Как известно, нынешние российские власти пытаются бороться с кавказско-исламским терроризмом в России, предоставляя кавказским национальным республикам обильные бонусы и привилегии экономического и социального характера. Де кавказский терроризм обусловлен исключительной бедностью, массовой безработицей в кавказских республиках, трудностями в получении современного образования и в этой связи отсутствием перспектив в достижении социального успех у кавказской молодёжи. Кавказская молодёжь сильно нервничает по этому поводу и потому уходит в горы, а, спускаясь с гор, вооружённой до зубов, взрывает от такой безысходности жилые дома в русских городах, пассажирские поезда, станции метрополитена и аэропорты, захватывает в заложники в русских больницах немощных стариков и беременных женщин, детей в школах и зрителей на концертах.
Исходя из убеждения в социально-экономической детерминации терроризма, власть выбрала соответствующие методы борьбы с ним. В целях обеспечения кавказцам социального успеха двери вузов Москвы и Петербурга, Ростова и Краснодара настежь распахнуты для кавказской молодёжи, даже, когда её представители едва говорят по-русски и с трудом вспоминают таблицу умножения. С целью сокращения безработицы правительство реализует программу заселения кавказцами вымирающих русских областей. И одновременно власть осыпает кавказские национальные республики миллиардами из федерального бюджета,
Бюджетные трансферты в среднем на одного жителя России составили в 2010 г. около 5 тыс. рублей. При этом на одного жителя русских областей из бюджета потрачено около 4 тыс. рублей, а на одного чеченца в Чечне 44 тыс. рублей, с учётом же финансирования по ФЦП – федеральным целевым программам - почти 50 тысяч, то есть в 12 раз больше, чем на русского в какой-нибудь Богом забытой Псковской, Пензенской или Тамбовской губернии. Правда, не всех кавказцев так балуют. Например, на одного ингуша в Ингушетии из бюджета тратится, порядка, 28 тыс., то есть не в 12, а только в каких-то 7 раз больше, чем на русского в России. Можно сформулировать и по-другому: на русского в русских областях тратится бюджетных денег в 12 (!) раз меньше, чем на чеченца в Чечне и в 7 раз меньше, чем на ингуша в Ингушетии. Если это государственная политика, то хотелось бы услышать из Кремля, из Белого дома и с Охотного Ряда хотя бы самое краткое пояснение, чем у нынешней власти государственная политика отличается от экономического геноцида русских.
Если брать мусульманский Кавказ, в целом, то в пять северокавказских мусульманских республик Чечни, Ингушетии, Дагестана, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, не считая общегосударственные расходы бюджета, в 2010 г. ушло порядка 110 млрд. межбюджетных трансфертов и 135 млрд. бюджетных средств, в целом - из 725 млрд., выделенных федеральным центром регионам. То есть, почти 20%, притом что в упомянутых республиках живёт только 4% российского населения. Объём инвестпрограмм, осуществляемых на Северном Кавказе, 5,5 млрд. евро, то есть 220 млрд. рублей. Эту цифру озвучил главный чиновник страны Д. Медведев. И, если кто-то думает что деньги тратятся на строительство доменных печей, у которых будут потеть трудолюбивые кавказские народы он, мягко скажем, заблуждается. Ахмед Билалов – депутат Госдумы двух созывов, вице-спикер заксобрания Краснодарского (!) края, первый вице-президент Олимпийского комитета России, совладелец ОАО "Горная карусель (как видим, с поставленной задачей обеспечения кавказцам социального успеха власть худо-бедно справляется) сообщил, что до 2020 г. на территории СКФО будут построены пять горнолыжных курортов стоимостью более 450 млрд. руб., для чего, в частности, создано ОАО «Курорты Северного Кавказа».
Однако политика властей ублажения мусульманского Кавказа, настойчиво проводимая в последние 10 лет, терпит полный крах - теракты не прекращаются, а число их уменьшается, разве что, в парадных реляциях правоохранителей. И можно с уверенностью сказать, так будет продолжаться и дальше. А дело в том источники и причины терроризма не только не ограничиваются социально-экономическими обстоятельствами, но таковы, как правило, вообще, не являются здесь главными. То, что это невдомёк российским властям, весьма странно. Достаточно взглянуть на русские области – систематически дискриминируемые федеральной властью, нищие и глубоко депрессивные – 50 тыс. городов и деревень с началом либеральной революции попросту исчезли с лица земли. Однако русским и в голову не придёт пускать в этой связи пассажирские поезда под откос, брать в заложники детей в школах и беременных в больницах. Казалось бы, какие нужны ещё доказательства ошибочности представления о преимущественно социально-экономической обусловленности терроризм, и необходимости пересматривать формы борьбы с ним. Понимание терроризма как многосложного социокультурного явления, не исчерпывающегося социальными аспектами, давно стало общим местом в социологии. Но российскую власть реальна природа терроризма, кажется, мало интересует. Или, может быть, нынешней власти попросту невыгодно эту природу постигать? Потому что тогда, забегая вперёд, скажу - обнаруживается, что нужно не чеченцев ублажать, а возрождать русское национальное самосознание и русские области. А это, как видно, в планы нынешней патологически русофобской власти не входит
Терроризм, как уже все понимают, имеет комплекс причин, отражающий целый ряд аспектов: общекультурный, религиозный, этнический, политический, геополитический, экономический, социальный, психологический. Бессмысленно и котрпродуктивно дискутировать - является ли терроризм феноменом религиозным, этническим или политическим. Как правило, в нём всё сплетено в тесный клубок и нераздельно. Поэтому совершенно неэффективно акцентироваться на одном лишь аспекте, игнорируя прочие. Для эффективной, а не показушной борьбы с терроризмом важно, с одной стороны, понять его инварианты – то есть неизменяемые конституционные свойства и источники. А с другой стороны, важно просчитывать и учитывать «удельный вес» той или иной составляющей в его конкретных вариациях, то есть специфически характер терроризма, что называется, с учётом места и времени. Притом нужно понимать, что этот вес может меняться. Например, в первую чеченскую войну (1994-96 г.г.) случаи "шахидизма" среди чеченцев почти не встречались, с началом же в 1999 г. второй войны они стали регулярными. То есть удельный вес религиозного фактора резко вырос.
Если говорить об инвариантах, то первое, что нужно констатировать - терроризм это экстремальная форма самоутверждения некоей силы и выражение ею протеста против сложившегося порядка вещей, против существующей реальности. При этом терроризм, предполагающий убийство людей, невозможен без некоей мировоззренчески, идейно и морально обоснованной санкции, и без определённого рода и определённого количества психической энергии, которая питает довольно эмоционально-затратную террористическую активность. Поэтому для противодействия терроризму важно понимать как происхождение санкции, так и источники психической энергии.
