 22 июля на официальном сайте Русской Православной Церкви был опубликован проект Нового катехизиса с указанием, что он предложен к всеобщему обсуждению. В рамках этого благословленного Святейшим Патриархом Кириллом обсуждения и написан нижеследующий отзыв.
Обычно выводы указываются в конце отзыва, но в данном случае придется отступить от этого правила. Дело в том, что если писать отзыв краткий, без достаточного количества примеров, то у читателя возникнет впечатление поверхностности и бездоказательности утверждений автора. Если же писать обстоятельно, с цитатами и доказательствами, то текст получится столь длинный, что далеко не все читатели осилят его до конца. Поэтому я начну с вывода, а весь дальнейший пространный текст будет содержать его многочисленные подтверждения.
Выводы
Стоит заметить, что публикация текста проекта сопровождалась пожеланием, чтобы в отзывах «содержались конкретные предложения по исправлению или улучшению текста». Таким образом, нас как бы ставят перед фактом: будущее официальное утверждение «Нового катехизиса» – дело уже решенное и не должно' обсуждаться, принимаются лишь предложения по исправлению текста (да и то не всего). Многие критически настроенные люди приняли «правила игры» и начали писать свои замечания и предложения к частностям, тем самым признавая сам текст в целом. Я не собираюсь совершать ту же ошибку. Исправлять этот текст – все равно что лечить покойника.
Я убежден, что попытка создания Нового катехизиса полностью провалилась, и подготовленный Синодальной богословской комиссией текст не должен быть принят соборно в качестве официального вероучительного документа Русской Православной Церкви. Более того, я убежден, что святым долгом каждого верного чада нашей Церкви является всемерное препятствие общецерковному признанию и внедрению «Нового Катехизиса». Этот текст, несостоятельный ни по форме, ни по содержанию, искажающий учение Церкви и деформирующий православное мышление, крайне опасен и вреден.
Может показаться, что это слишком резкое суждение, но если вы прочитаете дальнейший текст отзыва, то убедитесь, что оно вполне обоснованно.
Самая главная проблема «проекта Нового катехизиса» заключается в том, что это не катехизис. Этот текст – не катехизис ни по форме, ни по содержанию, он не отвечает задаче, которая стоит перед катехизисами. То есть текст имеет системную проблему, которую невозможно решить исправлением отдельных абзацев.
Это как если бы вы заказали написать естественнонаучную статью, а вам принесли стишок про Чижика-пыжика. И принесший сказал бы: «Ну, давай обсудим, что исправить в тексте, чтобы его в реферируемом журнале опубликовали. Может, список литературы добавить? А может, какую строчку удалить?» Ничего не надо исправлять. Надо просто признать, что это не естественнонаучная статья – и унести с глаз долой.
Объем текста
Катехизис – это текст, кратко и доступно излагающий догматическое и нравственное учение Церкви. Иными словами, захотел ли человек лучше узнать свою веру, желает ли принять Православие или просто интересуется, то в ответ на свой вопрос: «Что мне нужно в первую очередь прочитать, чтобы узнать православную веру?», он получает катехизис. Перед катехизисами всегда ставилась задача доступности. Этот текст должен быть понятен и доступен самому широкому читателю.
Как отмечают авторы проекта Нового катехизиса, Катехизис святителя Филарета был написан почти двести лет назад. С тех пор сильно изменилась культура чтения. Современным людям тяжело даются большие тексты. Толстые книги почти не читают. Даже текст святителя Филарета многим сейчас кажется слишком пространным. И в этих условиях авторы проекта Нового катехизиса предлагают нам текст, который почти в ШЕСТЬ раз больше текста Филаретовского Катехизиса! Он занимает ОДИН МИЛЛИОН СТО ДЕВЯНОСТО ПЯТЬ с половиной ТЫСЯЧ знаков с учетом пробелов (или 350 страниц формата А4, а в формате А5, соответственно, порядка 700 страниц)! Скажите, пожалуйста, кто будет это читать? На кого он рассчитан? Это показывает полное непонимание авторами стоящей перед ними задачи. Написать текст, уже просто по своему объему заведомо нечитабельный для целевой аудитории катехизиса, – разве это не полный провал?
Оговорюсь сразу, во избежание недоразумений. Насколько я знаю, авторы текста – это НЕ члены Синодальной богословской комиссии. Им изначально была предложена некая основа, которую они только обсуждали и исправляли (и многое исправили в лучшую сторону). Имена же подлинных авторов изначального текста мне неизвестны. Что же касается членов комиссии, то, я думаю, любой из них по отдельности мог бы написать текст лучшего качества, чем то, что нам сейчас приходится обсуждать.
Язык текста
Итак, уже по своему объему это не катехизис, не православный катехизис, по крайней мере. Но дело не только в объеме. Этот текст написан просто ужасающе в плане языка и стилистики.
Например: «Смысловым центром христианского вероучения является Иисус Христос» (с. 12). Просто вдумайтесь: Кто такой Христос? Смысловой центр христианского вероучения! За такие фразы должно быть стыдно, равно как и за многие другие, как то: «количественная и качественная универсальность Церкви» (с. 84), «инославные партнеры», «продукт разума», «экклезиологическое самосознание» и т.п.
Совершенно нечитаемый слог, сотканный из официоза и выспренних благоглупостей. Чтобы прочитать даже малую часть этого текста, нужно не просто сделать усилие – нужно совершить форменное насилие над собой. И это не только мое личное мнение. Нечитаемость текста по причине его стилистического убожества – это факт, который легко доказать.
Например, на 57-й странице написано «Иоскресения» вместо «Воскресения», на следующей странице «Великоим» вместо «Великим». Неудивительно встретить опечатки в только что написанном и еще не вычитанном тексте. Но как такие вещи смогли остаться в тексте, над которым коллектив авторов работал на протяжении СЕМИ лет, и который, как нас уверяют во Введении, также прочитали и отрецензировали десятки людей? Это может сохраниться только в том случае, когда язык нечитабелен настолько, что все, читающие документ, в какой-то момент устают «продираться» через текст и начинают скользить по нему взглядом или ограничиваются вычиткой отдельных мест.
