Ч.2.
Уголь также – далеко не примитивное топливо. Углехимическая промышленность делает помимо кокса для металлургии, коксовый газ, смолы, растворы для изготовления лаков и красок, бензол, фенол, нафталин, антрацен, фенантрен, аммиак, толуол, крезолы, пиридины; антраценовое масло, сорбенты, соли аммония, жидкие углеводороды, графит, серу, цинк, свинец, ванадий, германий, полиэтилен, поливинилхлорид – из него окна ПВХ делают, синтетический каучук (шины), полипропилен (стройматериалы), ПЭТФ, резину, пластмассу, пластики, смазки, синтетическое моторное топлива и иные синтетические углеводороды. Наконец, при пиролизе угля получают аммиак. А из аммиака – химические удобрения. А удобрения – это ценный экспортный товар.
Тут нужно понимать, что когда Евросоюз и США начнут реально считать в любой допускаемой на их рынки товарной продукции углеродный след, китайцам придётся пересматривать структуру своего топливно-энергетического баланса. Потому что уголь даёт большие выбросы СО2. Достичь углеродной нейтральности продукции, производимой с использованием угля, сложно. Придётся покупать компенсационные квоты на выбросы углекислого газа (Emission Trading System, ETS) с номиналом в углеродных единицах утилизированного СО2. В Европе стоимость компенсационных квот за два последних года выросла с 20 до 50 евро за тонну утилизированной СО2. Эксперты прогнозируют рост в 2030 г. до 100 евро. В реальности цена карбоновых квот будет ещё выше. Покупать их всем экспортёрам будет накладно. И это вовсе не отдалённая перспектива – новая реальность уже на носу – с 2026 г. все экспортёры в ЕС должны будут либо делать производство экологичным, либо приобретать сертификаты для покрытия следа своей углеродной продукции. Использовать уголь для получения энергии, необходимой для производства экспортных товаров, будет невыгодно. Но можно будет использовать получаемые из угля синтетические углеводороды. Так где будут стоять заводы по переработке российского угля в синтетическое топливо? На нашем Дальнем Востоке и в Сибири или в Китае и в Японии?
Дополнительные отрасли промышленности, адекватные для развития в Сибири и на Дальнем Востоке – рыбопереработка, деревообработка и целлюлозно-бумажная промышленность, а также оловянная. Про то, что продавать круглый лес и свежевыловленную рыбу иностранным переработчикам – это тупость, что лес и рыбу нужно подвергать глубокой переработке на российских предприятиях не сказал только ленивый. Но воз и ныне там. Потому что компрадор по своей психологии, он, как торговец овощами на рынке, – он не может ждать, ему нужно продать сегодня и сегодня подсчитывать гешефт. Тем более его совершенно не интересуют какие-то там химеры, вроде национальных и общественных интересов. А общественный интерес – это высокая дифференцированность народного хозяйства, это обеспеченность сырьём и заказами российских предприятий, это занятость людей, это межотраслевые и межрегиональные балансы, это создание инфраструктуры и т. п. Так что я здесь эту рыбно-деревянную тему опущу. Несколько слов скажу об оловянной промышленности.
Объёмы оловянной промышленности в России в денежном выражении небольшие и в макроэкономике большой роли она не играет. Но про неё есть смысл вспомнить потому, что всё олово России добывается на территории Дальнего Востока и Байкальского региона – все 100%. Российские запасы составляют несколько процентов от общемировых. А вот доля России в мировой добыче мизерна – 0,2%. Это в 30 раз меньше, чем, скажем, Боливии. При этом по запасам оловянных руд – 2 млн тонн – Россия Боливию превосходит. Лидер в оловодобывающей отрасли – Китай. У него крупнейшая сырьевая база касситерита – главного оловосодержащего минерала. Китай обеспечивает 30% мировой добычи. Хотя внутренний рынок олова в России достаточно ёмкий, чтобы потребить всё полученное из российского концентрата олово, Россия оловянное сырьё экспортирует. В основном в Китай. При этом российские потребители зависят от импорта готового, выплавленного металлического олова. Его закупают по импорту – почти тысячу тонн в год. 90% российского потребления – это импорт. Основные поставщики металлического олова в РФ – Индонезия и Китай. Плюс российские импортеры закупают за рубежом обработанное олово в форме прутков, проволоки и прочих изделий. То есть сырьё, свою руду и концентрат мы отдаём Китаю, а металлическое олово и изделия из него российские потребители закупают по импорту. При этом цена олова на рынке взлетела в 2021 г. до почти 44000 долл. за тонну. И будет дальше расти.
