Красивый Человек Юрий Мефодиевич Соломин. Ч. 1/2.
«Я убежден, что все хорошее, что есть в человеке, закладывается в детстве. Именно детство «программирует» душу. Думаю, что и все доброе, что есть в моей душе, идет от моих дорогих родителей ...»
Юрий Мефодьевич Соломин
(Народный артист СССР)
Вначале 30-х годов прошлого столетия судьба и музыка связала воедино двух молодых читинцев – Мефодия Викторовича Соломина и Зинаиду Ананьевну Рябцеву. Окрыленные любовью, талантом и мечтой устремились в Северную Русскую столицу. Поступили в ленинградскую музыкальную консерваторию: Мефодий по классу скрипки, а Зина на вокальное отделение, ибо имела прекрасный, редкий меццо-сопрано. Но через пол года случилась беда - переболев, Зиночка оглохла на одно ухо и учиться уже не смогла. Не желая потерять возлюбленную Мефодий вернулся с нею вместе в Читу. Они уже не мечтали о славе... И не могли представить что слава настигнет их в будущих поколениях – в учениках и их собственных детях...
В результате человеческого жертвенного подвига Любви, который все же - на грани Божественного (будучи совсем маленьким Мефодий нес послушания в Церкви, жил по Закону Божьему), семья состоялась, а родившиеся сыновья, своим талантом и усердием, можно сказать покорили - пол мира, немало доброго привнесли в него. О старшем сыне Соломиных – Юрии мы продолжаем повествование...
Юрий Мефодьевич Соломин: «Родился я в Чите в 1935 году. Город наш очень старинный, красивый, но почти весь деревянный. Больших домов не было — самые высокие в три этажа. Город зеленый, и к моему дню рождения, к восемнадцатому июня, на каждой улице распускались красивые белые цветы. Со всех сторон город обступали сопки, весной они становились сиреневыми — это цвел багульник. Мы ели его душистые цветы, и они казались нам вкусными и сладкими.
Кто-кто, а я по собственному опыту знаю, что такое резко континентальный климат. Зимой морозы градусов по тридцать, а то и больше, но мы их как-то не ощущали. Вовсю светило солнце, скрипел под ногами снег. Зато летом жара. Правда, лето в наших краях коротенькое — всего месяц-полтора.
Жили мы в одной небольшой полуподвальной комнате. Потом переехали в другой дом, на улицу Калинина. Там, в 1941 году родился мой брат Виталий. В доме этом у нас была одна комната с огромными окнами и кухня, где стояла печь. Туалет и вода — на улице. Воду носили в ведрах на коромысле...»
Читинцам в те годы жилось несладко. На одного человека приходилось около трех квадратных метров полезной площади. Не было централизованного водоснабжения (город обеспечивали водой одиннадцать артезианских коммунальных колодцев и около восьми ведомственных). Инфекционной и детской больниц, тубдиспансера, хорошего роддома тоже не было. Школ было мало, из-за чего - занятия в некоторых проходили в три смены. Нехватка электроэнергии объясняла полное отсутствие уличного освещения. Улицы Читы протяжённостью 140 километров практически не были благоустроены. Не было современных кинотеатров, Дома пионеров и каких-либо других детских учреждений.
Увеличивающийся объём строительства требовал создания Строительного Управления ГУЛАГа НКВД с количеством заключённых 10 тысяч человек, которому можно было бы поручить военное, промышленное, переселенческое и другое строительство.
В Александро-Невском кафедральном соборе города устроен кинотеатр «Безбожник». Быть может именно в этом храме служил Мефодий Викторович до революции? Сам факт сего страшного деяния, как и название кинотеатра отображает ту страшную реальность, плоды которой придется долго еще пожинать закабаленному и зазонбированному Русскому народу, а также объясняет многие происходящие события, как внутри существующего строя, так и в судьбах конкретных или случайных индивидумов. Как точно выразил мысль Федор Достоевский: «… Тут дьявол с Богом борются, а поле битвы сердца людей…»
Не все души загублены... Теплится Вера, звучит молитва, чаще всего тайно... Именно это время стало золотым для Церкви... Огромным сонмом Новомучеников и Исповедников просияла Русская Земля!
