Мой стих — он не лишен значенья:

Те люди, что теперь живут,

Себе родные отраженья

Увидят в нем, когда прочтут.

Да, в этих очерках правдивых

Не скрыто мною ничего!

<…>

Но если мы безцветны стали, —

В одном нельзя нам отказать:

Мы раздробленные скрижали

Хоть иногда не прочь читать!

Как бы ауканье лесное

Иль эха чуткого ответ,

Порой доходит к нам былое…

Дойдет ли к внукам? Да иль нет?

К. К. Случевский

«Песни из Уголка» (1895-1901)

Мы не случайно напомнили читателям эти стихи в прошлом широко известного русского поэта, драматурга, прозаика, публициста Константина Константиновича Случевского (1837-1904), «короля поэзии», как его называли почитатели. Увы, но ныне, за исключением любителей поэзии и самих поэтов, он почти забыт в России. Жизненный путь его довольно успешен, хоть и извилист. Он закончил Первый кадетский корпус в Петербурге, откуда вышел прапорщиком в Семеновский полк, затем служил в лейб-гвардии, учился в Академии Генерального Штаба. Однако в 1861 г. прервал военную карьеру и уехал за границу: «видел Рим, Париж и Лондон», в 1865 г. в Гейдельбергском университете получил степень доктора философии. По возвращении в Россию служил в Министерстве внутренних дел, Министерстве государственных имуществ, имел придворное звание гофмейстер. С 1891 по 1902 гг. возглавлял газету «Правительственный вестник». Литературный путь его оказался долгим, — он писал стихи почти до самой своей кончины, — и был неровным, прерывистым. Еще в 1860 г. его стихи были опубликованы в некрасовском «Современнике». Случевский позже писал: «Появиться в «Современнике» значило стать сразу знаменитостью». Ап. Григорьев писал о ту пору о стихах Случевского: «Давно, давно неизведанное физическое чувство испытывал я, читая эти могучие, стальные стихи!.. Да! Стальные… блестящие, как сталь, гибкие, как сталь, с лезвием, как сталь… Тут сразу является поэт, настоящий поэт, не похожий ни на кого поэт… а коли уж на кого похожий — так на Лермонтова Да-с! Это не просто высоко даровитый лирик, как Фет, Полонский, Майков, Мей, это даже не великий, но замкнутый в своем одиноком религиозном миросозерцании поэт, как Тютчев…» Однако демократическая критика («Искра») по-своему отреагировала на этот дифирамб Григорьева. Она буквально обрушилась на Случевского: резкости, порою и дерзкие, пародии и проч. И поэт словно бы ушел в себя. Только через 11 лет он вновь решился на публикации. В 1879 г. вышла его поэма «В снегах», с 1880 по 1890 гг. опубликовал 4 книжки стихотворений, однако особых откликов они не вызвали. В 1898 г. он выпустил 6-ти томное собрание сочинений, три тома занимали стихи. И все же — кто только не писал о поэзии Случевского. Тут и И. С. Тургенев, и А. Н. Майков, и Брюсов, и Вл. Соловьев, А. Коринфский, Бальмонт… Говорят, что даже у Блока дома висел портрет Случевского. Вспоминая поэта Вяч. Иванов посвятил ему стихотворение (почти что в пушкинской традиции): «Тебе, о тень Случевского привет!/В кругу тобой излюбленных поэтов/ Я был тебе неведомый поэт/ <…>/ Когда твой дерзкий гений закликал/ На новые ступени дерзновенья/ И в крепкий стих враждующие звенья/ Причудливых сцеплений замыкал./ В те дни, скиталец одинокий,/ Я за тобой следил издалека…/ Как дорог был бы мне твой выбор быстроокий/ И похвала твоя сладка!» Удивительно, как сквозь время и пространство фактически совпали оценки крепкого, новаторского стиха Случевского, сделанные тончайшим критиком Григорьевым и поэтом Ивановым.