Не знаю, смог ли хоть один человек прочитать текст Нового катехизиса целиком? Лично я хотел, я был мотивирован, я заставлял себя, но честно скажу: срезался на 100-й странице. Судя по другим прочитанным мною отзывам в сети, это рубеж, который не преодолел никто. У всех замечания только до 100-й страницы, и полагаю, это вовсе не потому, что после нее текст становится безупречным. Просто не родился еще Цезарь, который сможет перейти этот Рубикон.
А ведь речь идет о тексте катехизиса, который должен быть легко читаем и доступен самому широкому читателю. Современному читателю. Но этот текст даже не очистили от архаизмов! Современный читатель не знает, что такое «преуспеяние» (с. 42), «поелику» (с. 89), а когда читает на 67-й странице выражение Златоуста о том, что Бог «предал» Своего Сына, он понимает это слово вовсе не в древнем значении «передал, послал», а в современном – «совершил предательство», что совершенно искажает смысл.
Но это все мелочи. Эти мелочи – опечатки, архаизмы – легко исправить, но есть системные проблемы обсуждаемого текста, которые исправить невозможно. Есть объективные вещи, из-за которых обсуждаемый текст нечитаем в принципе, и я их сейчас покажу.
Подача материала
Авторы сообщают, что ими «было принято решение отказаться от вопросоответной формы», традиционной для катехизисов, «в пользу последовательного изложения» (с. 8). Почему ими было принято такое решение, они не поясняют.
Вопросоответная форма в катехизисах появилась неспроста. Она выбрана по той причине, что задача катехизиса, как мы уже говорили, – быть максимально доступным для самого широкого круга читателей. А читать диалог намного легче, чем «последовательное изложение». Это азы восприятия текста. Вы наверняка замечали, что произведение с диалогами читается гораздо легче, чем текст без диалогов, но с потоком однообразного «изложения».
Но если бы дело ограничилось только формой изложения! Во Введении авторы пишут, что их «текст Катехизиса включает множество цитат из Священного Писания, творений святых отцов» и много чего другого (с. 8). И пишут об этом так, как будто это плюс текста. Между тем любой, кто хоть немного владеет азами литературного мастерства, знает, что цитаты “утяжеляют” текст, затрудняют его чтение. Конечно, совсем без цитат нельзя обойтись, но у авторов предыдущих катехизисов было чувство меры. Некоторые общеизвестные и очевидные вещи о христианском учении они приводили вовсе без цитат, в других местах ограничивались одной цитатой и лишь в особых случаях приводили несколько цитат подряд.
Но не так в Новом катехизисе. При его чтении не покидает ощущение, что авторы в процессе то и дело забывали, что именно они пишут, пытаясь вместо катехизиса составить библейскую симфонию. Вот, например, такое общеизвестное положение, как вера христиан в Единого Бога, сопровождается ДЕВЯТЬЮ цитатами (пять библейских и четыре святоотеческих) (с. 25). А указание на веру в то, что Бог является Творцом мира, сопровождается ШЕСТЬЮ цитатами (с. 37). И так – на каждой странице.
ЗАЧЕМ? Почему нельзя обойтись одной цитатой? Если хочется показать, что догмат подтверждается не одной цитатой, можно в скобочках поставить «см. также» и далее привести адреса других цитат. Кому надо – посмотрит. Но зачем все эти цитаты полностью вываливать на читателя? Еще можно понять, когда каждая цитата открывает какую-то новую грань, когда они по смыслу дополняют друг друга. Но, как правило, в тексте Нового катехизиса приводятся цитаты, по содержанию дублирующие друг друга.
И это напрочь «убивает» текст, делает его «мертвым», нечитабельным. Человек, приступая к нему, поначалу вчитывается в каждую цитату, но быстро убеждается, что в них, как правило, по многу раз повторяется одно и то же. Результат один: сначала человек перестает вчитываться, а потом и вовсе читать. Я, как и другие критики, неимоверным усилием воли смог заставить себя продраться до 100-й страницы, но обычный современный человек, который и должен войти в целевую аудиторию Нового катехизиса, не пройдет дальше первых страниц. Это просто невозможно читать.
Кроме цитат текст наполнен многочисленными отступлениями с историческими справками в стиле посредственных энциклопедических статей. А такого рода вещи тоже, мягко говоря, не относятся к удобочитаемым. На страницах Нового катехизиса нас поджидают справки об осуждении маркионитства (с. 17), о «трехъязычной ереси» (с. 19), о манихеях (с. 31), докетах (с. 57), монофелитах (с. 61) и прочих древних ересях, пространные очерки об истории переводов Библии (с. 20-21), Константинопольских соборов (с. 22), о становлении процедуры канонизации святых (с. 100) и еще много подобных «познавательных» вставок о всякой всячине. Без всего этого прекрасно обходились предыдущие катехизисы, прекрасно обошелся бы и этот.
Зачем человеку, который просто хочет узнать основные положения православной веры, все эти флешбеки? Если ему будет нужно, он сможет после катехизиса прочитать специальные книги по истории Церкви или уточнить то, что его интересует, в настоящей энциклопедии. Зачем перегружать и без того раздутый текст постоянными отступлениями, не нужными для основной цели произведения?
Мне доводилось слышать такой вариант ответа: перед комиссией изначально кто-то поставил задачу написать «большой катехизис». И, чтобы решить эту задачу, обычное содержание катехизиса стали разбавлять этими бесконечными цитатами и словарными статьями, просто для объема. Если это так, то можно заметить, что, во-первых, сама задача ошибочна. Нет никакого запроса в Церкви на то, чтобы получить вместо катехизиса нечитаемый «кирпич», один вид которого будет отпугивать целевую аудиторию. А во-вторых, решена задача из рук вон плохо – получилась просто грубо слепленная химера из посредственного справочника, недоделанной библейской симфонии и официозного доклада. То есть, получилось то, что попросту не является катехизисом даже с чисто формальной стороны.
