Принято считать, что первые мероприятия по увековечиванию памяти жертв ранних советских репрессий на территории нашей страны были проведены после распада СССР.

Это верно лишь отчасти.

Действительно, публичный нарратив о красном терроре и его жертвах в полной мере стал возможен только в условиях отмены коммунистической идеологии, чьей значимой составляющей был миф о «прогрессивности» Октябрьской революции 1917 г., а также безоговорочный примат «ленинской правды» – как в годы Гражданской войны, так и в последующий период. В то же время в условиях внутреннего конфликта, который разгорелся на территории бывшей Российской империи, события нередко развивались таким образом, что целый ряд регионов на время освобождался от власти большевиков. В результате становилось возможным не только расследовать преступления, но и попытаться увековечить память их жертв.

Останки убитых в ходе террора извлекали из общих могил и перезахоранивали с соблюдением гражданских и религиозных обрядов. В память о погибших служились панихиды. Эти и другие мероприятия подробно освещались в возобновивших свой выход небольшевистских газетах. В регионах, где советская власть окончательно установилась только в начале 1920-х гг., но где она уже успела отрицательно себя проявить, предпринимались попытки отмечать годовщины трагедий.

В этом отношении особенно показателен Крым. Вскоре после Октябрьского переворота полуостров стал одним из первых регионов, открывших мрачную страницу террора. На данном этапе расправы над «классовыми врагами» были делом рук леворадикально настроенных моряков и красногвардейцев, примкнувших к ним уголовных элементов. Наибольший размах насилие приобрело в Севастополе, Симферополе, Евпатории, Ялте и Феодосии. Нередко убийства совершались с экстремальной жестокостью, публично, на глазах у многих свидетелей (Евпатория, Ялта). В приморских городах распространенным способом казни и избавления от тел было утопление в море. И если в Севастополе трупы убитых преимущественно вывозили на баржах за пределы городской бухты, то в Ялте и Евпатории сторонники «углубления революции» не утруждали себя подобными ухищрениями.

В приморских городах распространенным способом казни и избавления от тел было утопление в море

В результате, когда весной 1918 г. Крым был оккупирован войсками кайзеровской Германии, родственники убитых и неравнодушные люди немедленно инициировали вопрос об излечении останков погибших из водной пучины и надлежащем их погребении.

После ликвидации установленной на считанные месяцы советской власти казалось невероятным, что спустя непродолжительное время она возвратится. Пережитый ужас был слишком силен, и люди были уверены, что ничего подобного больше не повторится. Поэтому, наряду с документированием последствий совершенных преступлений, розыском и наказанием виновных (этим занимались возобновившие работу прокурорские и судебно-следственные органы), период лета и осени 1918 г. в регионе ознаменовался целым рядом общественных инициатив, призванных увековечить память о жертвах.

В этой связи заслуживает внимания деятельность неравнодушных жителей Ялты.

В обобщенной форме трагедия, произошедшая в этом курортном городе в январе 1918 г., отражена в материалах Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоявшей при Главнокомандующем Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенанте Антоне Деникине:

«13 января 1918 года г. Ялта и ее окрестности, после четырехдневного сопротивления со стороны вооруженных татарских эскадронов и офицерских дружин, были заняты большевиками, преимущественно командами матросов с миноносцев ‟Керчь” и ‟Хаджибей” и транспорта ‟Прут”. Немедленно, закрепившись здесь, большевистский военно-революционный штаб приступил к аресту офицеров. Последних доставляли на стоявшие в порту миноносцы, с которых после краткого опроса, а часто и без такового, отправляли или прямо к расстрелу – на мол, или же помещали предварительно на один-два дня в здание агентства Российского общества пароходства, откуда почти все арестованные в конце концов выводились все-таки на тот же мол и там убивались матросами и красноармейцами. Расследований о расстреливаемых никаких не производилось; пощады почти никому не давалось; бывали два-три случая, когда заключенные, считавшие себя обреченными, неожиданно освобождались, причем причина освобождения оставалась столь же неизвестной, как и причина заключения.

