К Добрезино я добираюсь уже на закате. Деревня представляет собой одну улицу, упирающуюся в лес. За лесом – озеро Плиса, да и сам лес, как видно по карте, плотно усеян озерами. Я успеваю дозвониться до своего героя, как при въезде в деревню связь пропадает.

Вскоре вижу, как навстречу мне идет светлоглазый бородатый мужчина с цветной повязкой на голове. Его зовут Эдуард. В этом году исполняется восемь лет с тех пор, как они вместе с женой и сыном переехали в Добрезино. Мы оставляем машину у обочины и дальше идем пешком мимо одиноко стоящих хат.

Видно, что зимой тут почти никто не живет: вокруг девственные сугробы снега, в окнах не видно света. Так продолжается вдоль всей улицы, пока мы не доходим до большого навеса, под которым зимуют два трактора, мотоблок, старый микроавтобус и видавшая виды «Нива».

Сразу чувствуется: здесь есть жизнь. За навесом стоит небольшая хата, где нас уже ждет успевшее за время жизни в деревне размножиться семейство Михновец: жена Майя и пятеро детей – Никита, Услада, Тимур, Эльмира и Миша. Хата представляет собой большую комнату с русской печкой и двумя двухэтажными кроватями, кухней и несколькими подсобными помещениями.

Ко мне сразу же выбегает Тимур – голубоглазый шестилетка. Он выдает сто слов в минуту и интересуется всем на свете. Тимур показывает мне свои игрушки и новый подаренный Дедом Морозом фотоаппарат.

Из Солигорска в деревню

До переезда в деревню Эдуард и Майя жили в Солигорске, где Эдуард работал электрослесарем на «Беларуськалии». И хоть работать на «Беларуськалии» – для многих местных мечта всей жизни, мужчина признается, что морально было тяжело.

– В какой-то момент я понял: если поддамся этой рутине, то потеряю смысл жизни и сопьюсь.

Майя окончила в Минске Институт парламентаризма и предпринимательства, а в Солигорске открыла небольшой магазин с итальянским бельем. И хоть бизнес приносил прибыль, все равно удовлетворения не доставлял: дома не бываешь, все праздники работаешь, детей практически не видишь, а они не видят, чем занимаются родители.

– Мне же хотелось, чтобы мы жили как семья, чтобы дети видели, что мы делаем, как мы трудимся, чтобы они развивались и понимали, для чего нужны родители.

Так Майя окончательно поняла, что больше не хочет заниматься бизнесом.

Ещё одним толчком к переезду в деревню стала поездка в Крым на мыс Меганом, где семья прожила месяц дикарем в палатке.

– Уехали такие городские, пухленькие, а вернулись худенькие-худенькие. И вместе с тем, как изменилось тело, изменилось мировоззрение, – рассказывает Майя.

А Эдуард продолжает:

– Мы потом еще долго раскачивались, специально купили микроавтобус и ездили по поселениям, общались с людьми. В итоге много где побывали, но там что-то не то, тут не это. В итоге наступил момент, когда мы решили: всё, сколько можно ездить? И когда приехали к ребятам в соседнюю деревню, нам понравилось. И понравилось, прежде всего, как тут устроено общение.

Когда ты переезжаешь на землю, самое главное – человеческий ресурс, когда ты можешь прийти в гости и посоветоваться, что и как. А особенно ценить общение начинаешь зимой.

Ребята переехали на Глубоччину, когда нашлась близкая по духу семья. За тысячу долларов купили старый дом, который отремонтировал и довел до ума Эдуард.

На улице начинает падать снег, темнеет. Мы ужинаем вместе, и ребята приглашают меня остаться переночевать в гостевом доме. Меня угощают свежим козьим сыром, сметаной, в которой ложка стоит не падая, домашним хлебом.

За ужином разговор обретает более открытый характер. Майя и Эдуард признаются, что начиналось все не так радужно. Первое время был долгий переходный период, когда после деревни они уезжали в город, жили там, потом возвращались в деревню, потом снова в город.