Композиция
По определению святителя Филарета, свое преемство с которым заявляют авторы Нового катехизиса, катехизис – это «первоначальное учение о православной вере христианской, всякому христианину необходимое». То есть в катехизисе должно излагаться то, что относится к необходимым сведениям. В Новом катехизисе тоже сказано, что он «призван дать представление о наиболее важных понятиях и положениях христианского вероучения» (с. 5).
Любой читатель, не говоря уже о писателях, знает, как важно начало текста. Именно знакомясь с началом, читатель решает для себя, стоит ли браться за книгу всерьез или ее отложить. У Филаретовского Катехизиса, несмотря на то, что он написан почти два века назад, с началом все в порядке: ничего лишнего и сразу к делу. В первом же абзаце сказано, что в книге речь пойдет о том, что необходимо знать для «благоугождения Богу и спасения души».
А с чего начинается Новый катехизис? С огромного Введения, в котором на трех страницах (с. 5-7) помещен очерк … об истории катехизисов! С каких пор история написания катехизисов оказалась в числе «наиболее важных понятий и положений христианского вероучения»? Да это самое последнее, что интересует читателя катехизиса. И это совершенно точно не то, чему нужно посвящать начало.
Но дальше – пуще. Следующая – 8-я – страница содержит пространный пересказ Оглавления. Зачем? Ведь читатель только что, тремя страницами ранее, уже его прочитал! Такое раньше я встречал лишь в семинарских дипломах.
Наконец, после многостраничного Введения начинается сам текст. И с чего же? С прописных истин о том, что вера как доверие присуща всем, так как все чему-то или кому-то доверяют, – и это на полстраницы!
Во всех традиционных катехизисах вероучение Церкви излагается как комментарий к Символу веры, нравственное учение – как объяснение Заповедей блаженства и Десяти заповедей. Такая схема позволяла катехизису быть ближе к жизни читателя, который произносил Символ веры в ежедневных утренних молитвах и слушал его на каждой литургии. Также на каждой воскресной литургии он слышал пение Заповедей блаженств. И объяснения катехизиса, опирающиеся на то, что регулярно сопровождает каждого христианина всю его жизнь, способствовали лучшему усвоению и запоминанию истин веры.
В Новом катехизисе решили от этой традиционной формы отказаться. Видимо, полагая, что смогут изложить необходимые данные более последовательно. Но что в итоге получилось? Хаос. Например, учение о Церкви вдруг оказалось не в разделе «вероучение», а в разделе «каноническое устройство». Так авторы всю экклезиологию выбросили из догматики и перевели в канонику! Авторы прежних катехизисов не совершали такой ошибки, поскольку учение о Церкви прописано в Символе веры.
Учение о Богородице излагается на страницах 68-69, а затем снова на стр. 89. Почему такой разрыв или повторение? Потому что один раз вставили в учение о Боговоплощении, а второй раз – в раздел о почитании святых. Такие вот «чудеса» композиции и «последовательного изложения»!
В упомянутом разделе о почитании святых мы находим занимающее ДЕВЯТЬ страниц (90-98) подробное и поименное перечисление святых по чинам святости с элементами пересказа отдельных житий! Зачем это в катехизисе? Ведь это же по сути ничего нового не добавляет к той информации о почитании святых, которая гораздо компактнее изложена у святителя Филарета. Более того, в Новом катехизисе отсутствуют гораздо более важные темы, связанные с этим, которые освещались в Филаретовском Катехизисе.
Подобных примеров много. На 27-28 страницах подробно перечисляются имена Божии в Ветхом Завете (без чего прекрасно обходились все предыдущие катехизисы), а на следующих страницах – перечень свойств Божиих с огромными подборками цитат под каждым из них. На 49 странице огромный кусок о человеческом теле. ЗАЧЕМ ВСЕ ЭТО? Просто чтобы механически раздуть текст до колоссального объема и потом сказать: а вот, у нас катехизис не тоньше, чем у католиков?
Искажение Православия
Если говорить о текстах, которые напрямую содержат лжеучения или искажения Православия, то таких, разумеется, в Новом катехизисе не так уж много. Ведь над ним уже поработали как члены Комиссии, так и отчасти интернет-критики, ознакомившиеся со «слитым» в интернет черновым вариантом. Однако, если говорить в целом (не только о том, что написано, но и о том, как написано, а еще и о том, что вдруг оказалось опущено по сравнению с предыдущими катехизисами), то мы убедимся, что «проект» представляет Православие в глубоко искаженном виде.
Святитель Николай Сербский называет еретическим тот «богословский» подход, который стремится приспособить христианство под нехристианский мир. В этом смысле текст Нового катехизиса еретичен от начала и до конца. Авторы, очевидно, пытаются создать такое Православие, которое выглядело бы «рукопожатным» для светской либеральной общественности.
Это заметно даже из употребления специфических оборотов, которыми предваряются вероучительные утверждения: «Церковь верит, что», «согласно церковному учению» и так далее. По всему тексту не меньше сотни подобных оборотов. А знаете, сколько таких оборотов мы найдем в катехизисах, написанных святыми? В Катехизисах святителя Филарета Московского, святителя Николая Сербского и священномученика Горазда Чешского нет НИ ОДНОГО такого оборота. Почему же они излагали истины веры без того, чтобы постоянно оговариваться: «по учению Церкви»? Во-первых, они понимали, что для читателя, открывшего книгу под названием «Катехизис Православной Церкви», нет нужды по нескольку раз на каждой странице напоминать, что в ней излагается учение Церкви, – это и так очевидно. Во-вторых, потому что все они писали о положениях веры как об объективной истине, касающейся всех и каждого.