<…>

Всего в первые два-три дня по занятии Ялты было умерщвлено до 100 офицеров, не принимавших никакого участия в Гражданской войне, проживавших в Ялте для укрепления своего здоровья или лечившихся в местных лазаретах и санаториях. Большинство убитых офицеров с привязанными к ногам тяжестями сбрасывались с мола в море. Трупы безвинно казненных были извлечены с морского дна и похоронены в братской могиле через пять месяцев, когда Крым оказался занятым германцами. Кроме офицеров, подвергались убийству и отдельные жители города»¹.

Эти события нашли свое отражение в многочисленных воспоминаниях очевидцев и современников.

Как только регион оккупировали немцы, неравнодушные люди немедленно предприняли меры по надлежащему погребению и увековечиванию памяти жертв январской трагедии, а также террора последующих месяцев.

Водолазные работы по поднятию тел убитых. Ялта 1918г.

Офицеры, оставшиеся в Ялте, обратились к оккупационным властям с просьбой поднять со дна моря близ городского мола тела убитых товарищей и предать их земле. Германцы дали согласие и определили день для погребения. Состоялась поминальная служба, на которой присутствовало множество горожан. После панихиды на воду были спущены огромные венки из живых цветов и пропета «Вечная память».

Панихиды по жертвам террора совершались неоднократно. Яркой иллюстрацией происходившего в Ялте и ее окрестностях после ухода советской власти служит статья журналиста Аполлона Набатова (настоящая фамилия – Водлингер) «Покойники (Памяти русской революции)», опубликованная 15 (2) мая 1918 г. в газете «Ялтинский голос»:

«Панихида, траурные одежды, печальные лица… Веет чем-то мучительным, необыкновенно трагическим, неизъяснимым… Слезы, плач, моление об усопших… Чувствуется, что это не простая панихида только по невинно погибшим жертвам русской революции, покончившей самоубийством.

Нет, это панихида по России, убитой, бессмысленно задушенной!..

Обанкротившаяся революция, покончив самоубийством, смертельно ранила Россию.

Еще год тому назад казалось – будет радость, много радости!.. Счастье как будто улыбалось нам, казалось, что оно было так близко, так возможно!..

Но вот, вышло – панихиды, панихиды, жертвы, покойники, живые трупы, мертвые души.

Это уже вторая, вернее, повторная панихида по невинно погибшим.

Эта панихида так глубоко трогает, волнует душу, несмотря на то, что мы не все знаем тех, по коим служили панихиду, они так близки нашему сердцу, потом что явились, как бы искупительными жертвами за Россию, за нас, оставшихся в живых, которых могла постигнуть такая же участь.

Я лично чуть не оказался в числе этих покоящихся на дне морском…

Первая панихида происходила на третий день Св. Пасхи. Падал мелкий осенний дождь. Мрачным тучам, казалось, не будет конца…

Серое, бесцветное море. Туманная даль, Беспросветные горизонты… Грустно, тяжело, смертельная тоска, словно на кладбище…

И кто мог бы подумать, что это в Ялте, на молу, в конце апреля? В красивой жемчужине Тавриды, которая всегда чаровала взоры туристов и любителей красот природы, к молу которой приставали красавцы-пароходы с интересными разнообразными странниками со всех концов России…

А теперь, год спустя, после печальных опытов русской революции, начавшей за здравие и кончившей за упокой, милую красавицу Ялту почти нельзя узнать, а ее мол, некогда приветливо принимавший путешественников, сделался своего рода лобным местом.

Кругом следы разрушения и смерти. Раненые дома, изуродованные люди, разбитые сердца, погибшие надежды, невознаградимые утраты!..

Панихиды, покойники… Год революции, которую творили ‟живые трупы”, торговавшие ‟мертвыми душами”, и в результате – ничтожные достижения с печальным, ужасным финалом, панихидами, покойниками…

Покойная революционная демократия, покойные большевики, покойная революция, покойная великая Россия…

Панихиды, покойники… Но где, в чем найти покой души нам, скорбящим, потрясенным ужасами великого горя, позора и унижения?!