– На раскачку у нас ушло года три, – подсчитывает Майя. – Первый год был тяжелым для тела. Нужна была глобальная перестройка: холодно, жарко, нужно печки топить.

Привыкнув к комфорту в городе, в деревне мы очень боялись холода. Но за три года организм перестроился, и теперь даже зимой форточка постоянно открыта, а без свежего воздуха я чувствую себя болезненно.

Психологически тоже было нелегко, подхватывает Эдуард:

– В городе ты постоянно отвлекаешься на что-то. А тут пришлось посмотреть вглубь себя, разобраться в своих отношениях, научиться общаться между собой, чтобы было комфортно, бесконфликтно. Мы как бы заново познакомились. А когда переходный период прошел, мы почувствовали, что стали настоящей семьей, где люди друг друга по-настоящему поддерживают.

И потом начали получать удовольствие, потому что здесь уже все твои радости. Когда ты переехал на землю, уже никуда не хочется ехать, даже в соседний город. Приходит светлая радость от того, что ты живешь на земле – и у тебя это получается. Как результат такой трансформации в семье стали появляться детки один за одним.

Дети: «Само слово “даун” скорее воспринималось как ругательство»

Утром мы снова встречаемся в хозяйском доме, чтобы выпить капучино на домашнем молоке. Старшие дети – шестнадцатилетний Никита и восьмилетняя Услада – уехали на школьном автобусе в Подсвилье, городской поселок, где находится единственная на сельсовет школа.

Дома остаются только младшие дети: шестилетний Тимур, Эльмира четырех лет и Миша, которому только исполнилось два. Майя говорит, что все детки рождались быстро, иногда даже не успевали доехать до больницы. Услада стремительно появилась на свет дома, Тимур – в машине по дороге в роддом, а Эльмира и Миша – уже в городских роддомах.

Эльмира родилась с пороком сердца и синдромом Дауна. До года она почти не развивалась – сердце не справлялось. Первые полгода была на лекарствах. После операции на сердце состояние ребенка улучшилось и развитие возобновилось.

– Когда родила Эльмиру, у меня был шок. Само слово «даун» скорее воспринималось как ругательство. В какой-то степени хорошо, что я не знала заранее о синдроме: скрининг во время беременности ничего не показал. Возможно, это был бы большой стресс, и я не знаю, как бы я себя повела. А так, прожив с ребенком и зная, что это замечательное спокойное дитя, мне уже и самой спокойно.

Через два года после Эльмиры родился Миша, у которого тоже обнаружили синдром Дауна, хотя вероятность, что у одной матери родится несколько «солнечных» детей, ничтожно мала.

– Да, это особенные детки, – рассказывает Майя. – Они очень спокойные и позитивные. Можно сказать, что у таких деток отсутствует хитрость, они прямые и открытые.

Меня удивляет, как семь человек уживаются в одной комнате деревенской хаты. Есть в этом и плюсы, считает Эдуард.

– Если бы было две комнаты, пришлось бы две комнаты убирать. На самом деле пространство, в котором живет семья, не ограничивается одной комнатой.

– В городе я не могла пустить ребенка на улицу, – рассказывает Майя. – Мы жили на восьмом этаже, и, чтобы ребенку поиграть на улице, нужно было спуститься с ним и сидеть, смотреть внимательно, ведь вокруг машины. А здесь двери открыл – и дети уже на улице всё познают: курочки, коровка, своя площадка.

И я спокойна – знаю, что все местные старушки за ними следят. Знаю, что дети могут бегать вокруг и изучать мир. Для этого у них в распоряжении огромное пространство. Когда тепло, детей дома практически нет.

Свое хозяйство

После завтрака вместе с Эдуардом мы отправляемся по хозяйским делам. Помогать отцу собирается Тимур. Эдуард вручную набирает из колодца два ведра воды, и мы идем. Среди поля стоит большая хозяйственная постройка – это козлятники, здесь живут семь коз и одна корова. Отец с сыном разливают воду по поилкам, и каждое животное получает свою порцию.

