Огромный плот с нарядной палаткой покачивался на волнах Немана, а два императора, говоривших в этот день на одном языке, неторопливо делили карту Европы. Прекратили свою чугунную дискуссию орудия, передав слово дипломатам. На какое-то время. Спокойствие реки, в одночасье ставшей пограничьем, проецировалось на древние обводы Золотого Рога – мир пришел и в Османскую империю. Эскадра русского царя, подобно восковой пробке на кувшине оливкового масла закупорившая Дарданеллы, ушла, наконец, своей дорогой. И в изголодавшийся Стамбул потянулись груженные египетским зерном купеческие парусники. Народ мало-помалу успокаивался: еще бы, ведь каждый продавец воды знал, что это новый молодой султан Мустафа IV, да продлит Всевышний его дни, помог французскому падишаху Наполеону заключить мир с Россией, иначе тот, без всякого сомнения, не справился бы. Война не прекращалась, но между турками и русскими было заключено победоносное перемирие, поскольку к лету 1807 г. есть в Стамбуле было почти нечего.

Его Императорское Величество Наполеон I, естественно, не подозревал об оказанной ему чести – предстать помощником самого́ великого султана, – поскольку имел достаточно забот и без него. Самый опасный враг, Россия, военными усилиями был сделан пусть и условным, но союзником. На честолюбие Александра I хоть и легла тень Тильзита, но внимание русского царя удалось перенаправить в сторону недоброжелательной Швеции. Военные успехи русских в отношении Турции удалось частично ограничить условиями подписанного перемирия. Положение России на Средиземном море после Тильзита было откровенно безрадостным. Несколькими росчерками высочайшего пера были нивелированы победы, успехи и усилия, восходящие еще к временам Ушакова. Согласно секретным статьям, французам передавался район Котора. Такая же участь была уготована и Ионическим островам, переходящим в «полную собственность и державное обладание» Императора всех французов. Александр I, хоть и морщась от досады, должен был признать короля Неаполитанского Жозефа Бонапарта, старшего брата императора, королем Сицилии. Фактически царь вынужденно соглашался с французской оккупацией Южной Италии, заранее одобряя вторжение на Сицилию.

Но хуже всего, конечно, пришлось населению Ионических островов, имеющих русское подданство. С виноватым видом их передавали под управление французов. Русский флот под командованием адмирала Сенявина, до этого момента безраздельно господствовавший в Эгейском море, лишался всех своих баз и вынужден был возвратиться в Россию. Сделать это в новых международных условиях, когда единственные союзники – Англия и король Обеих Сицилий Фердинанд IV – перешли в стан врагов.

На фоне целой горсти горьких пилюль, которую пришлось проглотить русской дипломатии, отрадным пунктом выглядело продолжавшееся пребывание войск Молдавской армии в Дунайских княжествах. Согласно многочисленным статьям Тильзитского мира, Россия обязывалась вывести свои вооруженные силы из Молдавии и Валахии. Однако в процессе оставления позиций и отхода к границам империи русские подразделения начали подвергаться многочисленным нападениям турецких иррегулярных отрядов. Этот факт был истолкован Александром как оскорбление чести русского оружия, и начавшим отступление войскам было приказано вернуться на прежние позиции. Наполеон, которому лояльность России была важнее каких-то совершенно незначительных для него княжеств, молчаливо согласился с такой диспозицией.

Умело направив северный вектор внешней политики царя в сторону Швеции, которую французы были готовы отдать (во всяком случае, на словах) хоть вместе со Стокгольмом, в ближневосточных вопросах наполеоновская дипломатия проявила себя мелочным скрягой. Из Петербурга неоднократно сигнализировали о крайней желательности передачи под контроль России Босфора и Дарданелл. Но Париж вел себя ровно так, как и сейчас поступает политик, которому в прямом эфире задали неудобный вопрос: было много слов о дружбе с Россией, о взаимопонимании, о согласовании и прочей риторики, но прямого ответа добиться не удавалось.

