«Многие из нас хорошо помнят… тот восторг, смешанный с чувством изумления, который овладел всеми нами, когда на шумные аплодисменты и вызовы публики, появился на эстраде юноша - автор, едва достигший 16-летнего возраста. Всем стало ясно, что на горизонте нашего отечества появилась новая, яркая звезда», - так говорилось в поздравительной грамоте дирекции Санкт- Петербургского Филармонического общества, написанной 25 лет спустя после первого триумфа Александра Константиновича Глазунова.
Его дед, потомственный дворянин, был крупным книгоиздателем, отец унаследовал семейное дело и предполагал, что его продолжит старший сын, Саша. Но последний с младенческих лет увлекся музыкой. Пианисткой была его мать, Елена Павловна. Одним из учителей ее был Милий Балакирев, который, придя в дом обучать мать, вскоре стал преподавателем и сына, уже в 11 лет обнаружившим незаурядные способности не только к исполнению, но и к сочинению музыки. «В доме у нас много играли, и я твердо запомнил все исполнявшиеся пьесы. Нередко ночью, проснувшись, я восстанавливал мысленно до малейших подробностей то, что слышал раньше...» - вспоминал Глазунов.
Память его была феноменальна. Во многом, благодаря ей, ему и Римскому-Корсакову впоследствии удалось окончить «Князя Игоря» и последнюю симфонию Бородина. Александр Константинович слышал их в исполнении безвременно почившего автора и смог воспроизвести. Позже вместе с Максимилианом Штейнбергом он также завершит и не оконченные произведения самого Римского-Корсакова.
А пока вундеркинд к 13 годам играл уже не только на фортепиано, но и на скрипке, виолончели, духовых инструментах… И сочинял первые опусы. «Записывал я большею частью все начисто, так как все голоса моего произведения до подробности мне ясно представлялись в голове так называемым внутренним слухом», - вспоминал он.
Восхищенный Балакирев рекомендовал поцелованного Богом отрока Римскому-Корсакову с тем, чтобы тот частным образом преподал ему курс гармонии, форм и инструментовки, теории музыки и композиции. Курс, рассчитанный на 5-7 лет учёбы в консерватории, Глазунов освоил за полтора года, точно бы заранее уже знал его. Учитель восторженно называл своего ученика «молодым профессором».
Погружение в музыку, однако, негативно сказывалось на учебе мальчика в реальном училище. Родители беспокоились. Они любили музыку, но не считали ее подходящим поприщем для своего первенца, так как это занятие не сулило обеспеченного будущего. Буквально нищенствовал, кормясь частными уроками, Балакирев, весьма скромно жил Римский-Корсаков, о бедняге Мусоргского и говорить не приходилось… Нужна профессия, дело, которое позволит обеспечивать себя и семью, а музыка – это для души, для отдохновения. Елена Павловна даже просила Балакирева повлиять на Сашу, но Милий Алексеевич уже готовил первый триумф ее сына. 17 марта 1882 года он лично исполнил Первую симфонию Глазунова в Бесплатной музыкальной школе. После этого творчеством юноши заинтересовался лесопромышленник и меценат Митрофан Беляев, всемерно поддерживавший русских композиторов. Для представления творчества вундеркинда 27 марта 1884 года он устроил закрытый концерт из его произведений. Дирижировали на нем Римский-Корсаков и Дютш.
Тем временем Александр все-таки закончил училище и поступил вольнослушателем в Петербургский университет. Здесь он играл в студенческом симфоническом оркестре, в регулярных концертах, называемых «Музыкальными упражнениями студентов императорского университета в Петербурге». В рамках этих концертов нередко исполнялись его собственные произведения.
Пребывание в университете, однако, ограничилось лишь одним годом. В 1884 году Беляев отправил своего протеже в путешествие по Европе. В Веймаре юноша познакомился с Ференцем Листом, по инициативе которого 14 мая 1884 года на съезде «Всеобщего немецкого музыкального союза» Первая симфония была сыграна уже для европейских меломанов и вновь имела большой успеха. Имея благословение самого Листа, размениваться на что-то, кроме музыки, уже не приходилось. По возвращении в Петербург, Глазунов стал полноправным членом «Беляевского кружка», в который входили Лядов, Римский-Корсаков и другие композиторы.