При таких ценах у дальневосточников есть все резоны и все возможности развить в регионе полноценную оловянную промышленность – мощности по обогащению руды и получению концентрата, по выплавке из концентрата металлического олова и по изготовлению из чистого олова продукции, в частности лужёного железа – белой жести, подшипниковых и других сплавов, а также олова полупроводниковой чистоты, используемое в качестве коммутационного материала в полупроводниковой технике. Что особенно актуально в виду необходимости создания отечественной элементной базы в условиях новых санкций.
Итак, гидроэнергетика, теплоэнергетика, нефтегазоуглехимическая промышленность и в довесок к ним деревообработка, рыбопереработка, оловянная промышленность – это те производства, которые имеют на Дальнем Востоке сырьевую базу. Имеют возможность транспортировки сырья к местам переработки в относительно освоенных локациях региона и транспортировки готовой продукции в порты. Остаётся найти рабочую силу, что бы всё это осваивать. Так вот, нужно престать питать иллюзии по поводу широкого заселения Сибири и Дальнего Востока. Создания здесь новых промышленных центров, строительство новых городов – это утопия. Если бы это было реально, Сибирь и Дальний Восток давно были бы заселены.
Для заселения некомфортных в плане климата и, шире, природных условий территорий нужны энтузиасты, нужна высокая пассионарность. Пассионарность русских в 19-м и в 20-м веке была намного выше, чем сейчас, но в Сибирь мало кто рвался и тогда. Если в 20-м веке тогдашние – не в пример нынешнему более пассионарные и менее прихотливые поколения не смогли заселить Сибирь, то что говорить про наше нынешнее, прогадившее империю убогое поколение – самое ничтожное за всю тысячелетнюю историю России. Нынешнее поколение хочет в Анталью, в Мармарис и в Паттайю, и розовые трусики. Какая ему Сибирь.
Впрочем, Сибирь, Приамурье и Приморье не по зубам не только нынешнему поколению русских. Наш Дальний Восток – Приамурье и Приморье раньше назывались Внешней Маньчжурией. И были частью Маньчжурии. России они достались по Айгунскому договору (1858) и Пекинскому трактату (1860) с Цинской империей. То есть с Китаем. В империи Цин регион назывался «Три провинции» и население там всегда было очень небольшое. Жить здесь никто не хотел. Во всей Маньчжурии в лучшие времена, когда маньчжуры завоевали Китай, их было всего 300 тыс. А во Внешней Маньчжурии и вовсе мизер. Освоить этот регион маньчжуры не могли. Не смогли они освоить эти земли и после того, как в 17-м веке захватили весь Китай с его несметными богатствами и 100 миллионным населением. Три с половиной века немногочисленные маньчжуры контролировали Китай с огромным ВВП и с населением в сотни миллионов, но на своей любимой северной родине так и не смогли построить даже маленькие города. Предпочли перебраться на юг – в чужую им китайскую ойкумену. Именно поэтому России силой малочисленных отрядов казаков и удалось приобрести эти земли по Амуру – они, повторюсь, не были заселены. Тем более в Маньчжурию никогда не стремились сами китайцы – ханьцы. Напротив, они всегда были устремлены в обратную сторону – на юг – в субтропический климат.
Жить в холодном климате Дальневосточного округа и Восточной Сибири, помимо немногочисленных аборигенов, которые срослись с природным ландшафтом, могут только энтузиасты и те, кто ради длинного рубля готов терпеть некомфортные условиях севера. Сейчас в нашем стремительно вымирающем, деморализованном и деградировавшем до превращения своей страны в сырьевую колонию народе таких осталось чуть больше 8 млн. В СССР было 11. Скажем спасибо, что оставшиеся 8 млн не разбежались.