Мы с Тимуром стоим возле двери, когда Эдуард открывает один из загонов, откуда сразу же выскакивает коза и бодро бежит к доильному станку, ловко запрыгивает на него и засовывает голову в своеобразную «гильотину», где ее ждет корм. Эдуард уверенными движениями моет вымя козе и начинает дойку. Плотные струи молока врезаются в стенки ведра. Он доит двух коз и переходит к корове. Та сама никуда не прыгает, ее приходится привязывать за рога. Молока зимой немного, и оно получается очень жирным.

После дойки мы идем за сеном – основным ресурсом, который заготавливает Эдуард своим трактором. Семья в первый же год оформила четыре гектара земли в личное подсобное хозяйство для пастбища и сенокоса. Сегодня Михновцы целиком обеспечивают себя молоком, яйцами, сыром, сметаной, маслом и даже сгущенкой и мороженым.

– После Меганома мы отказались от мяса, – вспоминает Майя. – У нас даже был период сыроедения, который с ужасом вспоминает наш старший сын. Ему тогда было 7-8 лет, и он буквально требовал сосиски. Даже теперь, если нужно есть суп, сын говорит: «Я буду есть суп, если только он с мясом».

Беременной мне снилось, что я ем кусок кровавого мяса. Я поняла, что мне хочется мяса и бессмысленно отказываться от того, чего требует мое тело.

Всю выпечку Эдуард и Майя делают сами, покупают только муку. Сыры и яйца продают. А вот с огородом большой дружбы не вышло, тут помогает свекровь: она выращивает продукты, которых хватает практически на год. Поэтому все заработанные деньги удается копить. Тратить их, как признается Эдуард, тут просто некуда.

После уборки козлятников, дойки коз и коровы мы возвращаемся в дом.

Кому (не) надо переезжать из города в деревню

На прощание я решаюсь спросить, не жалеют ли ребята, что оставили комфортную городскую жизнь и променяли ее на деревенскую, полную хлопот. Но, судя по улыбке, Майя ни о чем не жалеет:

– Я очень рада, что мы решились и переехали. И теперь живем на земле. Когда за тридцать перевалило, уже обычно есть семья, дети, работа. А пока есть энтузиазм – нужно пробовать и делать. Мы для себя решили, что, вместо того чтобы идти у кого-то что-то просить, жаловаться на кого-то, мы будем развиваться сами. Да, мы понимаем, что это труд. Мы трудимся сознательно и с радостью. Да, тяжело, да, бывают сложные моменты.

Моя физическая нагрузка раз в десять больше, чем у городской женщины. Раньше я вообще не могла представить, что я могу такое огромное количество дел сделать за день. Когда появился первый ребенок, я думала, как же мне успеть-то сделать это всё. А теперь у меня пятеро детей, огромное хозяйство, мне нужно сыры варить, а я всё это успеваю и хочу еще намного больше!

Деревня учит самостоятельности. Все вопросы, которые мы закрывали в городе финансами, перешли в труд. Тут некому тебя обслуживать, всё приходится делать самому, а это значит быть самостоятельным и самодостаточным. А если ты самостоятельный и самодостаточный, скучно никогда не будет. Скучно может быть, только если ты в состоянии уныния. Тем, кто хочет, чтобы их обслуживали, в деревне будет очень тяжело и морально, и физически.

Многие друзья, приезжая к Майе и Эдуарду, тоже загораются желанием жить в деревне. Но на самом деле хозяева подозревают, что люди просто хотят побыть на природе, потому что эта потребность очень важна для человека. Поэтому, прежде чем начинать строить дом и влезать в деревенскую рутину, ребята советуют разобраться в своих желаниях. Если хочешь физически трудиться – переезжай, а если побыть на природе – для этого есть агроусадьбы.

Источник: https://dhoz.ru/если-бы-я-поддался-рутине-то-спился-бы/