Июнь

Эта была странная игра. Современный футбольный фанат, быть может, даже и не сразу понял бы, что происходящее на луговине рядом с мордовским городком Ардатовом – и есть настоящий футбол. Одна команда отличалась пыльно-серой потрепанной военной формой австро-венгерской армии, а другая, разномастная, совсем не футбольной обувкой – лаптями. Тем не менее неизвестно из чего скроенный и чем набитый футбольный мяч резво летал по полю, и азарта, как у игроков, так и у болельщиков хватало. И это был первый футбольный матч на мордовской земле… Среди игроков в военной форме особенной выправкой, статью и энергией отличался один – высокий подтянутый унтер-офицер Иосип. Молоденькая мордовочка Агафья Бирюкова из ближайшей деревеньки Колазьвеле или Каласево по-русски, стояла в сторонке и следила за ним большими влажными глазами. И он нет-нет да и бросал взгляд на девушку, прислонившуюся к берёзе поодаль от галдящей толпы.

Когда военнопленных – австрийцев, немцев, венгров – привезли в мордовский Ардатов, смотрели на них с опаской – как-никак враги. Но ничего – люди, как люди. А этот, высокий и статный, оказался ещё и механиком, на удивленье рукастым парнем. Как она могла не влюбиться в такого? Влюбилась. И очень обрадовалась, когда его отпустили из ардатовской тюрьмы работать на мельницу в Каласеве…

Мельницу оккупировали огромные крысы, и никакой мор их не брал. Иосип – новый механик-военнопленный – с таким безобразием мириться не мог. А выход нашёл очень простой: стал ходить по окрестным деревенькам и собирать кошек, которые и справились в конце концов с крысиным нашествием. Он, Иосип, всегда добивался своего... А с Агафьей и добиваться не пришлось. Виделись каждый вечер. Уходили подальше от села, от любопытных глаз. Да всё равно люди знали, в деревне не утаишься… Сколько ночей подарила им судьба? Сколько слов и поцелуев подарили они друг другу этими ночами под щедрыми мордовскими звёздами? Сколько бы ни было – мало…

Услышав весть о свержении царя, о Временном правительстве, ардатовцы разоружили полицию, выслали из города исправника и избрали Совет рабочих и солдатских депутатов, который в июне семнадцатого объединился с Советом крестьянских депутатов. Как это ни странно, мордовская глубинка в революционных порывах не отставала от Питера и Москвы.

Правда, и в Питере и в Ардатове мало кто тогда понимал, к чему всё это приведёт. Гораздо позже, когда будут изучены культы политических лидеров семнадцатого, выяснится, например, что «многие крестьяне, согласно наблюдениям, верили, что Керенский был новым царем».

А Керенский требовал от генералов успехов на фронте, считая, что именно это воодушевит народ и даст ему опору в правлении.

Июньское наступление русской армии было подготовлено блестяще. Артиллерия Юго-Западного фронта открыла мощный огонь по австро-германским позициям, 11-я и 7-я армии пошли в наступление на Львов, и первые два дня принесли успех. В телеграмме Временному правительству Керенский провозгласил: «Сегодня великое торжество революции, Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление».

Но войска уже были отравлены антивоенной агитацией. Наступление остановилось. Солдаты стали обсуждать приказы в комитетах и митинговать, теряя время, или вовсе отказывались продолжать воевать под самыми разнообразными предлогами. Один из комитетов вынес решение о том, что «своя артиллерия так хорошо поработала, что на захваченных позициях противника ночевать негде».

А вот июньское сражение между английскими и германскими войсками закончилось успехом англичан. В ходе наступления англичане захватили в плен более семи тысяч солдат, около полутора сотен офицеров и большое количество пулеметов. Началась операция невиданным по масштабам взрывом минных галерей: было сразу убито 10000 человек. Кратеры от тех чудовищных взрывов, заполненные водой, можно будет увидеть и спустя сто лет - в начале двадцать первого века.

В Питере тем временем шёл Первый Всероссийский съезд Советов, на который собралось свыше тысячи депутатов. Делегация большевиков значительно уступала как эсерам, так и меньшевикам. Однако на вопрос председателя Петросовета И. Церетели, какая из партий рискнула бы принять на себя ответственность за все происходящее в России, именно большевик Владимир Ленин ответил: есть такая партия! Раздались жиденькие аплодисменты сторонников и откровенный смех противников, на что Ленин заметил: «Вы можете смеяться, сколько угодно, но если гражданин министр поставит нас перед этим вопросом рядом с правой партией, то он получит надлежащий ответ…» Напрасно, ох напрасно смеялись меньшевики и эсеры…

А вот анархисты не тратили время на дебаты. Они захватили дачу Дурново, а затем боевой отряд из полусотни анархистов во главе с И.С. Блейхманом занял типографию газеты «Русская воля», объявив, что прибыл «освободить рабочих типографии от гнёта капиталистической эксплуатации», при этом сама типография объявлялась конфискованной «для нужд социализма». Выбивать анархистов из типографии пришлось командующему Петроградским военным округом генералу П. Половцеву. «Публика, запрудившая все соседние улицы, устроила мне бешеную овацию, как будто бы я взял Берлин, – вспоминал потом Половцев. – Какие-то личности вскакивают на подножку автомобиля и жмут мне руки, девицы в окнах машут платочками и бросают цветы».