Наполеон был не против поделить Турцию, но не был готов отдать русским и Босфор, и Дарданеллы. Во всяком случае, французы были согласны только на один пролив, а уж никак не на два. На это практически прямо указывал посол в Петербурге, Арман де Коленкур. Стороны откровенно не доверяли друг другу, на словах исторгая любезности. Возможно, при других обстоятельствах и при более гибкой позиции Франции Наполеону удалось бы заручиться более тесной поддержкой Александра и обеспечить его невмешательство в европейские дела. И передача столь важных для русской стороны ворот из Черного в Средиземное море была бы более чем разумной и справедливой платой за то, чтобы не услышать хоровое исполнение соловья-пташечки где-нибудь в долине Рейна. Однако в реалиях тех лет Россия и Франция оказались временными и к тому же недоверчивыми попутчиками в дилижансе мировой истории. Наполеон все больше запутывался в своих европейских делах: сколачивать империю было делом трудным, а удерживать ее под контролем – почти непосильным. Под ослепительным солнцем Кастилии и Андалусии тускнело золото имперских орлов, от беспощадного свинца гверильясов, жары, болезней и бесполезных усилий таяли закаленные в боях батальоны. Континентальная блокада, к поддержанию которой столь ревностно стремился Наполеон, разоряла не только английских купцов и банкиров, но и убивала внутриевропейский рынок. Щедро подпитываемая английским золотом, Австрия выправляла погнутый в недавних неудачах штык, дабы воткнуть его в спину увязающей в испанском кровавом болоте Франции. А еще была многочисленная и шумная родня императора, жаждущая денег и титулов, склочная и интригующая друг против друга, уже самим фактом своего существования создающая большую проблему.

Несмотря на то, что Александр с полного одобрения своего французского партнера вплотную занялся традиционно недружественной Швецией, чтобы на обозримое будущее отодвинуть границу от Петербурга и избавиться от неудобного соседства, остававшийся нерешенным ворох проблем в отношениях с Турцией не исчез из высоких столичных кабинетов. Тем более что сама Блистательная Порта была далека от внутреннего спокойствия и умиротворения.

Переворот в Стамбуле. Забуксовавшая дипломатия

Итак, ни Россия, ни Турция не были удовлетворены положением перемирия. Русские, добившись значительных успехов на Балканах, и благодаря действиям эскадры Сенявина, справедливо желали продолжения удачно начавшейся кампании, ибо, как говаривал король Пруссии Фридрих II, не вырубленный до конца лес прорастает. Турки же традиционно жаждали реванша. Переговоры о полноценном мире, ведущиеся при французском посредничестве в Париже, были прерваны, поскольку Наполеон отбыл в Испанию, где его присутствие являлось большей необходимостью. В начале 1808 г. переговоры были возобновлены, причем турецкую сторону представлял влиятельнейший сановник, паша Рущука, Мустафа Байрактар.

Паша не принадлежал к типичному представителю высшего оманского руководства и чиновничества, главное радение и беспокойство которых крутилось вокруг размера преподносимых официально и неофициально подарков, а также количества и качества личного состава собственного гарема. Мустафа Байрактар был незаурядной личностью и понимал, что без реформ Османская империя обречена на быструю деградацию и распад. С началом русско-турецкой войны он был назначен на ответственный пост командующего Дунайской армией. После свержения и заточения под домашний арест Селима III в конце 1807 г. паша организовал в Стамбуле некое общество единомышленников, получившее неофициальное название «Рущукские друзья». Это был в современном понимании политический кружок, куда входили сторонники свергнутого Селима III, приверженцы реформаторского курса. Молодой султан Мустафа IV не обладал, по мнению рущукского паши, чертами характера, необходимыми для вывода страны из политического, военного и экономического тупика. Власть правительства была откровенно слаба, в армейской среде Мустафа IV популярностью не пользовался. Оппозиция, опираясь на штыки и ятаганы, постепенно набирала силу – в июле 1808 г. Байрактар во главе преданных ему войск вошел в Стамбул и смиренно вынудил перепуганного Мустафу IV назначить его на место, более всего похожее на пост генералиссимуса. Рущукский паша становится фактически командующим всеми вооруженными силами империи. Отчетливо понимая, в какую сторону дует все более дурно пахнущий ветер, и наблюдая, как стремительно пустеют ряды вчерашних друзей и соратников, перебегающих на сторону имеющего реальную власть Байрактара, султан отдает приказ задушить политзаключенного Селима III и для верности – его молодого брата Махмуда. Селим был убит, а вот его брату повезло больше: от расходной команды ему удалось спрятаться в топке бани.

