Солнце садилось, освещая холодными румяными лучами оголенную осенью природу и золотя желтые верхушки деревьев. Стояла та самая поздняя осенняя пора в Подмосковье, которая уже не радует душезвенящим осенним золотом, но напоминает о приближении холодов и стужи. «Так вот и в жизни, Сережа, - заговорил Князь Константин, - вроде бы вот оно – начало еще жизни, радостей, совместного счастья, о уже различимы среди них отголски неминуемых бурь, гроз, холода… Как там у Тютчева:

Есть в светлости осенних вечеров

Умильная, таинственная прелесть:

Зловещий блеск и пестрота дерев,

Багряных листьев томный, легкий шелест,

Туманная и тихая лазурь

Над грустно-сиротеющей землею,

И, как предчувствие сходящих бурь…»

«Что ж, дорогой Князь, это закономерно. Было бы гораздо хуже, если бы после осени наступило что-то другое, а не зима, особенно у нас в России», - улыбнулся Сергей. Его лицо, обычно выглядевшее замкнутым и строгим для посторонних лиц, смягчилось. Константин подумал про себя: «А ведь у него очень жалостливое, любящее и милующее сердце. Мы в этом смысле весьма похожи, что устремлены к Высшему в жизни. О таких говорят обычно – «романтики», но наш романтизм деятельный, прочный, потому что замешан на лучших чувствах Мы внешне похожи друг на друга – оба немаленького роста, не рассеяны, серьезны, принципиальны в достижении задач, наконец, мы любимы… Не зря Элла, эта белая лебедь красоты, полюбила Сережу всей душой…». «Константин, тебе нравится Ильинское?» - вдруг спросил Сергий. «Не то слово, Князь, душа здесь отдыхает вдали от шума городского и суеты, наших чопорных московских и петербургских салонов… Здесь она ближе к Богу. Твоя Элла просто прелесть и, заметь, уже не одинокая небесная лебедь в местном ильинском пруду», - с улыбкой отвечал Константин. «Да, да, - оживился Сергей, моя Элла – неувядаемый цвет красоты. А, главное, душа, характер. Мне все больше кажется, что я недостоин ее. Благодарю Бога за такое счастье, дарованное мне не по заслугам». «Рад, искренне рад за тебя, Сергей, будь счастлив в браке, дорожи счастьем и благодари Бога за все» - «Да, конечно, Элла – замечательна во всех отношениях. Я к ней отношусь, как к любимому ребенку. Мне так радостно за нас, но бывает и тревожно… Вот пришла наша весна, потом лето, осень и снова суровая зима. Что впереди? Вроде бы и бояться особо нечего, но сердцу не прикажешь ведь, Князь…» - «А ты, Сергей, вспомни, того же Тютчева

Под дыханьем непогоды,

Вздувшись, потемнели воды

И подернулись свинцом -

И сквозь глянец их суровый

Вечер пасмурно-багровый

Светит радужным лучом,

Сыплет искры золотые,

Сеет розы огневые,

И - уносит их поток…

Над волной темно-лазурной

Вечер пламенный и бурный

Обрывает свой венок…»

«Но у него в конце венок…», - задумчиво произнес Сергей. «Без венка или венца, дорогой Князь, жизнь становится прозябанием, простым, хоть и временно сладким, существованием. Но мы «рождены для вдохновения, звуков сладких и молитв», как писал твой великий тезка. Глубока, неисповедима житейская водная стихия, но над всем Свет, значит, все будет хорошо». - «Вы, Князь, сущий философ или поэт, вам писать и писать еще, корпя над чистым канцелярским листом», - рассмеялся  Сергей. «В счастье он особенно хорош, - подумал Константин, - раскрылись его лучшие черты, которых, как не старайся, не спрятать внутрь, да и надо ли прятать. Земное счастье быстролетно. Пусть у них с Эллой все будет хорошо. Пусть их брак будет благословлен небесами». «Я, право, очень рад за Вас с Эллой!» - снова признался Константин. «Я знаю!» - радостно вырвалось у Сергея.

Солнце уже скрылось за деревьями, и отовсюду со всех сторон на Князей наступали сумерки, словно подбираясь к самому лучшему, заветному в них… «Пойдемте же, Князь, к нашим – вечер и ночь пройдут быстро, завтра новый счастливый день».