Я скажу, в чем смысл оговорок типа «Церковь учит, что…» Глубоко верующий человек не поймет, в чем здесь подвох. Для него учение Церкви и истина – синонимы. Но для человека внешнего, который вовсе не отождествляет предельную истину с учением Церкви, эти фразы звучат иначе. И люди, которым часто приходится выступать на разного рода межрелигиозных конференциях, активно пользуются этим. Такого рода фразы – это своего рода успокоительный сигнал неправославному слушателю или читателю: «Нет-нет, мы вовсе не претендуем на истину в последней инстанции, мы всего лишь излагаем здесь официальное учение той организации, которая нас прислала на эту конференцию». В таком виде христианство перестает быть вызовом, в таком виде оно уже меньше возмущает либеральную интеллигенцию.
Вчитайтесь, например, в одну из фраз проекта Нового катехизиса: «Согласно христианскому вероучению, человек нуждается в спасении» (с. 12). А что, разве сам по себе человек в спасении не нуждается? Это просто христиане верят, что нуждается, а на самом деле, может, и не очень-то нуждается, ведь кроме христианской есть и другие точки зрения, которые мы все должны уважать и ни в коем случае не ущемлять? А вот другая фраза на той же странице: «Церковь верит, что для спасения человека необходимо принятие Откровения». Без первых трех слов эта фраза могла бы прозвучать некомфортно для представителей либеральной общественности, как будто мы смеем навязывать им какие-то условия для спасения. Но эти три политкорректных слова в начале сразу их успокаивают: а, это просто Церковь так верит. Ну и пусть себе верит – мало ли во что она там еще верит!
Вот так язык церковной дипломатии вторгается в богословие и деформирует его. Но дело, конечно, не ограничивается одними речевыми оборотами.
Желание угодить либеральной общественности и представить христианство, подстроенное под современный мир, разумеется, не могло не привести к заигрыванию перед эволюционизмом. И в разделе о Творении мира авторы Нового катехизиса выражение дни Творения пишут в кавычках, равно как и библейское выражение о Создании мира за шесть дней. Чтобы ни в коем случае не выглядеть «мракобесами» в глазах прогрессивной общественности, авторы проекта идут на прямое искажение учения Церкви, внедряя лжеучение о «дне-эпохе». Якобы слово «день» означало не день, а эпоху или этап. При этом авторам прекрасно известно, что они в данном случае искажают веру, выраженную не только в катехизисе свт. Филарета (на преемство с которым они претендуют), но и у всех авторитетных древних святых и во всех прежних изложениях веры. То, как написан весь этот раздел, нельзя назвать иначе, чем сознательным введением читателей в заблуждение.
Для начала авторы заявляют, что «Слово “день” в Священном Писании имеет много значений и не всегда указывает на календарные сутки» (с. 39) и потом делают вид, будто бы тем самым доказали, что в шестодневе слово «день» означает не день, а миллиарды лет, необходимые для дарвиновской эволюции. Однако это вовсе не следует из сказанного, и для того, чтобы узнать, как именно нужно понимать то или иное слово конкретного стиха Писания, следует обращаться к толкованиям святых отцов. Так предписывает 19-е правило Шестого Вселенского собора.
Я даже не буду здесь приводить святоотеческие цитаты, это ни к чему: они уже приведены во многих книгах, и авторы проекта прекрасно знают, что святые отцы однозначно толковали дни шестоднева именно как сутки. Знают – и умалчивают об этом. Не приводят ни одного толкования, ни даже простого упоминания об этом факте! Вместо этого они приводят всего одну цитату из блаженного Августина, где он говорит, что «нам трудно представить, какого рода эти дни». Опять же, делая вид, будто блаженный Августин не прочь понимать дни творения как миллионы лет, хотя тот же блаженный Августин прямо писал, что сказанное в Бытии надо понимать в буквальном смысле (см.: О книге Бытия, 8.2), и что «от сотворения человека мы еще не насчитываем и полных шести тысяч лет» (О граде Божием, 12.10). Как подобное сознательное искажение учения Церкви в сочетании с намеренным введением читателя в заблуждение может быть допущено в официальном изложении учения Церкви?
Другая тема, в которой еретическое приспособительное богословие непременно будет искажать Богооткровенную истину, это эсхатология, и авторы Нового катехизиса здесь поступают вполне предсказуемо.
Они заявляют: «Посмертная участь нехристиан будет определена Богом и остается для нас тайной Божией» (с. 75). Надо полагать, участь неправославных христиан (тех, кого Писание и Предание Церкви называет еретиками) тайной для авторов проекта уже не является: они все поголовно идут в Рай, не так ли? Ведь не может же быть такого, что у авторов нет сомнений в том, что еретики все в ад идут, а вот насчет участи язычников, атеистов и мусульман у них еще есть сомнения?
Надо ли напоминать, что Сам Христос сказал про участь некрещеных: «в Царствие Божие не войдут» (Ин. 3:5), что всякий, не верующий Евангелию, «осужден будет» (Мк. 16:16), что апостол Иоанн своими глазами видел, как после Страшного Суда неверующих и идолослужителей ожидает «участь в озере, горящем огнем и серою» (Откр. 21:8)?
Конечно, не надо это напоминать, поскольку авторы Нового катехизиса и сами прекрасно эти тексты знают. Но в наше время для прогрессивной общественности эти тексты как красная тряпка для быка. Это даже хуже шестоднева. Над верой в чудесное Творение мира за шесть дней либеральная интеллигенция просто посмеется, а вот слова о том, что без Христа никому невозможно спастись, приводят ее в бешенство: «Да как вы смеете! Нас, таких хороших, отправлять в ад только из-за того, что мы Какого-то там Христа не признаем?! Да это просто экстремизм! Средневековье! Костры инквизиции!»
И, чтобы ни в коем случае не расстроить такую публику, авторы Нового катехизиса идут (уже во второй раз) на сознательную ложь и искажение богооткровенной истины. Они как бы говорят Христу: «Извини, Господи, но эти Твои слова в наше время очень не к месту, они мешают нашей дружбе с миром, звучат совсем нетолерантно. Поэтому мы их сейчас под сукно уберем, как будто их и не было. Но, заметь, мы ведь не говорим, что все, не родившиеся от воды и Духа, войдут в Царствие Божие, мы говорим, “не знаем”. Видишь, как хорошо мы придумали?»
Иначе, совсем иначе освещали этот вопрос в предшествующих катехизисах.
