«Не императора другом он был, а империи. Он никогда и ни с кем меня не поссорил, но примирил со многими», - такими словами проводил почившего А.Х. Бенкендорфа Государь Николай Павлович.
Из этого человека либеральные перья царских времен старательно создавали образ невежественного душителя свободы, сатрапа, а уж во времена советские шеф жандармов и вовсе стал «пугалом». Интересно, впрочем, что режиссер Мотыль, снимая «Звезду пленительного счастья» и видевший в роли Александра Христофоровича Юрия Яковлева, в итоге вымарал этот образ из сценария, не согласившись с навязываемыми чиновными контролерами трактовками, требовавшими показать этакого «монстра».
Кем же на самом деле был начальник голубых мундиров?
В 1710 г. потомок тевтонских рыцарей бургомистр Риги Иоганн Бенкендорф принял русское подданство, и с той поры начинается славное служение этого рода России. Его сын стал комендантом Ревеля, а вдова последнего, Софья Ивановна, воспитательницей любимого внука Екатерины II, Александра. Её сын, полковник Нарвского пехотного полка Христофор Иванович Бенкендорф, будучи командирован в Вюртемберг, к родителям супруги Павла Петровича, Марии Федоровны, привез оттуда жену - Анну-Юлиану Шиллинг фон Канштадт, которая стала ближайшей подругой Великой княгини.
В 1781—1782 гг. Бенкендорфы сопровождали наследную чету в заграничном путешествии под именем графов Северных. Во время этого путешествия и явился на свет первенец Христофора и Анны, нареченный Александром. Следом семья пополнилась сыном Константином, дочерями Марией и Дарьей. Августейшая подруга, Мария Федоровна, даже распорядилась построить для милых ее сердцу Бенкендорфов домик в любимом Павловске. Однако, опала, на которые щедр был Павел Петрович, не миновала и эту семью. Анна была удалена от великокняжеского двора, лишена пенсии и даже права переписываться с подругой. Вместе с детьми она уехала к родным мужа в Дерпт, куда вскоре прибыл и он сам, выслужив в армии Потемкина генеральский чин и удостоившись отличных рекомендаций последнего.
С восшествием на престол Павел Первый сменил гнев на милость и назначил Бенкендорфа губернатором Риги. Подруги вновь получили право переписываться, а сыновья Христофора и Анны были определены в столичный пансион аббата Николя на Фонтанке, а дочери – в Смольный. Увы, Анна Бенкендорф скончалась вскоре после поездки в Петербург на перезахоронение останков Петра Третьего. А ее старший сын, несмотря на пригляд самой Императрицы, недолго проучился в пансионе. Уже в те юные годы будущий шеф жандармов питал чрезмерную слабость к женскому полу. «Отличительная черта Бенкендорфа была волокитство. Он был ужасно падок к женщинам… Любимая его мысль, любимый разговор и любимое дело были у него женщины», - так отзывался об Александре Христофоровиче директор московских почт Булгаков.
Самым знаменитым примером похождений Бенкендорфа стало романтическое похищение мадемуазель Жорж. Дело было в пору наполеоновских войн. Во время одного из перемирий молодой офицер оказался в составе русского посольства в Париже. Здесь вспыхнул его страстный роман с любовницей Наполеона, известной актрисой, мадемуазель Жорж, на которой он даже едва не женился. Дело завершилось тайным побегом красавицы в Россию вместе с новым возлюбленным. Причем исчезновение примы "Комеди Франсез" случилось аккурат в тот день, когда она должна была предстать на сцене перед императором. Когда ожидавшему начала спектакля корсиканцу сообщили о пропаже его любовницы, разразился нешуточный скандал, но и мадмуазель Жорж, и Бенкендорф были уже далеко.