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------

К.Р. восхищало Подмосковье: «Село Ильинское! Я здесь наконец-то, далеко от душного Петербурга, здесь, в сердце матушки России, среди привольной весенней природы» - напишет он 6 мая 1887 года. Здесь находил поэт то, что было для него главным в жизни:

                                     Когда меня волной холодной

                                     Объемлет мира суета -

                                     Звездой мне служит путеводной

                                     Любовь и красота

А Красота и Любовь, причем Вечные, – это и есть Бог! Бог – это ведь не только храм и святые иконы дома, лампады и свечи. Сама Вселенная – это огромнейшая Икона Божества! А Русь Святая – это воплощенная Молитва. Собирая цветы на лугу, ты собираешь самые настоящие небесные сокровища. Видя прекрасную лилию в саду, сразу вспоминаешь о лилии, принесенной Архангелом Гавриилом Святой Деве Марии… Матерь Божия – это Младенец, и Отроковица, и Дева, и Жена в одном лице! Она стала всем для всех, желая одного спасения гибнущим душам.

Оба они – и Князь Сергий, и Князь Константин были в жизни, и в творчестве вестниками света. Они и внешне были похожи – статные, высокого роста русские офицеры, добрые молодцы. Поэтому и подверглись особым нападкам со стороны злобы, лжи и тьмы. Это было не столько братство по крови, сколько братство по духу. С юности в кругу семьи наиболее тонко понимал и ценил талант Константина Константиновича Великий Князь Сергей Александрович. Автор монографии, посвященной Великой Княгине Елизавете Федоровне, И.К.Кучмаева отмечает: «Особые чувства связывали Сергея Александровича с двоюродным братом Великим Князем Константином Константиновичем, который с 1867 года часто приезжал в Зимний дворец. Они вместе гуляли в Таврическом саду, любили кататься на коньках, пили чай в комнатах Сергея и Павла Александровичей. Серьезные дружеские отношения укрепились, когда им было примерно по 15 лет. В это время у Константина Константиновича открылся поэтический талант, столь симпатичный Сергею Александровичу»

Известно благоговейное отношение Великого Князя Сергия к русской литературе и поэзии. Любимыми авторами для него были Пушкин, Лермонтов и упокоившийся к этому времени Тютчев. Из современников Князь ценил Апухтина, Майкова и Фета. По мере изучения Князем других стран, их языка, он постигал шедевры английского, итальянского, французского и немецкого искусства. Немалое значение имели личные путешествия Князя Сергия по Европе. Так, уже в 14 лет он с наставником совершает плавание по реке Рейн. Ценил Сергий Романов и писателя Л.Толстого, но толька, как художника слова, отвергая толстовское морализаторство, игравшее на руку врагам России. В 1892 году в качестве Генерал-губернатора Князь Сергий будет резко разговаривать с женой писателя в связи с опубликованием статьи Толстого «О голоде» и потребует от него объяснений допущенных в ней выпадов.

Сегодня, когда ставится вопрос о прославлении к лику святых Русской Православной Церкви Великого Князя-мученика Сергия, отношения между собой Константина и Сергия Романовых представляют особый неподдельный интерес. Мы уже говорили выше, что по фотографиям Князь Сергий представляется очень сухим, строгим, замкнутым царедворцем, хотя на деле это было не так. Вот всего лишь одно письмо Великого Князя Сергия к брату Константину: «5 октября 1891. Ильинское. Как меня порадовало твое письмо, дорогой мой Костя! я чувствую, что ты понимаешь все мои нравственные пытки - они ужасны! Я никогда не воображал себе, что все это будет так невыносимо тяжело. Что удваивает все страдания - это жизнь здесь, в Ильинском, где происходит этот шестидневный ад – все здесь об этом напоминает, и мы фатально привязаны к этому месту, ибо маленького нельзя будет перевезти ранее двух недель. Безвыходное положение Павла, его разбитое счастье, разбитая жизнь - это невыносимо; рой самых дурных мыслей бродят у меня в голове и, увы, ничто им не поможет; молюсь, молюсь, а не чувствую облегчения. Когда baby, показывая на фотографию Аликс - кричит: Мама, мама! у меня сердце разрывается, и я убегаю из комнаты. Что я могу говорить Павлу? ничего! Могу только ужасаться его страшному положению и мучиться с ним - какие тут слова утешения, когда, как ни поверни - все одна печаль - и с каждым днем хуже да хуже… Друг мой, ты видишь мою исповедь - помоги; если бы только Тетя могла тебя отпустить к нам, хоть на несколько дней - и Павлу, и мне ты был бы так полезен; своей верой ты бы согрел меня - я больше не могу - я извелся нравственно вконец - я на краю пропасти - право, это так - приезжай - умоляю, приезжай (ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 255. Л. 17-18об.).

