Теперь, когда достаточно подробно выяснены нами главный смысл и религиозные, бытовые, народно-исторические и жизненно-практические основания нашего русского царизма, ясно, какого характера должно быть и участие Церкви в гражданской политике настоящего времени и какова должна быть деятельность духовенства, как и всякого православного христианина в общественной жизни.

Итак, для главного душевного дела - для веры больше благотворного воздействия мы имеем получить от строго монархического правления, чем от конституционного. И это не потому, чтобы вера могла существовать только при поддержке от царской власти, ибо мы видим, что греки мусульманской Турции под султаном-мусульманином лучше содержат веру, чем греки конституционного греческого королевства. Нет, дело именно в том, что при монархизме все вверяется власти, почему духовная энергия может быть свободно направлена на благочестие; а при парламентаризме все забрасывается, лишь бы восторжествовала партия и пробралась к власти. Это прекрасно поняли мы еще издавна в истории. В самом начале нашей государственности мы представляли из себя республику и, однако, сами решили, что это нам не подходит, - делом заниматься люди не будут, а только будут спорить да драться за господство и за выгоды, а порядка общего не будет, как и не было. Поэтому сами решили, что нужен князь как глава всего разбросанного и богатого народа, и ему-то вверили всю власть над народом. А народ оставался постоянным пособником у князя в деле управления, выделивши из себя к нему дружину, а потом и служилых, и боярских людей. И были князь и народ как нераздельное целое. По мере того, как разрастался народ, росла и увеличивалась и власть князя, и, наконец, он явился в народе как Царь самодержавный, живший в народе и по быту мало чем отличавшийся от народа. А главное то, что сам народ помог великому князю сделаться единым над всей страной Царем, или, лучше сказать, его одного он провозгласил Царем над собой, подчинивши ему всех остальных князей, прекрасно понимая, что во многовластии для великого и размножившегося народа не будет порядка, как смерть или развал тому улью, в котором появилось несколько маток.

Богоявленіе Христово, къ намъ милостивно бывшее, заключило и увѣнчало собою длинный рядъ вѣковъ и тысячелѣтій жизни человѣчества. Оно же и начало собою длинный рядъ вѣковъ и тысячелѣтій жизни человѣчества въ новомъ направленіи ея, которое, постѣ совершенія и завершенія нравственнаго процесса міровой жизни, приведетъ къ послѣднему явленію Христа во славѣ, на міровой судъ, для открытія вѣчной славы вѣчнаго Божьяго царства: ибо мы, по апостолу, ожидаемъ блаженнаго упованія и явленія Славы великаго Бога и Спасителя нашего Іисуса Христа (Тит. II, 13). Въ чемъ состояла особенность жизни человѣчества до Христа?

Монарх утрачивает свою автономию тогда, когда он позволяет стать между государственным делом и своим решением другому человеку или другим людям, искажающим его волю или навязывающим ему свои воззрения и решения. История указывает семь таких типических возможностей, которые требуют особого внимания и анализа: когда монарх оказывается в зависимости - 1. от других членов династии, 2. от женщины или женщин (любовницы), 3. от войска (преторианцы), 4. от деньгодателей и банкиров, 5. от придворных партий и камарильи, 6. от духовенства, 7. от временщика. Понятно, что судьбы монарха и монархии слагаются каждый раз по особому, по-своему - смотря по тому, кто подчиняет себе его волю и в зависимости от каких людей, групп и сил он оказывается. Одно ясно: что на всех этих путях монархия сталкивается с особыми, ей присущими опасностями и идет по неверным, больным путям. И еще одно: верность монарху - а для нас это сегодня самое существенное - состоит не в том, чтобы угождать ему, слепо и угодливо пресмыкаться, а в том, чтобы за совесть и бескорыстно помогать ему сохранить свою автономию. Верность монарху есть верность автономному монарху и потому прежде всего автономии монарха. И для соблюдения этой верности - есть свои особые пути, средства и правила (...).