В армии он оказался сразу по оставлении пансиона, будучи зачислен в Семеновский полк, а вскоре Павел назначил его своим адъютантом. Вскоре императора убили и, несмотря на осуждение и самого преступления и лиц, его совершивших, юный повеса, как и почти все российское общество, радовался «оттепели», меняя женщин чуть не каждый день и восторженно записывая в дневнике: «... это лето может быть названо сумасшедшим летом, любовь и абсолютная свобода окупили все издержки...». Чтобы как-то обуздать своего подопечного, Мария Федоровна устроила его направление в инспекционную поездку от Урала и Сибири до Кавказа и острова Корфу. На Кавказе бравый офицер задержался.
Вместе со своим другом графом М.С. Воронцовым он вступил в Кавказский корпус П. Д. Цицианова. Оба они образцово проявили себя при штурме крепости Гянджи и получили свои первые боевые награды. Воронцов так и остался служить под началом Цицианова, а Бенкендорф через три месяца вынужден был продолжить путь на Корфу. Здесь ему, однако, вновь пришлось сражаться – некогда освобожденный Ушаковым от владычества Наполеона остров вновь подвергался угрозе захвата. Бенкендорфу было поручено формирование партизанских отрядов, о чем он сообщал Воронцову: «Я вновь волонтер, незнающий точно против каких войск мы будем драться, что меня не волнует, лишь бы была возможность участвовать в бою».
Партизанство на Корфу завершилось очередным амурным скандалом, и Александр Христофорович был отправлен в Петербург, где получил назначение в Пруссию. Начинались наполеоновские войны, и потомок тевтонских рыцарей славно проявил себя в сражении при Прейсиш-Эйлау и других битвах. Затем последовала кампания против Турок, благодарность Кутузова, Святой Георгий за битву при Рущуке, в которой, командуя Уланским Чугуевским полком, он наголову разбил неприятеля.
В 1812 г. полковник Бенкендорф сперва исполнял обязанности адъютанта Императора, осуществляя связь между русскими армиями. О том легендарном времени пробуждения русского духа он вспоминал: «Дворяне, священники, купцы, крестьяне – все были воодушевлены одним духом. Все соединилось на борьбу и уничтожение дерзких чужеземцев, перешедших наши священные границы».
Себя Александр Христофорович всегда считал русским. «Нам, русским, весьма сложно понять немецкие нравы», - отмечал он в одном из писем времен Заграничного похода. В конце жизни, когда больного Бенкендорфа замещал генерал Мордвинов, английский посол тщетно требовал встречи непосредственно с шефом Третьего отделения. Не будучи принят, направил ему письмо на английском языке. Александр Христофорович велел передать дипломату, что официальную переписку ведет только на русском языке. Это было сущей правдой, официальную переписку в России в ту пору вообще было положено вести по-русски, не считая международной, ведшейся на французском. Но возмущенный английский посланник пожаловался Нессельроде, который сразу же стал на защиту «дорогих английских партнеров». Дело разрешил император Николай I. Навестив Александра Христофоровича и будучи извещен об инциденте, Государь вынес вердикт: "Один сапог с ноги Бенкендорфа я не променяю на десяток этих дураков!"
Мало кто знает, что первый партизанский отряд в русской армии был создан не Денисом Давыдовым, а Бенкендорфом. Во главе этого отряда он первым вошел в освобожденную Москву, и его казаки успели потушить фитили, тянувшиеся к бочкам с порохом, заложенным под соборами и башнями Кремля. «Я был охвачен ужасом, найдя Успенский собор поставленным вверх дном безбожием разнузданной солдатни, - вспоминал Александр Христофорович. - Я убедился, что состояние, в котором он находился, необходимо было скрыть от взоров народа; – мощи святых были изуродованы, их гробницы наполнены нечистотами, украшения сорваны». Церкви Бенкендорф велел опечатать до прибытия митрополита, чтобы «народ не видел бесчинств». Своему другу Воронцову граф писал, что «с нетерпением ожидает прибытия какого-нибудь начальства и войск и того времени, когда он сможет оставить эти развалины, при виде которых разрывается сердце».