В большинстве случаев терроризм – форма борьбы за религиозные, социально-политические, экономические, национальные цели. Как следствие, происхождение протеста, источник и характер санкции могут носить политический, религиозный, национальный или комплексный характер. От этого зависит, какой именно аспект реальности отрицают террористы, против кого направлен их смертоносный протест, на какой риск и, какие жертвы они готовы идти и, что их может остановить. Кроме того, всегда полезно понимать, какие внешние силы и в связи с чем заинтересованы в эскалации терроризм. При этом сводить всё к проискам врагов из-за рубежа тоже малопродуктивно.
Например, терроризм народников и народовольцев в России в 19-м веке, хотя и носил политический характер - народники охотились за царём и царскими сановниками, но имел выраженную квазирелигиозную духовную составляющую. Это было проявление характерного для переходного периода локального культурогенеза, который Л.Н. Гумилёв называл периодом надлома, эсхатологического мирочувствования, питавшего профетический мессианизм и социальный утопизм. В связи с чем народники – бомбисты осознанно шли на смерть. Санкцией для них служила идея необходимости осчастливить страдающий народ. Поэтому они нуждались в моральной поддержке народа и, не получив таковой, сошли с исторической сцены. А сегодня подобного рода эксцессы в русском мире, вообще, отсутствуют как класс, польку для нынешней фазы русского этно и культурогенеза подобный психологический тип не характерен.
А, скажем, терроризм эсеров носил характер узкополитический, духовно-религиозная подоплёка в нём была выражена слабо. Эсеры нуждались не столько в моральной поддержке народа, сколько в деньгах и власти. Заправляли в эсеровских террористических организациях еврейские аферисты, вроде Азефа, а финансировал их еврейские банкиры Европы и Америки. Поэтому эсеры убивали политических противников, не жалея случайные жертвы - только один взрыв дачи премьер-министра Столыпина на Аптекарском острове в Петербурге в 1906 г. погубил 28 русских душ, в основном из обслуги дома – кухарок и прачек, и около 40 были ранены. Своими же жизнями эсеры предпочитали рисковать как можно меньше. И не случайно, они отличались двурушничеством - среди них было множество агентов Охранного отделения. Санкцию эсеры находили в доктрине революционизма, которая была разработана европейским масонством и еврейским «интернационалом» во главе с Марксом, и в готовом виде предоставленная эсерам в пользование.
Красные бригады в 60-ые годы в Европе хотя и убивали людей под леворадикальными лозунгами, но «работали» под контролем американских спецслужб и масонства. Их террор не был лишён идейной мотивации, но требовал тяжёлых наркотиков и обильного финансирования со стороны закулисных хозяев. Как только таковым удалось хорошенько напугать европейского обывателя левым экстремизмом, скомпрометировав, тем самым, европейские компартии и поддерживавший их СССР, ЦРУ перестало нуждаться в услугах Красных бригад, и они благополучно испарились. Потому что в современных условиях, помимо психологического настроя, терроризму нужна ещё и хорошая организация, и немалое финансирование. Тоже можно сказать и про анархический терроризм в Европе в 19-м веке. Когда масонство решило в деле уничтожении национальных политических и культурных элит и свержения национальных правительств делать ставку на «пролетарские» революции и мировую войну, анархистам, хотя и не отказали полностью в праве на сосуществование, но предложили малоприметные вторые роли – оставили им вспомогательные функции. Так, Гаврило Принцип, задействованный западными демиургами в 1914 г. в убийстве в Сараево эрцгерцога Австро-Венгерской империи и престолонаследника Франца Фердинанда и его жены Софии, принадлежал анархической подпольной группе «Молодая Босния».
А, скажем, терроризм Тигров освобождения Тамил Илама (ТОТИ), был формой борьбы за национальное самоопределение. Хотя в качестве официальной идеологии Тигры выбрали марксизм-ленинизм, их главные требования лежали совсем не в плоскости построения коммунизма и пролетарской революции. «Тигры» выступали за создание независимого от Шри-Ланки национального государства Тамил-Илама. Тамилы – крупнейшее этническое и религиозное меньшинство в Шри-Ланке. В отличие от буддистского большинства – сингальцев, тамилы - индуисты. Национальное чувство, как и религиозное, достаточно сильный мотивирующий фактор, поэтому тамильские повстанцы смогли создать подразделение террористов - смертников – «Чёрные тигры», которые отличались готовностью к самопожертвованию. Кстати, «Чёрные тигры» первыми стали массово привлекать к исполнению терактов женщин и детей.
Однако при всём при этом нужно понимать, что тамильский терроризм никогда не приобрёл бы такой размах, если бы речь не шла о шельфовой нефти Шри-Ланки. Поисковые работы в шельфовой зоне острова американскими компаниями были начаты в 80-е годы. Тогда же возникла и начала борьбу повстанческая армия тамилов. Пик террористической активности ТОТИ пришёлся на 80-е и начало 90-х. Но Запад не слишком бил тревогу по этому поводу. Когда же оказалось, что нефтегазовые перспективы Шри-Ланки преувеличены, Евросоюз, Англия и США организованно признали ТОТИ террористической организацией, и тигры быстро завяли, хотя формально существовали до 2009 г.
Кстати, нефтяной «след» в терроризме в 20-м веке стал едва ли не нормой. К примеру, в индонезийской провинции Ачех на севере Суматры, начиная с 70-х годов прошлого века, 30 лет длилось противостояние между правительственными войсками и местной группировкой «Свободный Ачех». Террористические акты унесли жизни более чем 10 тыс. мирных жителей. Индонезия – с 70-х годов крупнейший экспортёр нефти и газа, а Суматра богата запасами этих углеводородов. На рубеже 2000-х годов Судан начал экспортировать с разведанных месторождений юга и востока страны нефть. Гражданская война в восточной провинции Дарфур, сопровождаемая террористическими акциями и этническими чистками, не заставила себя долго ждать. Наибольшую активность проявила арабская военизированная группировка «Джанджавид», которую поддерживало центральное правительство в Хартуме. Погибло несколько десятков тысяч гражданского населения, преимущественно, чернокожие. Не спасло их даже то, что они сами исповедуют ислам. Около миллиона беженцев вынуждены были уйти в соседний Чад.
Северокавказский и, шире, исламский терроризм в современной России имеет ярко выраженную этнорелигиозную основу. Поэтому купить лояльность кавказских мусульман, устроив из Кавказа один большой курорт – очередная утопия демлиберального Кремля. Тут нужно учитывать, что кавказский терроризм есть неотъемлемая и вполне органичная составляющая радикально-исламского терроризма в мировом масштабе. Его уже много лет исследуют в Израиле и в Европе, и накоплен довольно большой массив фактологического и аналитического материала.
