«Ад – это, когда нельзя больше любить», - это определение Ф.М. Достоевского могло бы стать эпиграфом к постановке «Короля Лира» на сцене Малого театра.
Сама атмосфера спектакля: мрачные декорации, тревожное музыкально-звуковое сопровождение – уже погружают зрителя в некий пугающий мир, в котором едва ли возможно различить хотя бы проблеск надежды. Грубоватый в сравнении с привычным классическим перевод Сороки не оставляет места для отвлеченной сентиментальности, раскрывая характеры и страсти героев во всей их наготе.
Центральная фигура постановки – разумеется, сам Лир в исполнении Бориса Невзорова. Эту работу положительно можно назвать этапной, знаковой в творчестве актера, ибо в трагедии Лира возможно стало раскрыть всю мощь его таланта. Именно в таких ролях максимально выявляются высоты и глубины актерского дара…
Лир Невзорова – это не древний старец, но стареющий король-воин, властный воитель, привыкший укрощать непокорных на поли брани и за его пределами, могущественный деспот, который даже вообразить не может, что кто-то может ослушаться его, что что-то может пойти не так, как он решил. За годы правления Лир привык к покорности своей воли. И он свято убежден в непогрешимости оной, и в своем праве распоряжаться всем – судьбами людей, судьбой собственного королевства… Грозный воитель, не встречающий противления себе на земле, забыл и о Том, Кто властвует над землей. Ослепленный гордыней, растленный самовластьем, обратившийся в самодура правитель присваивает себе полномочия Творца, подменяет Его собой, Его волю – своей. Всякий гордец, так или иначе посягающий на подобную подмену, обращается страшной карикатурой на Творца, его противоположностью… Бог, как известно, противится гордым, а, кого желает наказать, того лишает разума. За грех гордыни – особенно часто. Десятилетиями строил гордый властитель свое королевство, воюя с соседями и укрепляя его рубежи. И, вот, собственноручно разрушает его в один миг, разделяет царство между дочерями в слепой уверенности, что они останутся послушны ему и после его «отхода от дел», что они и их мужья станут беречь наследство, а не чинить междоусобиц. Коронованный самодур не анализирует последствий, а ведет себя уже не как правитель государства, но как хмельной купчик, в пьяном разгуле бросающий на свои причуды последнее: «Мое! Что хочу, то и делаю!» «Мое» и «хочу» затмевает все доводы здравого смысла… И, вот, целое государство приносится в жертву самодурству.
Страшно похмельное пробуждение… Страшно постепенное осознание содеянного и непоправимого… Этот слом – переход от обуянного гордыней деспота к сокрушенному, полуюродивому, оставленному всеми старику – сердцевина всей драмы Лира. Земной «бог» вдруг сталкивается с иной волей, противной его. Немногих, кто был верен, он отвратил, прогнал от себя сам. Многие, умевшие льстить безумной гордыне, отреклись и предали. Такова участь тех, кто простой чести, безыскусной любви, преданности без лести избирает велеречивую ложь, обольщение, заискивание корысти ради…
Сцена за сценой наблюдаем мы… пробуждение души. Рядом с бывшим королем остается лишь его Шут (Глеб Подгородинский). Шуты мудры, пряча свою мудрость под шутовским колпаком и тем подчас сберегая свои головы… Король и Шут – кто из них есть кто в смешавшимся и вставшим с ног на голову мире? Корона венчает шутовскую голову, дурацкий колпак – венценосную… Кажется, что от свалившихся на него несчастий бывший король помешался, но видимость обманчива. Образ юродивого часто принужден скрывать совсем иную суть. Земной владыка вдруг ощутил на себе руку Владыки Небесного, о котором он позабыл. Десницу карающую… Но кара никогда не является целью Творца, она лишь последнее средство к пробуждению гибнущей души. И почти погибшая душа Лира начинает оживать. Бывший властитель становится… человеком, песчинкой в необъятном и жестоком мире, в котором он уже не имеет права даже на собственную жизнь. Страдающий человек, с ужасом оглядывающийся вокруг себя и заглядывающий в бездну собственных грехов и ошибок, он уже не может оставаться прежним, не может жить, как раньше. А иначе – жил ли он когда-нибудь? Способен ли? Маска юродивого призвана надежно скрыть происходящий переворот и избавить от необходимости принимать решения. Бывший деспот отныне смиренно следует своей участи…
Безумие – выход не только для короля. Рядом с ним – «добровольный» безумец Эдгар (Дмитрий Марин), законный сын графа Глостера (Александр Вершинин), оклеветанный бастардом Эдмундом. Для него личина безумца – единственное спасения от розыска… Под этой личиной он спасает от казни ослепленного отца, оставшись не узнанным им. И, вот, четверо отверженных блуждают по степи, открытые всем ветрам и вражьим стрелам – обманутый «безумный» король и мудрец-шут, обманутый слепец-Глостер и «безумный» Эдгар… А вокруг – ложь, предательство, коварство, корысть, жестокость и смерть. Ад, в котором обуянные низкими страстями люди рушат все, к чему прикасаются – и в первую очередь самих себя…
«Ад – это, когда нельзя больше любить…» Лира – его душу – спасает любовь. Его любовь к некогда отвергнутой дочери Корделии, ее любовь к нему… У старших дочерей короля и их мужей надежды на спасение нет. Их души мертвы для любви. Они не любят ни друг друга, ни отца, ни тем паче своего королевства. Они исполнены лишь ненависти, зависти, алчности и властолюбия. Самодурство Лира – лишь невинные шалости в сравнении с продуманными и расчетливыми преступлениями его старших дочерей. В старом короле буйствовала необузданная, но сильная и могучая натура воителя-деспота, его дочерям досталось нутро змеиное… Если конец Корделии и Лира горек и трагичен, то конец Гонерильи и Реганы поистине страшен. Первая травит вторую и в итоге сама сводит счеты с жизнью. Порождения бездны бездной поглочены.