А пока иное начальство не приехало, будучи назначен комендантом Первопрестольной, он сразу развернул самую кипучую деятельность. «Возвратясь из Кремля в квартиру генерала Иловайского, я уже в ней нашел графа Бенкендорфа, успевшего осмотреть весь квартал Воспитательного дома, привесть в устройство госпиталь, найти пищу голодающим детям и не только нашим, но и неприятельским раненым, брошенным в беспорядке, без присмотра и помощи на произвол судьбы, заставить тотчас убрать тела их товарищей, валявшиеся по коридорам и лестницам, отрядить своих офицеров, с явившимися в мундирах московскими полицейскими, для осмотра и вспоможения в других больницах, для расставления часовых по домам, сохраненным стоявшими в них французскими чиновниками, и учреждения караулов на заставах из полков, расположенных по бывшим некогда городским валам», - так свидетельствовал о трудах Бенкендорфа князь А.А. Шаховской.
В Заграничном походе генерал Бенкендорф покрыл себя славой во многих делах. Он освободил Голландию и Бельгию, мужествовал под Лейпцигом, маршировал по Берлину… Его грудь украсили не только высшие российские награды, но и прусский орден Красного Орла 1 ст., и золотая шпага с надписью «Амстердам и Бреда» от голландского короля, и золотая сабля «За подвиги в 1813 году» от регента Великобритании. Три злотых оружия – уникальный случай!
По окончании войны Александр Христофорович женился на вдове боевого соратника - Павла Гавриловича Бибикова. Когда генерал увидел Елизавету Андреевну впервые, то, будучи поражен ее красотой, разбил дорогую китайскую вазу. От первого мужа у красавицы уже было две дочери, Бенкендорфу она родила ещё троих.
Ещё за несколько лет до восстания декабристов Александр Христофорович почувствовал неладное, происходившее в армии. Будучи начальником штаба Гвардейского корпуса, он собирал сведения о настроениях в рядах офицерства и на их основании подготовил две докладные записки Императору. Первую, «Размышления о происшествиях, случившихся в ночь с 16 на 17 и в ночь с 17 на 18 октября в Петербурге», он составил после бунта, вспыхнушвем в его родном Семеновском полку. В ней будущий шеф жандармов писал: «Власть может быть сильна лишь благодаря убеждению в превосходстве способностей и качеств тех, кому она принадлежит, лишь благодаря неоспоримой необходимости подчиняться ей для блага и безопасности всех и каждого, и лишь благодаря уверенности, что в ней найдут спасительную защиту от всего, что могло бы ставить частные интересы выше интересов и блага большинства. Будучи лишена тех нравственных атрибутов, которые даются общим мнением, власть, не имеющая надлежащей опоры, оказывается поколебленной, и ее могущество заменяется силой материальной, которая всегда на стороне численного превосходства». Те же предостережения Бенкендорф повторил в «Записке о состоянии русского войска в 1825 году», в которой рассматривал причины неудовлетворительного состояния армии, указывая в числе таковых отсутствие должной энергии у генералитета, пренебрежение подчиненными и служащими своих прав и обязанностей. Кроме этих двух докладов Александр Христофорович совместно с М.К. Грибовским подал на Высочашее имя записку о тайных обществах, в которой были рассмотрены причины возникновения оных, показаны их цели и задачи, а также названы главные их участники. Увы, Александр Первый не только не прислушался к этим донесениям, но и понизил Бенкендорфа в должности, назначив начальником 1 Кирасирской дивизии.