Как и ранее участники «Могучей кучки» «беляевцы» развивали русские традиции в музыке, синтезируя их, однако с европейскими. Русская тема превалирует в творчестве Глазунова. Достаточно упомянуть и все ту же Первую («Славянскую») симфонию, и симфонические картины «Кремль» и «Русская фантазия», и хоровое сочинение «Слава великому славянину», посвященное генералу Скоблелеву. В последние годы жизни композитор обратится к музыке духовной. Для мужского хора студентов Православного Богословского института Сергиевского подворья в Париже он сделает две обработки церковных распевов. Стихиры Пасхи Л.А. Зандер назовет «подлинным синтезом духовной традиции и личного музыкального творчества». Это будет в далеком 1935 году, а пока 24-летний Александр Константинович в том же Париже представлял свою Вторую симфонию. Она была исполнена в рамках Всемирной выставки.
Наиболее известным произведением композитора стал балет «Раймонда», премьера которого прошла в Мариинском театре 7 января 1898 года и который доныне является украшением репертуара лучших музыкальных театров.
В 1900 году Глазунов стал профессором Петербургской консерватории, а семь лет спустя ее директором. Одновременно композитор получил звание доктора музыки Оксфордского и Кембриджского университетов. Во главе консерватории он оставался свыше 20 лет, удержавшись и с приходом к власти большевиков. «Авторитет его был исключительно велик: одно присутствие его на каком-либо собрании, в классе, на экзамене, в концерте заставляло людей подтягиваться, показывать себя и своё искусство наилучшим образом, прилагать усилия для того, чтобы со стороны можно было достойно оценить труд консерватории в целом», - отмечал М. Штейнберг.
Работе в консерватории Александр Константинович отдавался полностью, жертвуя собственным творчеством воспитанию молодых музыкантов. «Я так перегружен консерваторской работой, что я не успеваю о чем-либо думать, как только о заботах настоящего дня», - жаловался композитор. Он лично присутствовал на всех экзаменах и писал подробные характеристики на каждого студента, организовывал студенческий оперный театр, хлопотал о поддержки малоимущих студентов, для осуществления которой покойным Беляевым был создан специальный фон. В этот фонд Глазунов жертвовал всю свою зарплату.
С захватом власти большевиками Беляевский фонд был «национализирован». Личному имуществу Глазунова, квартире и даче, повезло больше. Для их охраны «фактическую бумажку» выдал лично нарком Луначарский: «Настоящим удостоверяю, что квартира по Казанской улице, № 10, где живёт знаменитый композитор директор консерватории А. Глазунов, ввиду выполняемых им важнейших обязанностей и творческой работы, никакой реквизиции ни в коем случае не подлежит».
Тем не менее быт и, самое главное, атмосфера в советской стране становились для Александра Константиновича все более тяжелы. Становящиеся все более популярными модернистские формы в музыке он не понимал, а тяготевшая к ним молодежь, приходившая учиться в консерваторию отторгала его классицизм. Он становился чем-то «отжившим», «старорежимным», «барьером на пути к прогрессу». Вдобавок «пожалованному» новой властью «народным артистом» пожилому композитору приходилось выступать на фабриках и в рабочих клубах, перед пролетариатом, которому его искусство было глубоко чуждо.
Эта нараставшая в целом отчужденность в 1928 году привела к эмиграции Глазунова. Заграницу он уехал с женой, с которой тайно обвенчался в 1922 году, и приемной дочерью. Первоначально выезд был оформлен, как командировка на конкурс Шуберта. Но конкурс завершился, а композитор, ссылаясь на проблемы со здоровьем, не возвращался. Он не выступал против советской власти, а она в свою очередь не клеймила его, как Шаляпина, в газетах. Сперва командировку продлевали и даже сохраняли жалование, но затем выплаты прекратились. Тяжелому материальному положению старшего коллеги помог благодетель многих русских эмигрантов Сергей Рахманинов.
Оказавшись заграницей, Александр Константинович посетил с концертами Лондон, Брюссель, Мангейм, Гейдельберг, Остенде, Страсбург, Гейдельберг, Лейпциг, Берлин… Дягилев позвал его в Париж – создавать там Русскую оперу. Проект Глазунова вдохновил, и он отправился во французскую столицу, где в итоге прожил последние годы. Дягилевский проект так и не был осуществлен, а сам композитор уже мало писал. Для музыкального мира он стал уже некой живой легендой, к которой относились с почтением, но предпочтение отдавали новым именам – к примеру, Игорю Стравинскому…
Скончался Александр Константинович 21 марта 1936 года и был погребен на кладбище Нёйи-сюр-Сен. В 1972 году прах композитора был перенесен на Тихвинское кладбище Александро-Невской лавры. Его имя носит ныне Петрозаводская консерватория, но архив партитур по сей день хранится в Париже. Кроме того в Мюнхене создан институт, занимающийся исследованием творчества Глазунова.
Русская Стратегия |