Вся эта партийная и выборная агитация - это сплошной угар, которому люди предаются всецело, забывая все прочее. Так и дальше: какая партия проберется в большинство, та и управляет всем, крича, что она только и есть голос народа. Но кто же может в это верить, как в догму правовой конституции, когда у нас выдавали себя за народ сначала революционеры открытые, а потом и они, и революционеры скрытые - кадеты, сами теперь сознающие свое поразительное меньшинство среди действительного народа, почему они и покровительствуют всякому террору, через него надеясь удержаться на своих позициях? Разве была и есть действительная забота о народе, об Отечестве, когда все сводилось и сводится к партийной борьбе и торжеству? А дело веры заброшено было настолько, что даже в вероисповедную комиссию были выбраны, кроме неверующих или маловерующих, евреи, поляки и мусульмане. И это в стране, где господствующее население русское, православное и верующее?! И эта кучка смеет выдавать себя за народ и свои бредни за голос его?! Да ведь это явная насмешка над хваленой конституцией, в которую, очевидно, и сами они не верят!..

Вторым условием доверия со стороны народа к монарху является известный уровень нравственности и характера, который должен быть у монарха. Идею о добродетели монарха особенно ярко почувствовал и формулировал азиатский Восток: напомню вам китайскую литературу - древнюю летопись Шу-Кинг и особенно уже цитировавшуюся мною «Книгу Великого Научения» Конфуция, а также книгу законов Ману - я цитировал и ее. Тот же мотив можно найти у Зороастра и Ксенофонта в его «Воспитании Кира». Аристотель прямо ставит вопрос: «Если начальствующее лицо не будет скромным и справедливым, как оно может прекрасно властвовать?»147 - «Нельзя хорошо начальствовать, не научившись повиноваться»148.

«Объединяйтесь, русские люди. Я рассчитываю на вас». Эти царские слова, обращенные к русским людям, послужили основой Союза объединенного русского народа. Союз русского народа не партия или выделившаяся какая-либо часть из среды обитателей русской земли. Нет. Это - союз всех патриотических союзов, это - ключ объединенного русского народа, к этому союзу принадлежит и ныне открываемое здесь Русское Народное общество за Веру, Царя и отечество. Знамя союза объединенного русского народа принадлежит всему русскому народу. Под этим знаменем объединялось, укреплялось и возрастало русское государство. Православие, Самодержавие и Русь нераздельная - вот знамя русского народа. Как бы стоя в соответствии к трехцветному русскому знамени православие, самодержавие и русская народность в тоже время составляют три главнейшие основы, на которых стояло и стоит русское государство. Православие объединяло народ русский в одно тело. Принявшие православие инородцы стали русскими: православный в устах народа значит - русский.

Изучать русский монархизм, оставляя в стороне русскую лирическую поэзию и вообще русскую поэзию, значило бы лишать себя возможности понять русское самодержавие и то влияние, которое он оказывает на умы и сердца. Иной стих Пушкина или Жуковского объясняет цель и сущность русского самодержавия гораздо лучше, чем может объяснить ученый трактат. Проявление русского монархизма в нашей художественной литературе могло бы быть предметом интересного и поучительного сочинения.

Невозможно человеку найти свое место ни в государстве, ни в обществе, если он сам не нашел себя, если он потерян в пустыне беззакония. Помните, как у нас шла беседа о доме, сложенном из негодных кирпичей? С человека и надо начинать. Как с человека началась революция, лишив его души и духа, оставив его безмысленным – бездушной плотью. Человек должен вернуться к сознанию своего богоподобного вечного величия. Путь не короток, но цель ясна. Прийти в себя должен человек. Без этого в рассуждении гражданственности и государственности, всё те, что слышмс в духе конституционной говорильни, является толчением воды в ступе. Надо вернуться к христианскому порядку Константинова Рима, первого Рима, которому следовал и Второй и Третий Рим – Москва. Третий Рим, в котором царствовал Закон Божий, своей сенью покрывал и всю жизнь. В этом был принцип теократии, исковеркано понимаемой нынче как господство церковной иерархии над мирской государственной властью.

Я уже указал на то, что доверие к царю образует первое и основное условие не только прочности монархии, но и просто самого существования ее. (...) И нужно признать, что если мы начнем внимательно читать мировую идеологическую литературу о монархии, то мы увидим эту всюду проявляющуюся заботу о том, чтобы царь помнил, что он не должен нарушать доверия подданных к себе, но, напротив, - питать его и укреплять. Редкий народ не имеет своего выработанного, выстраданного образа «хорошего» или даже «идеального» царя. И почти повсюду мы находим указания на то, что царю должно быть присуще особого рода внутреннее духовное делание, которое должно придать ему необходимые ему свойства, ставящие его на подобающую ему высоту, делающие его достойным того отношения к нему со стороны подданных, которое составляет самое естество царской власти.

