ТЮЗы). В киностудии детских фильмов А. Роу создал целую серию популярных фильмов-сказок. Сам режиссер в юные лета хлебнул немало лиха. Его отец-ирландец, случайно оказавшийся в начале века в России, в революционные годы благоразумно решил вернуться на свою историческую родину, а русскую женщину, с которой сожительствовал, оставил в России. Остался при ней и мальчонка, который многие годы бедствовал, неприкаянно слоняясь по Подмосковью, но затем перебрался в столицу; был замечен, поддержан, а затем и выдвинут... Один из наиболее популярных актеров в его фильмах (Столяров) остался без отца еще в годы Первой Мировой войны, рос в многодетной семье, а затем был «отпущен в люди» несчастной матерью, неспособной в одиночку прокормить четверых детей; мальчик бродяжничал, заболел тифом и непременно бы умер, если бы его не подобрала на железнодорожной станции санитарная команда. Мальчика выходили в лазарете, отправили в детский дом... Вот так и появлялись совины, со временем становясь «лицом поколения».

Ю.Н. Покровский

Русская Стратегия

Приобрести книгу Ю.Н. Покровского "РУССКОЕ" в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15566/