Случевский был человеком добросердечным, открытым, хлебосольным. Вокруг него сформировался своего рода «пятничный кружок», когда по пятницам в Петербурге собирались к нему самые разные поэты, искатели нового в русском слове. Атмосфера, судя по всему, была весьма располагающей. Сохранились шуточные стихи, как раз характеризующие эти «пятницы»: «Над мрачной набережной Невской не все темно, не все мертво. Над ней есть факел: есть Случевский, есть вечной правды торжество». Или, к примеру, экспромт Фофанова: «…И мне, когда по Невскому я совершаю путь, случается к Случевскому случайно заглянуть».

 Кого тут только не было — Бальмонт, Брюсов, Бунин, Гиляровский, Гиппиус с Мережковским, Щепкина-Куперник, Вл. Соловьев, Коринфский, М. Лохвицкая и т. д. Любопытно, что «пятницы Случевского» продолжались и по его кончине вплоть до катастрофы 1917 г. И, конечно же, в доме жила известная традиция русской дворянской культуры (а уж в доме поэта тем паче) — ведение семейного альбома, где посетители оставляли кто стихи, кто пожелания, кто рисунки или карикатуры и проч.

Но это все лишь «штрихи к портрету» дабы напомнить читателю о добром русском поэте К. К. Случевском.

«Родные отраженья» — этот поэтический образ Константина Константиновича как нельзя лучше подошел для названия изумительного, очень редкого, избрáнного проекта Фонда исторической перспективы, издательства «Вече» и фонда «Русский мир». В нем сказалась и линия преемственности, ведь речь идет о факсимильном издании домашних альбомов младшей дочери Случевского Александры Константиновны в замужестве Коростовец. Кажется, положительно можно утверждать, что ничего подобного в отечественном издательском деле не было, разве что третье издание знаменитой «Чукоккалы» К. И. Чуковского (2007).

Но в нашем случае это женский альбом, кроме того, составлялся он уже за пределами России после бегства от большевицких ужасов, в русском рассеянии, с 1924 по 1976 гг. И, безусловно, это тоже голос эпохи, только несколько иной, нежели у Чуковского. И преобладает здесь, на наш взгляд, минорная тональность — ностальгия, эта русская болезнь, надежды на возвращение в отечество, на встречу с родными могилами…

Необычайна и судьба этой книги. Ирина Евгеньевна Иванченко стала счастливой обладательницей архива, чудом уцелевшего, семьи Случевских. Она выпускница исторического ф-та Ленинградского университета, уроженка города на Неве, но уж давно живет в Усть-Нарве (Гунгербург), где как раз неподалеку находилась дача Случевского знаменитый, уютный Уголок. Следопыт и краевед, она естественно заинтересовалась историей семьи Случевских. Совершенно очевидно, что Иванченко наделена даром настоящего исследователя, она автор многих публикаций, книг, в частности, в 2004 г. вышла ее работа «Род Случевских в истории. Портреты и судьбы». Она разыскала потомков поэта, живущих в США. В семейном архиве, как она пишет в Предисловии, ее особенно привлекли как раз два альбома младшей дочери поэта, и загорелась душа ученого издать эти уникальные материалы. После долгих безуспешных поисков попечителей, наконец, ее осенила счастливая мысль написать Н.А. Нарочницкой. И здесь, как говорится, она попала в точку. Человек высокой культуры, образованности Наталья Алексеевна проект этот решила поддержать. Непосредственно работу над ним осуществила директор общественных программ Фонда ИП Елена Анатольевна Бондарева, выпускница исторического факультета Московского университета, специалист, наделенный тонким вкусом и безошибочной исторической интуицией. Кандидат исторических наук Е. А. Бондарева уже, почти, три десятка лет занимается проблемами русского рассеяния, недавно в 2012 г. вышел ее замечательный труд «Pax Rossica. Русская государственность в трудах историков зарубежья». Итак, счастливый творческий союз состоялся, и закипела работа. Ведь надо было не только издать факсимиле альбомов, но и расшифровать, по возможности, и систематизировать автографы. Одним словом, книга вышла в 2014г. Это настоящий подарок для библиофилов. Оформлена она прекрасно. На обложке прелестная акварель Кайгородова «Церковь Сергия в ст. Изборске» (из альбома). На форзацах коллаж из автографов, рисунков альбома. Весь первый том — это избранные, наиболее интересные факсимиле страниц (всего их 146) альбомов А. К. Коростовец (но еще к изданию прилагается диск с полным содержанием домашних альбомов Коростовец). И дышат ожившие листы, и будто шуршит бумага, и вдруг начинают благоухать засушенные меж страниц цветы, когда-то присланные ей из России, и смотрят знакомые и незнакомые лица, и мелькают различные почерки и языки (записи есть и на английском, немецком, французском… разумеется, половина на русском), всего более 2000 записей, расшифровать из которых удалось лишь 500. Словно перед нами разворачивается увлекательный роман под названием «Александра Коростовец», причем читать его можно с любой страницы. В свое время Белинский справедливо заметил, что роман — это эпос частной жизни. Да. Но помогает нам разобраться в этом романе второй том «Каталог персоналий автографов». 