Мефодию Викторовичу тоже пришлось пострадать от этой «красной системы». Из двух зол он выбрал - наименьшую, а его самого одолела страсть винопития. До конца своих земных дней он боролся с нею, однако не стал стукачем и предателем, не приумножил численность обитателей ГУЛАГа...
Юрий Мефодьевич Соломин: «Мефодий Викторович был очень порядочным человеком. Веселым, компанейским и гостеприимным, одним словом - душой общества. Детей обожал...
Был он хормейстером, играл на скрипке и на всех струнных инструментах: гитаре, балалайке, домре.
Отец руководил Домом народного творчества. Многие его ученики стали Заслуженными артистами. В свое время он, например, отыскал, где-то в бурятских степях Лхасарана Линховоина, ставшего впоследствии известным оперным певцом-басом.
Отец любил выпить, если не сказать больше... Когда я стал уже взрослым, он попытался мне объяснить, с чего это повелось. После ареста деда (отца мамы - Рябцева Анания Моисеевича), его стали частенько вызывать в «органы». Он был человеком известным в городе, да к тому же общительным, видимо потому его и хотели привлечь. Отец очень тяготился этими вызовами.
Как-то поздно вечером, после очередной «беседы», уставший и расстроенный он вышел в коридор покурить. В коридоре в это время оказался сосед. Он как раз был работником НКВД. Они разговорились, и отец рассказал ему обо всем. А тот ему спокойно сказал: «Я все это знаю». Отец объяснил ему, что не хочет сотрудничать с «органами», но не знает, как отказаться, и сосед посоветовал ему скомпрометировать себя. И отец себя «скомпрометировал» — он запил. Потом уже не мог остановиться...»
Мефодий Викторович всю жизнь был милосердным, не только по отношению к людям, но и животным. Однажды он на рынке приобрел утку с больными ногами. Птица не могла ходить, Соломины ее жалели...
Пол-Читы приходило смотреть на фантастически красивую козу — серую, с черными подпалинами и огромными грустными глазами, напоминающими человеческие... Мефодий Викторович привез ее откуда-то из монгольских степей. Многие смотрели на него как на чудака, не понимая – «Для чего держать не дойную козу?» Мефодий Викторович простодушно отвечал: «Красивая очень»...
Юрий Мефодьевич Соломин: «Мои родители — коренные забайкальцы. Мефодий Викторович (1906-1960) и Зинаида Ананьевна (1910-1991), в Чите были людьми уважаемыми. В круг их друзей входил и Николай Задорнов, и еще многие люди, впоследствии ставшие известными.
Бабушка по отцовской линии была совсем неграмотная, а дед же по тем временам считался вполне образованным человеком — работал морзистом на телеграфе, к тому же был истово верующим. Мой отец мальчишкой даже нес послушание в Церкви. Правда, папиных родителей я не видел — они умерли до моего рождения.
Дед по материнской линии служил бухгалтером, одновременно занимался политикой, но не был большевиком. Еще до революции за политические убеждения его посадили и сослали из Томска в Читу. Тут он и познакомился с моей бабушкой. В советское время судьба его сложилась традиционно. В 1938-м — арест, и больше мы его не видели...
Наш дом держался на бабушке, маленькой, худенькой и очень разумной. Она ходила в магазины, готовила, следила за порядком. Я помню, что она всегда записывала на обрывках газет, сколько денег осталось. Считала она, в отличие от матери, хорошо...»
Жили Соломины небогато. Часто не было возможности купить вещи первой необходимости. Вспоминая детство, Юрий Мефодьевич рассказывает, что у мамы всегда были распухшие, обмороженные колени. Причину этому он понял уже повзрослев - даже в тридцатиградусные морозы, мама ходила в резиновых ботах. Эту обувь нужно было надевать на туфли. А туфель-то и не было... Бедняжка надевала носки, вставляя под пятку детский кубик.