Прознав о намерениях Мустафы IV узаконить власть не совсем законными методами, рущукский паша приступил к решительным действиям. Султанский дворец был взят штурмом, Байрактар арестовал султана, а обнаружив перепуганного юношу Махмуда, экстренно – от греха и смуты подальше – провозгласил его султаном под именем Махмуда II. Тридцатый по счету правитель империи был вторым сыном набожного и тихого царственного затворника, Абдул-Хамида I и его четвертой жены, предположительно француженки по происхождению, Накшидиль. Мать Махмуда II, оказавшая огромное влияние на политические и государственные взгляды своего сына, осталась в истории Турции личностью загадочной и легендарной. Согласно одной из гипотез, под именем Накшидиль в гареме султана находилась дочь плантатора с Мартиники Эме дю Бюк де Ривери, приходящаяся дальней родственницей Жозефине де Богарне, первой жене Наполеона и французской императрице. Де Ривери воспитывалась в монастыре сестер-кармелиток, летом 1788 г. на корабле покинула Францию и с тех пор считалась без вести пропавшей. Предполагается, что корабль был захвачен берберийскими пиратами, а сама француженка оказалась в конце концов в султанском гареме. Известно также, что мать Махмуда II была прекрасно образованна, свободно разговаривала на французском языке и привила своему сыну интерес и любовь к европейской культуре.

Молодой султан сразу понял, к чьим советам надо прислушиваться, чтобы избежать шелкового шнурка. Был официально взят курс на реформы, в первую очередь в армии, которую было решено привести к европейскому образцу. Традиционная опора престола, янычарский корпус, уже не представлял той несокрушимой силы, которой был раньше, являясь, по большому счету, архаичным пережитком и своего рода памятником времен величия Османской империи. Янычары были полностью перевооружены новейшим стрелковым оружием европейского производства, получили новую униформу. Обширность и глубина перемен неприятно поразила султанскую гвардию, что вскоре вылилось в очередной мятеж.

В ноябре 1808 г. в Стамбуле произошла очередная попытка переворота. На этот раз заговорщики-традиционалисты, опираясь на недовольство янычар, попытались вернуть на трон продолжавшего находиться в заключении Мустафу IV, однако со свергнутым правителем поступили не менее жестоко, чем тот действовал в отношении своего кузена. Нравы при султанском дворе традиционно не отличались гуманизмом и милосердием, поэтому по приказу Махмуда II его предшественник был задушен. Мятеж удалось подавить, подозрительно засуетившихся поместных правителей привести к покорности либо казнить. Рущукский паша Мустафа Байрактар не пережил очередного переворота – он погиб в своем собственном дворце, подожженном восставшими янычарами. Тем не менее курс на реформы был продолжен.