Например, раскрываем наугад 140 лист факсимиле, читаем: «На добрую память о встрече. Е. Климов 28 окт. 1864 г.». Далее в каталоге находим этот лист, и указатель отправляет нас в каталог персоналий на русском языке. А тут описана интереснейшая судьба этого человека, художника, искусствоведа, иконописца. Родился он в Митаве (Елгаве). Еще студентом Академии художеств в 1928 г. он путешествовал по древним русским городам.

«Живописный Псков станет с тех пор постоянным мотивом его творчества, символом его верности России. Климову удалось еще раз побывать в России только в 1942-м, когда он посетил оккупированный немцами Псков. И вновь, как и прежде, в его творчестве появляется тема величественного псковского Троицкого собора как символа неколебимой духовной силы народа. Во время войны… Климов создал эскиз большой иконы «Троица» для любимого своего собора. Сделанный по нему мозаичный образ, чудом переживший то страшное время, был установлен над Троицкими воротами Псковского кремля…» А далее разворачиваются прочие любопытные подробности его биографии. В 1940 г. он заведовал отделом русской истории Рижского музея, где реставрировал иконы, затем работал в Археологическом институте им. Н. П. Кондакова в Праге, в 1949 переехал в Канаду. Там он плодотворно трудился, участвовал в разных выставках, можно сказать, по всему свету; два десятка лет читал лекции по истории русского искусства в разных странах. Главным трудом Климова-искусствоведа стала его книга «Русские художники» (1974). И тут вдруг вспоминаю, да ведь у меня есть эта книга, так вот это тот самый Климов! Он состоял в переписке с А. К. Коростовец, вместе они трудились над росписями церкви Успения Божией Матери на Ольшанах в Праге и т. д. Вот так плетутся узоры судьбы.

Вот так составлен каталог: о ком-то лишь два-три слова, о ком-то преинтересная история жизни.

Или другой автограф. Лист 76. «Александре Константиновне Коростовец на добрую память о старом Донском казаке — Добрый конь подо мною — Господь надо мною! Казачья поговорка. Петр Краснов. 5/18 февраля 1940 г. г. Берлин». Трагическая судьба генерала более или менее известна, как известна и его неизбывная любовь к России и стремление любыми силами освободить ее от большевицкого ига, потому П. Н. Краснов ошибочно приветствовал нападение Германии на СССР, участвовал в работе Казачьего отдела Министерства восточных территорий. Однако «в ходе войны получая информацию об оккупационном режиме, — читаем в каталоге, — установленном немцами в России, стал с осуждением относится к антиславянской политике Гитлера». Т. е. в каталоге опять находим некоторые уточнения, интересные подробности. Во всяком случае, на этом листе альбома есть еще и автограф его жены Лидии Федоровны Красновой (певица, солистка Большого театра в 1890-1892), фотография обоих, вклеена вырезка из газеты на английском языке о его казни и рукою А. К. Коростовец вписана дата его смерти 17.01.47.

Есть тут автографы Ф. И. Шаляпина и его дочерей, балерин Анны Павловой, Тамары Карсавиной, вездесущих Мережковского и Гиппиус, Куприна, В. Набокова (Сирина), М. В. Добужинского и его жены, фотография Л. В. Собинова с автографом, а ниже автограф его дочери Светланы, С. С. Прокофьева, фотография красавца-актера Ивана И. Мозжухинас его дарственной надписью, фотография С. Лифаря с балериной В Немчиновой, гетмана Скоропадского и генерала Маннергейма… В альбоме множество рисунков, иконы, портреты, пейзажи, карикатуры, вклеены различные телеграммы, газетные вырезки, этикетки… Одним словом, настоящий фейерверк, гул ушедшей эпохи трагического ХХ-го века.