А что же Корделия (Ольга Плешакова) – без лести преданная и любящая дочь? Нельзя сказать, чтобы роль эта была слишком многогранна. Образ этот прост и чист, и в этой чистоте его непреходящая сила. Сила невинности и верности, предаваемой на закланье во искупление чужих грехов, для спасения чужих душ. Подвиг любви и смерть Корделии есть ничто иное, как жертва во искупление грехов отца и спасение его души. Корделия искала спасти отца в царстве земном, победив вероломных сестер на поле брани, но сделала больше – спасла его душу. Пожалуй, во всей мировой драматургии найдется немного сцен, сравнимых по степени трагичности со сценой убитого горем Лира над телом задушенной дочери и его собственной смерти. И в постановке Малого она потрясает до глубины души.
Ад… Черно-красные декорации, черно-красные платья дочерей Лира, звуки… Нужно отдать должное режиссеру и его соратникам: в оформлении спектакля нет ничего случайного, каждая деталь служит лучшему раскрытию сути происходящего. И фон нельзя назвать просто фоном, ибо это полноправная часть замысла, неотрывная от актерских работ, от самой пьесы. Все это единое целое, дополняющее друг друга и формирующее тот заставляющий содрогаться мир, в котором зритель живет на протяжение трех часов, переживая не только происходящее на сцене (как будто бы хрестоматийно известное?..), но и что-то гораздо больше, что-то глубоко свое, личное. Примечательно, что в постановке Малого нет ничего от набившего оскомину «модернизма», никаких вольных дополнений гениального произведения. Напротив, все выдержано в стиле классическом, но при этом трагедия Шекспира обретает особую остроту, обнаруживая такие глубины, которые прежде оставались в значительной степени прикровенными. В этом особый дар режиссера Антона Яковлева: дойти до самой сути произведения, до самых сокровенных его смыслов – и донести их до зрителя. Классицизм постановок, бережное отношение к тексту не мешает ему использовать, где требуется, новаторские приемы, способствующие донесению замысла. Однако, одна из отличительных черт настоящего Художника – это умение тонко и безошибочно чувствовать и не переступать ту грань, до которой простирается оправданное и подчас необходимое, обогащающее искусство новаторство, и за которой начинаются пресловутые «фокусы» для дешевого эпатажа публики и иных не имеющих отношения к искусству целей. Антон Яковлев обладает этим свойством в высшей степени.
«Король Лир» - одна из самых многогранных трагедий Шекспира. Здесь и драма отца, и бедствие разделенного в приступе самодурства царства, и всегдашняя кажущаяся слабость правды, искренности перед ложью и лестью… Но главное, объединяющее все эти грани – это то, как властолюбие и алчность, деспотизм и гордыня обращают мир в самый настоящий ад, из которого нет спасения. Бог, как известно, есть Любовь. Жизнь есть Любовь. Там, где Любовь иссякает, не остается места для жизни, бездна поглощает всех.
Такая бездна и показана в «Короле Лире». Бездна, в которую смотрит весь наш мир. Мир иссякающей любви и торжествующих страстей, мир бессильного добра и все сокрушающего зла. Мир, изгоняющий Бога… Что ждет его? То, что в миниатюре увидели мы на сцене Малого театра. В финале постановки почти физически ощущаешь тот бесконечный холод, пустоту и безнадежье, что воцаряются на подмостках. И вспоминается восклицание Гоголя: «Боже! пусто и страшно становится в Твоем мире!» Впрочем, это уже не Божий мир, а мир, из которого Бог был изгнан… «Се, оставляю дом ваш пуст!»
«Король Лир» в постановке Антона Яковлева смотрится, как настоящая мистерия, мистерия-предостережение – без исключения всем. Как и предыдущие спектакли режиссера, он обращается к каждой душе, пробуждая, обращая внутрь себя и одновременно к единственному Источнику любви и силы.
Е.В. Семенова
Опубликовано в
Литературно-общественный журнал "Голос Эпохи", выпуск 4, 2017 г.
|