Мертвые страха не имут, но живущие? Можем ли мы бесстрашно смотреть в глаза будущему, без угрызения совести оглядываться на прошлое, на пройденный путь двойного предательства и самоунижения?

Вторая панихида происходила в воскресенье. Сияло солнце. С гор налетал свежий, приятный, ласкающий ветерок, несший ароматы цветения жизни… Изредка набегали тучки, но они проходили, они прошли… Солнце победило… Весна, расцвет жизни бьет ключом…

Священник напоминал о воскресении мертвых, говорил с верою о воскресении России, о возрождении в любви и братстве.

Революция умерла, она покончила самоубийством, но Россия должна жить, и она воскреснет. А с ее воскресением оживут и исполнятся лучшие мечты и чаянья духа великих сынов ее, не осуществленные покойной грубой, чисто материалистической революцией.

Для этого вместо панихид должна начаться повсеместная литургия, служение общему делу воссоединения, воссоздания великой России.

И живые трупы, и мертвые души, и покойники должны уступить место людям жизни, людям ума и сердца, истинно любящим свою Родину-мать, более, чем мертвые программы мертворожденных партий!..»²

Вырезка из газеты с объявлением о проводимом конкурсе

В июне 1918 г. по инициативе архиепископа Димитрия (Абашидзе) в Ялте, там, где были погребены люди, погибшие в ходе террора, предполагалось установить памятник-часовню для совершения заупокойных служб³. 14 (1) июля 1918 г. газета «Ялтинский голос» опубликовала объявление Комиссии по постановке памятника на братской могиле невинно погибшим во время событий с 9 января по 30 апреля 1918 г. на ялтинском молу. Был объявлен конкурс проектов памятника-часовни на следующих основаниях:

1. Размер часовни внутри – в чистоте 3 аршина на 3.

2. Часовня из дикого камня (местного), причем желательно без штукатурки.

3. Склепа не требуется.

4. Необходимо представить план, фасад и разрез. Масштаб для фасада и разреза – 1 аршин в 1 дюйме, для плана – 1 аршин в ½ дюйма.

5. Перспектива желательна, но необязательна. Желательно также предусмотреть обработку площадки около часовни.

6. Внутри часовни должно быть предусмотрено место для главной иконы и для постановки мраморных досок для написания имен погибших.

7. Стиль – по выбору проектирующего, модерн не допускается.

8. Срок предоставления проектов – до 1 августа нового стиля, причем проекты должны быть присланы на Княжескую улицу, 2, на имя председателя Комиссии полковника Дорофеева.

9. За лучшие проекты назначены премии – 1-я в 350 рублей, 2-я – 250 рублей, 3-я – 150 рублей.

В состав жюри, кроме членов Комиссии, предполагалось включить: архитектора М.А.Дубинского, инженера С.И.Петрова, архитекторов Ю.О. Стравинского и А.Н.Шаповалова⁴.

Далее, в выпуске от 8 августа (26 июля) 1918 г. сообщалось об открытии выставки проектов памятника-часовни. Время работы выставки: до 28 августа 1918 г., ежедневно, с 10–00 до 18–00. При входе на мероприятие продавались открытки с изображением братской могилы жертвам большевистского террора во время богослужения, которое состоялось 30 июня 1918 г.⁵

Как отмечалось 4 сентября 1918 г. в газете «Утро Юга», инициатива установки памятника-часовни встретила сочувствие

«почти во всех слоях местного населения, и в Комиссию по устройству памятника поступило много проектов памятника. Была устроена выставка этих проектов, и в результате членами жюри по степени художественности и технического выполнения проектов удостоены премий следующие из них под девизами: 1-й премия – ‟Терновый венец”, 2-й – ‟Январь”, и 3-й – ‟Георгиевская ленточка”. Рекомендованы к приобретению проекты под девизами ‟Святая вода” и ‟Последний луч”»⁶.