Многие социологи полагают, что исламский экстремизм и терроризм, как одна из его форма связаны с утверждением на Западе секулярной, в смысле безбожной и бездуховной идеологии, секулярной культуры и секулярного общества, утратившего веру, отказавшегося от аскетичной традиционной морали, потерявшего всякие духовные ориентиры и целиком сосредоточенного на потреблении и удовлетворении чувственных потребностей. Между тем, для традиционного сознания мусульманских народов ценностный и нравственный релятивизм Запада глубоко противны и неприемлемы. Поэтому де радикальный ислам и терроризм есть ответ традиционного исламского сознания на западную идеологическую и культурную агрессию. Причём, терроризм лишь одна из форм неприятия мусульманами норм западного общежития, другой – менее пассионарной и активной формой является преступность. К примеру, французский социолог иранского происхождения Фархад Хосрохавар, научный руководитель Центра анализа и социологических исследований при Высшей школе социальных исследований отмечает, что от 50 до 80% заключенных во французских тюрьмах это мусульмане, притом, что мусульман в стране составляют 7-8% населения.
С тезисом о духовной и культурной агрессии апостасийного Запада спорить не приходится - таковая очевидна. Но объяснить этим обстоятельством исламский экстремизм едва ли возможно. Мы православные русские в России ощущаем идеологическую агрессию Запада ничуть не менее остро, чем мусульмане в исламском мире. Неприемлема западная бездуховная агрессия и для миллионов буддистов, и миллионов индуистов. Однако ни те, ни другие по части терроризма не усердствуют. Почему же именно радикальный ислам порождает террористическую угрозу по всем у миру. Ответ на этот вопрос имеется.
На рубеже 18-го – 19-го веков мусульманская ойкумена – Южная и Передняя Азия, отчасти Ближний восток подверглись пассионарному толчку. Здесь начались новые процессы популяционных системогенезов. В 20-м веке завершилась латентный, то есть скрытый период таковых, и начался период, который Л.Н. Гумилёв в своей теории этногенеза называет фазой подъёма. Данное обстоятельство обусловило возрождение исламского мира – достижение политической независимости исламскими странами, рост населения, экономики, рост политического влияния исламских стран в мировой политике и возрождение ислама как такового – рост религиозных настроений и восстановление ослабленного в 20-м веке влияния ислама в культуре. Подъём же ислама в регионах, которые не были задеты пассионарным толчком, в частности, в России, связан с открытым Гумилёвым феноменом пассионарной индукции. Всё это закономерно вызвало к жизни мессианские амбиции ислама. Ислам всё более открыто и громко заявляет претензии на свою всемирно-историческую миссию. Причём его «миссианизм» не ограничивается религиозной сферой, где ислам претендует на статус «религии всех пророков» и Последнего Божественного Откровения – одно из имён Корана.
Чтобы понять, в чём содержание этой миссии нужно вспомнить, что ислам это не только религия - определяет не только духовную сферу человека и его бытовые стереотипы, но и политическая, и правовая система. И свою миссию современный ислам видит не только в утверждении шахады: нет бога кроме Аллаха и Мухаммед - пророк его, но, в частности, в том, в чём её видели марксисты 19-го века - в своего рода, социальной инверсии - «кто был ничем, тот станет всем». «Ислам стал религией угнетённых. Сегодня при помощи идеалов ислама можно выразить несогласие с обществом и западным миром в целом», - замечает упомянутый Фархад Хосрохавар. При этом ислам не скрывает, что претендует на завоевание мирового политического господства – доктрина всемирного халифата одна из центральных и наиболее разработанных в исламской традиции. Для этого ислам ведёт с куфром и кафирами, то есть неверием и неверными джихад, который, замечу, согласно исламской вере, будет длиться до скончания времён.
Но и это ещё не даёт нам объяснения природы исламского экстремизма. Пассионарный толчок покрыл также Китай, Японию, Корею, Индию. Да и желать мирового господства не ново и не оригинально. Те же американцы открыто объявляют таковое господство своей целью. Китай сегодня также уже не скрывает мечты о глобальном доминировании, например, китайские финансовые власти объявили о том, что время доллара как мировой валюты уходит, и теперь на эту роль претендует юань. Однако ни американцы, ни китайцы не взрывают самолёты и поезда, по крайней мере, своими руками, а свои претензии на гегемонизм стремятся обосновать другими средствами. Китай – изнурительным самоотверженным трудом, размерами ВВП и валютных запасов, культурной и политической монолитностью полуторамиллиардного гиперсоциума, США – новыми технологиями, запасами золота в Форт-Ноксе, арсеналами Пентагона и Голливуда, и, разумеется, масштабными афёрами своих гобсеков - хозяев ФРС, которые у них называются «финансовой политикой».
Исламский экстремизм в мировом масштабе связан не просто с глобальными «миссианскими» претензиями, как таковыми, христианство ведь тоже претендует на всемирность, а с тем, что эти претензии ислама вступают в явное противоречие с реальным положением и с реальными достижениями исламского мира в Новейший период. Запад, к примеру, который отнюдь не собираюсь здесь защищать, создал богатейшую материальную культуру, а в предыдущие века, когда ещё не сошёл с христианской почвы, и выдающуюся культуру, как таковую, обольщавшую самые притязательные умы иных цивилизаций. Православные русские создали космос, передовую науку, выдающееся искусство – музыку, живопись, театр, литературу - примеры духовной рефлексии Достоевского, Толстого, Чехова, которые впечатлили многих людей далеко за пределами России, ценой колоссальной русской народной жертвы освободили мир от человеконенавистнического фашизма, освоили малопригодные для жизни человека территории Сибири и Крайнего Севера, закрепились в труднодоступных Арктике и Антарктике, подали миру после войны примеры державного и культурного строительства, социальной солидарности и справедливости, бесконфликтного общежития многих народов.