Переговоры с Россией, идущие ни шатко ни валко, после переворота в июле 1808 г. были прерваны. Махмуд II желал возобновления военных действий, несмотря на увещевания рущукского паши, считавшего, что в военном отношении Турция пока что к войне не готова. Переговорный процесс приобрел новый импульс после новой встречи Наполеона и Александра в Эрфурте, однако со смертью в ноябре 1808 г. Мустафы Байрактара откровенно затормозился. Турция заняла упрямую и бескомпромиссную позицию по ряду вопросов, в первую очередь военных, что для русской стороны являлось совершенно неприемлемым. Стамбул пошел на прямое сближение с Австрией и Англией – с последней даже был заключен союз. В Европе все больше стало попахивать очередной войной, позиция турок становилась все более безапелляционной, пока, наконец, 29 марта 1809 г. не был издан султанский фирман, объявляющий России войну.

Возобновление боевых действий

Заключение мира с Наполеоном, пусть вынужденного и далеко не самого выгодного, позволило Александру I постепенно сосредоточить на Дунае почти 80-тысячную группировку. 68-летний русский командующий, усмиритель Пугачева И. И. Михельсон, к этому времени скончался в Бухаресте, а на его место был назначен 76-летний генерал-фельдмаршал князь А. А. Прозоровский. Мотивы назначения военачальника возраста более чем почтенного, особенно на фоне молодых наполеоновских маршалов, понять непросто. Лев Толстой на страницах «Войны и мира» устами одного из персонажей с едкой иронией объясняет это так: «Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно — главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть решительнее, если бы главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего». В общем, выбрали того, который постарше. Возможно, царь имел основания остерегаться молодых амбициозных генералов, которые могли снискать славу победителей и по популярности обойти государя, чьи военно-политические «акции» после Тильзита и Эрфурта сильно упали. Ряд историков, например, Тарле и Манфред, указывают на то, что царь неоднократно получал анонимные письма, где в прозрачных намеках указывалось на большую вероятность повторить судьбу отца в случае продолжения дружбы с Наполеоном. Поэтому, быть может, царь, нуждаясь в таких людях, в то же время опасался их.

Все же в помощники князю Прозоровскому был направлен почти молодой на его фоне 64-летний Михаил Илларионович Кутузов. Русский план войны был сравнительно прост и эффективен: овладеть турецкими крепостями на Дунае, форсировать эту водную преграду, выйти на Балканы, разгромив турецкую армию, и вынудить Османскую империю к выгодному для себя миру. К большому сожалению, к этому времени в Эгейском море уже не было эскадры адмирала Сенявина, так удачно и, главное, результативно блокировавшей турецкую столицу. Силы Черноморского флота были ограниченны по своей численности и не были готовы для завоевания господства на море.

В конце марта 1808 г. корпус Кутузова выступил из Фокшаны к крепости Браилов, где находился 12-тысячный турецкий гарнизон, располагавший 205 орудиями. 8 апреля корпус подошел к стенам крепости, однако, проведя рекогносцировку и анализ вражеских укреплений, Кутузов пришел к выводу, что имеющихся под его началом сил недостаточно для штурма. Его корпус не располагал осадной артиллерией и имел в наличии всего 30 полевых и 24 легкие пушки конной артиллерии. О своих выводах Кутузов доложил Прозоровскому, однако тот не отменил своего решения и сам прибыл под Браилов, чтобы лично командовать войсками.

Русская армия приступила к планомерной осаде турецкой крепости: началось строительство укреплений и батарей. 11 апреля под Браилов прибыл осадный парк, по Дунаю подтянулись 19 вооруженных баркасов Дунайской флотилии. 17 апреля произвели планомерную бомбардировку, а в ночь с 19 на 20 была предпринята попытка штурма. Операция не задалась с самого начала – сигнал к атаке по ошибке был отдан на четыре часа раньше. Русские войска понесли весьма ощутимые потери: почти 2,5 тыс. убитыми и столько же ранеными. Неудача весьма огорчила Прозоровского, который, по свидетельству очевидцев, впал в полную ипохондрию. Тем не менее, восстановив душевное спокойствие, князь возложил всю вину за неудачную атаку на Кутузова. В итоге Михаила Илларионовича отстранили от командования корпусом и назначили Виленским губернатором. В начале мая Прозоровский снял осаду с Браилова и почти два месяца бездействовал.

