* * *
Геноцид Русского населения в Галичине в годы Первой мировой войны, в организации которого «украинцы» сыграли решающую и роковую роль, до сих пор остается в числе тех исторических тем, открытое и правдивое обсуждение которых непременно наталкивается на некое негласное табу. И сегодня, сто лет спустя, данное преступление «украинцев» так и не получило адекватного отражения ни в Русской исторической науке, ни в Русском национальном сознании. Между тем, непосредственные свидетели, а также оставшиеся в живых жертвы этой чудовищной бойни единогласны в указании на ее истинных виновников. Крупный общественный деятель Галицкой Руси той эпохи И.И.Терех (1880-1942), прямо указывал на организаторов массовых убийств Русских галичан:
«В самом начале этой войны австрийские власти арестуют почти всю русскую интеллигенцию Галичины и тысячи передовых крестьян по спискам, вперед заготовленным и переданным административным и военным властям украинофилами (сельскими учителями и “попиками”)… Арестованных вывозят в глубь Австрии в концентрационные лагеря, где несчастные мученики тысячами гибнут от голода и тифа… В отместку за свои неудачи на русском фронте улепетывающие австрийские войска убивают и вешают по деревням тысячи русских галицких крестьян. Австрийские солдаты носят в ранцах готовые петли и где попало: на деревьях, в хатах, в сараях, — вешают всех крестьян, на кого доносят украинофилы, за то, что они считают себя русскими. Галицкая Русь превратилась в исполинскую страшную Голгофу, усеялась тысячами виселиц, на которых мученически погибали русские люди только за то, что они не хотели переменить свое тысячелетнее название»…
Совершенно определенно на подлую роль «украинцев» в массовом убийстве Русских людей в Галиции указывает и предисловие к первому выпуску «Талергофского альманаха», составленного из воспоминаний уцелевших жертв
геноцида:
«В то время как насилия и террор в Бельгии или других странах всецело объяснимы одним фактом — войной, здесь в отношении Прикарпатской Руси этого недостаточно. Война тут была лишь удобным предлогом. В этом и заключается выразительная особенность нашей мартирологии … Часть карпато-русского народа, среди тяжелых страданий, несла на алтарь свой общей Родины – родной Руси – свою жизнь, а другая – творила позорное и лукавое дело сознательного братоубийцы Каина… Роль этих народных предателей, так называемых “украинцев”, в эту войну общеизвестна. Детеныши национального изменника русского народа из-под Полтавы, вскормленные под крылышком Австрии и Германии, при заботливом содействии польской администрации края, в момент войны Австрии с Россией, то есть в знаменательный в истории русского народа момент собирания исконно русских земель на Западе, сыграли мерзкую и подлую роль не только в отношении России и идеи всеславянского объединения, став всецело на стороне Австро-Венгрии, но в особенности в отношении бесконечных жертв австро-мадьярского террора и насилия над карпато-русским населением…
Прикарпатские “украинцы” были одними из главных виновников нашей народной мартирологии во время войны. В их низкой и подлой работе необходимо искать причины того, что карпато-русский народ вообще, а наше русское национальное движение в частности, с первым моментом войны очутились в пределах Австро-Венгрии вне закона, в буквальном смысле на положении казнимого преступника»… Здесь же говорится и о том, что «украинцы» выступали не только в роли доносчиков, но нередко брали на себя и функции непосредственных палачей Русских галичан: «Прежде всего, и больше других они виновны … не только как косвенные виновники, побуждавшие австро-мадьярское правительство путем клеветнических доносов к жестокой физической расправе над русским населением Прикарпатья, но тоже как непосредственные участники этого насилия. В нашей мартирологии нередки случаи физического издевательства и террора, чинимых многими из наших так называемых “украинцев”… Русское крестьянское население юго-восточной части Галичины хорошо помнит их кровавые насилия из-за национально-культурных убеждений; и тут виновники мучений и мучители выступают уже в одном партийном лице»…
Общее количество погибших в результате организованного «украинцами» геноцида Русских в Галиции оценивается в 60 тысяч человек. Десятки тысяч прошли через специально созданные австрийцами концлагеря, наиболее крупные из них ТЕРЕЗИН и ТАЛЕРГОФ.