Претензии же исламской уммы на мировое господство обоснованы весьма слабо. Дар аль-ислам - мир ислама политически разобщён, раздираем противоречиями религиозных конфессий и сект: сунниты, шииты, салафиты, ортодоксальный ислам и суфизм, противоречиями крупных этнических групп – между собой конфликтуют арабы, иранцы, курды, тюрки, конкурируют пантюркизм и панисламизм. Высокая пассионарность, которая является причинной подъёма исламского мира, она же ограничивает его потенциал, и не позволит приобрести то могущество, о котором мечтают панисламисты. Всемирный исламский халифат утопия не потому, что его возникновению мешают внешние силы кафиров, а потому, что глубинные разноречия внутри исламского мира исключают такую возможность. Даже в мусульманской ойкумене невозможно политическое объединение. Ведь пассионарность питает не только активность, но и амбиции. Если брать Ближний Восток Переднюю и Центральную Азию, наиболее пассионарен здесь шиитский Иран, но его лидерство не примут ни арабы, ни тюрки – сунниты Центральной Азии. Второе издание Великой Порты – также утопия. Арабы и иранцы сопротивлялись власти и просто доминированию Стамбула и в пору своей крайней ослабленности, теперь же об это и говорить не приходится. Объединение не возможно даже отдельно в арабском мире. Сегодня моральный авторитет арабских элит, активно сотрудничающих с США, по сути, обслуживающих интересы западного олигархата весьма не высок. Но и, когда в самой богатой арабской стране - Саудовской Аравии, которая сегодня конкурирует за влияние в арабском мире с Египтом, падёт проамериканская династия Саудитов, салафиты и умеренные сунниты едва ли найдут общий знаменатель, потому что их разный взгляд на исламскую нормативность обусловлен ничем иным, как разным мирочувствованием, а таковое не меняется в зависимости от политической конъюнктуры.
Последние события в Тунисе, Египте, Судане, Йемене хоть их и объясняют кознями американцев – яркое свидетельство, что и в социальной сфере в исламском мире далеко не всё благополучно. А экономические успехи арабских стран базируются в основном на экспорте нефти и газа. В инновационной же сфере мир ислама отнюдь не блещет. На 1000 человек здесь приходится всего 8,5 учёных, инженеров и техников, это в пять раз меньше общемирового показателя. Не сегодня даже самые технологически передовые страны Ислама, как Турция максимум, на что способны – это заниматься сборкой западной техники, в лучшем случае, производить её по лицензиям. И, похоже, исламский мир не склонен по этому поводу сильно переживать. Исламские страны тратят на научные исследования и разработки всего 0,3% своего ВВП - в 8 раз меньше среднемирового значения.
В этой ситуации, когда на социальном уровне предъявить миру, в сущности, нечего, исламу ничего другого не остаётся, как заявлять о себе резонансными примерами весьма своеобразно понятого религиозного служения на индивидуальном уровне. Формой такового служения признаётся, в частности, терроризм смертников.
И вот здесь у ислама, действительно, обнаруживаются серьёзные преимущества перед другими религиями. Ни христианство, ни индуизм, ни буддизм не дают санкции на истребление людей ради достижения религиозного идеала. Ислам же такую санкцию своим радикалам даёт - прежде всего в доктринах джихада и шахидизма, получившего признание во всём исламском мире. Шахид – от арабского «шахада», буквально «свидетельствование» истинности единого Бога - мусульманин, пожертвовавший жизнью, принявший мученическую смерть во имя Аллаха, то есть «мученик за веру». Притом шахид утверждает мусульманскую веру своей смертью, как правило, в ходе джихада - газавата, то есть на войне с неверными. А поскольку к войне открытой – войне армий мусульманские страны, как показал опыт противостояния арабов с Израилем, малоспособны, они предпочитают войну террористическую – из-за угла и против безоружных мирных жителей. У радикальных исламистов считается, что акции террористов - смертников есть проявление силы и непобедимости ислама, они являются манифестацией мусульманской чести и гордости. Впрочем, так считают не только радиальные исламисты - многие официальные исламские авторитеты открыто поддерживают шахидизм. И уж, тем более, из их уст редко услышишь осуждение терактов шахидов.
Справедливости ради стоит заметить, в традиционном исламском праве, основанном на Коране, есть запрет на убийство в ходе джихада некомбатантов – мирных людей, не участвующих в военных действиях - стариков, женщин, детей. Но в тоже время отдельные аяты и целые суры Корана, отдельные хадисы Сунны допускают трактовки и толкования, которые легитимируют экстремизм и убийство кафиров. И, в целом, дух ислама особенно отчётливо проявленный в доктрине джихада – его военной составляющей - газавата далеко не пацифистский. Если христианство предлагает подставить обидчику другую щёку, то ислам здесь солидарен с иудаизмом и принимает его ветхозаветную норму - требует отмщения: "И предписали Мы им в ней, что душа - за душу, и око - за око, и нос - за нос, и ухо - за ухо, и зуб - за зуб, и раны - отмщение" (Сура "Трапеза", 5:43)
Также в исламе запрещёно убийство самого себя. «И они не поклоняются иным богам, кроме Аллаха, и не лишают жизни душу, которую Аллах сотворил запретной для убийства… А те, кто творит это, тот встретит тяжкое воздаяние» (Сура "Различение", 25:68).
Однако радикальные исламисты легко обходят этот запрет, утверждая, что террористы смертники, вообще, не могут рассматриваться, как самоубийцы. Более того, террористические акции у радикальных исламистов считаются особенно успешными, когда жертвами становятся старики, женщины и дети, та как это сильнее устрашает врагов «истиной веры». Или, скажем, с нормативным ортодоксальным исламом никак не сообразуется практика обращения в шахидок женщин - женщина в ортодоксальном исламе, вообще, не имеет права появляться на улице без сопровождения мужа или родственника. Но у радикальных исламистов свои аргументы.
Терроризм смертников обосновывается почётностью религиозного подвига - стяжания мученичество, и обещаниями шахиду рая. Мученическая смерть даёт ему право на прямое попадание в рай, минуя испытание могилой, поэтом он не нуждается в омовении перед погребением и, минуя Страшный суд – мусульманское чистилище – ему прощаются все земные грехи. В раю он получит высокое положение вблизи трона Аллаха рядом с мухаджирами и ансарами пророка Мухаммеда. Парадоксально, что шахида здесь привлекает именно то, что он так неистово отрицает в современной западной секулярной культуре – гедонистическая перспектива - в раю шахида ожидает роскошный стол с напитками и семьдесят девственниц для сексуальных утех - разительное отличие от рая христианского.
Замечу, сам по себе идеал жертвенности, мученичества, как высшего проявления религиозного духа верующего человека заимствован исламом из христианства. Но в христианстве жертвенность и мученичество за веру никаким образом не связаны с убийством других людей. Поэтому ислам нуждается в дополнительном обоснования данного обстоятельства, и находит его, в частности, в иудаизме. Один их пунктов такого обоснования – внушение шахиду чувства избранности, возвышающего его над «нечистым» миром – превращённая форма еврейской ветхозаветной доктрины избранничества.
