«Я помню день, когда умер Сталин. Я сидел на горшке в нашей рижской квартире и смотрел в окно – большое, до самого пола. По улице, за окном, шли плачущие люди: латыши и русские – все в трауре. Плакали в Риге даже латыши. Приказали плакать, и плакали, дружно и интернационально...
Его нам теперь денька на два бы, ну, на три, и сразу убрать. И чтобы не расстреливал, потому что расстрел для чиновников-ворюг – это слишком легко. Через три дня все они бы уже строили канал между Совгаванью и Сахалином. А администрация президента копала тоннель на Дальнем Востоке! А члены правления РАО ЕЭС клеили конверты на зонах под Пермью! Сталина на 3 дня, а их - на всю оставшуюся жизнь».
Михаил Николаевич Задорнов
Михаил Николаевич Задорнов, а тогда попросту - Миша, еще под стол пешком ходил, но весенний день 1953 года накрепко запечатлен в детской памяти... Траурные шествия и митинги прошли по всем городам СССР. Советские люди несколько дней прощались со Сталиным. По нелепой ли случайности? Смерть тирана совпала с «Торжеством из торжеств» – Светлым Воскресением Христовым. «Христос Воскресе» - звучало еще радостнее, а главный застольный тост был посвящен Сталину: «Чтоб не воскрес!»... Пожалуй, больше всех ликовали граждане, встретившие новость в вечной мерзлоте ГУЛАГа. Отныне, и у «политических» появилась надежда на будущее...
Другая же часть народа, утратив смысл бытия, убитая горем провожала «отца всех народов» в последний путь. Спешно и неожиданно, вместе с ним отправилось еще, как минимум пара тысяч человек (одних только москвичей)... В их числе и молодая женщина, которой едва исполнилось сорок три. Шокированная смертью «вождя» - «Как же теперь жить дальше?»... Ей сделалось дурно, а скорая не приехала – вероятно, чинушам, бумажным душам не было дела до «простых смертных», в ту пору.
Похороны Председателя Совета Министров СССР, Секретаря ЦК КПСС Иосифа Виссарионовича Сталина состоялись девятого марта. Шла прямая трансляция по радио. В эфире, как всегда, в ответственные моменты, звучал голос Юрия Левитана: «Говорит Москва. Колонный зал Дома союзов...»
О том, что в результате возникшей давки в районе Трубной площади во время похорон погибли люди официально нигде не сообщалось. Но ходили слухи... Московские морги и ЗАГСы получили распоряжение - выдавая справки о смерти указывать ложные причины.
В столице возникло много неприятных, драматических казусов... Например, жители дома, расположенного на углу Дмитровки и Столешникова (тогда улица носила название – Пушкинская), и даже те, кто имел неосторожность прийти к ним в гости, оказались взаперти и несколько дней не могли выйти наружу, т.к. ворота во двор были закрыты. Беднягам пришлось слушать доносившиеся с улицы крики и стоны раздавленных людей. Вид из окна потрясал человеческое сознание: кровавые куски людей, горы чьих-то калош, башмаков и головных уборов... Быть может они – счастливцы, что волею судьбы или случая оказались взаперти?
Слава Богу, что младшие Задорновы, из окна своей рижской квартиры не могли наблюдать этого ужаса. На одиннадцатилетнюю Милу неизгладимое впечатления произвели события, происходящие накануне в школе... Распухшее от слез лицо директора школы... Сильный, представительный мужчина плакал как ребенок...
Потрепанная, залитая слезами секретарь комсомольской организации, прервавшая урок, призвала детей крепиться... Одноклассницы, притихшие словно мышки, залегли на парты - и в рев... Ряды бантов словно по команде выстроились вместо лиц...
А теперь: сплошной поток людей, мрачный и безмолвный... Отчетливый, нарастающий стук ботинок и сапог по асфальту... Грозное, зловещее шествие довело девочку до плача. Возможно, этот «страх толпы» передался ребенку генетически - от мамы...
Михаил Николаевич Задорнов: «Сестра ничего тогда не понимала. Она плакала, потому что плакали учителя, прохожие... Ей жалко было не Сталина, а всех плачущих... В комнату вошел отец и сказал: «Не плачь, дочка, он сделал не так много хорошего». Сестра так удивилась папиным словам, что тут же перестала плакать. Задумалась...