М.С. Воронцов посоветовал другу непосредственно обратиться к Императору с вопросом, чем вызвана опала. В канун отъезда Государя в Таганрог Бенкендорф написал ему письмо: «Осмелюсь ли я униженно умолять Ваше Величество смилостивиться поставить меня в известность, в чем я имел несчастье провиниться. Я не смогу видеть Вас, государь, уезжающим, с тягостной мыслию, что, быть может, я заслужил немилость Вашего Величества». Ответа не последовало…
За год до этого Александр Христофорович навсегда подорвал свое здоровье, застудив почки, когда самолично спасал тонущих во время страшного петербургского наводнения. Сегодня, когда лишившимся имущества, чудом уцелевшим, потерявшим близких людям при вызванном халатностью наводнении губернатор рассказывает о том, что плотину прогрызли бобры, и сетует на свой загубленный отпуск в Англии и жару, от которой страдает его сын в Дубаи, трудно представить, что один из вельмож империи бросается в ледяную воду, чтобы спасать погибающих простых людей… Но было именно так. Император повелел Бенкендорфу снарядить для спасения утопающих катер, но боевой генерал сам отправился на этом катере в, как бы сказали теперь, эпицентр катастрофы, и в течение целого ноябрьского дня в ледяной воде спасал людей… Государь подарил герою табакерку со своим портретом и назначил его временным комендантом Васильевского острова, наиболее пострадавшего от наводнения. В течение двух месяцев Александр Христофорович восстанавливал разрушенный район, заново отстраивал дома, расселял жителей, налаживал коммуникации…
14 декабря 1825 г. исполнилось все то, о чем тщетно предупреждал он почившего Императора, и теперь перед лицом полыхнувшего восстания на Сенатской площади граф безотлучно находился при молодом Государе Николае Павловиче.
- Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг, - сказал ему последний.
Восстание удалось подавить, и Император включил верного Бенкендорфа в следственную комиссию по делу декабристов. Александр Христофорович стремился смягчить участь своих боевых товарищей. Когда усадьбу и имущество князя Волконского собирались конфисковать в казну, Бенкендорф оказался единственным, кто заступился за его семью и нашел закон, избавивший ее от этой меры. Спустя 20 лет вернувшийся декабрист помянет добрым словом своего бывшего сослуживца. Примечательно, что никто из бунтовщиков не оставил худого отзыва о своем «гонителе».
Отнюдь не столь однозначными были и его отношения с Пушкиным, как по традиции принято их представлять. «Если Вы не будете завтра министром, послезавтра меня упрячут...», - такие слова написал Александр Сергеевич Александру Христофоровичу. А в письме князю Вяземскому отозвался о нем следующим образом: «...Это честный и достойный человек, слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить тебе».
Да, Бенкендорф подчас излишне давил на поэта со своей «опекой», но и к нему же обращался Пушкин с многочисленными просьбами, которые главный жандарм старался удовлетворять. Так добился поэт назначения пенсии вдове генерала Раевского, перевел младшего брата Льва из одного полка в другой, «пробил» публикацию пьесы государственного преступника Кюхельбекера, которую напечатали прямо в типографии Третьего отделения. Даже решившись жениться, Александр Сергеевич прибег к помощи Бенкендорфа. Будущая теща не жаловала поэта, и он попросил главного жандарма написать ему положительную характеристику. Александр Христофорович не только написал таковую, но и добавил к ней «убойный» аргумент в виде одобрения брака самим Императором. Конечно, после этого Гончаровы тотчас дали согласие на брак.
«Черты графа Бенкендорфа носят на себе отпечаток истинного добросердечия и самой благородной души, - вспоминал мемуарист Модест Корф. - В занимаемой им высокой должности, где в одних его руках лежит решение вопросов, покрытых величайшею тайною, характер его представляет лучшее ручательство для всякого, кого судьба ставит в соотношение с ним. За то его вообще гораздо больше любят, чем боятся».
Создавая в 1826 III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, в ответ на вопрос Бенкендорфа об инструкциях, Николай I вручил ему платок и со словами:
- Вот тебе все инструкции. Чем более отрешь слез этим платком, тем вернее будешь служить моим целям!