Деятельность людей и народов определяется их идеалами. Идеалы не всегда достигаются и могут быть достигнуты, но они служат для отдельных лиц и целых государств путеводными звездами. Они служат путеводными звездами и для каждой формы правления, сложившейся при тех или других исторических условиях. Для того чтобы понять дух русского самодержавия, необходимо поэтому знать идеалы, к которым оно стремилось и стремится, - идеалы, которые составляли и составляют его движущее начало. Эти идеалы лучезарно прекрасны, возвышенны и благородны. Поэтому-то они и имеют для русского народа такую притягательную силу. Основные идеалы русских самодержцев - те самые, которые воодушевляли просветителя России Святого Владимира, «страдальца за землю Русскую», Владимира Мономаха и «солнце земли Русской» Александра Невского.

Когда отдѣлъ о духовномъ возрожденіи Россіи приступилъ къ своей работѣ, предъ нимъ сразу сталъ во всей остротѣ вопросъ о возстановленіи монархіи въ Россіи. Чѣмъ объяснить это обстоятельство? Увѣренностію многихъ членовъ Собранія въ томъ, что именно возстановленіе Царской власти въ Россіи явится лучшимъ и самымъ дѣйствительнымъ факторомъ духовнаго возрожденія послѣдней. Это не значитъ, конечно, чтобы они приписывали животворящую силу этой власти самой по себѣ. Первоисточникомъ духовнаго обновленія человѣческаго общества, по ихъ убѣжденію, является Церковь, исполненная благодати и истины, но они думали съ другой стороны, что только при твердости государственнаго порядка, Церковь можетъ проявить всю силу своего духовно-воспитательнаго вліянія какъ на отдѣльнаго человѣка, такъ и на цѣлый народъ. И тѣмъ не менѣе, когда этотъ вопросъ о возстановленіи монархическаго строя въ Россіи поставленъ былъ на обсужденіе Отдѣла, онъ какъ бы испугалъ нѣкоторыхъ изъ его членовъ. Очень характерно, что это были по преимуществу священнослужители. Имъ казалось сначала, что Церковное Собраніе совсѣмъ не должно касаться этого предмета. Откуда родилась у нихъ эта опасливая мысль? Не изъ желанія, конечно, застраховать себя на случай неизвѣстнаго будущаго, ибо никто не можетъ предвидѣть, какая форма правленія восторжествуетъ въ Россіи въ дѣйствительности и не изъ боязни разойтись съ наказами полученными ими на мѣстахъ.

Могущество русских монархов и монархический дух русского народа всегда будут для верующих иметь значение веского довода, указывающего на проявление воли Божией в истории России. Государственное устройство, имеющее религиозную основу, не может не иметь мистического оттенка: его имеет и русское самодержавие, ибо оно построено на убеждении, что Император и Самодержец Всероссийский - Помазанник Божий, что Он получил власть от Бога, что Он Монарх Божиею милостию, что сердце Его в руце Божией. Мистика русского самодержавия всецело вытекает из учения Православной Церкви о власти и из народных воззрений на Царя как на «Божьего пристава». Русский монархизм, как народное чувство и народный инстинкт, коренится в той глубокой и таинственной области бессознательного, которое дает начало и опору всем великим проявлениям человеческого духа. Здесь-то и заключается одна из мистических сторон русского самодержавия.

...

Итак, христиане, повторю еще, ревностно попечемся все о восстановлении в себе падшего образа Божия и о хранении восстановленного всегдашним к себе вниманием и усердным покаянием и Божественным причащением. Будем поддерживать непрестанную связь с Первообразом, то есть Богом, непрестанным взиранием на Него, молитвой, чтением слова Божия, хранением Его заповедей, благодарением, славословием; в общежитии же — простотою и чистосердечием, кротостью, смирением, незлобием, воздержанием, чистотой, бодрой и трудолюбивой жизнью, искренним доброжелательством ко всем, милосердием и взаимной помощью, снисходительностью, терпением, общительностью, готовностью на всякое доброе и полезное дело. Господь бесконечно много даровал человеку, создав его по образу и подобию Своему, покоривши ему всю тварь земную, став Сам человеком, пребывая Богом, истощив всего Себя для нашего спасения, даровав нам Пречистое и Животворящее Тело и Кровь Свою, все чудные средства к жизни и благочестию. Но кому дано много, с того много и потребуется. Позаботимся же возрастить данные нам залоги благодати Божией и принести Богу плоды правды.