Я, естественно, ничего тогда не понимал, но мне совсем не хотелось, чтобы сестра плакала. В поддержку папиных слов я стал доказывать и приводить примеры, почему Сталин не был хорошим дядей. Например, в Риге уже три месяца шел дождь. И меня не водили в песочницу. А ведь Сталин мог все! Почему же он о нас, детях, не подумал, которые тоже, как и я, хотели в песочницу!»
Выбежав из кухни, ринулась утешать дочурку мама - Елена Мельхиоровна. Какое-то мгновение ее взгляд упал в сторону окна. Независимо от собственной воли женщина погрузилась в тяжкие воспоминания, в которых ей самой было всего лишь девять...
Жаркий, испепеляющий август 1918 года. Северокавказский городок Майкоп бесконечно переходил из рук белых – к красным... От красных к белым - и понеслось сначала... Накануне, большевики разбросали листовки. Ожидались очередные погромы. Около восьми утра разразились первые залпы.
Вскочив с кровати девочка отправилась искать защиты родителей в соседнюю комнату. Ей было страшно. Они оба стояли у окна. Их сосредоточенные, напряженные, красивые лица словно силились разглядеть что-то ускользающее, постигнуть какую-то тайну... А с обратной стороны стекла, точно невидимая могучая река вышла из берегов, все разрастаясь несла множество людей... Куда несла?
Каких-то еще пару минут раздумий, и крепко удерживая дочь за руку, Мария Алоизовна выбежала из дому. Мельхиор Иустинович помчался вслед за возлюбленной, успев попутно зацепить пальцами попавшуюся шаль супруги, чтобы прикрыть ее плечи... Мужчина, безумно любил и ценил супругу и ребенка. Обладая обостренным чувством долга и ответственности, терзался мыслью – «как теперь, в условиях гражданской войны он сумеет сохранить этот Божий дар...»
Первым браком Мельхиор был женат на смольнянке Елене Константиновне Введенской, но бедняжка скончалась во время родов. Новорожденная дочь прожила всего полгода. Из-за этой драмы, он особенно трепетно относился к своей новой семье.
Мария Алоизовна Матусевич (в девичестве – Олизаровская), была очень красивой женщиной. Брюнетка с большими голубыми глазами, шикарными густыми волосами. Ее отец - Алоиз Фомич Олизаровский, 1833 г. рождения, поляк, дворянин, офицер служил на Кубани. За отличия в делах с горцами в 1863 году был награжден Военным орденом Св. Георгия 4 степени No 13846. В 1881 году по болезни был уволен со службы в чине майора. Вскоре умер, и тогда мать Марии с дочерьми и сыном Николаем уехала в Ростов – на Дону в семью своих родителей (дед Марии - Илья Франковский, был там фабрикантом).
Портреты юной красавицы Марии Олизаровской выставлялись в витринах фотоателье. Ей посвящались стихи и романсы... Однажды, она приехала погостить в Майкоп к своему дядюшке – тоже офицеру Царской Армии – Константину Франковскому. Там и произошла судьбоносная встреча с Мельхиором…
Мельхиор мог часами любоваться ее красой… Тугие косы Марии, ниспадая, обвивали ее стройный стан… Совершенно бездонные, добрые глаза… Влюбленные сочетались браком в 1902 году. А второго января 1909 года свершилось невероятное таинство природы – на Божий свет появилась девочка, которую нарекли в память о первой жене Мельхиора – Еленой (домашние же называли девчушку – Лилей). Отец души в ней не чаял, до восемнадцатилетия Елены положил на её счёт в банке две тысячи рублей золотом, которые затем были экспроприированы в революцию.