Собственно, чувство избранности внушается не только идущим на смерть шахидам, но, по сути, всем исламским радикалам, исповедующим доктрину «чистого ислама» и таухид. Таухид - производное от арабского глагола "ва ха да" означает единственность Аллаха в господстве - таухид ар-рубубйиа и в поклонении - только один Аллах имеет право на господство и достоин поклонения. Эта доктрина предполагает отрицание исламистом любых земных авторитетов. Всё, что не оговорено в Божественных откровениях, записанных в Коране, не только не представляет для исповедующего таухид ценности, но и не имеет права на существование - в отношении того, что не санкционировано Аллахом, исламский радикал ощущает себя Его карающим орудием.
С другой стороны, когда мы говорим об исламском терроризме, нужно понимать, что обобщённым субъектом террора является вовсе не религия, как таковая, а исламский мир – народы дар аль ислам. Исламский мир это в основном арабские, берберские, иранские и тюркские этносы. После пережитого в средневековье расцвета и подъёма в течение нескольких веков они, действительно, находились в приниженном положение. Достаточно вспомнить, что, многие исламские страны долгое время находились в колониальной или полуколониальной зависимости от европейских колониальных держав, прежде всего, Англии и Франции. До 20 века это приниженное положение было обусловлено, среди прочего, их слабой пассионарностью. Но пассионарный толчок рубежа 18-го – 19-го веков изменил ситуацию. Высокая пассионарность и низкий политический статус, экономическая отсталость пришли в противоречие. Арабы, иранцы, тюрки острее ощутили свою приниженность. То есть, по сути, речь идёт о том, что мусульманский мир испытывает, своего рода, цивилизационные комплексы. И терроризм - доступный ему способ преодоления таковых. Даже притом, что у каждого отдельного теракта, как правило, имеется и вполне прагматичный смысл.
Ислам как религию исламские народы используют в качестве своего знамени, в целях самоутверждения. Утверждая и славя в терактах на словах Аллаха, они утверждают и славят именно себя в своей земной юдоли. Если бы они исповедовали не Аллаха, а, скажем, Кришну и Вишну, они также стремились бы к самоутверждению. Но вот формы и способы самоутверждения были бы иными, поскольку таковые детерминированы в значительной мере именно религией, создающей определённую духовную атмосферу и культурную среду. Пассионарность, тех же индуистов в современной Индии ничуть не ниже, чем у мусульман. Не случайно Индия сегодня очень амбициозна, и вкладывает, в частности, огромные деньги в создание современная армии. Но индийцы - индуисты стремятся утверждать себя иначе. Индия экспортирует не террор и шахидов, а программные продукты и программистов.
Так что никак нельзя снимать ответственность с религии за то, что творят народы её исповедующие, как это принято у фальшивых гуманистов. Ведь, например, Россия и Филиппины находятся на разных концах планеты. Общего очень мало. Но кое-что есть.
Филиппинские сепаратисты из организации MILF, требующей независимости для народа моро, составляющего 3% населения Филиппин и компактно проживающего на юге страны, в 2007 г. захватили 14 морских пехотинцев правительственной армии и отрезали им головы.
Как вы думаете, кто эти сепаратисты? MILF расшифровывается, как Moro Islamic Liberation Front - Исламский освободительный фронт моро. Примечательно, что в 2003 г. боевики MILF дважды взрывали бомбы в аэропорту г. Давао, 40 убитых, 150 раненых.
Причём, радикальный ислам практикует террор отнюдь не только в тех случаях, когда речь идёт об ущемлении прав мусульманского меньшинства и национально-освободительной борьбе, как у палестинцев в Израиле или у народов моро на южных островах Филиппин – в Бангсаморо. Например, Индонезия – мусульманская страна, из почти четверти миллиарда населения около двухсот миллионов - приверженцы ислама. Ни о каком притеснении и речи идти не может. Тем не менее, в Индонезии действует террористическая организация Джихад Ласкара (LaskarJihad), ответственная за убийство более 10 тыс. христиан.
В Судане мусульмане-сунниты составляют 70 % от 40 миллионного населения, местные африканские культы исповедуют нилотские негроидные племена - 25% населения, и 5% христиан. Кстати, ислам пришёл в христианскую в ту пору Нубию в 7-м веке, но до 12 века христианская община в Судане была наиболее крупной. Этнические и религиозные меньшинства населяют Юг Судана, прилегающий к нему с севера Кордофан, а также регионы Дарфур на Востоке и Беджа - на Западе. После обретения независимости от Англии и Египта в 1956 г. суданское правительство в Хартуме, ключевые позиции в котором заняли арабы - мусульмане, отказалось от своих обещаний учредить федерацию. Мусульманские власти принялись проводить политику исламизации и арабизации среди меньшинств. В 1983 тогдашний президент Джафар Нимейри ввёл в уголовное законодательство страны шариатские нормы и шариатские наказания, среди прочего: забивание камнями, публичная порка, отсечение рук. Исламизация усилилась после прихода к власти в 1989 г. в результате очередного переворота полковника Омара Хассан аль-Башира, опиравшегося на партию Национальный исламский фронт во главе с радикальным лидером Хасаном Абдалла Тураби. Лозунг правящей партии был: «Джихад, Победа и Мученичество». Сопротивление неисламских меньшинств подавлялось беспощадно. Изощрённые массовые акты насилия, в том числе сексуального, практиковались в отношении женщин. По американским оценкам за два десятилетия, исламистские радикальные группировки, действующие под лозунгом джихада, в союзе с правительственными войсками уничтожили на Юге и Востоке Судана около двух миллионов (!) мирных жителей. Более 4-х миллионов (!) были вынуждены бежать в горы, в соседние Эфиопию, Кению и Уганду.
Ислам не радикальный, а как таковой, в своих претензиях на мировое господство, вызванных к жизни объективным процессом подъёма исламской ойкумены равно на Ближнем Востоке, в Передней, Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии, обусловленного, в свою очередь, пассионарным толчком рубежа 18-го – 19-го веков, востребует фанатический тип. Здесь мы непосредственно подошли к теме негативного сознания и антисистемы.
Соединение высокой пассионарности и негативного сознания – первое, что характерно для антисистемных сект, заряженных на физическое истреблению людей. Например, радикальные исламские группировки в Алжире, вроде «Вооружённой исламской группы» и «Салафистской группы проповеди и джихада», переименованной не так давно в «Аль-Каиду Магриба» после неудачной попытки законного прихода к власти в 1991 г. все 90-ые годы, активно боровшиеся с властями, «отличились» акциями показательного массового истребления местного мусульманского же населения. Жертвами террористической бойни стали почти 100 тыс. мирных жителей.