Что же представляло собой столь демонизированное врагами России Третье отделение? Вы будете смеяться, но насчитывало оно лишь 70 с лишним сотрудников. Ныне в ФСБ служит порядка 120 тысяч человек, а уж про «времена оны» и говорить не приходится… Но сатрапом и палачом оказался в антироссийской истории граф Бенкендорф, а не истребители сотен тысяч невинных людей – Дзержинский и ему подобные.
Чем занималось Третье отделение? Ловило невосторженно мыслящих? Да нет. Политические дела вообще составляли лишь 5% от расследуемых жандармерией! А что же остальные? Остальные относились преимущественно к коррупции и экономическим преступлениям. Коррупционеры были особенной заботой Александра Христофоровича. "Чиновники, - писал он. - Под этим именем следует разуметь всех, кто существует своей службой. Это сословие, пожалуй, является наиболее развращенным морально. Среди них редко встречаются порядочные люди. Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы. Они боятся введения правосудия, точных законов и искоренения хищений; они ненавидят тех, кто преследует взяточничество, и бегут их, как сова солнца. Они систематически порицают все мероприятия правительства и образуют собою кадры недовольных; но, не смея обнаружить причины своего недовольства, они выдают себя также за патриотов".
Граф Бенкендорф оставил после себя обширные мемуары. Первым их читателем по смерти своего друга стал Николай I. Император отметил, что нашел в них «очень верное и живое изображение своего царствования». До смерти Николая Павловича два портфеля с рукописями хранились в его кабинете. Александр Второй передал их Корфу, назначенному председателем Комиссии по сбору материалов к полной биографии и истории царствования Николая I. Корф выбрал из записей нужное для его основной задачи, а все прочее так и осталось неопубликованным и осталось храниться в Императорской библиотеки Зимнего дворца.
В 1893 г. Великий князь Сергей Александрович передал в библиотеку просьбу Александра III о розыске и представлении ему мемуаров Бенкендорфа. Государь ознакомился с рукописями сам и передал их для ознакомления брату Сергею. После убийства последнего вторую часть записок найти не смогли. Они чудесным образом были обнаружены лишь в мае 2003 г. в Петербургском филиале Архива Академии Наук.
Остается добавить, что не менее ревностным и самоотверженным слугой Отечества и престола был младший брат Александра Христофоровича – генерал Константин Бенкендорф, ушедший из жизни в молодом возрасте 45 лет. Приведем свидетельство об этом незаурядном полководце военного историка, летописца Кавказской войны Василия Потто: «Константин Христофорович Бенкендорф, начавший походом к Эчмиадзину свою боевую кавказскую службу, принадлежал к числу весьма замечательных военных деятелей России первой четверти нашего века. Он был один из тех прославившихся в эпоху наполеоновских войн партизанов, на которых с глубоким вниманием должен остановиться каждый военный историк.
В тревожные, бурные времена, Бенкендорф появлялся всюду, где только начиналась война и слышались выстрелы. А между тем, в своей молодости он совсем не готовился к военному поприщу. Представитель одной из лучших, старинных эстляндских фамилий, он получил солидное образование, говорил почти на всех европейских языках и посвятил себя вначале исключительно дипломатической карьере. И в то время, как старший брат его, Александр Христофорович, впоследствии всемогущий шеф корпуса жандармов и один из приближенных к императору Николаю Павловичу людей, дослужился в военной службе уже до генеральского чина,– Константин Бенкендорф, состоявший при министерстве иностранных дел, получил звание камергера. Это было, впрочем, и последнее служебное повышение его на гражданском поприще. Наступил 1812 год, и Бенкендорф охотно променял свой камергерский ключ на скромный чин армейского майора и стал в ряды защитников отечества. Когда он приехал в Тарутинский лагерь, Кутузов предложил ему поступить в один из кавалерийских полков; но Бенкендорф, мало знакомый с фронтовой службой, просил назначить его в летучий отряд барона Винценгероде, действовавший в окрестностях Москвы и Можайска. В этом-то отряде, под руководством опытного генерала, он узнал военное дело и вскоре проявил такие боевые способности, которые быстро образовали из него лихого партизана. В Отечественную войну он получил Георгиевский крест и чин подполковника.