В это время в Сербии продолжалось восстание под руководством Карагеоргия. Воспользовавшись пассивностью русского командования, туркам удалось перебросить в Сербию более 70 тыс. войск и нанести восставшим ряд существенных ударов. Только в конце июля Прозоровский форсировал Дунай – русские войска заняли турецкие крепости Исакча и Тульча.

9 августа князь Прозоровский скончался в полевом лагере за Дунаем, новым командующим был назначен генерал от инфантерии князь Багратион. Эту должность князь получил не просто так, а при некоторых пикантно-скандальных обстоятельствах. При дворе получил огласку роман героя войны с французами и 18-летней великой княжной Екатериной Павловной, сестрой императора. Чтобы нейтрализовать возникший амурный кризис (Багратион был женат), великую княжну срочно выдали замуж за двоюродного брата, герцога Георгия Ольденбургского, а Багратиона отправили подальше от столицы – к Прозоровскому в Молдавскую армию. 25 июля 1809 г. генерал прибыл в ставку, и вскоре пожилой командующий сдал командование естественным образом.

Первой операцией русской армии под руководством Багратиона стала осада крепости Мачин. 14 августа русский отряд, которым командовал генерал-лейтенант Е. И. Марков, в составе 5 тыс. человек при 30 орудиях подошел к крепости. 16 августа была начата бомбардировка, а 17 числа подошли корабли русской Дунайской флотилии. Трезво взвесив свои шансы на успех, на следующий день турецкий гарнизон капитулировал.

В конце августа пятитысячный отряд генерала Засса приступил к осаде Измаила, где был расположен 4,5-тысячный турецкий гарнизон, располагавший более 200 орудиями. Начался ежедневный обстрел крепости, к которому вскоре присоединилась и Дунайская флотилия. 13 сентября комендант Измаила Челиби-паша предложил начать переговоры о сдаче, и на следующий день русские войска овладели этой мощной крепостью, в которой были взяты внушительные трофеи в виде орудий, кораблей турецкой гребной флотилии и больших запасов пороха и ядер. Гарнизон по условиям сдачи уходил на турецкую сторону.

Тем временем 4 сентября 1809 г. Багратион нанес решительное поражение противнику под Расово, заставив отступить 12-тыс. турецкий корпус, а 11 сентября приступил к осаде крепости Силистрия. Вражеский командующий великий визирь Юсуф-паша был вынужден перевести свою армию на правый берег Дуная и отозвать значительный контингент из Сербии. В начале октября турки смогли сосредоточить под Рущуком около 50 тыс. человек, которые готовились к броску под Силистрию. Между русскими и турецкими кавалерийскими соединениями происходили боестолкновения. Багратион получил сведения, что от Рущука движется великий визирь с большой армией, в то время как сам он располагал не более 20 тыс. человек. Это и другие обстоятельства, в частности, все более усиливающаяся нехватка провианта, вынудили Багратиона снять осаду Силистрии и отойти на левый берег Дуная. Это событие дало повод Александру I отстранить князя от командования. Хотя сложные отношения с корпусными командирами – Милорадовичем и Ланжероном – сыграли гораздо более ощутимую роль в новой кадровой перестановке. Граф Ланжерон, французский эмигрант, был давно замечен в увлеченности интригами. С Милорадовичем у Багратиона был личный конфликт, в том числе из-за не совсем сдержанного поведения Милорадовича в Бухаресте. В январе 1810 г. Багратион добился его отзыва, но уже в феврале его самого отправили отдохнуть от трудов на два месяца. Четвертым по счету командующим Молдавской армией стал генерал от инфантерии Н. М. Каменский второй, сын того самого «осьмидесятилетнего» фельдмаршала М. Ф. Каменского.