Елена возрастала, открывая и развивая в себе все новые таланты. И если бы не война, возможно засверкала бы яркой звездой в области искусств. С шести лет с нею серьезно занимались музыкой, пением, танцами, языками ее преподаватели. Зимой девочка ходила в детский сад, которым руководили сёстры-баронессы. Литературе, живописи, языкам уделялось достаточно много времени… Один день все общались только по-французски, а другой по-немецки…
Михаил Николаевич Задорнов: «Мама всегда подчёркивала, что очень многое она узнавала от своего отца, и что он значительно пополнял её знания. Когда она училась в средней школе, отец с ней занимался историей культуры, литературой, астрономией, историей. Мельхиор Иустинович позволял Елене читать произведения Эмиля Золя, Ги де Мопассана, а для девушек того времени эти авторы считались неподходящим чтением. Учительницей музыки у мамы была Инна Владимировна Святловская, талантливый музыкант, замечательный педагог. В течение 25 лет трудилась музыкальным руководителем Драматического театра им. Александра Пушкина в Майкопе. Она сама писала музыку практически для всех спектаклей театра. А её отец - Владимир Владимирович Святловский был профессором, доктором государственного хозяйствования, историком, экономистом, член-корреспондентом Российской Академии наук».
Из воспоминаний Елены Мельхиоровны Задорновой: «В нашей комнате в Майкопе стоял огромный письменный стол, на котором я часто танцевала. Мне нравилась знаменитая балерина того времени - Анна Павлова, которую я видела в кино. Мне хотелось тогда подражать ей, и я показывала гостям «умирающего лебедя» на этом письменном столе. Отец послал в Петербург прошение о моём зачислении в Императорскую балетную школу, но положительный ответ на его просьбу вместе с приглашением на испытательные экзамены совпали с революцией 1917-го. Начинались смутные времена, ехать в Петербург было опасно».
И в этих смутных, наступивших временах, ни учеба, ни карьера о которой так мечталось лебедице - ничего не сложились… Камнем преткновения были ее благородные корни. Променять свое происхождение на «чечевичную похлебку» Елена не желала…
Вернемся же в август 1918 года. Вокруг воцарился хаос... Калейдоскоп из испуганных, растерянных лиц, линеек, фаэтонов... Все точно, как у Лермонтова в Бородино:
«Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...»
Все спешили к мосту, по которому уже понуро отступали белогвардейцы. Из гражданских никого не пропускали. Чтобы укрыться от свистевших пуль, пришлось спуститься к самому берегу. До мельницы добраться не успели, навстречу бежали офицеры: "Дальше не ходите, там красные!" – и бросались вплавь по реке.
Этих троих, измученных дорогой бездомных и обездоленных к себе в избу никто не впустил, поэтому, заночевать пришлось в сарае на сене. Ночь была удивительно лунная. Не спалось. Совсем рядом шныряли огромные крысы и пьяные красноармейцы. Доносились их голоса. Поутру, красные осматривали мельницу и соседние постройки. Кто-то, указал им место, где ютилась семья белого офицера... С шашками наголо они бросились к Мельхиору. Супруга, ни секунды не раздумывая, обнявши Мельхиора Иустиновича, прикрыла его своим телом. Этот жест любви предотвратил трагедию. Солдаты, в тот момент, казалось немного отрезвели. А после решили отвести пленных на расстрел… Но исполнять приговор никто не взялся: все были пьяны. Пришлось повести их в другой полк...
Пока шли по высохшей траве малышка думала: "Вот трава вырастет, а меня не будет..."
На счастье, командиром полка оказался человек, который в свое время, вместе с Мельхиором Иустиновичем воевал на турецком фронте. Офицер узнал своего бывшего командира, но виду не подал. Он уважал Мельхиора за то, что тот, в отличие от других офицеров, никогда не бил солдат.
Считая Мельхиора человеком исключительно благородным, приказал отпустить семью и выдать пропуск на свободное передвижение по городу.
Михаил Николаевич Задорнов: «Мамин отец - Мельхиор Иустинович - родился 5 (18) января 1869 года. Сперва, окончил Новоалександровское реальное училище, а затем Виленское пехотное юнкерское. Как записано в его послужном списке: окончил курс наук по первому разряду.
Из рассказов мамы знаю, что мой дед отец был с большим чувством юмора, а в детстве особенно любил пошалить, за что на какой-то срок исключался из училища.
Военную службу начал в 1890 году, был распределён в 100-й пехотный Островной полк 25-й дивизии, который дислоцировался в Двинске (Даугавпилсе). Его любимый брат, Балтазар, в это же время служил тоже в Двинске в 98-м Лифляндском полку. А затем Балтазар был штабс-капитаном 97-го Лифляндского генерал-фельдмаршала Шереметьева полка (г.Двинск) и дослужился до полковника. А их брат Степан был штабс-капитаном 28-го пехотного Полоцкого полка (г. Петраков). Затем до 1898 года Мельхиор Иустинович служил в резервном батальоне Златоустовского 306 полка, а в августе был зачислен в запас. Когда он уезжал из полка, сослуживцы подарили ему именной золотой погончик, который мама очень бережно хранила...»