Жюри признало конкурс «вполне удавшимся по числу представленных проектов, как по замыслу, так и по степени художественности исполнения проектов»⁷.

Также предпринимались попытки сбора и документирования информации о преступлениях большевиков, совершенных в период их господства на Южном берегу Крыма. Так, 15 мая 1918 г. редакция газеты «Ялтинский голос» обратилась к жителям Ялты с просьбой сообщать факты, «касающиеся большевистского хозяйничанья в нашем городе и в его окрестностях. Факты, но не слухи, притом факты, абсолютно точные и правдивые». Все полученные сообщения предполагалось систематизировать и издать отдельной брошюрой, а отчасти напечатать в газете⁸.

Произошедшая трагедия вызвала и поэтический отклик. Так, широкую известность в постсоветский период получило стихотворение Владимира Набокова «Ялтинский мол». 8 сентября 1918 г. (по новому стилю) оно было опубликовано в газете «Ялтинский голос»:

В ту ночь приснилось мне, что я на дне морском…
Мне был отраден мрак безмолвный;
Бродил я ощупью, и волны,
И солнце, и земля казались дальним сном.

Я глубиной желал упиться
И в сумраке навек забыться,

Чтоб вечность обмануть. Вдруг побелел песок,
И я заметил, негодуя,
Что понемногу вверх иду я,
И понял я тогда, что берег недалек.

Хотелось мне назад вернуться,
Закрыть глаза и захлебнуться;

На дно покатое хотелось мне упасть
И медленно скользить обратно,
В глухую мглу, но непонятно
Меня влекла вперед неведомая власть.

И вот вода светлее стала,

Поголубела, замерцала…

Остановился я: послышался мне гул;
Он поднимался из-за края
Широкой ямы; замирая,
Я к ней приблизился, и голову нагнул,

И вдруг сорвался… Миг ужасный!
Стоял я пред толпой неясной:

Я видел: двигались в мерцающих лучах
Полу-скелеты, полу-люди,
У них просвечивали груди,
И плоть лохмотьями висела на костях,

То мертвецы по виду были,
И все ж ходили, говорили,

И все же тайная в них жизнь еще была.
Они о чем-то совещались
И то кричали, то шептались:
Гром падающих скал, хруст битого стекла…

Я изумлен был несказанно.
Вдруг вышел из толпы туманной

И подошел ко мне один из мертвецов.
Вопрос я задал боязливый.
Он поклонился молчаливо,
И в этот миг затих шум странных голосов...

«Мы судим…» – он сказал сурово.
«Мы судим…» – повторил он снова,

И подхватили все, суставами звеня:
«Мы многих судим, строго судим,
Мы ничего не позабудем!»
«Но где ж преступники?» – спросил я.

На меня

Взглянул мертвец и усмехнулся,
Потом к собратьям обернулся

И поднял с трепетом костлявый палец ввысь.
И, точно сучья в темной чаще,
Грозой взметенные летящей, –
Все руки черные и четкие взвились,

И, угрожая, задрожали,
И с резким лязгом вновь упали…

Тогда воскликнул он: «Преступники – вон там,
На берегу страны любимой,
По воле их на дно сошли мы
В кровавом зареве, разлитом по волнам.

Но здесь мы судим, строго судим
И ничего не позабудем...

Итак, друзья, итак, что скажете в ответ,
Как мните вы, виновны?»
И стоглагольный, жуткий, ровный,
В ответ пронесся гул: «Им оправданья нет!»⁹

В описываемое время будущий всемирно известный писатель находился в Крыму вместе со своей семьей и жил недалеко от Ялты в гаспринском имении графини Софьи Паниной. В основу вышеприведенного стихотворения легла потрясшая автора история о жертвах, погребенных на морском дне.