Критиканам и ненавистникам Князя Сергия надо бы знать и помнить против кого они так с позором для себя ополчаются. Великий Князь Сергий Александрович был мучеником и в физическом смысле – он был тяжело и неизлечимо болен, как и его мать, как, особенно его брат Николай Александрович, который должен был стать Российским Императором, но скончался от страшного недуга - костного туберкулеза.

Подлые слухи о Романовых выгодны тем, кто готовил и продолжает готовить сценарии завоевания и покорения России, как территориально, так и духовно. Клевета или, как сейчас говорят – фейки, были частью информационной войны, ведущейся против Царской России, направленной, прежде всего, на расшатывание Царского трона России. Отчасти эта цель все же была достигнута. Романовых демонизировали до последней степени, особенно в Европе. Заодно тень бросалась на святую супругу Сергея – Великую Княгиню Елисавету Федоровну, на Церковь и русский народ. Но, как говорят в самом народе, «Бог терпел и нам велел» «Терпи всю эту прижизненную клевету, терпи - ты на поле брани», - писал Сергею Великий Князь Константин Константинович.

Известно, что Великому Князю Сергею Романову была по сердцу русская поэзия. Он писал К.Р.: «Спасибо за книги Фета - с наслаждением читаем снова милые стихи» (ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 255. Л. 57). Интересно, что жизненная судьба отца поэта А.Фета – Шеншина тоже будет связана с Дармштатом, откуда он в Россию привезет мать поэта – Каролину Фет. «Овеянный жизнью иною», поэт Фет не мог не стать любимейшим поэтом Романовых, особенно Великих Князей Сергия и Константина, потому что они сами обладали высоким литературным и художественным вкусом. Князь Константин (К.Р.) участвовал в посмертном издании двухтомника Афанасия Фета. Безбожная власть не простила ни Великим Князьям, ни Фету их веры в Бога и в Святую Русь. Они были оболганы и замолчаны в России ХХ века. Но свет любви добрых дел во Славу Божию невозможно угасить, и в этом вспыхнувшем свете мы не видим сегодня гонителей Христа и верующего народа, как будто их не существовало вовсе.

Сергею Александровичу К.Р. посвятил четыре стихотворения, например, такое из них: «Друг, не страшись. Погляди: Гроз не боятся цветы, Чуя, как эти дожди Нужны для их красоты. С ними и я не боюсь: Радость мы встретим опять... Можно ль наш тесный союз Жизненным грозам порвать?»

Великий Князь Сергей Романов был, если можно сказать, предтечей другой великой жертвы Царя Николая Второго Мученика за свой народ. Святая супруга Князя - Елизавета Федоровна писала Государю Николаю II 7 апреля 1910 года: «Дорогой мой… Сергей с радостью умер за тебя и за свою Родину. За два дня до смерти он говорил, с какой готовностью пролил бы свою кровь, если бы мог этим помочь». «Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения Родной Матушки России. И если нужна жертва, то пусть этой жертвой буду я...» - это слова, ставшие делом, уже Мученика Царя Николая Второго. Это ответ тем, кто сегодня недоумевает, почему Царь с Семьей «не могли спастись от гибели». Разве любящие родители бросают наро – своих детей в тяжелую годину всеобщих испытаний! Князь Сергий мог бы с легкостью отказаться от предложения стать генерал-губернатором Москвы и жить спокойно с любимой супругой, наслаждаясь мирскими утехами. Но не желал подвести Царя и ради пользы взял на себя этот тяжелый крест. Так же поступила и Великая Княгиня Елисавета Федоровна. По примеру святой Блаженной Ксении Петербургской, она по гибели мужа оставила мир и стала молитвенницей за всех. Она могла бы оставить Россию, уехать на Запад и там продолжать молитвенное и умное делание, но она не могла оставить своих сестер и подвергнуть их за это репрессиям. Он решила разделить мученическую участь своего любимого супруга.

Сергий Романов на протяжении всей жизни вел дневник. Для него дневник становится главным другом и «голосом обостренной совести». В основном дневник заполнялся вечером или ночью, чтобы никто не смог увидеть. Часто встречаются такие фразы: «Очень хочется спать!», а иногда «Скоро петухи запоют…» - это показывает, насколько рано приходилось ему вставать. Ни в облике, ни в делах, ни в словах Князя Сергия нет и тени фальшивого, одна простота и искренность. Автор дневника бывает очень самокритичен к себе и порой безпощаден. Его записи - это никак не констатация фактов или хроника, а целый альбом впечатлений и эмоций прожитых дней, а иные записи просто наполнены поэзией.

Андрей Башкиров

Русская Стратегия