Я родился в 1910 году. Другими словами, я застал царскую Россию в продолжении моих первых семи лет. Я помню ее в деталях, а главным образом помню ее дух. Я не могу точно описать, что я чувствовал и что осталось в глубине моей души. Но я только знаю одно, что в царское время все было спокойно и благочестиво. Бывало, выйдя в сад, слышишь перезвон церковных колоколов. Так хорошо и сладко было на душе, будто небо спускалось на землю и чувствовался непонятный, глубокий мир. Запомнил я все это скорее не просто памятью, а сердечной памятью.
Нам, «благородным» детям, было запрещено самим ходить на улицу. По улице бегают только хулиганы, и мы не могли смешиваться с этими мальчишками, т.к. мы были дворянского рода. В России это разделение было очень четкое и никто на это не обижался. Это был неписаный закон. Для нас, конечно, это был соблазн - раз запрещено, то туда и тянет. Бывало, выглянув на улицу, смотришь на людей и экипажи и т.д. Так вот раз, в воскресенье утром, я открыл ворота, и навстречу шла бабушка, которая за ручку держала маленькую девочку, наверное, свою внучку. Теперь я понимаю, что они шли в церковь на раннюю литургию. Мы с девочкой долго махали ручками друг другу. В саду были разные уголки, среди кустов и клумб, куда можно было забраться, спрятаться. Вот, присев в таком месте, переживаешь сам не знаешь что, скорее мир и тишину.
Мое самое дорогое воспоминание, это приезд Государя Николая II и Его семьи в Севастополь. Это был настоящий праздник. Во всех домах были вывешены флаги. В воздухе чувствовалось общее волнение. Я помню как Государыня и ее дочери шли из собора в больницу. У младшей Анастасии все время падал чулок и она его все время тянула. Меня держал на плечах солдат, и я крикнул ей: «Чулок падает, чулок падает!» Она в ответ посмотрела на меня, улыбнулась и помахала мне ручкой. Теперь она мученица за наши грехи.
Сам Государь в это время с наследником посещал крейсера. Пока Государь беседовал с офицерами, Царевич путешествовал с одного корабля на другой. Далеко было слышно «Ура! Ура!» матросов, которые приветствовали мальчика. Государь обратил на это внимание и, когда ему сказали, что происходило, он приказал Наследнику не отвечать. Бедный Алексей был страшно огорчен, когда на его приветствие морякам не последовало ответа. Он чуть даже не заплакал. Тогда все матросы ответили ему. После этого Государь приказал его привезти к нему и на этом дело кончилось.
Я помню эту незабываемую разницу, когда грянула революция. Все переменилось. Небо изменилось. На всех напал мистический страх. Все потеряли душевный мир. Все стали вести себя раздражительно. Появились новые песенки, которых мы никогда не слыхали раньше, и настолько пошлые, что я даже не стану их передавать, настолько все это противно, настолько это все низко и пошло. Вообще пошлость появилась повсюду. У меня была няня, с которой я часто ходил в город. В этот день няня шла на почту и я с ней. В то же самое время по той же улице шла красная, большевицкая манифестация и пели песенку: «Вставай, подымайся рабочий народ...!» Когда они проходили мимо нас, я вцепился в юбку няни и со страхом проговорил: «Няня, няня, смотрите, они все злые, они все злые!» Это было видно по их глазам. Это было видно по их походке. Это, вообще, уже были не люди, а злодеи. Ребенок это понимает своим сердечным, проникновенным умом. Всегда нужно быть осторожным с детьми, т.к. они понимают гораздо больше, чем мы думаем. У детей это чутье исчезает по мере того как они растут и входят в жизнь, но очень ценная вещь пока она в них существует. Так у меня и у моей сестры было это, если можно назвать, «различие духов».
У нас в доме очень часто устраивали вечера, на которые приглашались офицеры с их женами и т.д. Нас детей всегда старались уложить спать, но это, конечно, не удавалось, т.к. нас интересовали больше гости и угощение, чем сон. Мы, глядя на гостей, давали им клички, и настолько тонко, что просто, можно сказать, не в бровь, а в глаз. Был один довольно полный морской офицер, которого мы прозвали «бумчиком». Мы его очень любили, несмотря на то, что мы были уверены, что именно он проломил у нас одно кресло. Вообще мы такое делали часто и очень удачно, настолько удачно, что мама удивлялась, говоря: «Откуда это у вас?».
Русская революция была восстанием русского хама. Я помню, что было опасно в то время интеллигентному лицу появляться на улице. Ходили банды черноморских матросов, которых объявили «героями революции», потому что революция началась именно матросами Черноморского флота. Люди, принадлежащие к интеллигентному, ученому классу, выходя на улицу, одевали на себя грязные кепки, самые изношенные костюмы. Все это делалось, лишь бы не казаться интеллигентными людьми. Помню как мой дядя у дворника взял грязную кепку, дырявый, заплатанный пиджак и только в таком виде рискнул выйти на улицу.