Однако никакой катастрофы в слабой заселённости региона нет. На всей Аляске, к примеру, живёт всего 730 тыс, и есть один единственный город с населением больше ста тысяч – Анкоридж, столица штата – там 290 тыс. И американцы не ставят на Аляске заводы катерпиллар и форд, не строят города. Потому что, несмотря на то что климат там, благодаря влиянию тёплого Аляскинского течения – ветви Северо-Тихоокеанского течения, намного лучше, чем у нас на Дальнем Востоке, но для жизни этот климат всё равно не комфортный. А для размещения производств невыгодный из-за высокой энергоемкости производств в условиях низких температур. Поэтому американские машиностроительные производства размещены в штатах с приемлемым климатом.
Россия позволить себе так расслабиться, конечно, не может. Постепенно наращивать население нужно. Но не по бездарным программам переселения абы кого.
Вроде азербайджанцев, которые будут бодяжить палёный алкоголь и травить оставшиеся 8 млн русских, да перебивать номера на краденых машинах.
Поднимать население нужно, создавая под переселенцев требующие квалификации и потому хорошо оплачиваемые рабочие места в упомянутых отраслях: гидроэнергетика, теплоэнергетика, нефте-, газо- и углехимическая промышленность, деревообработка, рыбопереработка, оловянная промышленность. В этом случае заселение Дальнего Востока станет задачей не чиновников из министерств – чиновники Сибирь никогда не заселят, а производственных компаний из упомянутых отраслей. Тогда в Сибирь и на Дальний Восток поедут не торговцы овощами и фруктами, и криминальным золотом, а способные развивать регион люди.
Выше я сказал, что в рамках сырьевой экономики население неизбежно деградирует и люмпенизируется. Даже если вы тратите несколько процентов дохода от продажи сырья на социальные программы, это не меняет дела. Чтобы этого не происходило населению нужно давать не социальные пособия, а хорошо оплачиваемые рабочие места, дающие одновременно достойную пенсию. Причём думать, что это можно сделать, создавая рабочие места в сфере услуг, это инфантильные расчёты. Всевозможными барбершопами, спа-салонами и маникюрными барами вы займёте разве что представителей ЛГБТ. Другими словами, расширение сектора услуг не решает проблему. Население будет продолжать люмпенизироваться. Не решает эту проблему и наличие нефтяных и газовых труб, угольных портовых терминалов.
Обратите внимание – газовая и нефтяная трубы ВСТО и «Сила Сибири» давно заполнены, перекачка невосполнимых природных ресурсов – в данном случае углеводородов в Китай по ним давно уже идёт, причём в сумасшедших объёмах. Перевалка угля на 20 терминалах также не останавливается, физические объёмы экспорта сырья выросли. Но ни в стране, ни в Сибири, ни в дальневосточном регионе никакого социально-экономического и демографического подъёма нет и в помине. А почему? Да потому что дать достойные рабочие места, которые единственно могут обеспечить моральную и психическую полноценность населения, может только новая масштабная РЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ страны. Тем более таковая актуальна в условиях новых санкций и новой холодной войны с Западом.
Только глубокая переработка сырья, создание технологичной продукции с высокой добавленной стоимостью в рамках масштабной реиндустриализации даёт необходимое количество рабочих мест. В свою очередь создание новых рабочих мест – главное условие преодоления демографической катастрофы и социальной деградации. Тут нужно понимать, что трудовая дисциплина формирует человеческую личность лучше любых учителей и воспитателей. Собственно, ничего, кроме трудовой дисциплины человеческую личность на массовом уровне и не строит. Совершенно бессмыслен рост населения, если это население не занято общественно полезным трудом в реальном секторе экономики. Если не имея возможности реализовать себя в качестве высококвалифицированных специалистов на производстве, не будучи связанным естественной производственной дисциплиной, оно люмпенизируется.
Скажу больше, будет у нас на Дальнем Востоке 8 млн рыночных торговцев апельсинами и китайскими трусами или 12 – нет никакой разницы. Кто-нибудь видел кавказцев у доменной печи, в шахте, у токарного станка или на конвейере? И это не случайно. Дело в том, что работа у станка – регулярный, систематический, жёстко регламентированный, режимный фабричный труд требует внутренней дисциплины, терпеливости, длительной концентрации внимания. А эти качества требует пассионарности. Пусть не повышенной – но определённого уровня. У кавказских же этносов этого уровня давно нет. Все кавказские этносы старые и субпассионарные. Поэтому в кавказских республиках даже в СССР с его мобилизационным укладом было очень мало заводов и конвейеров. Мастера были, но именно фабричное производство было неразвито, а последний сборочный цех закрылся в Грузии на второй день после распада СССР. Все эти тонкости нужно знать понимать и учитывать.