Кампании 1810 и 1811 гг. и окончание войны

Планом кампании на 1810 год предусматривалось овладение Шумлой, а при благоприятных обстоятельствах Рущуком и Силистрией. В мае 1810 г. главные силы армии переправились через Дунай и приступили к осаде Силистрии. 30 мая крепость капитулировала. Наступление русской армии продолжилось – вскоре Каменским был окружен и осажден Рущук. Попытка плохо подготовленного штурма 22 июля 1809 г. не увенчалась успехом и стоила русской армии значительных потерь. Для деблокирования Рущука была направлена 30-тысячная армия Кушанец-паши. В начале августа турки заняли позиции у небольшого местечка Батин. Каменский подтянул сюда же около 21 тыс. своих войск и 25 августа атаковал неприятеля. Активную помощь своей армии оказывала русская дунайская флотилия. Попытка вылазки рущукского гарнизона была нейтрализована войсками генерала И. Н. Инзова. Кровопролитное сражение продолжалось до вечера, и в конце концов турки начали отступление – их активно преследовала конница. Турецкий редут, где укрепился один из вражеских военачальников Ахмет-паша и более 500 турок, оказывал сопротивление еще почти сутки, после чего окруженный противник сложил оружие. Общие потери деблокирующей армии оценивались в 5 тыс. убитых и раненых, у русских выбыло из строя 1,5 тыс. человек. После этого сражения гарнизон Рущука капитулировал. Каменскому Александр I пожаловал орден Андрея Первозванного. В ноябре 1810 г. Каменский, оставив сильные гарнизоны в занятых крепостях, отвел армию на левый берег Дуная, на зимние квартиры.

Начало кампании 1811 г. проходило во все более ухудшающейся международной обстановке. Все более прохладными и настороженными становились отношения с Францией. Все больше ширились слухи о скорой войне с Наполеоном. Англия, продолжавшая, с одной стороны, формально находиться в состоянии войны с Россией, а с другой, являясь союзником Турции, – помогала Махмуду II деньгами, на которые султан не только воевал с русскими, но и подавлял восстание сербов. Затянувшуюся войну с турками надо было заканчивать в быстром темпе, и для этой цели нужен был толковый, энергичный и, главное, способный полководец. Такой человек, по счастью, у Александра I был. Михаилу Илларионовичу Кутузову приказали оставить хлопотное руководство Виленским генерал-губернаторством и отправляться командовать Молдавской армией. Кутузов был уже пятым на этом беспокойном посту, про который в петербургских салонах вовсю сочиняли забавные анекдоты.

7 апреля 1811 г. Кутузов прибыл в Бухарест и принял командование. Задача нового командующего осложнялась многими факторами, в первую очередь из-за значительного сокращения имеющихся в его распоряжении сил. На западную границу было переброшено пять дивизий из состава Молдавской армии, и теперь она насчитывала едва ли больше 40 тыс. человек. Турецкая группировка великого визиря Ахмеда-паши, совладать с которой предстояло Кутузову, превосходила его армию вдвое и насчитывала 80 тыс. человек. Русские войска были к тому же сильно размазаны по театру военных действий – часть из них прикрывала переправы через Дунай, часть располагалась в гарнизонах.

Кутузов решил собрать свои силы в кулак и, дождавшись наступления Ахмеда-паши, нанести ему решительное поражение. Укрепления Силистрии и некоторых других крепостей были срыты, гарнизоны выведены, а основные силы русской армии сосредоточились между Бухарестом и Рущуком. В начале июня 1811 г. турецкая армия Ахмеда-паши подошла на 15 км к Рущуку, где и стала лагерем. Узнав о приближении противника, Кутузов скрытно от турок переправил свои силы на правый берег и занял позиции в 5 км южнее Рущука. У русских было около 16 тыс. человек при 114 орудиях против без малого 60-тысячной турецкой армии, имевшей, правда, только 78 орудий. 22 июня 1811 г. войска Ахмеда-паши при поддержке артиллерии атаковали русскую армию. Однако атаки противника были плохо организованы – беспорядочный натиск турецкой кавалерии был отбит русской пехотой, выстроенной в батальонные каре. Сражение длилось почти 12 часов, после чего не добившиеся успеха турки были вынуждены отойти в свой лагерь. Русские потеряли около 500 человек, противники более 4 тысяч. Вскоре после сражения Кутузову стало известно о возможной переправе 20-тысячной армии Исмаил-бея у Видина и вторжении в Малую Валахию. 27 июня русские оставили Рущук, который покинуло и местное население. Взорвав все укрепления, Кутузов перешел на левый берег Дуная.