С благоговейным трепетом, Елена Мельхиоровна сберегала фамильный герб своего древнего рода, генеалогия которого ведется от эпохи польского короля Стефана Батория -"Белый лебедь", целый портфель документов, а так же, слова отца, сказанные им однажды, на прощанье…
Мельхиор Иустинович нежно обнял дочь и изрек: "Маленькая, помни свою настоящую фамилию — Покорно-Матусевич…»
Однако, Всемилостивый, Всемогущий Господь, удивительным образом, снова и снова, спасал офицера Русской Императорской Армии от гибельной опасности...
Из воспоминаний Елены Мельхиоровны Задорновой: « В марте 1920-го Деникин отступил, и в Майкоп снова пришли большевики. Двадцатого мая бывших Царских офицеров вызвали на регистрацию на станцию Кавказская (теперь г. Кропоткин). Все уехавшие с ним офицеры были расстреляны. Отец спасся чудом. Дав денег охраннику, он попросил купить хлеба, а когда тот отошел, взял со стола свои документы и съел их вперемешку с черным хлебом. Вместо расстрела его отправили на три года в трудовые колонии типа ГУЛАГа...»
Как только Мельхиор уехал на регистрацию, Мария вместе с дочкой в 24 часа были выселены из квартиры, всё их имущество конфисковано, точнее - разграблено. Елена лишилась своего изумительного белого рояля. Спустя годы, кто-то из земляков – майкопчан написал ей, что её музыкальный инструмент находится в городском музее.
Михаил Николаевич Задорнов: «По прибытию на пункт регистрации, дед, понял, что после подтверждения званий офицеров ведут на расстрел, призадумался... Неожиданно, на какое-то время он был оставлен с красноармейцем в комнате, где находились все документы. Поросил солдата выполнить его просьбу - купить ему хлеба, а сам в это время нашёл свои документы, и съел их. За неимением подтверждения, что Мельхиор Матусевич был кадровым офицером Императорской Армии, его сослали на строительство железной дороги Красноуфимск-Сарапул. Это ещё не называлось ГУЛАГом. Тогда это была якобы Трудовая Красная Армия. Дед там трудился два года, пока заболели почки. Проку от него, немощного, на стройке не стало никакого, и его отпустили «умирать» домой...»
Он ехал, полуживой, ничего не зная о своей семье… Живы ли? Где их искать... И тут, снова произошло чудо... В одном вагоне с ним сидели молодожёны, и молодая с увлечением рассказывала об их свадьбе в Майкопе, и какое свадебное платье ей сшила Мария Алоизовна, а её дочка, Лилечка, несла фату невесты. Ошибки не могло быть, всё сходилось: Майкоп, Мария Алоизовна, Лиля. Так, уже в поезде он узнал, что семья его жива, узнал и место, в котором обосновались.
Из воспоминаний Елены Мельхиоровны Задорновой: «Мы ютились у знакомых. Обносились страшно, мама ходила в папиных башмаках. Она хваталась за любую работу. Устроилась работать кассиром, деньги носила в мешках - шла инфляция. Голод, холод, нищета - всего досталось понемногу. Два года я не посещала гимназию. Так как зимой не во что было обуться. Знакомый сапожник предложил маме подработать: из чайных полотенец грубого полотна она по его выкройкам шила модные белые ботинки. Кое-как сводили концы с концами».
Елена смогла продолжить обучение только через два года, когда маме удалось купить ей обувь на деревянной подошве с переплётами. Нужно сказать, Мария Алоизовна прекрасно владела рукоделием: шила, вышивала, вязала… Вкусно готовила, умело вела домашнее хозяйство - дворянская дочь была обучена этому с детства. Всему, что сама умела, обучила и свою дочь, что в жизни не раз их спасало...