В 1813 году, когда началось освобождение Германии, Бенкендорф командовал уже самостоятельным отрядом, с которым и не расставался до самого заключения мира. С ним он прошел через всю Германию и Францию, ознаменовав свой путь целым рядом блестящих партизанских дел, которые доставили ему чин полковника и звание флигель-адъютанта, потом генеральский чин и орден св. Георгия 3-его класса. В то же время он сумел вызвать в подчиненных ему казаках любовь и доверие, которые сохранил до самой смерти; немецкое имя Бенкендорфа пользовалось среди донцов такой популярностью, которой могли позавидовать многие донские уроженцы, не говоря уже о просто русских офицерах, командовавших партизанами. Сам Бенкендорф объясняет это своей любовью к казакам и умением действовать на их нравственную сторону…
…После французских войн Бенкендорф командовал некоторое время драгунской бригадой, а затем, зачисленный по кавалерии, возвратился к своей дипломатической деятельности и был назначен чрезвычайным посланником ко двору короля Виртембергского.
Дипломатические занятия не могли, однако, погасить в нем воинственного духа. Приобретя военную опытность и имя, почетное в войсках, он ожидал только случая, чтобы снова явиться на свое любимое поприще. И вот, едва началась персидская война, как он, не колеблясь, решается оставить семью, прекрасный климат Германии, почет, которым был окружен при королевском дворе, и пишет государю письмо, прося для себя назначения в Кавказском корпусе. Император Николай вполне оценил благородный порыв отважного генерала, и, посылая его, еще осенью 1826 года, в Грузию, вместе с тем назначил своим генерал-адъютантом. Назначение его на Кавказ было дано ему, однако, с тем, чтобы, по окончании войны, он немедленно вернулся в Петербург.
Бенкендорф приехал в Тифлис в самый разгар интриг и доносов Паскевича. По своему положению при Дворе, ему естественно было принадлежать к сторонникам Паскевича, чем Ермолова. Тем не менее он отнесся с подобающей справедливостью к сплетням о масонских и архилиберальных тенденциях, будто бы обуявших весь Кавказ, и писал своему брату, шефу жандармов, что все изветы на Ермолова лживы. Письмо это было показано императору.
Паскевич, согласно с желанием самого государя, поручил Бенкендорфу командование авангардом,– положение, которое в ермоловских войсках обыкновенно принадлежало Мадатову. Украшенный Георгием на шее, пылкий, отважный, он быстро овладел любовью и уважением своих подчиненных и повел их к победам».
Служа на Кавказе, Бенкендорф-младший стяжал себе славу во время продолжительной осады Эривани, а после победы в Персидской кампании успел принять участие в одновременно разразившейся очередной войне с Турцией. Эта война стала последней в его послужном списке. Славного воина подвело здоровье и он скончался вскоре после очередной победной нашего Отечество над Оттоманской портой.
Младшая сестра Бенкендорфов, Доротея (Дарья) Ливен, красавица и светская львица, долгие годы была тайным агентом русского правительства при дворах Лондона и Парижа, за что получила прозвище «дипломатической сивиллы». В некрологе о ней «Edinburg Review» писала: «Отличаясь мужским умом и женской чувствительностью, она держала под своей властью монархов и государственных людей и благодаря этому имела политическое влияние, редко доступное женщинам. Что она имела слабые стороны, происходившие от недостатков суждения и характера, — об этом не будут спорить её самые горячие поклонники; но что она имела большие достоинства сердца и ума, не могут забыть даже её противники». При такой насыщенной жизни эта удивительная женщина успела родить своему мужу шестерых детей. Обоих братьев и старшую сестру она пережила на много лет, уйдя из жизни в 1857 г.
Русская Стратегия |