Да странные, очень странные это были времена. Ведь когда вскоре анархистов попытались выселить из дачи Дурново, та же толпа возмутилась, а рабочие организовали серию забастовок. Впрочем, выселять пытались и большевиков. Судебный пристав даже явился в особняк Кшесинской, чтобы исполнить постановления суда, но рабочая милиция отказались содействовать выселению, а Исполком Петросовета постановил выселение прекратить. В те же июньские дни вооружённые анархисты совершили налёт на тюрьму «Кресты», освободив шестерых своих сторонников, при этом из тюрьмы сбежало около четырёхсот уголовников.

Пока власти в России воевали с неуправляемыми анархистами, в США ловили дезертиров. По закону о воинской повинности каждый мужчина в возрасте от 21 года до 30 лет был обязан зарегистрироваться на мобилизационном пункте, что, как надеялось правительство США, давало возможность призвать на военную службу около полумиллиона человек. Только вот далеко не все хотели попасть в мясорубку Великой войны, идущей за океаном. И всё же в июне семнадцатого первые американские войска высадились во Франции.

Ах, Франция, Франция! Даже в военное лихолетье французы не забывали о развлечениях. Музы молчат, когда говорят пушки? Как бы не так! Сергей Дягилев бросил парижской богеме балет «Парад» в совершенно скандальном оформлении Пабло Пикассо. Гийом Аполлинер назвал декорации и костюмы Пабло Пикассо «сюрреалистическими», впервые употребив термин «сюрреализм». Да, музы молчать не желали. Артур Конан Дойл заканчивал последний рассказ о Шерлоке Холмсе «Его прощальный поклон», а Сергей Прокофьев усиленно работал над Симфонией № 1 ре мажор «Классическая», которую будут считать одним из первых неоклассических произведений.

Полинезийцам в том июне было не до симфоний: в Тихом океане цунами высотой более десяти метров смыло несколько деревушек на островах Самоа. И в это же время в Греции «смыло» с престола короля Константина I…

В те дни, когда пленный австрийской армии Иосип гонял мяч в мордовской глубинке, молодой грузин Лавренти Павлес дзе Бериа тоже увлёкся этой новомодной игрой. В одной из грузинских команд он занимал позицию левого полузащитника. Что, впрочем, не помешало ему стать членом РСДРП(б) и казначеем нелегального марксистского кружка механико-строительного училища. В июне семнадцатого Лаврентий Берия практикантом отправился на румынский фронт, не зная, конечно, что через несколько лет ему доведётся свести знакомство с другим любителем футбола – молодым коммунистом-большевиком Иосипом…

…Расставались они на той самой луговине, где Иосип организовал первый в Мордовии футбольный матч.

– Ничего, – слегка коверкая русскую речь, убеждал Иосип Агафью. – Закончится всё – приеду и заберу тебя. Никого кроме тебя любить не буду.

Таяло Агафьино сердце, но и подсказывало: вряд ли этот красавец хоть и в потрёпанной, но такой ладной и аккуратной форме вернётся сюда. А так хотелось верить… И вот, с котомкой за спиной идёт он по пыльной дороге мимо убогих домишек, оглядываясь на Агафью снова и снова шепча «я вернусь»…

Не знали они, конечно, что судьба не даст им больше увидеться, что Агафья родит ему дочь, которую назовёт Нюрой, что выйдет замуж, но так до конца жизни и не забудет своего статного весёлого Иосипа. Как не забудет её и он, куда бы судьба ни забрасывала его и кем бы ни делала. Он уходил, не зная, что ждёт его Урал, гражданская война и ещё одна большая война, немало испытаний и опасностей, и слава, и почести; шёл среди мордовских лесов и полей простой военнопленный Иосип – будущий основатель и президент Югославии Иосип Броз Тито…

Говорят, в шестидесятых Тито намеревался посетить Ардатов, о чём даже уже сообщили местным партийным деятелям, всполошив их до крайней степени. Но советским чиновникам стыдно было показывать прославленному маршалу мордовские селения, в которых сохранились ещё избёнки, крытые соломой, и визит под благовидным предлогом сорвали. Да и молодая – пятая уже – жена Тито воспротивилась этой поездке. Впрочем, это уже совсем другая история.

Александр Ломтев

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/