Михаил Николаевич Задорнов: «Вернувшись в 1923 году, мой дед Мельхиор Иустинович обязан был ежемесячно отмечаться в ГПУ, а моя бабушка Мария всегда сопровождала его, а затем ждала его выхода на углу. И только в 1929 году он был снят с учёта по возрасту. Несмотря на то, что был совершенно больной, начал работать, и в семье появился достаток: моей маме сразу купил отрез на платье.
Затем, попал под чистку соваппарата. Однако вновь не растерялся, закончив шестимесячные курсы счетоводов проработал до 1937 года. Выйдя на пенсию, очень тяжело болел.
Несколько раз арестовывался по доносам. Последний арест был уже перед самой оккупацией Краснодара немцами. Мама как-то говорила мне, что, когда она узнала об аресте своего отца перед оккупацией, написала письмо М. Калинину - Всесоюзному старосте, мол, сколько можно старому человеку страдать. Мама не знала, дошло ли письмо или нет, и было ли то, что деда отпустили домой, реакцией на её послание. Мельхиор Иустинович пришёл домой и совсем слег. Умер, когда город был оккупирован, второго октября 1942 года в возрасте 73 лет. Хоронили его Мария Алоизовна и Лоллий, наш старший брат».
Из воспоминаний Лоллия Задорного: «В третий раз деда, совершенно больного, арестовали по доносу в 1942 году, но через несколько месяцев освободили. Причём сосед, служивший в НКВД, накануне сказал мне: «Ждите завтра дедушку». Органы НКВД никаких доказательств вины не нашли. Возвратился дед совершенно больным и вскоре умер. Это было время немецкой оккупации. Хоронили его на третий день после смерти на городском кладбище. Гроб поместили на телегу. Лошадью управлял кучер. Похоронная процессия состояла из бабушки, меня (его внука) и двух женщин-соседок. Бабушка была в чёрном одеянии, в трауре. Был хороший тёплый день... Документы о захоронении нам не выдали, а произведённая запись в кладбищенской книге учёта не сохранилась».
Михаил Николаевич вспоминает июньский день 1953 года - день ареста Лаврентия Берии. В тот вечер его родители выпили вина, провозгласив тост, чтобы юность их детей не была такой страшной как их собственная… Когда Николай Павлович и Елена Мельхиоровна поженились, на них посыполись доносы в НКВД. И можно только догадываться, что могло случиться дальше, несли бы не решились они на самый отчаянный в ту пору поступок - «Уехали как можно дальше от «бесовского», живущего доносами, центра. И куда? В Комсомольск-на-Амуре! Как бы предвосхищая анекдот той эпохи: дальше Комсомольска все равно уже ссылать некуда...»
Их детям внушали в школе, что Советский Союз – самая хорошая страна в мире, и что в капиталистических странах живут не добрые люди, а глупые и нечестные… А отец однажды позвал сына к себе в кабинет и сказал: «Ты имей в виду, что в школе зачастую говорят не совсем правильно. Но так надо. Вырастешь – поймешь». Истинный патриот Русского Отечества, прославленный писатель никогда не навязывал своим детям, собственых взглядов, считая, что они должны до всего дойти своим умом... «Их только надо иногда какой-то мыслью зацепить, подключить, закинуть нужную мысль в складки мозга, как в нераспаханные, неудобренные грядки, в надежде, что когда-нибудь «зернышко» прорастет! Николай Павлович считал, что перед детьми нужно быть честными…»
Михаил Николаевич Задорнов: «В последние годы жизни мама попросила меня найти могилу моего деда Мельхиора Иустиновича. Я специально поехал в Краснодар на гастроли. Но могилы не нашел, так как кладбище оказалось очень запущенным и никаких регистрационных записей не сохранилось. Примерно через год мама попросила заказать камень и написать на нем фамилию ее отца, чтобы у него был надгробный камень... Мы с сестрой сделали это, и мама осталась очень довольна. Сейчас этот камень с фамилией ее отца установлен на Лесном кладбище – там, где похоронены мои мама и бабушка. Так они снова собрались вместе...»
Злодейка – доля крушила судьбы, нарушая связь поколений. Раскидывала родные души по всему белому свету, прокладывая между ними преграды - десятки тысяч километров... Разделяя всех на белых и красных, своих и чужих... Переворачивала с ног на голову привычный уклад человеческой жизни... Кого-то, превратила в стукача - предателя, а кто-то, не смирившись, преобразился - стал святым...