У святителя Филарета написано: «Неверующие и беззаконники будут преданы вечной смерти или, иначе сказать, вечному огню, вечному мучению… Обязательна ли для спасения принадлежность к кафолической Церкви? Все спасшиеся от Всемирного потопа спаслись единственно в Ноевом ковчеге. Так все обретающие вечное спасение обретают его в Единой Кафолической Церкви».
А вот как у святителя Николая Сербского: «Может ли человек спастись без Церкви? Нет, не может, ибо Церковь есть ризница Божьей благодати, без которой никто не может спастись, как не может жить рука, отсеченная от тела... А что Он скажет неверующим и грешным? “Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его” (Мф. 25:41)».
Кто-нибудь может мне сказать: но ведь в Новом катехизисе тоже есть такие выражения! И это правда. На других страницах текста написано прямо противоречащее тому, что написано на странице 75, а именно: «Вера в Воскресение Христово является необходимым условием спасения» (с. 64), «спасение может быть обретено только в Церкви Христовой» (с. 82). А раз так, то какая может быть загадка относительно участи тех, кто не вошел в Церковь Христову и не верит в Его воскресение? Получается, на одних страницах авторам очевидно, что некрещеные не спасутся, а на странице 75 им это уже неочевидно.
Скажите, разве это нормально, что в вероучительном тексте, претендующем на официальный статус, по одному и тому же вопросу излагаются прямо противоположные и взаимоисключающие выражения? Это действительно тот катехизис, который нам нужен?
Возникает впечатление, что сделано это с целью угодить «и нашим и вашим». Когда надо, строгому православному христианину покажут 82-ю страницу и скажут: «Вот видишь, мы ясно дали понять, что вне Церкви нет спасения. Так что успокойся, все неправославные в ад пойдут, и текст об этом четко говорит!» А если вдруг им задаст вопрос представитель упомянутой выше неправославной прогрессивной общественности, то они скажут: «Ну что вы, какой ад, о чем вы? У нас же на 75-й странице сказано, что это тайна. Тайна – то есть беспокоиться не о чем».
Устраивает ли вас это? Таким ли должен быть новый катехизис нашей Церкви?
Идем дальше. Когда святитель Филарет писал в своем Катехизисе о последствиях прародительского греха, то указал: «От греха Адама произошли проклятие и смерть. Проклятие – это осуждение греха Праведным Судом Божиим и от греха происшедшее на земле зло в наказание людям».
А вот в Новом катехизисе этого учения вы не найдете. Но зато можно найти неувязку, когда авторы говорят о жертве Христовой, то приводят цитату из службы: «Ты искупил нас от законного проклятья» (С. 66). Но от какого проклятия? Читатель не сможет понять, потому как учение о проклятии за грех Адама стыдливо убрано авторами под сукно. И мы знаем почему: ведь для либеральной светской общественности образ проклинающего Бога – это совсем не круто, это опять какое-то Средневековье. Нет, с точки зрения этой публики или, по крайней мере, тех, кто пытается ей угодить, Бог не должен никого наказывать и уж тем более проклинать – Он ведь якобы «любовь и только любовь» и, значит, в ответ на зло должен только вздыхать и, образно говоря, разводить руками: мол, что же вы такое натворили, нехорошо!
По этой же причине крайне невнятно изложено учение об Искуплении, совершенном на Кресте. Совсем отказаться от понятия «искупление» авторы не могли: оно и в Библии, и у святых отцов, и в богослужебных текстах – оно повсюду. Но если излагать это учение так, как его излагали святые отцы, то придется упоминать вещи, неприятные для либеральной общественности. Поэтому авторы и не договаривают, за что именно и почему был принесен выкуп.
В большое недоумение повергает раздел, посвященный Преданию Церкви. Чего стоит только само определение Священного Предания! Это, оказывается, «единый и непрерывный духовный опыт, хранимый в Церкви и передаваемый из поколения в поколение» (с. 14). Нигде вы больше не встретите такого определения. Авторы вообще очень любят слово «опыт», они и в отношении Священного Писания пишут: «Первичным был опыт, а вторичным — его выражение в книгах Писания» (с. 15).
Вы, может быть, спросите, к чему авторы Нового катехизиса всюду суют слово «опыт», и я постараюсь объяснить. В тех прогрессивных кругах, которым они хотят угодить, это очень хорошее и популярное слово. Во-первых, оно производит впечатление, что речь идет не просто о каких-то сухих теориях, а о том, что коренится в личных переживаниях человека. Во-вторых, это крайне толерантное слово, оно никого не может задеть и в принципе ни к чему не обязывает. Ну, мало ли: такой вот у людей опыт, а у нас – другой опыт, примем к сведению и пойдем дальше.
Несмотря на внешнюю «красивость», формулировка ложная и нелепая. Как можно передать опыт? Можно передать систему вероучительных взглядов, мировоззрение, можно передать образ жизни, помогающий другому человеку пережить сходный опыт, но сам опыт как передать? Это сугубо личная вещь, которая остается с тем, кто ее пережил. Вот почему авторы предшествующих катехизисов давали совсем иные определения Священному Преданию.
Свт. Филарет: «Под наименованием “Священное Предание” понимается то, что истинно верующие и чтущие Бога словом и примером передают один другому, и предки – потомкам: учение веры, Закон Божий, Таинства и священные обряды».
Свт. Николай: «Это все то духовное наследие, полученное нами от наших святых предков, которое совершенно согласуется со Священным Писанием и помогает нам правильно понимать Библию».
Но это только начало. Самое интересное появляется при обсуждении отношения к творениям святых отцов, ведь именно о святоотеческом предании говорится в авторитетных церковных текстах древности, включая постановления Вселенских соборов. Так что без упоминания святых отцов обойтись никак нельзя. Но фактически авторы Нового катехизиса делают все для того, чтобы лишить творения святых отцов авторитета.
Они предупреждают: «В творениях святых отцов Церкви следует отделять то, что не теряет своего значения со временем, от преходящего, устаревшего, имевшего значение только в ту эпоху, когда жил и творил тот или иной святой отец» (с. 24).