Ещё более опасные расчёты – осваивать Сибирь и Дальний Восток с помощью иностранной рабочей силы, руками центральноазиатских, бангладешских и китайских гастарбайтеров. Понятно, когда московские девелоперы – они у нас, как известно, все с пропиской в Израиле и в США, добиваются от правительства расширения миграционных квот. Им не выгодно нанимать на их стройки граждан России, им выгодно эксплуатировать гастарбайтеров без социальных гарантий. Они жаждут сверхприбылей с московских строек. Но когда про необходимость завозить иноплемённых рабочих говорят академические эксперты, эту клиническую тупость даже непонятно, чем и объяснять.
Здесь замечу, совершенно невозможно представить себе, чтобы в химическую лабораторию пустили и позволили приблизиться к лабораторному столу человеку, не владеющего азами химии, не знающего химических формул, не понимающего принципов экзотермических и эндотермических реакции при смешивании и растворении веществ, никогда не слышавшего о теории кислот и оснований и, соответственно, не понимающего, как использовать реактивы, при слове амфотерный гидроксид впадающего в столбняк и ступор. Он же через полчаса сожжёт себе глаза, всю кожу на руках, взорвёт лабораторию, сожжёт кафедру и всё здание. А вот в геоэкономическую лабораторию пускают без всякой специальной подготовки.
Между тем смешивание этнических субстратов порой пострашнее заливания воды в серную кислоту. При смешении этнических субстратов взрывы бывают почище, чем при смешении химических. Тут не лаборатория, тут целые страны на части разрывает.
Этнические контакты – как они протекают, что в результате может получиться – это наука ничуть не менее сложная, чем химия. Однако же любой чиновник в правительстве или записной реестровый «эксперт» из ВШЭ, ни уха ни рыла в этих вещах, берётся рассуждать, куда и кого как завозить, давая советы, как выразился булгаковский профессор Преображенский, космического масштаба и космической же глупости.
Среднеазиата можно отправить на стройку. Но в шахту, к плавильной печи и в сборочный цех вы его не заманите – по той же причине, что и кавказца. А на химическое производство – лучше не рисковать – уж больно громко взрываются и долго горят ёмкости и резервуары с конденсатом, сжиженным газом, нефтепродуктами. Так что лучше обходиться своими русскими силами. Их достаточно. 8 млн на Дальнем Востоке – это, на самом деле, немало. Население Швеции немногим больше. Плюс в нищей русской провинции многомиллионная скрытая безработица и миллионы трудоспособных людей с частичной занятостью. А частичная занятость – это прямой путь к люмпенизации. А люмпенизация – это наркомания, алкоголизм, преступность и сокращение рождаемости. Строить новые города на Дальнем Востоке и в Сибири – утопия, нам бы имеющиеся в порядок привести. Строить же комфортабельные посёлки, приближенные к местам добычи и первичной переработки, вполне разумно. Главная в этом деле умная логистика при размещении производственных мощностей и перемещении трудовых ресурсов.
Так куда нам ориентировать экономику: На Запад или на Восток? На что должно быть ориентировано развитие транспортных сетей? На экспорт сырья в Евросоюз или в Азию – в Китай, в Японию, в Тихоокеанский регион. Правильный ответ – на развитие собственного народнохозяйственного комплекса, на новую индустриализацию на новом технологическом уровне. Тем более в условиях новой холодной войны с Западом. Самый главный принцип – инвестиции в первую очередь в создание индустриальный объектов по глубокому переделу. Сегодня в плане инвестиций имеется явный перекос в пользу сырьевых отраслей – его надо устранить. Здесь нужно соблюдать межотраслевые балансы – нет смысла добывать больше сырья, чем перерабатываем и используем в глубоком переделе. Это преступление перед будущими поколениями – или им сырьё не нужно будет? Общая схема: первичная переработка сырья возможна в местах добычи. Россия должна стать мировым лидеров в химической промышленности, в частности, в нефте-, газо- углехимии. Глубокая переработка и машиностроение в европейской части страны – прежде всего в Новороссии. Которая, если Кремль в очередной раз дико не ступит, должна быть присоединена к РФ как федеральный округ.