Конечно же, в альбоме есть и открытка-портрет его Высокопревосходительства генерала барона П. Н. Врангеля (лист 39). Конечно, задача каталогизатора описать каждый лист, расшифровать автограф. И на открытке, как и сказано в каталоге, отпечатана надпись «Правитель и Главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России Генерал-лейтенант барон Петр Врангель». Автограф Врангеля сделан на открытке, дата 20 ноября, очевидно 1920, т. е. дата эвакуации войск из Крыма. Видимо, открытка отштампована в самом начале апреля, ведь известно, что Врангель прибыл в Севастополь из Константинополя 4 апреля 1920 г и принял командование Вооруженными силами на Юге России. После ряда успешных операций, 28 апреля он провел их реорганизацию и переименовал в Русскую Армию! Врангель, как и другие участники Добровольческого фронта, понимал, что в России идет отнюдь не гражданская война, но война с Третьим интернационалом, что следует из его приказов. На наш взгляд, это принципиально важный вопрос, который должен был быть отражен в комментарии. Кроме того, описывая этот лист альбома, И. Е. Иванченко отмечает, что рядом с открыткой на английском языке сделана приписка рукой А. К. Коростовец о том, что здесь помещен еще один автограф, данный Врангелем князю Острожскому в день эвакуации. Но почему-то сам автограф остался без внимания, между тем, как он сам по себе важен. Генерал цитировал Шекспира (естественно на английском) («Генрих VI»), слова франц. короля Людовика, сказанные англ. королеве Маргарите в утешение, ибо супруг ее и король Генрих стал изгнанником. Это 3 акт драмы: «[Чтоб не было собою оставайся — начало реплики, отсутствующее в автографе] И под ярмо фортуны/ Ты шеи не склоняй, но пусть твой дух/ Над всеми бедами восторжествует».

Интересен и лист 67, где воспроизведена фотография одной из комнат берлинской квартиры А. К. Коростовец, на комоде виднеется портрет К. К. Случевского и надпись: «Панихида по поводу 100-летия со дня рождения Константина Константиновича Случевского, 26-го июля 1937 г.».

В предисловии к первому тому «Узоры судьбы» И. Е. Иванченко живо и интересно рассказывает об атмосфере, царившей в доме К. К. Случевского и его знаменитых «пятницах», домашних спектаклях, не забывает упомянуть и о гостеприимстве хозяев. А далее подробно останавливается на повествовании о судьбе самой героини «романа» Александры Константиновны Коростовец. После захвата власти большевиками она с мужем бежит в Польшу, затем судьба приводит их в Берлин. Жизнь в Берлине постепенно налаживалась и Александра Константиновна стала заниматься реставрацией икон, иконописью. «Вся деятельность дочери поэта, — пишет исследовательница, — была связана с православными храмами Германии, Чехословакии, Югославии, Бельгии. Сотни икон, возрожденные к жизни Александрой Константиновной, обрели вторую жизнь. <…> В Берлине Александра Константиновна как человек глубоко верующий оказалась среди художников-иконописцев, многие из которых были учениками П. М. Софронова, знатока древнерусской живописи и прекрасного педагога. Можно предположит, что А. К. брала у него уроки». Группа Софронова работала на Ольшанском кладбище в Праге, расписывая русский храм Успения Пресвятой Богородицы. Со своими коллегами А. К. Коростовец сохранила дружеские связи на всю жизнь. Среди них, например, был уже упомянутый выше Е. Е. Климов, Т. В. Косинская, С. Р. Андро де Ланжерон, Т. Р. Курсель, Г. В. Михнюк. Берлинский дом Коростовец был так же открыт для друзей и знакомых, как и петербургский дом ее отца. «Альбомы, которые вела А. К. Случевская-Коростовец на протяжении 52 лет, являются уникальной художественно-поэтической, философской и общественной мыслью 20-х — 70-х годов ХХ века, — справедливо замечает Иванченко, — ибо продолжили традицию литературных «пятниц», проходивших в доме ее отца».