Надежда Дмитриевна Броницкая

Подлинным поэтическим реквиемом жертвам революционного террора в Ялте и в других городах полуострова стал цикл произведений поэтессы Серебряного века Надежды Дмитриевны Броницкой. На долгие десятилетия ее имя и творчество незаслуженно было забыто. Для советской власти Броницкая была неприемлемым автором: дворянка, убежденная монархистка, автор стихотворений, бичующих революцию и ее деятелей и, напротив, прославляющих членов Дома Романовых, подвиги русской армии на фронтах Первой мировой войны. Столь же заметное место в поэтическом наследии Н.Броницкой занимали великодержавность, имперский патриотизм, русский национализм, панславизм. Всё то, что в советский период маркировалось как «реакционность».

В этой связи нельзя не отметить определенную смелость, которую проявили публикаторы неоконченной книги видного советского литературоведа, поэта, редактора, литературного критика и библиофила Анатолия Тарасенкова «Русские поэты XX века. 1900–1955» (М., 1966). В работе, представляющей собой своеобразную летопись русской поэзии первой половины XX столетия, упомянуты такие антиреволюционные произведения поэтессы, как «Песенка русских революционеров» и «Страничка из летописи русской революции 1905 г.»¹⁰.

В рассматриваемый период Надежда Дмитриевна находилась в Крыму. Как сообщила автору этих строк независимый исследователь Наталья Карушкина, в Государственном архиве Республики Крым ей обнаружено письмо поэтессы, адресованное князю Феликсу Юсупову, и содержащее обратный адрес: Ялта, гостиница «Мариино», комната 52. Здание гостиницы сохранилось до настоящего времени. Оно расположено на набережной Ялты, и из его окон виден городской мол. Определенно, летом 1918 г. поэтесса была очевидицей поисков тел жертв террора и их подъема с морского дна.

Летом 1918 г. поэтесса была очевидицей поисков тел жертв террора и их подъема с морского дна

Созданные ею произведения составили сборник «Мученики мола в Ялте и жертвы анархии». Соответствующее объявление 29 октября 1918 г. было опубликовано в газете «Ялтинский голос»:

«Правдивое описание ялтинских событий в стихотворной форме – всего 27 стихотворений». Книга продавалась по цене 2 рубля 50 копеек. Весь «чистый сбор, выключая расходы по изданию», распределялся «в пользу нуждающихся офицеров, – их вдов и сирот (преимущественно так называемых ‟мучеников мола”)…».

Сборник продавался на ялтинской набережной, в книжных магазинах Волковой и Синани¹¹.

Вырезка из газеты с объявлением о выходе книги Н.Бронницкой

К сожалению, на момент публикации это издание не удалось обнаружить. Согласно ответу на запрос, полученному из Российской Государственной Библиотеки (РГБ), данное издание отсутствует в ее фондах. Кроме того, книгу не удалось отыскать по библиографическим справочникам и каталогам других библиотек (в том числе иностранных). В этой связи сотрудники РГБ предполагают, что «скорее всего, данное издание было выпущено ограниченным тиражом и на дешевой бумаге и просто не пережило военно-революционное время»¹². Не принесло положительных результатов и обращение в Ялтинский Историко-литературный музей¹³.

В процессе работы с сохранившимися периодическими изданиями того периода было обнаружено стихотворение Н. Броницкой «Мученики мола в Ялте
(Укор большевикам)». 16 июля 1918 г. оно было опубликовано в симферопольской общественно-литературной газете «Крым»:

День сегодня жаркий, благодатный!..
Солнце блещет – хоть глаза зажмурь!
Купол неба синий, необъятный
Смотрит с моря в ясную лазурь.

Мой челнок летает на просторе,
Но скорбит душа моя о тех,
Кто растерзан и низвергнут в море
Жертвой злых и яростных утех!..

Жертв вражды жестокой и кровавой,
Здесь погибших, мне уж не забыть!..
Мучит дума: по какому праву
Наслаждаться счастием и жить.

Жить спокойно, умывая руки,
Отдаваться голубой волне,
Когда рядом, сгубленные в муке,
Мертвецы скрываются на дне?!