…Первые же дни войны ознаменовались арестом руководителей и активистов Русских общественных организаций: «Общества им. Качковского», «Народного Дома», «Русской Рады», «Общества русских дам» и целого ряда других. «Москвофилы», «русофилы» — так с подачи «украинцев» клеймили тех Русских людей, кто не отказался в эту трагическую годину от своего национального имени, не согласился подменить его украинской кличкой. Со всей Галичины их свозили во львовскую тюрьму «Бригидки», многих тут же по приговору военно-полевого суда казнили, в их числе немало священников. Но это было лишь началом кровавого террора. Узник Талергофа Ст.Пехник свидетельствует:
«Уже в начале августа 1914 года, во время первой австрийской мобилизации, стали галицкие украинофилы распространять заведомо ложные и нелепые слухи о том, что война вызвана “москвофилами”, написавшими к русскому царю прошение об освобождении их от австрийского гнета, что там где-то за десятыми горами австрийская полиция уже поймала множество шпионов “москвофилов” и т.п. На людей русских убеждений посыпались со всех сторон угрозы и доносы, которые встретили весьма благоприятную почву»43… Другой очевидец, находившийся в это время во Львове, сообщает, что количество доносов со стороны «украинцев» достигало просто чудовищных масштабов: «Знакомый фельдфебель, приделенный к канцелярии штаба корпуса, сообщил мне, что мазепинцы прямо заваливают канцелярию письменными доносами. Знакомый почтовый чиновник рассказывал, что через его руки ежедневно проходили сотни открытых мазепинских писем приблизительно следующего содержания:
“Считаю своим гражданским долгом сообщить, что следующие лица… являют-
ся рьяными “русофилами”»…
Русских стали арестовывать тысячами, причем нередко по совершенно абсурдным обвинениям.
Крестьянина села Водники М.И.Зверка, старика 74 лет, арестовали и отправили в Талергоф по доносу односельчанина-«украинца» за то, что в свое время читал газету «Русское слово»… В первых числах августа 1914 г. был арестован и житель села Шоломыя М.К.Кузык. Доставленный в уездную тюрьму в Бобрке, он узнал, что «арестован по доносу односельчан, украинофилов П.Лобы и Гр.Болкота. Вменялось мне в вину сообщничество с православным священником Гудимой и с студенческой молодежью, и что будто бы ко мне часто приезжали из Львова неизвестные темные личности, вместе с которыми я составлял планы и пересылал их в Россию, а дальше, что я выписывал из России кукурузу и рис ( в 1913 г., во время страшного голода в Галиции. – С.Р.), распределял их в агитационных целях между крестьян. Донос был подписан обоими упомянутыми украинофилами и скреплен печатью сельского правления. Я, конечно, постарался защитить себя от взведенных на меня ложных обвинений. Я показал судебному следователю переводы и фактуры на кукурузу и рис, выписанные мною в 1913 году из Будапешта и Одерберга для распределения между голодающим населением. Должно быть, судебный следователь убедился в моей невиновности и отпустил меня домой». Тем не менее, на следующий день М.К.Кузык был снова арестован и отправлен в Талергоф…
Но часто не нужно было и повода, доноса любого «украинца» было вполне достаточно:
«Павел Авксентьевич Глебовицкий, настоятель прихода Лесная Слободка Коломыйского уезда, был арестован 18 августа 1914 года. После перевода в уездную тюрьму в Коломые был обвинен в государственной измене за мнимое подстрекательство крестьян против армии во время проповедей и исповеди. Ложные данные для обвинительного акта были представлены местными “украинцами”; следствие и разбирательство производилось в Мискольче, но все-таки военным судом о. Глебовицкий был оправдан, а потом уже в административном порядке отправлен в Талергоф, а затем в Посейм и Вейц в Штирии. Вернулся домой в 1917 году и умер в 1923 году. Сын его, Николай Павлович, бывший депутат австрийского парламента, умер там же в 1918 году от чахотки, нажитой в австрийской тюрьме»… Крестьянина с. Букавина Василия Кота австрийцы арестовали и отвезли в стрыйскую тюрьму, откуда после полуторамесячного заключения сослали в Грац, а затем в Талергоф. «Причиной ареста послужили наговоры настоятеля прихода из с. Молотова, “украинца” Виктора Соколовского»…
И на основании этих совершенно бездоказательных украинских доносов хватали и хватали ни в чем неповинных Русских людей, тысячами, десятками тысяч! Тех, кого не казнили тут же, загоняли в железнодорожные вагоны, предназначенные для перевозки скота (!), и везли вглубь Австрии, в наспех оборудованные концлагеря. Страшен был этот путь. Очевидец свидетельствует:
«… формировали большие транспорты по 400-500 и даже 700 людей, которых под конвоем сотен солдат, среди крика, гама и побоев тысячной толпы гнали на железнодорожные станции. В товарные вагоны помещали по сто и больше человек, сковывали в цепях по 6-10 и 20 человек разом, так, что никто не мог сделать малейшего движения, ибо цепи въедались в тело! Во время езды солдаты без милосердия били по лицу, голове – руками и прикладами. И так, например, священника Михаила Ясеницкого били до тех пор, пока он, окровавленный, не упал на землю. Дня 31 августа 1914 года в транспорте между Львовом и Краковом убили солдаты священника Сохацкого.