Но как, интересно, человек, особенно из тех, кто является целевой аудиторией катехизиса, сможет провести такую работу? И главное: на основании каких критериев он будет отделять устаревшее от не устаревающего? Авторы никаких критериев не предлагают. Остается только один критерий – субъективное мнение читателя: вот это выражение святого отца мне непонятно и я с ним не согласен, так что, видимо, передо мной как раз то самое «устаревшее, потерявшее свое значение»; а вот это выражение мне нравится – значит, оно еще «ничего», не устарело пока. Так Новый катехизис учит человека считать себя судьей святых отцов вместо того, чтобы их делать судьями для своих мыслей.
Вы, кстати, заметили, что разделение нам рекомендуют проводить не по признаку «истинное – ложное», а по признаку «устаревшее – не устаревшее»? Сама лексика, используемая авторами, ссылается на ассоциативные ряды именно либеральной светской интеллигенции, для которой «старое» = «устаревшее» = «плохое», а «новое» = «прогрессивное» = «хорошее». Все это прямо противоположно исконному христианскому пониманию.
Также авторы проекта пытаются ввести в Православие аналог католического понятия ex cathedra – только в отношении не высказываний папы Римского, а святых отцов: «Кроме того, в святоотеческих писаниях следует отличать то, что говорилось их авторами от лица Церкви и что выражает общецерковное учение, от частных богословских мнений» (с. 24). Но как именно отличать одно от другого, если в святоотеческих творениях мы очень редко можем встретить выражение типа: «А вот сейчас я напишу от лица Церкви»? Между тем отцы Вселенских соборов во время своих обсуждений принимали все свидетельства святых отцов – в том числе и те, где не было подобных выражений.
Вообще-то вопрос о святоотеческом наследии разобран в Церкви уже давно. Отличать нужно в творениях святых отцов то, что они говорят о вероучительных вопросах, от того, что они говорят по иным темам. А иметь суждение о высказываниях святых по вероучительным вопросам можно и нужно, руководствуясь вполне конкретным критерием, – согласием отцов. Это критерий, о котором прямо говорят Вселенские соборы, но почему-то авторы проекта о нем совершенно умалчивают! И дальнейшие их слова объясняют почему.
Авторы вводят сомнительную идею «допустимых теологуменов», когда пишут: «Частное мнение, если оно было выражено кем-либо из отцов Церкви и при этом не осуждено соборно, входит в границы допустимого и возможного, но не может считаться обязательным для православных верующих» (с. 24).
Любое мнение по вероучительному вопросу либо истинное, либо ложное. Поскольку в церковном учении критерием истинности является именно согласное свидетельство многих святых, то, соответственно, противоречащее этому согласию мнение кого-либо одного из святых является не «допустимым и возможным», а ложным. А если оно ложное, то его нельзя придерживаться, даже если оно и было по ошибке высказано святым человеком. Но авторы не упоминают вообще ни шкалы «истинное – ложное», ни принципа согласия отцов, на основании которого и можно определить, где в древних текстах истина, а где заблуждение. И можно понять, почему. Согласие отцов стоит барьером на пути еретического богословствования, а вот идея «теологумена» напротив, позволяет сколько угодно ловить рыбку в мутной воде и создавать «Православие по своему вкусу».
Как издевательство над читателем выглядит следующая фраза: «Вероучительные сочинения XVII–XIX веков, иногда называемые “символическими книгами”, обладают авторитетом в той мере, в какой они соответствуют учению святых отцов и учителей Древней Церкви» (с. 24).
Как же, скажите, читатель сможет определить, насколько эти сочинения соответствуют учению святых отцов, если ему сначала еще нужно выполнить работу по отделению в учении святых отцов устаревшего от непреходящего? А то вдруг окажется, что символические тексты соответствуют именно тому у святых отцов, что уже «устарело»?
В нынешнее время среди модернистов распространено презрительное отношение к символическим книгам, и «новый катехизис» проводит ту же линию. Упоминая о символических книгах, он представляет их как якобы имеющих сомнительный авторитет (если вообще имеющих) и будто бы частично не соответствующих учению святых отцов.
Несмотря на то, что это отношение успело стать «мейнстримным» среди нынешних богословствующих, есть лишь один автор, который потрудился подробно изложить, чем же именно его не устраивают «символические книги», – это архиепископ Василий (Кривошеин). Его критика этих книг, в свою очередь, была подвергнута обоснованной критике архимандритом Рафаилом (Карелиным), который показал, что «критика символических книг остается только частным мнением людей, а отвержение их – противопоставлением субъективизма в богословии принципу соборности».
Если мы посмотрим аргументы архиеп. Василия, то увидим, что он вовсе не проводил сопоставление текстов символических книг с учением древних отцов, а, скорее, со своими личными вкусами и представлениями. Он признает, что по вере эти тексты излагают православное учение, но будто бы по форме и «по духу» они отдают «латынщиной». Например, одним из ключевых критериев «католического влияния» для него является употребление слова «Пресуществление», которое, по его мнению, не должно употребляться и отражает будто бы не православный взгляд на таинство. Но он ошибается, поскольку есть соборные постановления о православности термина «Пресуществление» и о том, что оно адекватно выражает учение Церкви. Так что здесь не символические книги противоречат православной вере, а сам архиеп. Василий. Архимандрит Рафаил показал, насколько несостоятельна критика этого автора, также он показал, что в своей критике архиеп. Василий шел даже на заведомо ложные утверждения.
Так с какой стати весьма сомнительное мнение архиеп. Василия предстает в Новом катехизисе как нечто само собой разумеющееся? Авторам проекта надлежало бы признать, что символические книги обладают тем авторитетом, которым их собственный текст никогда не будет обладать, даже если – не дай Бог! – получит официальное признание в Русской Церкви. Например, «Православное Исповедание» принято на четырех соборах (Киевский 1640 г., Ясский 1642 г., Иерусалимский 1672 г. и Константинопольский 1691 г.), а «Послание Патриархов» подписано четырьмя Предстоятелями Поместных Церквей и членами их Синодов и т.д. Так что на самом деле это как раз проект Нового катехизиса обладает авторитетом в той мере, в какой соответствует учению, выраженному в символических книгах и у святых отцов.
