«Есть люди, коммунисты и марксисты, которые заражены таким понятием, что нам нужны Рембрандты и Рафаэли и что этого нельзя продавать. А мне гораздо дороже Госбанк и золотая валюта и черт с ним, с этим Рембрандтом. Нужно чтобы не было косности».
(Из протокола заседания Правительственной комиссии по наблюдению за отбором и реализацией антикварных ценностей. Июнь, 1929 год)
В конце 1920-х гг. в СССР началась форсированная индустриализация. Она требовала немалых средств: оборудование, а зачастую и сырье для строящихся индустриальных гигантов предстояло покупать за границей. Между тем золотой запас России, оказавшийся в руках большевиков в момент взятия власти, был растрачен. Так, если в октябре 1917 г. наличность золота, в монетах и слитках, в Государственном банке составляла около 1,1 млрд золотых руб., а вместе с золотом румынской казны, которая находилась на хранении в России, более 1,2 млрд, то к началу 1922 г. по сведениям Наркомфина свободная наличность в золоте и иностранной валюте составляла лишь немногим более 0,1 млрд руб.2. Фактически весь золотой запас Российской империи был использован всего за четыре года.
К середине 1920-х гг. советскому руководству удалось несколько поправить положение с золотым и валютным резервами. Благодаря экономическим мероприятиям, связанным с проведением денежной реформы и введением червонца, а также кампаниям по конфискации церковного имущества, золотой и валютный резерв страны на 1 января 1925 г. несколько превысил 0,3 млрд руб. Однако уже к концу года положение вновь стало катастрофическим. Чрезмерно завышенный импортный план привел к валютному кризису. Чтобы покрыть дефицит внешней торговли правительство стало продавать золото, и к концу 1925 г. свободные валютные резервы страны упали до 0,09 млрд, а свободные валютные резервы Госбанка за границей составляли всего лишь 400 тыс. руб.3
СССР приступал к форсированной индустриализации, не имея достаточных валютных накоплений. По тем отрывочным данным, которые сохранились в материалах заседаний СНК и СТО можно определить, что на 1 октября 1927 г. золотой и валютный запас СССР составил 173,5 млн руб. По данным на 16 июля 1928 г. он снизился до 96,5, на 11 ноября 1928 г. — до 78 млн руб. В то время как в официальной прессе осенью 1928 г. золотой запас Госбанка был объявлен 280 млн руб., председатель Госбанка, Георгий Пятаков, в секретной записке докладывал о плачевном валютном состоянии страны. По его мнению, к началу 1929 г. СССР должен был иметь нулевой золотой запас4. «Золотая» проблема в конце 1920-х гг. стала одной из самых острых.
«Валютная надежда» советского руководства на экспорт была слабой. Хотя с началом индустриализации руководство страны стало стремительно наращивать объемы экспорта, желаемых результатов это не давало. Невезеньем для большевиков стало то, что начало форсированной индустриализации в СССР практически совпало с мировым экономическим кризисом. Конъюнктура мирового рынка не благоприятствовала развитию советской внешней торговли. В советском экспорте преобладало сырье, цены на которое катастрофически падали, а в импорте — машины и оборудование, цены на которые росли.
Политбюро лихорадочно искало источники валюты для финансирования развития промышленности. В золотой лихорадке не брезговали и малым5, но стремились найти большую золотоносную жилу. Массовый экспорт художественных ценностей и антиквариата в этой связи казался многообещающим. В царской России бедность подавляющей части населения соседствовала с богатством дворянской аристократии и великолепием императорского двора. История шутит порой довольно жестоко: представители дворянских и царской фамилий, украшая свои дворцы, не могли и предположить, что этим создавали валютный фонд для социалистической индустриализации. В этой статье рассказывается о начальном периоде продажи художественных ценностей за границу.
Рождение Антиквариата
Продажа за рубеж художественных, исторических, да и просто ценностей, накопленных в России в течение веков, началась практически сразу после прихода большевиков к власти6. Однако массовый экспорт требовал создания предварительных условий — проведения конфискации и национализации «художественных и антикварных ресурсов» страны: ценностей казны, церкви и царской фамилии, музеев, дворянских усадеб, частных коллекций и просто личных сбережений граждан. Конфискация и национализация начались вместе с Октябрем и продолжались на всем протяжении 1920-х гг. Они привели к созданию огромного государственного фонда ценностей.
Начало форсированной индустриализации в конце 1920-х гг. ознаменовало не только «скачок» в развитии промышленности, но и скачок в экспорте художественных и антикварных ценностей. Развитие государственного аппарата по экспорту ценностей и рост объемов его деятельности следовали за приступами форсированной индустриализации. Рост валютных запросов пятилетки вел к тому, что планируемый в начале экспорт художественных ценностей немузейного значения превратился в распродажу главных музейных фондов страны.