Меня хорошо воспитывали. У нас было женское царство: бабушка, мама, ее сестра (тетя Жука), няня, кухарка, горничная и моя сестра. Бабушка была старая генеральша. Она была вдова жандармского генерала Стопчанского, который служил на Кавказе и, будучи там, изучил все их языки и был ценным человеком. Бабушка в свое время окончила Смольный институт, и в один прекрасный момент ее судьба направила ее на Кавказ, где она должна была воспитывать кавказских девушек, которые до этого момента не умели, якобы, себя вести благородно. Тут бабушка встретила и вышла замуж за будущего генерала Стопчанского. У них было много детей, рассеянных по всей России. Когда дедушка умер, то его положили в двойной гроб и ждали, пока вся семья не соберется на похороны. Бабушку все любили и, главное, уважали. Это была «матрона» всей семьи. К ней раз в году приезжали все сыновья, конечно с подарками, которых мы с сестрой очень ожидали.
Бабушка окончила Смольный с отличным знанием немецкого языка (из этого института выпускали девиц, непременно дворянок, каждая из которых, по их выбору, должна была свободно говорить и свободно писать на одном из европейских языков, т.е. по-немецки, французски или английски). Однажды, когда немцы оккупировали Севастополь, к бабушке пришел наш дворник с просьбой пойти поговорить с немцами, которые расположились в нашем дворе. Бабушка выпрямилась во весь свой рост и твердым голосом сказала: «Я с врагами моего Императора не разговариваю». Этим она показала, что в ее сердце Император был еще жив, несмотря на то, что большевики его убили. На этом дело закончилось.
К тому времени война с Германией почти совершенно прекратилась и немецкая армия дошла до самого Крыма. Фактически именно немцы спасли нас от большевиков, которые назначили Варфоломейскую ночь для полного уничтожения всего культурного и образованного русского класса. Они приказали также убивать и детей, которые, по их словам, будут им, коммунистам, мстить, когда вырастут. Нас детей прятали в сараях и подвалах. В одно прекрасное утро мы услыхали пушечную пальбу и через некоторое время, к нашему великому удивлению, мимо нашего дома начали проезжать солдаты на велосипедах. Это оказались немцы, которые оккупировали Севастополь. Таким образом, большевики бежали, спасая свою собственную шкуру. Рядом с нашим домом была немецкая кирха, в которой, с помощью их священника, скрывалось около 20-ти русских офицеров.
Да, Севастополь мой родной город и я его знаю вдоль и поперек. Мы жили на Чесменской улице, номер 55. Это одна из главных улиц города и тянется от Графской пристани до Исторического бульвара. На Крещение на Графской пристани освящали воду и в это время крейсера стреляли холостыми снарядами для того, чтобы привлечь общее внимание к этому большому празднику. Исторический бульвар был замечательный. Там красовалась знаменитая панорама Крымской кампании. Рядом с панорамой был так называемый гриб-боровик, который был сделан из железобетона и который был настолько огромный, что когда шел дождь, под него прятались люди.
Раз в году после Рождества, морские офицеры в морском собрании устраивали елку для своих детей. Это было незабываемое событие. Там было три больших зала. В первом зале было только угощение, пирожные, конфеты и т.д. В следующем зале был театр. Постановка была «Красная Шапочка». В последнем зале стояла огромная елка. Были игры для детей и беспроигрышная лотерея. Одна сторона была для мальчиков, а другая для девочек. Высокие полки ломились от подарков, и от каждого подарка шла длинная веревочка, которая входила в общую кучу. Каждый ребенок имел право потянуть за любую веревочку и получить тот приз, к которому привязана его веревочка. Один из призов был корабль, и мне очень хотелось его получить. Конечно, это не вышло, но зато я выиграл очень красивые кегли, изображающие 12 богатырей, и два шара, чтобы их сбивать. Для сестры, которая, как всегда, была больна, я вытянул куклу, негритянку. Во всем этом чувствовалась бесконечная широта, присущая России, но в скором времени на наше отечество начали надвигаться грозные тучи революции и медленно, но верно, все начало меняться к худшему.
Еще вспоминается интересный момент. Приехали из города моя мама и ее сестра. Они ездили в город для того, чтобы купить там всякие «утешения» к чаю. Уезжая, сказали кухарке поставить самовар. Вернувшись домой, мама и тетка занялись приготовлением чая и небрежно бросили газету на стол. Я точно помню как бабушка, надев очки, взяла газету и сказала следующие слова: «Это конец России!». На передовой странице крупными буквами было написано, что Государь отрекся от престола. Когда она сказала эти слова, я прижался к ней и на меня напал мистический страх. Бабушка, как вдова старого русского генерала, просто дышала Россией и, конечно, все правильно понимала. Она редко выражала свои чувства, но когда говорила, то попадала не в бровь, а в глаз.
Вот Вам старая Россия, а что сейчас? Были мужчины и женщины высоких принципов. Их сломить было невозможно. Их можно было только убить, и этим и кончалось. Это была настоящая Россия, и коммунисты уничтожили 60 миллионов лучших русских людей. Этого история не забудет. |