Коротко говоря, все учение о Предании в проекте Нового катехизиса выражено неправославно.
Есть там и другие вещи, вставленные в угоду либеральной общественности, например, гуманистическое «понятие о высоком человеческом достоинстве» (с. 48-49), но об этом уже не буду подробно писать, так как и без того отзыв сильно затянулся. Далее мы перейдем к примерам частных ошибок и нелепостей, встречающихся в тексте.
Прочие ошибки
«Изучение и познание... мира и… человека… является частью религиозного знания» (с. 10). Вообще-то изучение мира и человека может иногда приводить к размышлениям о Творце и быть ступенькой к религиозному познанию, но частью религиозного знания оно само по себе не является.
«Христианское вероучение не ограничивается объяснением мироустройства и места человека в нынешнем земном мире, но указывает путь к общению с Богом и к вечной жизни» (с. 12). Вообще-то христианское учение в принципе не занимается «объяснением мироустройства».
«Любовь состоит во взаимной открытости и взаимопроникновении Лиц, или Ипостасей, Святой Троицы» (с. 37). Открытости к чему? К новым прогрессивным веяниям? В проникновении во что? Указанная тут же цитата из прп. Иоанна Дамаскина приведена некорректно, поскольку преподобный говорит в ней о бытии Лиц Троицы, а не об Их любви.
«Диавол пытался искушать даже Самого Христа, однако Спаситель преодолел все искушения» (с. 44): Спаситель не преодолел, а отверг искушения. Преодоление подразумевает активный процесс, внутреннюю борьбу с искушением, чего не было во Христе по свидетельству святых отцов.
«Пришествие в мир Спасителя стало возможным благодаря согласию Девы Марии стать Матерью грядущего Мессии (Лк 1:38)» (с. 54): ничего подобного. По учению святых отцов, Боговоплощение было замышлено еще до создания мира, оно не могло зависеть от решения одной девушки. Ничего подобного нет ни в одном из предыдущих катехизисов. Если бы Мария ответила отказом, то Господь воплотился бы через другую чистую Деву, которая появилась бы впоследствии. Но если бы Мария имела такой строптивый характер и непослушание, что могла бы перечить Богу, то к ней и не был бы послан Архангел Гавриил.
«Церковь именует Ее “Богородицей” (Theotokos)» (с. 69): зачем здесь приводить греческий термин, да еще и в английской транскрипции?
«Смерть является благословением Божием» (с. 72). Сильно! А Сам Господь говорил: «Жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь» (Втор. 30:19). И не от смерти ли (в том числе) пришел нас освобождать Христос? Зачем же, если это «благословение»?
Про «непогрешимые» концепции
Заключительные части проекта Нового катехизиса составляют «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию» и «Основы учения Русской Православной Церкви о правах и достоинстве человека».
При этом публикация проекта и предложение его к обсуждению сопровождалось указанием: «Синодальная комиссия принимает отзывы только на части I-III. В качестве частей IV-VI в Катехизис вошли общецерковные документы, уже принятые Архиерейскими Соборами Русской Православной Церкви. Эти документы не подлежат обсуждению».
Во-первых, эти концепции совершенно точно не должны быть в катехизисе, поскольку посвящены по преимуществу вопросам, которые никогда не входили в круг тем, необходимых для включения в катехизис.
Во-вторых, постулируемая непогрешимость указанных «концепций» вызывает большую тревогу. Несмотря на то, что эти документы были приняты Собором, для того, чтобы они получили статус непогрешимых и не обсуждаемых, им нужно пройти рецепцию в Церкви и быть признанными Соборами других Поместных Церквей.
Указанные документы отнюдь не являются столь совершенными, что в них якобы нечего исправлять и нечего обсуждать. К слову, они были приняты без общецерковного обсуждения. Более того, там есть вещи, которые совершенно точно необходимо исправить. Например, в «Основных принципах отношения Русской Православной Церкви к инославию» есть весьма соблазнительные слова:
«Общины, отпавшие от единства с Православием, никогда не рассматривались как полностью лишенные благодати Божией. Разрыв церковного общения неизбежно приводит к повреждению благодатной жизни, но не всегда к полному ее исчезновению в отделившихся общинах... Несмотря на разрыв единения, остается некое неполное общение, служащее залогом возможности возвращения к единству в Церкви» (1.15).
Я знаю людей, которые отпали от Церкви из-за этих слов, и еще больше тех, кто сильно соблазняются ими, полагая, что здесь содержится учение о «невидимой Церкви», включающей всех, кто называет себя христианами. В диалогах с ними я указывал, что в другом пункте этого же документа (2.4) содержится отвержение учения о «невидимой Церкви». Но остаются вопросы: как понимать указанные цитаты из пункта 1.15? Что за «благодать» остается в еретических сообществах? Призывающая или спасительная? Какое именно общение у нас сохраняется? В чем именно? Формулировку, породившую столько соблазнов, точно нельзя признать удачной – она нуждается в удалении или кардинальном исправлении.
Многих смутил также другой пункт документа: «Церковь осуждает тех, кто, используя недостоверную информацию, преднамеренно искажает задачи свидетельства Православной Церкви инославному миру и сознательно клевещет на Священноначалие Церкви, обвиняя его в “измене Православию”. К таким людям, сеющим семена соблазна среди простых верующих, следует применять канонические прещения» (7.3). А не стоит ли уравновесить этот абзац указанием на то, что Церковь также осуждает и тех, кто дает повод для подобных подозрений, когда они под прикрытием «свидетельства Православной Церкви инославному миру» совершают канонические преступления, – например, совместные молитвы с еретиками (которые проводят представители ОВЦС каждый год)? Ведь именно они сеют тем самым семена соблазна среди простых верующих. И разве не стоит к ним тоже «применять канонические прещения»?