Рубежным стал 1927 г. Вместе с дебатами об индустриализации в Политбюро началось обсуждение вопроса о наращивании экспорта художественных ценностей, как одного из валютных обеспечений первой пятилетки. Совет Народных Комиссаров СССР в декрете 8 июня 1927 г. поставил задачу использовать все ресурсы страны для развития промышленности. Тогда же в июне 1927 г. СНК СССР предложил Наркомторгу «организовать вывоз из СССР предметов старины и роскоши, как-то: старинной мебели, предметов домашнего обихода, религиозного культа, предметов из бронзы, фарфора, хрусталя, серебра, парчи, ковров, гобеленов, картин, автографов, русских самоцветов, кустарных изделий и прочих, не представляющих музейных ценностей» (выделено мной. — Е.О.). Следует сказать, что и ранее правительственные органы, СНК и СТО, неоднократно обращались во Внешторг с предложениями развивать экспорт антиквариата, однако, это не приводило к сколько-нибудь серьезным последствиям. Теперь «предложения» правительства подстегивались ростом планов валютного дохода и твердым намерением сталинского Политбюро любыми средствами провести индустриализацию в кратчайшие сроки.
В декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) рассмотрел первые варианты пятилетнего плана. Даже по начальным наметкам пятилетки, существенно затем завышенным в окончательном амбициозном варианте 1929 г., было ясно, что валютные затраты предстояли огромные. Именно в это время Наркомат внутренней и внешней торговли СССР «откликнулся» на предложения правительства и обратился в Совнарком с проектом постановления об усилении «экспорта предметов искусства и старины». При этом Внешторг пошел дальше СНК, взяв на себя инициативу предложить продавать и «ценности музейного характера». Проект Внешторга был одобрен СНК и СТО СССР 23 января 1928 г., однако, с поправкой о запрете экспорта предметов старины и искусства «из основных музейных коллекций». Гарантом выполнения этого условия должен был стать контроль Наркомата просвещения РСФСР, в ведении которого и находился основной музейный фонд страны. С начала 1928 г. экспорт художественных ценностей приобрел плановый характер.
Правительственное решение о расширении экспорта художественных ценностей было принято, но аппарата для его реализации не существовало. «Лихорадочная спешность», с которой приступили к наращиванию экспорта антиквариата, вела к тому, что «лошадь бежала позади телеги». Фактически вся работа проводилась Ленинградской и отчасти Московской конторами Госторга (Государственная импортно-экспортная торговая контора), которая, по словам официального документа, чем только не занималась — «и пух-пером, и сусликами, и крысами». Контроль над экспортом художественных ценностей осуществлял уполномоченный СТО — А.М.Гинзбург.
Только в конце лета 1928 г., когда экспорт художественных ценностей уже шел полным ходом, наконец, появился специальный орган. В Госторге РСФСР была образована «Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей» сокращенно «Антиквариат» — прообраз будущей Всесоюзной конторы. Антиквариат имел довольно автономное положение, практически не зависел ни от руководства Наркомторга, ни Госторга и в своей деятельности, по словам официального документа, «был предоставлен сам себе».
История Антиквариата показывает, что его аппарат буквально «вылупился» из Госторга. Работники, которые продавали лен, кожу и другое сырье, стали заниматься «заготовкой» и продажей «художественного товара». Однако по мере развертывания экспорта художественных ценностей соседство Антиквариата с Госторгом, хотя часто лишь формальное, стало выглядеть странно. Кроме того, индустриализация набирала ход, валютные планы росли и Антиквариату становилось тесно в Госторге. Надо сказать, что и руководство Госторга хотело освободиться от беспокойного и быстро растущего хозяйства Антиквариата.
В ноябре 1929 г. решением СТО «Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей» была преобразована во Всесоюзную Государственную Торговую Контору «Антиквариат» и перешла от Госторга РСФСР в ведение Внешторга СССР.
Преобразование «Антиквариата» во Всесоюзную контору с широкими полномочиями не случайно совпало по времени с принятием окончательного и амбициозного варианта первого пятилетнего плана. Это — свидетельство той миссии, которую ему предстояло выполнить. Как выразился Хинчук, заместитель наркома торговли и председатель правительственной комиссии по наблюдению за отбором и реализацией антикварных ценностей, «от кустарного периода следовало перейти к серьезной реализации».