А, скажем, те же ваххабиты Саудовской Аравии напоминают альморавидов и альмохадов Ибн Тумарта, уничтоживших под религиозными исламскими лозунгами в 12-м – 13-м веках цветущую полисную цивилизацию Северной Африки. Притом истребляли они не только основавших эту цивилизацию христиан, но и мусульман. Поскольку у исповедующих «чистый ислам» антисистемников даже те, кто верует в Аллаха, но по-другому, настоящими мусульманами не признаются, и с ними допустимо обращаться, как с кафирами.
Специалисты по исламу обращают внимание, что учение ваххабитов хотя и не явно, но глубинно и принципиально расходится с нормативным ортодоксальны исламом - исподволь ваххабизм проповедует дуализм и материализм – типичные антисистемные признаки. А, учитывая, какими методами ваххабиты утверждают свои «религиозные идеалы», и как готовят свои «кадры» – стремясь истребить личностное начало и превратить человека в зомби, в их антисистемности не остаётся никаких сомнений. То есть связь между феноменом терроризма и исследуемыми в этой книге феноменами антисистемы и негативного сознания очевидна.
Выше я писал о терроризме в средневековом исламском мире в исполнении с смертников - ассасинов или, иначе, хашшишинов - членов секты исмаилитов-низаритов. Это была именно антисистемная секта, её руководители и идеологи являлись носителями негативного сознания. Весьма соблазнительно современных шахидов записать в этот разряд. На Западе возник термин «суицидальный терроризм» (suicide terrorism) в качестве обозначения терроризма смертников. Таковой связывают с бессознательным влечением к саморазрушению и собственной к смерти. Этот термин западные авторы прилагают к исламским шахидам. Но современный исламский терроризм далеко не всегда имеет подобную природу. Палестинский шахидизм ХАМАСА, к примеру, равно как и кавказский, феномен иного рода, нежели средневековый исмаилитский террор или современный ваххабитский террор, который, действительно, сродни исмаилитскому. Не случайно Саудовская Аравия – центр ваххабизма – государственной религией здесь является ислам именно в салафитской или, иначе, ваххабитской версии, выражает интересы США на Ближнем Востоке, имеет с Америкой и Англией особые отношения, а палестинцам в их борьбе с евреями в Израиле помогает меньше других исламских стран.
Отрицание значимости и ценности жизни собственной и других людей несомненно является признаком негативного антисистемного сознания. Но, хотя негативный импульс здесь имеется, палистинский шахидизм - не проявление конституционного негативного сознания антисистемников, а, скорее, именно импульс – то есть временная и ситуативная негативация сознания. Здесь аналогией является феномен японских камикадзе во время Второй Мировой войны, которых также никак нельзя считать антисистемниками.
Упомянутый выше Фархад Хосрохавар - специалист по современному Ирану из Франции исследовал психологию басиджей - так называется иранская полувоенная, состоящая из добровольцев милиция – массовая организация – более 10 млн. человек, имеющая отделения во всех сколь-нибудь крупных населённых пунктах Ирана, основанная самим аятоллой Хомейни в 1979 года. Термин «басиджи» переводится с фарси как «мобилизация». Басидж-и Мостозафин буквально - «мобилизация угнетённых». Басиджи формально подчинены Корпусу Стражей Исламской революции, но, подобно китайским хунвейбинам, реально они подчиняются непосредственно верховному правителю Ирана. Основной задачей басиджского ополчения считается защита Исламской революции и её принципов, басиджи также организует религиозные церемонии, осуществляют надзор за нравами и политическими настроениями в стране. Так вот во время войны с Ираком 1980-1988 г.г. среди басиджей возникло движение смертников, которые «разминировали» своими телами минные поля иракцев и взрывали иракских солдат вместе с собой. Хосрохавар, исследуя их мотивацию, отмечает, что они были проникнуты «смертоносной религиозностью» - подсознательным влечением к смерти, что было связано с разочарованием в результатах Исламской революции, так и не осуществившей в достаточной мере их религиозный идеал исламской республики, в которой торжествовала бы справедливость в общественных отношениях. Это разочарование породило де отчаяние и чувство вины басиджей, что подталкивало их идти на смерть.
Однако, едва ли в мотивации смертников - басиджей стоит искать рациональное основу. Негативация сознания басиджей, их влечение к гибели носили, как и у японских камикадзе характер ситуативный, и были обусловлены психологическим напряжением военного времени. Это был эмоциональный порыв. Не случайно движение смертников ещё до окончания войны стало сходить на нет. Замечу, многие вполне нормальные люди время от времени переживают с той или иной остротой подобные чувства – нежелание жить, невыносимость жизни. Если такие чувства обеспечены и подогреты высоко пассионарностью, они могут оказаться достаточным стимулом для принесения себя в жертву.
Но сам факт возможности временной негативации сознания и влечения к смерти подсказывает организаторам терактов, вполне хладнокровным и руководствующимся рациональными соображениями и интересами, возможность искусственного психологического настраивания человека - потенциального исполнителя теракта на подобный поступок. Если басиджей к актам самопожертвования подвигла фрустрирующая атмосфера военного времени, то в других случаях, смертников готовят планомерно, отбирая субъектов с подходящим анамнезом и, применяя кодирующие, то есть формирующие искусственную психологическую установку техники. Например, известно, что для будущего смертника «полезен» травмирующий психику эмоциональный опыт, скажем, переживания смерти близкого человека. Не случайно, шахидок подбирают из числа вдов или сестёр убитых боевиков. Если потенциальный смертник такого травмирующего опыта не имеет, то ему его организуют. Например, смертниц при подготовке к теракту насилуют. Либо выбираются персоны, вступившие в конфликт со своей средой, нарушившие конвенциональные нормы, и тем самым подвергнутые осуждению в своей среде. Гибель в теракте представляется таким людям избавление от душевных мук, связанных с переживаниями смерти близких людей или конфликта с окружением.
Теперь кратко подведём итоги и сделаем выводы. Итак, кавказский терроризм – часть глобального исламского терроризма, который суть ни что иное, как способ самоутверждения и преодоления глубинных комплексов миром ислама, то есть народами, исповедующими ислам. Хотя, как всем известно, доктрину управляемой исламизации исторической России или, как теперь модно выражаться, «постсоветского пространства», и внедрения сюда радикального ислама в ваххабитском варианте разработали ещё в 70-х годах в Совете по внешним связям и других структурах западного глобального олигархата (ГО), а практическим её осуществлением занимаются ЦРУ и английские спецслужбы, это никак не отменяет заинтересованного участия в ней собственно исламского мира, имеющего, что называется, свой интерес.