Как-то раз, Зинаиду Ананьевну попросили помочь продать трофейное кожаное пальто (за посредничество ей причитались какие-то проценты), она с радостью взялась за это дело. Но покупатель ее обманул, заплатив меньше половины стоимости. Выяснилось это уже вечером, когда Мефодий Викторович вернулся с работы. Так, супругам, чуть ли не полгода пришлось расплачиваться за это злополучное пальто.
Юрий Мефодьевич Соломин: «Мама слыла человеком мягким. Несмотря на то, что она была дочерью «врага народа», ее не трогали, не пытались, как было принято, на «благо Родине» приобщить к работе в органах, может быть из-за того, что она плохо слышала. Она была пианисткой и всю жизнь проработала вместе с отцом в Доме пионеров. Получали они мало, как все деятели культуры, и, чтобы содержать семью, пытались как-то подработать, но с этим у них что-то плохо получалось. Посадят картошку, а соберут-то всего какой-нибудь мешок...»
Несмотря на финансовые тиски, однажды Зинаида Ананьевна вернулась с работы не одна. С нею была девочка. Оказывается, Зинаида Ананьевна увидела Веру на смотре художественной самодеятельности... Так запало милое дитя в сердце, что женщина не смогла пройти мимо... Поскольку Вера Овчинникова была сиротой Соломины приютили ее, приняли в семью как родную дочь. Вера до замужества жила у Соломиных. Кстати, повзрослев, она тоже стала артисткой.
Юрий Мефодьевич Соломин: «Я рос нормальным ребенком. Мог получить и двойку, если не выучил урок, но я ее исправлял. Выучу урок — получу пятерку. И родители к этому относились спокойно. Родители меня не били и не наказывали. Правда, был случай, когда мама решила меня проучить...»
Узнав про предстоящую переэкзаменовку по предмету «история», Зинаида Ананьевна решила устроить сыну небольшую «встряску». Со своими питомцами Юрка мог ворковать часами...
«Уж лучше бы историю учил!» - раскрыв дверь сарая - голубятни Зинаида Ананьевна запорхала своими музыкальными руками словно крыльями. Перья – снежинки закружились над ее головой...
Юре не было обидно. Знал, что виноват. Ожидал – сизари вернутся... Историю он сдал, и старался больше не гневить маму, но не всегда получалось быть прилежным сыном и учеником в таком возрасте. Стыдно вспомнить, бывало даже на колхозном поле с мальчишками помидоры воровал сорванец... Колхоз «Красный Китай» был неподалеку (до 1949 года там работало много китайцев). Голод заставлял детей пробираться туда ползком...
Юрий Мефодьевич Соломин: «Первый голубь-сизарь у меня появился в начале войны. Он жил у меня в клетке. Любил я его безумно. Потом сильно заболел. Лежал, отгороженный занавесочкой, и как-то бабка принесла мне горячий, очень вкусный бульон с фрикадельками. Увы, сварили бульон из моего голубя, потому что есть было нечего, а я совсем загибался. Так вот и свернули шею моему сизарю.
Вообще-то животных в семье у нас любили, особенно отличался этим отец.
Наверное, от отца любовь к животным перешла и ко мне. Маленьким, если я находил в канаве мышат, то собирал их и выпускал на волю. Всю жизнь, сколько себя помню, люблю собак. Первую мою собаку мама принесла мне в нотах. Тогда вышел на экраны фильм «Джульбарс» о замечательной пограничной овчарке.
Я, как и многие мальчишки, просто безумно мечтал о таком Джульбарсе. Вот мама и принесла мне щенка, сказала: «Вот тебе овчарка». Эта «овчарка» выросла и оказалась обыкновенной дворняжкой и не Джульбарсом, а Джульбой. Потом разных несчастных дворняжек и кошек, которых надо выхаживать, подбирала жена. Умудрялась делать это даже в общежитии. Я никогда не возражал. Но мечта об овчарке так и жила в моей душе с раннего детства, хотя я понимал, что это большая ответственность. И вот на юбилей, когда мне стукнуло шестьдесят, прямо в театр принесли щенка овчарки. Его зовут Маклай. Сейчас он прекрасно уживается у меня с двумя кошками.