Выше мы перечислили некоторые автографы лиц известных, но гораздо больший интерес, на наш взгляд, представляют собой автографы, так сказать, младших богов, лиц малоизвестных или совсем забытых ныне в России. Ведь русский исход исчислялся миллионами, некоторые исследователи называют цифры от 2-х до 4-х млн. И как раз особая ценность этого альбома состоит в напоминании о забытых именах русских беженцев. Это прежде всего, конечно, коллеги иконописцы А. К. Коростовец, с которыми она работала в Праге. Лист 78. Например, Татьяна Владимировна Косинская (1903-1981), именно она возглавляла группу художников, работавших над росписью храма на Ольшанах. Читаем в каталоге: «В монашестве мать Серафима, иконописец. Дочь проф. экономики Вл. Ан. Косинского… Ученица П. М. Софронова. Жила в Берлине, Париже, где состояла членом общества «Икона», брала уроки у И. Я. Билибина. Совершила паломничество в Святую Землю. Т. В. Косинская скончалась в Санта-Барбаре, где ухаживала за матерью архиепископа Иоанна (Шаховского). Похоронена на православном сербском кладбище в Саан-Франциско». Вообще на этом листе оставлены автографы всех художниц, работавших на Ольшанах — Г. В. Михнюк, С. Р. Андро, Т. Курасель…А открывается этот лист автографом епископа Сергия (Королева), который в тот вечер, очевидно, 11 ноября 1940 г. благословил всех иконописцев на роспись храма на Ольшанах: «Бог благословит тружеников святого дела иконописания во Славу Божию и в утешение верующих людей». Конечно, в каталоге кратко, но емко описана и его судьба. Дни свои он окончил в России, куда вернулся лишь в 1950 г. Скончался в 1952 г. в Казани. Отпевавший его архимандрит Макарий на прощание сказал: «Слава твоя — это весь народ, собравшийся сегодня проводить тебя». А народу, действительно, собралось великое множество, несмотря на возобновившиеся в те годы гонения на Церковь.

Очень интересен и лист 77, где помещена фотография и автограф Александра Ефимовича Котомкина-Савинского. В руках у него гусли и подпись: «Гусляр-складатель Александр Котомкин 17. II. 40». Хотя стихи его публиковались в альманахе «Белая гвардия», скажем прямо это совсем забытый русский поэт. К тому же каталог в основном составлялся на основе данных семейного архива А. К. Случевской-Коростовец. И здесь читаем: «…из крестьян. Окончил Алексеевское военное училище. Штабс-капитан Русской армии. Автор пятиактной пьесы «Ян Гус»… редактор издания Казанского союза увечных воинов «К свету». Участник Белого движения, произведен в полковники…» Интересно, что он неоднократно бывал в доме А. К. Коростовец, посвятил ей песни. Тексты воспроизведены в каталоге. (Некоторые его сочинения были переизданы в начале 2000-х гг. в Москве, нпр., «Восточный фронт адмирала Колчака», «Великий Сибирский ледяной поход» и другие).

Одним словом, все такого рода мелкие подробности жизни русских беженцев весьма и весьма любопытны, они помогают воссоздать тот непростой путь, который прошли наши соотечественники на чужбине, испившие сполна чашу страданий, так никогда и не вернувшиеся на родину.

Между прочим, сама А. К. Коростовец приезжала в СССР в 1966 г., в Ленинград. Она была членом делегации английских искусствоведов (к тому времени жила в Лондоне). Во время поездки все имели возможность познакомиться с достижениями отечественных реставраторов в Русском музее, Петергофе, Царском селе. Надо полагать, впечатления были сильными, учитывая чудовищные разрушения дворцов пригородов северной столицы. Воистину, послевоенные реставраторы и музейные работники наши были настоящими подвижниками, честно служившими русской культуре. И после поездки А. К. Коростовец написала очерк, который был опубликован в газете «Русская жизнь» в Сан-Франциско. Сожалеем, что составитель не поместила этот очерк в приложении.

Остается поблагодарить всех участников и исполнителей этого замечательного проекта, они ответили на вопрос поэта — «раздробленные скрижали» былого, чудесно сложившись в настоящий эпос о русских изгнанниках, возвратились к внукам.