Нам русским важно понимать, что в условиях нынешней глобализации, пока радикальный ислам существует в мире, он никуда не денется и в России. Фундаментальным в исламе является положение о единстве исламской уммы, где бы не находились её части. Притом речь идёт о единстве отнюдь не только духовном, как в христианстве, но и организационном, и политическом. Не случайно тот же ваххабизм исламоведы называют не просто религиозным течением, но именно религиозно-политическим. Религиозная составляющая самоидентификации у пассионарных этносов, или испытывающих пассионарную индукцию, или даже попросту сохраняющих традиционную культуру, намного сильнее гражданско-политической. Что и естественно, религия определяет не только собственно сознание, но глубинные пласты подсознания, инстинкты, а гражданство вне религиозного и национального контекста даже чувством нельзя назвать, это скорее рассудочное понимание. Инстинкту, чувству оно не может противостоять и в малейшее мере. Это доказано на многочисленных примерах фиаско европейской доктрины мультикультурализма и интеграции иноплемённых иммигрантов. Когда не только «свежие» мусульманские иммигранты, но и потомки иммигрантов, родившиеся в Европе в благополучных семьях, получившие хорошее образование в престижных университетах уходили в радикальные исламистские секты. Поэтому российские мусульмане и впредь будут ощущать себя частью исламского мира, и мы будем оставаться для них кафирами даже, если они не будут подавать в том вида.
А радикальный ислам существовать будет ещё очень долго, потому что природа и источники его глубоки, комплексы, лежащие в его основе очень сложно изживаемы. Во всяком случае, в ближайшие десятилетия существенных перемен не предвидится. Наш российский кавказский терроризм связан также с психологической «ломкой» и специфическими комплексами в ходе происходящего сегодня распада традиционной культуры в кавказских республиках и в диаспорах в условиях массовой иммиграции кавказцев в крупные российские мегаполисы. Всё это само по себе травмирующий психологический опыт, тем более, учитывая очевидную этническую некомплиментарность между русскими и кавказцами. И, как ни умасливай и не ублажай российских мусульман, русская пословица: «сколь волка не корми, он в лес смотрит» будет описывать ситуацию точнее, чем все многомудрые отчёты и доклады.
Впрочем, есть один верный способ избавления от исламистского терроризма - но это нужно просто идти и спиливать кресты на кремлёвских храмах и ставить вместо них полумесяцы. Потому что никакие паллиативные меры эффекта не дадут. Тогда нас в метро и в поездах взрывать не будут, но тогда лучше сразу учиться носить тюбетейки, хиджабы, никабы, отличать халяльную еду от нехаляльной, ориентироваться на местности, чтоб не дай Бог не спутать в какой стороне находится Мекка, совершая пять раз в день намаз. Потому что мусульмане, когда они берут верх, с трудом терпят рядом с собой кафиров и толерантностью не страдают даже в лёгкой форме. Если примеров Косово, Судана, Индонезии, Кашмира не достаточно, подробнее об этом можно пораспрашивать беженцев из Ичкерии в 90-ые. И даже русские Татарстана много интересного могут рассказать.
Причём важно понимать, что негативизм радикального ислама и радикального кавказского этницизма обращён именно против нас русских, как нации, а отнюдь не против политической или административной системы, каких-либо партий или иных институций. Никто из мусульманских радикалов не кричит, что будет резать правых или левых собак, либеральных или консервативных свиней. Они резали в 90-х в Чечне и обещают резать впредь именно «русских собак» и «русских свиней».
Терроризм смертников на Кавказе отличается от терроризма ХАМАСА в Палестине, хотя израильские «специалисты» и пытаются убедить нас в обратном. Отличается именно в части мотивации. В Палестине арабы добиваются создания независимого палестинского государства. И это чаяние всего палестинского народа. Поэтому палестинский терроризм осмыслен и вполне рассудочен. На российском же Северном Кавказе сепаратистскими настроениями обуреваемы, разве что, самые непримиримые и самые неадекватные. Большинство же и особенно кавказские элиты прагматично понимают, что глупо выходить из состава РФ, когда бюджет на 80-90% формируется федеральными дотациями. Нигде кроме России - ни в Турции, ни в воображаемом исламскими утопистами гипотетическом «Великом исламском халифате» никто кавказским мусульманам таких преференций, как те, что упомянуты в начале, не предложит. Сепаратистские настроения, скорее, больше выражены у нас у русских – мы совсем не горим желание жить с кавказскими мусульманами в одном государственном доме. Так что, хотя стремление к независимости от России в мотивационной базе кавказского исламизма присутствует, но отнюдь не в качестве главной её составляющей. Исламистский терроризм в России - проявление иррационального комплекса неполноценности, который свойственен сегодня всему мусульманскому миру, и стремление к самоутверждению.
По большому христианскому счёту мы русские должны были бы помочь нашим кавказским согражданам преодолеть эти комплексы. Коли наш христианский долг – помогать ближнему. Однако это рассуждения вполне отвлечённые. В нашей нынешней реальной в высшей мере критической ситуации – вымирания по миллиону в год и полной деморализации, в реальных условиях политического, экономического, демографического перманентного предколлапсного состояния нам не нужно отвлекать силы от собственного элементарного выживания. Остатки воли и сил интеллектуальных и нравственных важнее употребить на наше собственное выздоровление. Сегодня Кавказ было бы лучше отделить, кавказские диаспоры резко уменьшить, как минимум до численности середины 80-х годов, то есть до начала русофобской либеральной революции, и поставить твёрдую границу. Наше имперское призвание нисколько не умалится этим, наши геополитические позиции пострадают, но не катастрофически. Наша русская душа никогда не ощущала своим домом Кавказ и не плакала по нему, она плачет по Малой Руси - Киеву, Чернигову, Полтаве, плачет по Севастополю, Новороссии, Донбассу, слободской Украине. И наши русские судьбы никогда не решались на Кавказе, они, в конечном итоге, определяются в наших русских деревнях и малых городах, которые сегодня умирают медленной смертью. Однако процессы такого рода развода сложны, инерционны и энергозатратны. И пока мы волей судеб с кавказскими мусульманами живём в общей государственной квартире, нужно, по крайней мере, трезво смотреть на вещи, сохраняя вменяемость в оценке ситуации и практической политике.
Если теракты смертников – проявление ситуативной негативации сознания в результате психологической кодировки – по сути, зомбирования ваххабитскими инструкторами, то глубинная русофобия северокавказских мусульман, то есть неприязнь к русским – конституционное свойство их психологии и их бытовой культуры, связанное с нашей очевидной этнической некомплиментарностью. Примечательно, впервые джихад России чеченцы, а именно шейх Мансур, объявили ещё в 1784 г., когда Россия ещё и не думала присоединять Кавказ. Делить кавказских мусульман на умеренных и радикалов можно и нужно, но нужно также понимать, что и те и другие всегда будут ощущать нас чужими.