Если мыслить категориями долгосрочными, то транспортная инфраструктура и народнохозяйственный комплекс как таковой должны быть организованы таким образом, чтобы можно было оперативно – в зависимости от реальной конкретной ситуации быстро переориентировать товарные потоки и направлять их туда, где сложилась благоприятная конъюнктура. То есть нужно делать то же, что делают компрадоры, когда они строят нефтепровод в Китай. Поссорились с Евросоюзом, гоним товар в Китай. Только сырьё нужно логистически эффективно перебрасывать внутри страны – к местам глубокого передела, где на единицу продукции меньше расход электроэнергии и есть квалифицированный персонал. А на экспорт отправлять продукцию высокого передела.
Следовательно, нужно развивать внутреннюю транспортировочную инфраструктуру переброски сырья. И порты. А именно, терминалы для перевалки продукции химической промышленности и обычные терминалы для контейнерной перевалки. И не только на Дальнем Востоке, но и на Чёрном море и на Балтийском – куда короче транспортное плечо из европейской части страны – из регионов, где целесообразно размещать машиностроительные и другие производства товаров высокого передела. Доставка морем наиболее экономичная и меньше зависит от политических рисков.
Нужно чётко сформулировать свою позицию для Китая: товарообмен может быть только равноправным. Россия – не банановая республика. Покупать у России только сырьё, а поставлять продукцию своего машиностроения и текстиль не получится – у нас своё Иваново есть. И есть такой инструмент, как заградительные пошлины.
И не нужно создавать монополию Китая в сухопутном транзите российской товара в Азию. Регион Южной Азии, Индийского океана для России не менее перспективный, чем Тихоокеанский. Здесь богатая Индия, здесь страны Индокитая, здесь Индонезия – почти 300 млн населения, здесь юг Ирана и Ближнего Востока, здесь Восточная Африка. Так вот, в страны тихоокеанского региона – в США, в Китай, в Японию, в Корею мы свои машины и станки, если возродим машиностроение и станкостроение на новом технологическом уровне, не продадим, и пластмассу не продадим, и ничего не продадим, кроме сырья. Почему? Потому что у всех этих стран высокодифференцированная индустрия, развитое машиностроение. А в Индию, в Иран, в Индонезию мы свои машины продадим. Потому что у Индии хоть и большая экономика, и развитая индустрия, но не настолько, как в странах Восточной Азии. А в этот регион у нас короткий путь не через Китай, а через центральную Азию.
Проект «Один пояс, один путь» нужен Китаю – доставлять свою продукцию высокого передела в Центральную Азию и в Европу. А что будет возить по этому пути Россия? Сырьё и закупаемый у Китая текстиль? А в это время своя лёгкая промышленность будет загибаться? Нам по этому пути возить, кроме сырья, особо нечего и некому. Помимо транзитных выгод, нам этот путь нужен постольку, поскольку мы сможем использовать его в своих интересах – для развития дальневосточного региона. Для России важнее МТК «Север-Юг» – «Пряный путь». Но почему-то заинтересованность в нём проявляет больше Индия. Московские чиновники демонстрирую хладнокровную сдержанность.
Что касается развития сельского хозяйства в Сибири и в Дальневосточном регионе, для того чтобы об этом рассуждать, нужны компетенции. У реестровых «экспертов» из ВШЭ таких компетенций нет, поэтому им лучше сосредоточиться на темах по профилю: пересказ студентам западных экономический теорий и бухгалтерским учёт.
Нужно отдавать себе отчёт, что повторить столыпинский опыт начала 20-го века – заманить в Сибирь и на Дальний Восток необходимое количество реальных фермеров льготами и «дальневосточным гектаром» сегодня не получится. Собственники у этих гектаров, конечно, появятся – но это будут отнюдь не реальные фермеры, а вульгарные спекулянты – перекупщики, вошедшие сговор с чиновниками, которые будут тот гектар распределять и оформлять. И у данного обстоятельства есть объективные причины.