Связь между форсированием индустриализации и быстрым развитием антикварного экспорта не вызывает сомнений. Конечно, ни по радио, ни в печати об этом открыто не говорилось. Сам факт вывоза национальных ценностей за границу многие годы оставался в секрете. Официальная версия, которой советское руководство держалось после смерти Сталина, винила войну, пожары и прочие стихийные бедствия в потере части музейного достояния. Однако архивные документы конца 1920-х гг. — межведомственная переписка, секретные постановления партии и правительства, протоколы заседаний «антикварных» комиссий, письменные протесты руководства Наркомпроса РСФСР и музейных работников — все связывают наращивание антикварного экспорта с необходимостью добыть валюту для выполнения первой пятилетки.
Ведомственная принадлежность Антиквариата Внешторгу также говорила о многом -- ему предстояло стать официальным каналом массовой продажи художественных ценностей за границу. Более того, Антиквариат получил монополию экспорта ценностей. Секретный протокол заседания СТО прямо определил задачу Антиквариата: «Предметом деятельности «Антиквариата» должна быть заготовка предметов старины и искусства и исключительное право реализации их за границей» (выделено мной. — Е.О.).
Аппарат Антиквариата был создан по образу и подобию других центральных организаций и учреждений. Руководящие позиции в нем заняли не специалисты, в данном случае искусствоведы и музейные работники, а политики — проверенные партийцы, большевики, весьма далекие от мира искусства. Партия и правительство, по словам одного из них, «посадила их на это реализационное дело», поставив задачу «добыть тракторную колонну за каждого Рембрандта», и они энергично взялись за работу. Иначе и быть не могло. Пятаков, председатель Госбанка и член правительственной комиссии по наблюдению за отбором и реализацией антикварных ценностей, прямо сказал об этом: «Для того, чтобы иметь возможность преодолеть саботаж интеллигенции, которая сидит на этом деле, на музейном деле, на искусстве и т.д., нужно на реализацию и выделение посадить людей, которые в этом деле ничего не понимают». Оказавшись в Антиквариате, его руководители перенесли туда методы работы и терминологию известную им ранее.
Первым председателем правления Антиквариата стал А.М.Гинзбург, бывший заведующий антикварной конторы Госторга и уполномоченный СТО по реализации ценностей. «Гинзбург — хороший товарищ, — говорил о нем Пятаков на одном из заседаний, — но он только теперь начинает отличать Рафаэля от Рембрандта». Осматривая одну из коллекций Эрмитажа, Гинзбург как-то обмолвился: «Неужели же находятся дураки, которые за это платят деньги». Выяснить биографию Гинзбурга не удалось, но в партийном архиве сохранились личные дела других руководителей Антиквариата.
В 1930 г. председателем Антиквариата стал Н.Н.Ильин, который до этого работал в Ленгосторге «по отделу сырья». Ильин родился в 1887 г. в городе Сестрорецке в рабочей семье. Самостоятельную жизнь начал в 14 лет, когда ушел из дома «искать счастья». Образования, как видно, не получил. По его словам «в 1907 г. держал экзамен на аттестат зрелости (не известно, выдержал ли. -- Е.О.), был несколько месяцев в Спб. университете, на юридическом факультете». В возрасте 17 лет вступил в РСДРП, сразу же к большевикам. Принимал участие в первой русской революции, вел агитацию на Сестрорецком заводе, где в то время работал слесарем—шлифовальщиком. Видимо, степень «левизны» большевиков не вполне устраивала Ильина. Еще подростком под впечатлением рассказов о народовольцах он мечтал стать террористом, а в 1905 г., по собственному признанию, хотел перейти от большевиков к эсерам или анархистам. Товарищи по партии отговорили Ильина, сказав, что и большевикам не чужд террор. Ильин стал боевиком-профессионалом. «Боевая семерка», организатором и начальником которой он являлся, в течение 1906 и 1907 гг. совершила ряд террористических выступлений. Ильин принимал активное участие в транспортировке оружия и литературы из-за границы. После роспуска боевых организаций в 1907 г. Ильин написал в «Пролетарий» открытое письмо товарищу Ленину, в котором резко выступил против прекращения боевой работы партии. В ответ, как он пишет в своей биографии, Ленин вызвал его к себе в Териоки, «пожурил за резкость тона», но разрешил Ильину взять на себя организацию рабочих кружков по овладению боевой техникой. Выполняя это задание, если верить автобиографии, Ильин создал пять районных кружков в Петербурге, а также склад оружия и небольшую лабораторию по изготовлению бомб. Он также написал брошюру о боевой технике и тактике вооруженного восстания. Боевая активность Ильина не могла не привлечь внимания столичной полиции. Он несколько раз был арестован, отбывал каторгу в Шлиссельбурге и ссылки в Иркутской и Енисейской губерниях. В ссылке сделал своеобразную карьеру — получил службу в частной фирме и стал управляющим рудниками. В общей сложности Ильин провел в тюрьме более 6 лет и два года в ссылке.