Самое тупое и вредное что можно делать в этой ситуации это поощрять кавказский исламистский терроризм, как это делает нынешняя российская русофобская власть, пытаясь банально откупиться, формируя у кавказцев логическую связь: чем больше терактов, тем больше страха перед ними, тем больше бонусов и привилегий. Это как ничто обеспечивает терроризму моральную поддержку в мусульманской среде и социальную базу. Не нужна даже никакая помощь от арабских ваххабитов, когда деньги потоком шлют из Москвы. Необходимо формировать прямо противоположную связь – пока будет террор со стороны кавказских исламистов в русских городах, Кавказ будет последовательно дискриминирован экономически и социально, инвестиции туда не пойдут, а выходцам с Кавказа будет закрыт въезд в крупные города за пределами Кавказа. Только тогда боевики на Кавказе и в диаспорах перестанут находить в любом мусульманском доме, если не кров и пищу, то, во всяком случае, понимание и молчаливую моральную поддержку, как это происходит сегодня. Потому что кавказские народы сами по себе не пассионарны, в отличие от палестинских арабов и иранцев. И они материальные блага ценят высоко, повыше русских, и жертвовать своим благополучием отнюдь не склонны.
Сегодня кавказские радикалы в терактах утешают свои комплексы неполноценности, торжествуя после каждого удачного теракта победу. Начальники «Имарата Кавказ», амиры джамаатов, полевые командиры охотно берут на себя ответственность за тот или иной теракт - убийство детей и женщин русских кафиров у них не зазорно, напротив, считается доблестью. Нужно ставить дело так, чтобы террористические действия всякий раз оборачивались для них, в конечном итоге, не победой, а поражением. Притом нужно понимать, что непосредственных исполнителей и, тем более, заказчиков увещевать совершенно бесполезно. Упор нужно делать именно на среду – семьи, тейпы, суфийские общины – тарикаты, клановый и семейный бизнес диаспор, и т.п. Если после теракта будет жёстко поражаться в правах весь род террориста и нести убытки по всем линиям его тейп, всё его село, в котором на следующий день после теракта будет остановлено строительство на бюджетные деньги школы или дороги, то едва ли удавшийся теракт многими будет восприниматься как победа. А от самих таких «победителей» будут отворачиваться как от прокажённых.
Также, учитывая то обстоятельство, что в терроризме кавказские мусульмане ищут своеобразно понимаемой ими чести, нужно шире освещать реальное положение вещей. Ваххабизм есть ни что иное, как радикальный ислам, нанизанный на арабский нацизм. Это доктрина не просто исламского, но именно арабско-исламского превосходства. А в подоплёке - попросту арабского превосходства. В каждом джамаате при местном амире есть прикомандированный «смотрящий» араб, что-то вроде комиссара-политрука. И он зорко следит, чтобы местные исламисты действовали не в собственных интересах, а именно в интересах арабского ваххабитского начальства, которое, в свою очередь, находится в тесной тайной связи с западными спецслужбами. Не случайно любой теракт приурочивается к какому-либо событию в глобальной политической игре, о котором его исполнители, порой ни сном, ни духом.
Арабы - ваххабиты смотрят на нормативных мусульман, как масоны на профанов. Или, как евреи на христиан. Евреи считают, что они дали христианство гоям, как ущербную неэффективную в конкурентной борьбе религию, но сами-то они на христианство смотрят иронично, и своё «истинное» знание и свои настоящие принципы, которые дают им преимущество в упомянутой борьбе за место под солнцем, надёжно прячут от чужих глаз в каббале и в талмуде. Масоны свои лозунги религиозной свободы, демократии и прочее подобное, что теперь называется «западные демократические ценности», с помощью которых ростовщический кагал завоевал и смог «переродить» Европу и всю западную, некогда христианскую цивилизацию, предназначают для профанов, а уж сами-то они руководствуются совсем другими принципами и преследуют совсем другие цели. Также и арабы - ваххабиты считаю, что нормативный ислам это для дикарей – тюрок, кавказцев и т.д., сами же весьма вольно, если не сказать пренебрежительно обращаются с исламской догматикой. Вся Россия и весь мир должны знать, что кавказские мусульмане, завлечённые ваххабитами, были, есть и будут у арабов на побегушках. Иной роли арабы им не отводят и никогда не предложат. В Чечне одним из первых это осознал Ахмад Кадыров. Какая же честь быть на побегушках? Любой теракт с участием смертников на Кавказе на практике суть принесение ими себя в жертву не Аллаху, но амбициям, целям и интересам их арабских кукловодов, и планам «стратегов» из Совета по внешним связям и Бильдерберг клуба, которые выпустили джина радикального ислама из бутылки.
Наконец, нужно понимать, что единственный веский довод против террора, который признавал ещё при легендарном Алексее Петровиче Ермолове и будет впредь признавать мусульманский Кавказ – это сила. Притом сила армии и спецслужб здесь далеко не главный, хотя и необходимый момент. Но самое главное это наша интеллектуальная и духовно-нравственное сила, наша сплочённость, как народа, наше чёткое осознание и блюдение своих национальных целей и ценностей, как это было у казаков в 19-м веке, наша способность к национальному возрождению во всех отношениях – политическом, культурном, экономическом, религиозном, нравственном.
Если кавказцы видят, что еврейские банкиры и кучка так называемых олигархов отобрали у русских всю собственность и оставили с голым задом в положении париев и пролетариев, в «лучшем» случае, в положении прикормленной прислуги, как это обстоит с так называемыми силовиками, что ставленники этих олигархов оккупировали Кремль и прочие институты власти, а другие их креатуры оккупировали телеканалы, газеты, театры, студии, издательства и т.д., на какое уважение мы можем рассчитывать? Если они видят нашу русскую разобщённость, отсутствие русской солидарности, когда даже русская милиция и прочие силовые структуры за мзду или из малодушия повсеместно принимают сторону наших обидчиков, видят нашу полную деморализацию и растерянность в ходе либеральной русофобской перманентной революции, длящейся уже 20 лет, какого признания мы можем ожидать? Нас убивают в метро, в поездах и в собственных домах именно потому, что нас презирают. И положа руку на сердце, нужно признать, что повод для этого мы даём сами – не просто не умея, но, фактически, отказавшись отстаивать реально свои национальные русские интересы и своё национальное русское достоинство. |