На примере одного лишь семейства Задорновых уже можно представить размах бездушной репрессионной машины, запущенной давно и не щадящей никого! А самое важное, что следует нам осознать - война, начавшаяся в 1917 году, все еще продолжается... Яркий тому пример: рождение, жизнь, творчество, поиски-терзания, заигрывание с язычеством, покаяние и благочестивая кончина Михаила Николаевича Задорнова.
Уместно вспомнить здесь, дорогой читатель, одно из его произведений, посвященное детям 60-70-80 годов...
«Невероятно, но мы выжили!»
«Тем, кто был ребенком в 60-е, 70-е или 80-е, трудно поверить, оглядываясь назад, что им удалось дожить до сегодняшнего дня. В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца. Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, мы пили воду из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло прийти в голову кататься на велике в шлеме. Ужас. Часами мы мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников со свалки, а когда впервые неслись с горы, вспоминали, что забыли приделать тормоза.
Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались уличные фонари, там, где они были. Целый день никто не мог узнать, где мы. Мобильных телефонов не было! Трудно представить. Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в СУД!!! Бывало всякое. Виноваты были только мы и никто другой.
Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания. Мы ели пирожные, мороженое, пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились и играли. Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер. У нас не было игровых приставок, компьютеров, 165 каналов спутникового телевидения, компакт дисков, сотовых телефонов, интернета, мы неслись смотреть мультфильм всей толпой в ближайший дом. Зато у нас были друзья!!!
Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ними. Помните? Без спросу! Сами! Одни в этом жестоком и опасном мире!
Без охраны, как мы вообще выжили? Мы придумывали игры с палками и консервными банками, мы воровали яблоки в садах и ели вишни с косточками, и косточки не прорастали у нас в животе.
Наши поступки были нашими собственными. Мы были готовы к последствиям. Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от ментов или откосить от армии, практически не существовало. Родители тех лет обычно принимали сторону закона, можете себе представить!?
Это поколение породило огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то просто научились пользоваться всем этим.
Если вы один из этого поколения, я вас поздравляю. Нам повезло, что наше детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи свободу взамен за ролики, мобилы, фабрику звезд и классные сухарики... С их общего согласия... Для их же собственного блага...
Я ЖИВУ В СТРАНЕ ГДЕ: КНИГА СТОИТ ДОРОЖЕ, ЧЕМ БУТЫЛКА ВОДКИ... ГДЕ МОЛОКО СТОИТ ДОРОЖЕ ПИВА... ГДЕ ВЫЗОВ ДЕДА МОРОЗА СТОИТ ДОРОЖЕ ВЫЗОВА ПРОСТИТУТОК... ГДЕ ПИЦЦА И СУШИ ПРИЕЗЖАЮТ БЫСТРЕЕ СКОРОЙ ПОМОЩИ И ПОЛИЦИИ... ГДЕ ЗА КРАЖУ СЫРКА В СУПЕРМАРКЕТЕ МОЖНО ПОЛУЧИТЬ СРОК БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЗА ПЕДОФИЛИЮ... ГДЕ В ДЕТСАД ОФОРМЛЯЮТ ПО ОЧЕРЕДИ И ВЗЯТКЕ... ГДЕ УЧЕБНИКИ ПОКУПАЮТ ЗА СВОЙ СЧЁТ... ЭХ!.. РАНЬШЕ НАШЕ ГОСУДАРСТВО ПОКАЗЫВАЛО КУЛАК ДРУГИМ – А ТЕПЕРЬ ЛИШЬ ФИГУ СВОИМ...»
Юлия Воинова-Жунич,
член Российского Творческого Союза работников культуры,
член Конгресса Литераторов Украины, член Союза журналистов Украины
для "Русской Стратегии"
http://rys-strategia.ru/
При подготовке материала использованы воспоминания Михаила Задорнова и его родных из его личного сайта: http://zadornov.net/
Свидетельства очевидцев давки на похоронах Генсека, опубликованы в газете: «КП» https://www.kp.ru/daily/26043.4/2957002/
«Невероятно, но мы выжили!» - опубликовано в издании: "Слово" номер 22(931), 8 декабря 2016 г., http://a-velezar14.livejournal.com/107987.html |