Вместе с Февральской революцией пришла амнистия, и Ильин вернулся в Питер. Примкнул к «межрайонцам», митинговал, а затем, признав единственно правильной тактику большевиков, вернулся в их ряды. В Октябрьских событиях, как и в гражданской войне, видимо, не отличился, автобиография не содержит информации на этот счет. С приходом большевиков к власти началась хозяйственно-административная карьера Николая Ильина. Работал в Совнархозе, затем в 1919 г. был мобилизован в распоряжение Совнаркома Украины.
После падения советской власти в Киеве вернулся в столицу и работал в Госконтроле. Был одним из организаторов Рабоче-Крестьянской Инспекции. До 1920 г. руководил РКИ в Ленинграде, затем вместе с Л.М.Кагановичем создавал Наркомат РКИ в Туркестане. Вернувшись в 1921 г. в Ленинград, работал в губернском профсовете заместителем председателя Комиссии по улучшению быта рабочих, затем перешел на работу в кооперацию (член правления Центросоюза, председатель Церабсекции и другие). Затем, по его словам, «был вышиблен из всех организаций и отправлен на товарную биржу». Причиной к тому, по его мнению, стало несогласие с политикой оппозиции Зиновьева. С 1918 по 1924 г. Ильин был членом Петроградского / Ленинградского Совета. В 1927 г. Н.Ильин перешел на работу в Ленгосторг (зав. Отделом разных товаров, директор экспортной конторы), а с 1930 г. — в Антиквариат. «Работая в Антиквариате, большую часть времени проводил в заграничных командировках».
В период 1930—1933 гг. Ильин побывал в Германии, Франции, Англии, Америке, Голландии, Австрии и других странах. Как он пишет в автобиографии, мог объясняться на немецком, французском и английском языках. В мае 1935 г. Ильин был освобожден с должности председателя Антиквариата и направлен торговым агентом в Румынию. В Бухаресте пробыл до марта 1937 г. Дальнейшая судьба неизвестна. Последняя запись в личном деле гласит, что Н.Н.Ильин был снят с партийного учета 25 января 1939 г. Это скорее всего означает, что в 1938 г. он был репрессирован.
Вот биография заместителя председателя правления Всесоюзного общества «Антиквариат» Самуэли (Самуэль) Георгия Людвиговича (1899—1937?). В период с мая 1929 до февраля 1931 г. он фактически руководил работой Антиквариата. Именно он провел все продажи Калюсту Гюльбенкяну (Calouste Gulbenkian), о которых будет рассказано в этой статье. Начало продаж Эндрю Мелону (Andrew W. Mellon) также было организовано им.
Самуэли родился в Венгрии. Отец заведовал складами одной из фирм, занимавшихся экспортом хлеба, затем был комиссионером в этой области. Г.Л.Самуэль закончил классическую гимназию и одновременно как практикант работал в крупной фирме. После окончания гимназии в 1917 г. был мобилизован в Австро-Венгерскую армию и служил в качестве унтер-офицера до августа 1918 г., но фронта избежал. После демобилизации в 1918 г. один год учился в Техническом университете в Будапеште. В Коммунистическую партию Венгрии вступил в 1918 г. в момент ее основания, вел агитационную работу среди солдат и рабочих. После победы социалистической революции в Венгрии стал заместителем начальника политотдела в Наркомате внутренних дел. После свержения советской власти в Венгрии в сентябре 1919 г. был арестован и приговорен к каторге. Советское правительство обменяло Самуэли «на буржуазных заложников», и в январе 1922 г. прямо из тюрьмы Самуэли приехал в Москву. До августа лечился в санатории. Некоторое время работал практикантом на Кудринской фабрике электроламп и одновременно учился в Высшем Техническом училище (им. Баумана), где закончил два курса. Осенью 1924 г. ЦК направил Самуэли на работу в Наркомат внешней торговли. До мая 1928 г. он являлся председателем правления одного из акционерных обществ Наркомвнешторга. Затем в течение года был членом правления и уполномоченным в Берлине общества Рустранзит. Оттуда перешел на работу в Антиквариат. С приходом в Антиквариат нового председателя, Н.Н.Ильина, и нарастании между ними конфликта подавал одну за другой просьбы разрешить ему уйти из Антиквариата. Видимо, просьба Самуэли была удовлетворена и после кратковременной работы на должности заместителя начальника экспортного сектора во Внешторге, он был послан в качестве уполномоченного в торгпредство в Берлине, а затем стал заведующим отделом кадров и председателем общества «Книга» в торгпредстве в Лондоне. С августа 1935 до мая 1936 г. Самуэли работал консультантом в президиуме Моссовета. Его последним назначением стала должность управляющего треста «Мосгороформление». 3 сентября 1937 г. он был исключен из партии. За этой короткой записью в личном листке стоит арест и расстрел. Был расстрелян и его брат7.
|