На самом деле, как раз неплохо было бы подвергнуть все упомянутые документы процедуре общецерковного обсуждения, чтобы на основании его подготовить их новый, исправленный вариант. Но даже в исправленном варианте им не место в катехизисе, так как катехизис, как мы уже говорили, должен содержать только самые необходимые сведения о вере и нравственном учении Церкви, а не все подряд, включая «права человека» и тому подобное.
Соборный разум Церкви и его продукты
Учитывая все вышесказанное, особенно впечатляет утверждение, содержащееся во Введении: «Настоящий Катехизис — продукт соборного разума Церкви» (с. 8).
Хочется спросить авторов: «А не кажется ли вам, что это уже перебор?» Я, конечно, понимаю, зачем это сделано: безвестные авторы решили таким образом защитить свое детище от критики. Мол, если тебе не нравится наш текст, значит, ты против соборного разума Православной Церкви!
Помню, одна пожилая поэтесса уверяла меня, что пишет стихи исключительно по вдохновению от Бога: «Каждая строчка в них – от Него, не моя». А стихи-то были дрянные-предрянные! Хотелось сказать ей, что у Господа получились бы точно лучше, но не стал, пожалел старушку. Авторов «проекта» жалеть не буду.
Если бы существовал в природе «соборный разум Церкви», то у него проект катехизиса получился бы однозначно лучше. Признаюсь, у меня было несколько вариантов того, как остроумно опровергнуть эти притязания авторов «проекта», но потом я понял, что их не надо опровергать. Пусть будет так, как они говорят. Раз авторы «проекта» считают, что их текст стал продуктом «соборного разума Церкви» из-за того, что «в создании, рецензировании и обсуждении текста принимали участие десятки специалистов в разных областях богословия», то я решил взять на вооружение данный принцип и этот свой отзыв, прежде чем опубликовать, разослал «десяткам специалистов в разных областях богословия». Я действительно разослал, получил их мнения, учел их. Так что теперь данный отзыв – барабанная дробь! – тоже является продуктом «соборного разума Церкви»! Прошу любить и жаловать.
Если без шуток, то выражение «соборный разум Церкви» – весьма странное, оно не может употребляться в официальном вероучительном тексте. Разум – это свойство словесной природы, Церковь – это не самостоятельная природа, так как у нее может быть «разум»? Что значит «соборный разум»? Разум должен себя самоосознавать, никакого коллективного разума, самосознающего себя, в Церкви нет (и вообще в мире): это из области фантастики.
Вы не найдете такого словосочетания ни в одном из прежних катехизисов или официальных изложений веры. Мне не удалось найти употребление словосочетания «соборный разум» до начала ХХ века. Первыми его употребляют священник Павел Флоренский и философ Николай Бердяев. При этом для Флоренского «соборный разум» – синоним некоего «вселенского Логоса», противопоставляемого «уединенному разуму». Бердяев же пишет про «соборный разум и соборную совесть человечества». Как видно, с Церковью у них это понятие никак не было связано. Связь эту осуществили обновленцы – вернее, та группа в Церкви, которая со временем стала ядром обновленческого раскола. Они уже с 1918 года начали выпускать журнал «Соборный разум». Впрочем, и у них под соборным разумом понимались вещи нецерковные: фактически «соборный разум» был синонимом «демократического управления». Вот как писал об этом священник Александр Боярский, один из видных представителей обновленчества: «Соборный (коллективный) разум должен лежать в основе государства: какая бы то ни было единоличная, бесконтрольная власть категорически отвергается».
Как нетрудно заметить, корни этого словосочетания весьма сомнительныеи к церковному учению изначально отношения не имеющие. Уже во второй половине ХХ века появилось словосочетание «соборный разум Церкви». Его употребляли инекоторые уважаемые люди, а с 1990-х оно прочно вошло в церковный лексикон. Теперь даже встречаются выражения вроде: «соборный разум Церкви – высший авторитет» и т.п. При этом никто не потрудился дать определение этому словосочетанию, по крайней мере, я не смог найти ни одного внятного определения. Не дают ему определения и авторы Нового катехизиса. Все употребляют его как некую метафору, в которую каждый вкладывает свой смысл. Может быть, в текстах других жанров это допустимо, но в вероучительном документе таким невнятным и бессмысленным выражениям не место. Вероучительные тексты должны отличаться ясностью мысли и четкостью формулировок.
Заключение
Надеюсь, я привел достаточно обоснований выводу, указанному мною в начале. Этот текст невозможно исправить. Даже если предположить, что Богословская комиссия учтет абсолютно все указанные мною выше конкретные замечания, уберет и исправит всё еретическое, текст всё равно останется бездарным и ни с какой стороны не сможет быть назван катехизисом. Официальное признание его будет позором нашей Церкви.
Что же делать с этим Новым катехизисом? На мой взгляд, самым правильным было бы соборное утверждение той формулировки, которая находится сейчас на 1-й странице проекта: «Запрещается публиковать текст целиком или по частям». Так и должно остаться во веки веков.
Если все-таки искать компромисс и поступать по максимальной икономии, то можно опубликовать его небольшим тиражом как авторский текст (с указанием имен настоящих авторов). Но ни в коем случае нельзя придавать ему никакого официального статуса.
Попытка принять соборно данный текст вызовет огромный соблазн и потрясение для нашей Церкви. И я не понимаю: зачем это делать? Неужели у нас мало сейчас соблазнов и потрясений?
Конечно, может быть, для кого-то будет обидно признать, что за семь лет наша Богословская комиссия не смогла написать даже нормальный текст катехизиса. Но если мы это признаем, то покажем, что, хотя в нашей Церкви не осталось богословов, но, по крайней мере, в ней осталось смирение, достаточное для того, чтобы признать, что мы не превзошли наших великих отцов прошлого. Нет ничего плохого в том, чтобы проявить смирение и признать вещи такими, каковы они есть. •
Священник Георгий Максимов
http://apokrisis.ru/sovremennye-vyzovy/aktualno/193-newkath |