Животные у меня не только дома и на даче, но даже в театре. В кабинете уже семь лет живет попугай Федя, названный в честь царя Федора. Веселая птичка, правда, вот говорить не умеет. Может быть, все как в том анекдоте: растет мальчик в семье и все время молчит. Ему уже и восемнадцать исполнилось, а он все молчит. Однажды дали ему яичницу, а он говорит: «Я же просил глазунью, а вы перемешали». Все обрадовались: «Что же ты до сих пор молчал?» А он отвечает: «Раньше все шло нормально». Может, и наш Федя ничего не говорит, потому что все пока идет нормально. Я его иногда выпускаю из клетки, тогда он принимает активное участие в моей работе — выхватывает ручку, выклевывает буквы.
Надо заметить, что животные часто помогают в трудные моменты. Когда я готовил роль царя Федора, то работал по десять — двенадцать часов. Домой приходил совершенно без сил, а в это время у нас жили две кошки, и у них были котята — ни много ни мало одиннадцать штук. Жена видела, что разговаривать со мной невозможно и пускала ко мне котят, всех! Они начинали по мне ползать, и я успокаивался. Потом узнал, что англичане выяснили — кошки забирают у человека отрицательную энергию. Иногда бывало так: я приходил домой, кошка прыгала ко мне на колени, я гладил ее, и — вжик! вжик! — от меня идут разряды, а она мяукает и убегает. С собаками я разговариваю — рассказываю порой то, что никому не могу рассказать. Знаю, они все поймут и никому меня не выдадут.
Внешне я больше похож на маму, а брат — на отца. Правда, голос, манера говорить и походка у меня отцовские, но характер не в него — я вовсе не такой веселый, компанейский человек, как Мефодий Викторович.
У нас дома было много домр. Я помню, что всегда, когда взрослые собирались и выпивали и вроде бы наступало время петь «Шумел камыш», вместо этого всем раздавали инструменты и устраивали оркестр — играли даже те, кто играть-то не умел. Я, например, играл на ложках.
В нашем доме музыка звучала постоянно. Мама всегда тщательно подбирала репертуар. Голос у нее был хороший, но из-за глухоты ей, конечно, было трудно петь. Пел и отец. Его любимая песня — «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат». Эту песню я тоже очень люблю. Ее исполнил на моем юбилее Казачий ансамбль, которым руководит ученик отца Виктор Кулешов. Когда внучка была маленькая, укладывая ее спать я пел разные песни. Как-то спел «Соловьи...». После этого внучка много раз просила петь только ее. Эта песня, с прекрасными словами и мелодией, не может оставить человека равнодушным. Я вообще люблю наши старые песни. Безусловно, надо сохранять их. Нельзя рубить сук, на котором сидишь…»
Во время гастролей к Юрию Мефодиевичу часто подходят незнакомые ему люди, которые с теплотою отзываются о его родителях. Мефодия Викторовича и Зинаиду Ананьевну помнят и любят, называя по имени и отчеству... Да как же можно забыть тех, кто вложил в тебя частицу своей души, своего сердца?
Юрий Мефодьевич Соломин: «То, что родители мои были людьми добрыми, стало еще очевиднее с годами. Их нет уже давно. За эти годы, встречаясь с их учениками, с людьми, хорошо их знавшими, я понял, что у них почти не было врагов. А главное, оказывается, они делали невероятно много добра, и память о них существует по сегодняшний день. А мне кажется, память — это самое главное, что может оставить о себе человек. Нас с братом они никогда и пальцем не тронули. Как нас воспитывали? Никак. В этом и состояло, наверное, их воспитание».
Продолжение следует...
Юлия Воинова-Жунич,
член Российского Творческого Союза работников культуры,
член Конгресса Литераторов Украины, член Союза журналистов Украины
для "Русской Стратегии"
http://rys-strategia.ru/ |