Уж забыли все о горькой тризне,
Но тоска в душе моей сильней.
Вновь я шлю проклятия Отчизне,
Породившей злых ехидн и змей!¹⁴

С уверенностью можно предположить, что это стихотворение (хронологически оно было написано раньше, чем «Ялтинский мол» В.Набокова) было включено в вышеуказанный поэтический сборник. Но в 1919-м г. в Екатеринодаре (ныне – Краснодар) вышел сборник стихов Н.Броницкой «Терновый венец», в который вошли произведения о раннем красном терроре в Ялте и Севастополе. Шесть стихотворений этой книги имеют прямое отношение к событиям на ялтинском молу. Широко используя античные и христианские образы и мотивы, Надежда Дмитриевна в поэтической форме отразила различные эпизоды трагедии. Так, в стихотворении «Мученики мола» описана гибель офицеров-инвалидов, чьи шинели, а также деревянный протез ноги одного из них всплыли с морского дна¹⁵. Стихотворение «Неутешная» представляет собой собирательный образ матери, переживающей смерть собственного ребенка:

Ждет она с утра до поздней ночи,
Что найдут его средь мертвецов –
И от слез, от солнца слепнут очи,
И давно язык не молвит слов...¹⁶

Стихотворение «Мученицы» рассказывает о трех расстрелянных сестрах милосердия. Согласно авторскому примечанию, «они были расстреляны за то, что не отдавали под расстрел раненых офицеров из своих лазаретов»¹⁷. Стихотворение «Водолазу» представляет собой монолог вдовы убитого офицера, которая обращается к водолазу со страстной мольбой извлечь с морского дна тело мужа:

Возврати любимого мне тело,
Чтоб его смогла похоронить...
От тоски, как снег, я побелела,
Горьких слез моих не осушить!¹⁸

Сюжетную линию водолаза, спустившегося в морскую пучину для подъема находящихся там мертвых тел, продолжает стихотворение «Подводное царство», в котором описан нашедший отражение во многих воспоминаниях и ставший легендарным случай помешательства ныряльщика, который испытал сильнейшее эмоциональное потрясение, увидев под водой толпу мертвецов. Обеспокоенные тем, что водолаз не подает сигнал к всплытию, товарищи сами достали его из воды. Придя в себя, несчастный рассказывает об увиденном:

«Никогда, ни за какие блага
Не вернусь в кромешный этот ад!
Уж и в том немалая отвага,
Чтобы, вспомнив, заглянуть назад!

В этом мертвом царстве разрушенья
Страх предсмертный оковал меня...
Пропадите, грозные виденья!
В вашей смерти неповинен я!..

Мертвецы ужасною толпою
Обступили все меня вокруг,
Тиною покрытые морскою,
Бледные, зеленые от мук;

Грозно колыхаясь, как живые,
Головой хотели мне кивнуть...
Рыбы окружали их морские,
Им впиваясь в животы и в грудь;

Эти рыбы тело их точили...
(Больше рыб уж есть я не могу!)
И покойники как будто жили
Жизнью новой, страшной... я не лгу!»¹⁹

От пережитого водолаз сначала сходит с ума, а затем умирает, повторяя:

«В море нас утопленники ждут!
Нам они кивают, приглашая:
Мертвецы на митинг нас зовут!»²⁰

Своего апогея драматический пафос достигает в завершающем сборник стихотворении «Порыв». В нем погибшие в ходе террора ставятся в один ряд с первыми христианскими мучениками. Произведение является ярчайшим примером противопоставления добродетели и жестокости, глубокого эмоционального восприятия страданий и скорби о людях, которые мужественно защищали свою страну на фронтах Первой мировой войны, получили ранения, но пали жертвами внутренней смуты:

Безжалостно сгубили их весну,
Кощунственно забросили их в море,
Где тяжкий груз их приковал ко дну, –
Над ними волны мчатся на просторе...

Несчастные не знали похорон,
Товарищи над ними не молились,
В земле родной их прах не погребен, –
Под сению креста не приютились...