Была невозможная жара, но воды не смел просить никто, ибо за то ожидала немедленная смерть!.. Львовский транспорт, ехавший в товарных вагонах, в течение трех дней не получил ни пищи, ни воды. Перепуганные крестьяне плакали и молились. Некоторые интеллигенты пробовали просить воды, но жестоко за то поплатились. Доктора Драгомирецкого бил солдат до тех пор, пока кровь не полилась струей. За что?.. За то, что просил воды! На железнодорожной станции в Новом Санче гусарский майор ворвался в вагон и так долго бил священника Рыхлевского, пока тот окровавленным не упал на землю, лишившись сознания. 17 августа 1914 года транспорт в 34 интернированных должен был идти пешком из Баковчиц в Перемышль. В 12 часов дня встретился он с отрядом гонведов (венгерских солдат. – С.Р.). После короткого разговора с комендантом транспорта гонведы вытянули сабли, бросились на транспорт и на месте убили 29 человек!!! Православного священника из Ждыни Горлицкого уезда убил без суда и следствия офицер!
О тех всех муках, которые достались в удел несчастным жертвам, говорить тяжело, и чтобы передать о них – не хватает слов!.. Без воды и пищи 5-7 дней! Священник Ю.Гуменецкий просил у солдата, своего прихожанина, воды, но увы – напрасно! Солдат с слезами в глазах ответил, что им запрещено под строжайшей ответственностью давать кому-нибудь из них воду. “Детище, — сказал священник Гуменецкий, — складываю присягу, что если возвращусь, то дам тебе в пользование десятину земли до тех пор, пока буду жить сам, — дай только воды!..”. Напрасно!..
Кто-нибудь мог бы подумать, что пощаду давали женщинам. Жену священника села Турья, г-жу Ясеницкую, офицер избил до крови!.. Г-жу Веру Драчинскую, племянницу Буковинского вицемаршалка, и учительницу Янину Мардарович, которые были в транспорте на станции Станиславова, дня 30 августа 1914 года схватили германские солдаты, избили до крови, а когда обе упали на землю, обернули их лицом к земле, взяли за ноги и тянули так по грязи и щебню!.. Госпожа Мардарович среди тех издевательств лишилась чувств. Родители обеих смотрели на издевательства над своими детьми»…
А чтобы еще больше распалить огонь русофобии в Галиции, австрийские власти объявили материальное вознаграждение тем, кто доносил на деятелей Русского движения и просто Русских галичан. Священник Мирослав Лысяк из деревни Рыботицкий Посад свидетельствует:
«В первых днях всеобщей мобилизации отправился я с списками своих прихожан в сельское правление. Тут составлялись и проверялись списки подлежащих воинской повинности. Сельское правление было уже в сборе, также присутствовали два жандарма-мазепинца. Когда последние удалились в село, я случайно заметил лежащую на полу бумажку. Подняв ее, я познакомился с ее содержанием. Бумагу потерял жандарм. Было это отношение жандармского управления, в котором сообщалось из Вены, что

1) за арестование всякого неблагонадежного интеллигента назначается правительством награда в 50 корон;
2) арестование подозреваемого крестьянина награждается суммой 8 корон; и 3) за саботаж, шпионаж, в частности повреждение телеграфной и телефонной сети, полагается строжайшее наказание, лицам же, схватившим преступника или указавшим на него, выдается вознаграждение в сумме 200 корон. Мне стала ясной причина массовых арестов. Распоряжение правительства было понято жандармами и их агентами как средство наживы – благо, момент такой подошел, не следует выпускать его из рук»…
Но не только в качестве австрийских жандармов делали «украинцы» бизнес на крови своих соотечественников:
«В селе Ляховичах Подорожных арестовали крестьян по указаниям железнодорожного кондуктора из Стрыя, “украинца” В.Найды, который за освобождение из-под ареста брал от крестьян десять-двадцать корон. Освобожденных записывал Найда за такую же плату “на Украину”, уверяя темный народ, что только эти записанные останутся на свободе и в безопасности»… Следующий случай показывает нам, с каким цинизмом наживались палачи на своих жертвах: «В первой половине октября 1914 года в селе Княжолуке арестованы по доносу местных мазепинцев пять крестьян и одна крестьянка. Один из арестованных дал доносчику 100 корон и после этого был отпущен на свободу, все же остальные были повешены в селе Выгоде, под мостом. Имена повешенных: Матвей Петрик, Иван Гпайнюк, Осип Фединяк, Дорофей Сосник и Елена Ковердан»…
С дальнейшим расширением военных действий, а особенно после первых неудач на фронте австрийской армии, поощрение доносительства приобрело еще более масштабный характер. Вот рассказ крестьянина из Городка корреспонденту газеты «Утро России»:
« — На заборах, стенах – всюду висели объявления с расценками: за учителя – столько-то, за священника – столько-то, за крестьянина цена ниже и т.д. И достаточно было одного голословного доноса, чтобы несчастного схватили и бросили в тюрьму либо предали казни… — Вот видите, на этих деревьях перед окнами висели заподозренные в “русофильстве”. Так прямо на деревьях вешали. Сутки провисят – снимут и других на них же вешают.
Много ужасов набрались. Здесь вот обломанная ветка. Повесили одного, обломилась, подтянули его повыше. А тут за углом учителя расстреляли. Поставили к стене, а напротив пять солдат с ружьями. Дважды дали залп, хоть он и упал, — хотите посмотреть?
Пошли. На стене выбито несколько дыр от ружейных пуль. Здесь, на этом месте, со связанными назад руками, подкошенный пулями, свалился несчастный»…
Очень скоро расправы над Русскими галичанами приобрели характер массовых убийств без всякого суда и следствия. Служивший в австрийской армии И.Н.Вовк свидетельствует:
«После сражения у Красного австрийцы отступили за Львов на линию Городок-
Яворов. Я стоял со взводом в деревне Подзамче, вблизи Городка. Когда мы, пользуясь временным затишьем, отдыхали, привели к нам нескольких пленных русских солдат, а вместе с ними шестьдесят местных крестьян и около восьмидесяти женщин и детей. Крестьяне оказались жителями сел Цунева, Оттенгаузена и Подзамча. Мне приказали конвоировать узников. По дороге я узнал от солдат-мадьяр, что арестованные ими крестьяне “русофилы” … Наконец мы пришли на место, которое я буду помнить до конца жизни. Чистое поле, на котором вокруг одинокого дерева толпились солдаты. Тут же стояла группа офицеров.
Насмешки и крики вроде “русские собаки, изменники” посыпались по адресу ожидавших своей участи крестьян. Вид седых стариков, женщин с грудными детьми на руках и плачущих от страха, голода и устали детей, цепляющихся за одежду своих матерей, производил такое удручающее впечатление, что даже у одного из офицеров-немцев показались на глазах слезы….
Один из несчастных, парень лет восемнадцати, пробовал было бежать. Вдогонку послали ему пулю. Но его можно считать счастливым, потому, что остальных ожидало еще худшее. Мужчин отделили от женщин и детей и выстроили в ряд вблизи дерева. Женщин же и детей поставили в стороне под караулом. Я ожидал, что их будут судить. Но… несколько минут томительного ожидания – и началась казнь… Солдат-румын подводил одного крестьянина за другим к дереву, а второй солдат-мадьяр, добровольный палач, вешал.