Дело в том, что в начале 20-го века, когда Столыпин заселял Сибирь, русские были намного более пассионарны, чем сейчас. Существовало многочисленное крестьянское сословие – неприхотливое и невероятно выносливое, работящее и трудолюбивое. Наиболее способных тогда называли кулаками. Но тут нужно понимать, что эта самая работящесть и трудоспособность, она не из воздуха берётся. Она обеспечивается определённого рода энергией, а именно биохимической энергией. Эту энергию никакая ГЭС, ТЭС и АЭС не выработают, её вырабатывают только нейроны человеческого мозга.
Так вот, в части этой энергии нынешняя Россия далеко не энергетическая держава. А скажем так, державка средней руки. Да, пассионарности у русских побольше, чем у многих (хотя и не у всех) окружающих нас народов. Только поэтому нас с нашей тупостью и с нашими убогими горе-правителями, типа алкаша Ельцина, ещё не съели. Но этой пассионарности, на которой всё держится, теперь намного меньше, чем в начале 20-го века. И взять её негде. Потому что качество генерации пассионарной энергии в нейронах обусловлено человеческими генами. Подробно на этом не останавливаюсь, данному феномену посвящена моя книга «Этногенез и мозг». Скажу лишь, что тот генофонд, который позволил Столыпину заселять Сибирь, почти полностью утрачен в катаклизмах первой половины 20-го века.
Сталин, когда Черчилль в 1942 г. спросил его, какую, проблему ему было труднее всего решать, ответил, что самым сложным было победить крестьянство, осуществить коллективизацию. И добавил, что большинство кулаков было выслано и уничтожено. Тут, правда, вождь народов слукавил, сказав, что кулаков уничтожили их же батраки. В действительности уничтожения крестьянства добивались сталинская группа и левая оппозиция Зиновьева, Каменева и прочих местечковых «интернационалистов». Но не суть, важно, что крестьянство Сталин, действительно, победил в 30-х годах – справился со всеми трудностями.
Возможно, с точки зрения обывательского сознания Сталин – гений. Но для руководителя такой огромной страны, тысячелетней цивилизации, да ещё на переломном этапе её истории важнейшее качество – это концептуальное историческое мышление. То есть понимание адекватных исторических путей развития. Концептуальный ум и историческое мышление у Сталина, впрочем, имелись – в отличие от всех последующих правителей, пролезавших правдами и неправдами в Кремль. Но компетентностью, подкреплявшей историческое мышление, он не обладал. Потому что таковая компетентность сообщается только фундаментальным образованием, которого у Сталина не было. Там, где можно было обойтись природным умом и поверхностными знаниями, он побеждал. Но при выработке долгосрочной стратегии развития страны, при принятии решений, требовавших фундаментальных знаний, он был профан и нагадил России так, что и Троцкий с Лениным ему не конкуренты. Именно он и его режим – предопределили то жалкое состояние, в котором сейчас находится русский этнос и вся покромсанная на куски страна. Потому что, уничтожив русское крестьянство, русское купечество – национальный деловой класс, русское духовенство, русское офицерство, русский культурный класс, он фактически запрограммировал все наши нынешние беды, включая недостаток пассионарности.
Деклассировать крестьянина, низвести его до уровня колхозника – пьющего самогон пролетария-полураба – это легко. Это они сумели. Для этого ума не надо – только сгоняй в колхозы и новые гулаги для кулаков плоди. А вот возродить на базе колхозников новое сословие земледельцев – сословие крестьян-фермеров не получится уже никогда. В конце 80-х в головах у некоторых прекраснодушных публицистов были такие расчёты, но уже в начале 90-х все эти розовые мечты и грёзы развеялись. Нет сегодня в русском этносе слоя фермеров, которые могли бы сесть на землю и хозяйствовать. Нет у нашего народа тех, про кого можно было бы сказать: это настоящие хозяева земли. Нет и в европейской части страны, не говоря уже о Дальнем Востоке. Потому что «хозяева земли» – это определённый психотип людей, с определённой структурой психики, с определённым уровнем пассионарности. А это в своё очередь кодируется на генном уровне в содержании и структуре генома. Здесь одна из причин, почему у нас сельское хозяйство подмяли крупные корпорации, у которых офисы в Москве, а выгодоприобретатели и их семьи в Лондоне. А деревня попросту вымерщвлена.
Игорь Михеев
Русская Стратегия |