Мне горько знать, что жизнь их отнята
Не с честию, не в славном, храбром бое –
И так же, как лишили их креста,
Лишили славы храброго героя;

У матерей погибших и у жен
Последнее отняли утешенье:
Знать, что родной со славою сражен
И отдал жизнь для Родины спасенья!..

Отрады этой бедным не дано,
И горше стал им ужас страшной вести...
Мне позабыть всех вас не суждено,
Ограбленные мученики чести!..²¹

Если погибших в ходе террора поэтесса однозначно определяет как мучеников, «верных слуг Отчизны и Христа», то их убийц прямо называет убийцами, «слугами ада», «детьми сатаны», «тиграми злобными, шакалами наших дней», «зверьми», «сатанистами», «разнузданным сбродом». Произошедшее в Ялте и в других городах полуострова в начале 1918 г. для Н.Броницкой представляется пусть и временным, но очевидным торжеством темных сил.

Кроме попыток увековечить память о жертвах, принимались меры оказания социальной поддержки и помощи их близким со стороны местных властей. Так, 1 ноября 1918 г. общественно-литературная газета «Крым» сообщала, что в Ялте и ее окрестностях «почти в каждой деревне» организованы попечительства для помощи пострадавшим от Гражданской войны. К началу ноября было собрано около 29 тыс. рублей. Волостные попечительства были заняты исключительно выдачей пособий наиболее нуждающимся. Помощь земской управы выразилась в том, что пострадавшим отпущены все строительные материалы, имевшиеся в распоряжении земства, и, кроме того, на последнем земском собрании постановлено заключить заем в 100 тыс. рублей²².

Мемориальные мероприятия в память о жертвах террора продолжали проводиться и в следующем, 1919-м г.

Вырезка из газеты с объявлением о панихиде и крестном ходе

Мемориальные мероприятия в память о жертвах террора продолжали проводиться и в следующем, 1919-м г.

Так, 26 января 1919 г. «Ялтинский голос» опубликовал сообщение, что

«в годовщину злодейского выступления большевиков, в воскресенье, 13 января ст. стиля, по окончании литургии состоится крестный ход со всех приходских церквей г. Ялты на мол, где будет совершена панихида по невинно убиенным, павшим жертвами предателей родины, и молебен об умирении страстей»²³.

К сожалению, в дальнейшем, когда весной 1919 г. в Крыму (за исключением Керченского полуострова) вновь установилась советская власть, начавшиеся формироваться практики памяти были прерваны. Анализ сохранившихся газет, пришедших на смену «второму большевизму» деникинского и врангелевского периодов, также пока не позволяет утверждать, что эти традиции возобновились. Несмотря на это, словосочетание «ялтинский мол» сделалось нарицательным и стало широко использоваться в эмигрантской литературе.

Словосочетание «ялтинский мол» сделалось нарицательным и стало широко использоваться в эмигрантской литературе

Отметим, что нереализованные мемориальные инициативы лета 1918 г. получили свое воплощение уже в XXI столетии. 26 сентября 2009 г. на набережной Ялты, при большом скоплении народа, митрополит Симферопольский и Крымский Лазарь совершил чин освящения часовни в честь Собора Новомучеников и Исповедников Российских – в память о погибших и пострадавших в Ялте в годы террора и в ходе Гражданской и Второй мировой войн. После принятия Крыма в Российскую Федерацию, начиная с осени 2019 г., ежегодно 30 октября – в День памяти жертв политических репрессий – проводятся мероприятия в рамках Всероссийской акции «Молитва памяти». В этот день в православных храмах совершаются заупокойные литии по жертвам репрессий. В промежутках между церковными службами зачитываются имена репрессированных.

В настоящее время Ялта и Южный берег Крыма являются теми регионами, где память о красном терроре начала 1918 г., а также последовавшем за ним разгуле насилия на рубеже 1920–1921 гг. не только сохраняется, но и приумножается. В том числе в области просветительской и мемориальной работы.

Автор выражает признательность Наталье Викторовне Карушкиной (Санкт-Петербург) за ценную информацию и иллюстративный материал, использованные при подготовке данной публикации.