Операция Исмаил-бея у Видина не удалась – русский отряд сорвал попытку переправы. Узнав об этой неудаче и совершенно ошибочно считая, что отход Кутузова на левый берег вызван слабостью его армии, Ахмед-паша начал 28 августа переправу своей армии через Дунай. Это вполне входило в планы русского командования – окружить и разгромить турок. 1 сентября на левом берегу было уже около 40 тыс. вражеских солдат и 56 орудий. Остальные 20 тыс. оставались пока что на правом берегу, в главном лагере. Переправившаяся пехота возвела ретраншемент, вырыла полевые укрепления. Пока турки обустраивались, Кутузов подтянул к месту предстоящих событий 37 тыс. человек при 133 орудиях. Сообщению между лагерями противника начала активно мешать Дунайская флотилия.



План русского командующего заключался в том, чтобы главными силами сковать турок на левом берегу, а частью сил скрытно форсировать Дунай, ударить с тыла и разгромить врага. Для осуществления обходного маневра выделялся корпус генерала Маркова: 18 батальонов пехоты, 10 эскадронов, 2 казачьих полка и 47 орудий. В ночь на 1 октября Марков скрытно от турок (разведка у Ахмеда-паши была организована из рук вон плохо) переправился на левый берег в 6 км от турецкого лагеря. Утром 2 октября русские перешли в наступление и вскоре ворвались в главный вражеский лагерь. Для Ахмеда-паши это оказалось полной неожиданностью. Войска, находящиеся тут, не смогли организовать сопротивление и в панике разбежались. Марков, установив свои орудия и добавив к ним трофейные, наладил вскоре обстрел турецких позиций на правом берегу. 40 тыс. турок оказались фактически полностью окружены.

Начались постоянные бомбардировки, к которым присоединилась и Дунайская флотилия. Вскоре в блокированной армии начался голод, сопровождаемый массовым падежом лошадей. 5 октября великий визирь, бросив окруженную армию, бежал из котла на лодке. Через некоторое время Ахмед-паша предложил Кутузову начать переговоры о перемирии. Кутузов медлил с ответом, заявляя, что ему нужен полноценный мирный договор, кроме того, время явно работало на него. Информация о надвигающейся катастрофе оперативно достигла самых высоких турецких инстанций, и 13 октября между сторонами был подписано перемирие. Начались длительные переговоры о заключении мира.

Потери окруженной группировки за август-октябрь составляли 23,5 тыс. убитых, умерших и раненых и около 12 тыс. пленных. Переговоры в Бухаресте шли довольно трудно. С одной стороны, России в преддверии войны с Наполеоном нужно было освободить руки, с другой – на турок давила Франция, не желавшая окончания войны. Наконец, 5 мая 1812 г. в Бухаресте был подписан мирный договор. К России отходило междуречье Прута и Днестра – Бессарабия. Теперь граница между империями проходила по реке Прут. Молдавия и Валахия оставалась в составе Порты, но со всеми привилегиями, закрепленными Ясским мирным договором 1791 г. Широкую автономию получила Сербия. Заключение мира состоялось вовремя и пришлось весьма кстати. Колоссальных размеров армия двунадесяти языков уже готовилась перейти Неман, а невысокий человек уже склонился к карте с трудно произносимыми для иностранца названиями. До «грозы двенадцатого года» оставалось чуть больше месяца.