Постоянно думая о конституционном образе Правления, о выборном начале, мы не признаем идеи неограниченной монархии и убеждены, что таковой идеи совсем не существует. Мы принимаем в своем мышлении неограниченную монархию как необходимый результат чуть ли не младенческого состояния России и ее невежества. Мы преклоняемся пред неограниченной монархией как пред силой факта, как перед переходной ступенью к другому более высшему, более разумному образу Правления, к той или иной конституции, с большей или меньшей степенью самоуправления. В этом отношении наша интеллигенция до такой степени легкомысленна и поверхностна, что она никогда не задает даже себе вопроса: «нe тьма ли тот свет, который в тебе?» и совершенно закрывает глаза и пред вопиющими злоупотреблениями выборного начала в Европе и Америке и, что самое главное, пред разрушением нравственного строя общества и нравственного образа «человека». В этом отношении наша интеллигенция творит, поистине не зная что.

Монархическое правосознание, религиозно укорененное и художественно олицетворяющее государственную власть, строящееся на началах семьи, ранга и традиции, естественно, усваивает себе в отношении к главе государства настроение доверия. Монархист доверяет своему государю, причем он нередко не может даже выговорить, на основании чего он питает это доверие и в чем именно он ему верит. Одно только не подлежит сомнению, а именно: там, где это доверие колеблется, там слабеют незримые, но самые прочные нити, скрепляющие монархическое государство; и обратно: где доверие к государю прочно, там монархия может цвести и вести народ.

Нѣтъ мѣры и границъ преступленіямъ, осквернившимъ Русскую землю. Осквернены храмы, поруганы святыни, идетъ борьба противъ Бога, льется кровь. Пролита кровь даже и Помазанника Божія, мученически закончившаго свой земной путь. Оскудѣла земля, гибнутъ люди, безбожна власть, въ гоненіи Церковь. Во тьмѣ Русская земля, и человѣческій разумъ напрасно ищетъ путей спасенія.

Жизнь Америки представляет собою лучший пример того, до какой степени может дойти проявление животных требований человека как в индивидуальной, так и в общественной его жизни, если тому способствует политический строй государства, т. е. если массе народа, не стоящей на высоте образования и развития данного века, будет предоставлено самоуправление. Весьма естественно, что жизнь вырабатывает те начала, которые положены в ее основание, и, если в основании лежат невежество и стремление к удовлетворению своего тела, то и в общественной и государственной жизни должен получиться тот же результат. Власть, вышедшая из данного болота, должна заключать в себе все специфические качества этого болота. Допустим, что кабатчики выберут из среды своей представителя. В чем заключается интерес кабатчиков? Им нужно, чтобы их торговля развивалась бы все шире и шире, и чтобы таким путем они получали бы все более и более матерьяльных выгод.

Странное дело! Никак, никогда не могу я остановиться на этих мыслях о силе, могуществе, богатстве, славе. Какие бы блестящие картины ни представляло мне воображение, не могу я долго любоваться ими, и тотчас опускается пред глазами моими завеса, их скрывающая. Начну я за здравие и сведу всегда как будто за упокой, отвлекая свой мысленных взор от дальнего горизонта к настоящей минуте! Не сила, не могущество, не слава, не Европа, не Азия, не золото и серебро, не камни самоцветные нам нужны, дороги и важны! Нужны, дороги и важны сами мы себе, наше развитие, наше усовершенствование в страхе Божием, на поприще нравственности, наук, искусств, управления, общежития, возделывание тех десяти талантов, которыми в таком обилии наделил нас Бог и с коих потребуется лихва. Мы не только не печемся о них, не только зарываем их, но расточаем, умышленно, губим и уничтожаем святые дары, считаем опасными, все под влиянием внешней политики, о чем я представлю свои мысли в следующем, последнем письме, чтоб разделаться, наконец, с этим несчастным вопросом, который совершенно случайно отвлек меня от моей Истории, воспламенил мое воображение, а потом целый год давил по ночам, как домовой, и мерещился в глазах беспрестанно по дням, как противное привидение, так что я начал уже боятся, чтоб не сойти с ума.