С жертвами обращались самым нечеловеческим образом. Закладывая петлю, палач бил их в подбородок и в лицо. До сих пор я не в состоянии говорить об этой казни без содрогания.
Достаточно будет сказать, что всех вешали одной и той же петлей. По истечении пяти минут повешенного снимали и тут же, по приказанию присутствовавшего врача, прикалывали штыком. Женщин и детей австрийцы заставили быть свидетелями страшной смерти.
Трупы повешенных сложили в общую могилу и сравняли с землей, чтобы от нее и следа не осталось»…
И такие расправы одновременно проводились по всей Галиции. В издававшемся в 1915 г. при управлении Русского военного генерал-губернатора Галичины «Львовском вестнике» сообщалось:
«В Каменке Струмиловой один священник расстрелян и один арестован, повешено и расстреляно десять крестьян и арестовано свыше ста двадцати крестьян – все по доносу местного униатского священника Михаила Цегельского»… Местечко Репнев венгерские солдаты сожгли вместе с жителями: «Они окружили селение с четырех сторон и подожгли; бушевавший ветер моментально разнес пламя на все постройки и вскоре селение представляло сплошной костер. Жителей, которые пытались спастись бегством из селения, мадьяры расстреливали. Точно то же самое повторилось и в местечке Бужске, где убито несколько человек и сожжено сто десять дворов с постройками и скотом»… В местечке Каменоброде австрийцы повесили или расстреляли пятьдесят пять человек. Прибывшие туда Русские войска похоронили убитых… В Добромильском уезде центром для казней стало село Кузьмино. Сюда приводили арестованных Русских галичан со всей окрестности и здесь же вешали. Виселицы были устроены очень просто. В стену одного крестьянского дома вбили ряд железных крюков, на которых затем и вешали несчастные жертвы. В общем казнено здесь тридцать человек, в том числе двадцать из села Бирчи… «В селе Запытове еще до начала войны были арестованы М.Химка и П.Козюба. 29 августа 1914 года сюда явились передовые русские отряды, однако, уже на следующий день ушли обратно.
Сейчас появился в деревне австрийский разъезд. По доносу мазепинца Хомяка, будто бы крестьяне сами пригласили русских в деревню, австрийцы повесили шестнадцать человек, в том числе одну женщину. Крестьянина Цыгана взяли с собой, мучили четыре дня, а когда подошли русские войска, зверски убили»… В иных случаях убийства Русских людей носили совершенно бессмысленный характер: «В деревне Медвежьей произошел следующий случай. Там жил сознательный крестьянин Илья Коваль. Года 2 или 3 назад он умер (т.е. еще до начала войны! – С.Р.), оставив жену с несколькими детьми. Австрийцы, вступив в эту деревню, спросили прежде всего, где живет Коваль (по доносу униатского священника Н.Крайчика), а когда узнали, что он давно уже умер, сказали его жене: “Тогда одевайся ты и пойдешь с нами. Все равно”… Ничего не подозревая, женщина последовала за солдатами, а те, приведя ее в соседнюю деревушку, повесили на дереве вместе с двумя другими крестьянами»…
Русские войска вступили во Львов 3 сентября 1914 г., а после взятия Перемышля (22 марта 1915) вся Галичина оказалась в руках Русской армии. Однако вскоре наступательные операции австро-германских войск свели на нет эти победы: 3 июня 1915 г. немцы заняли Перемышль, 22 июня – Львов. Ужас от перспективы ухода Русских войск и возврата австрийского владычества охватил сотни тысяч галичан. Началось повальное бегство в Россию.
В то время для въезда в пределы Российской Империи полагалось получить пропуск. Пропуска выдавали в канцелярии Галицкого генерал-губернатора, а также у градоначальника, губернаторов, начальников уездов. Только за последнюю неделю перед оставлением Львова канцелярией генерал-губернатора было выдано 10 926 пропусков. Как сообщает отчет канцелярии, коренные жители края «выезжали массами», и если раньше при выдаче пропусков полагалось проверять благонадежность выезжающего, то сейчас пропуска выдавались в спешке всем желающим, кроме евреев. А в самый момент отхода армии стало вообще не до формальностей – десятки тысяч беженцев в панике покидали родные места, справедливо ожидая повторения диких и ужасающих расправ, которые, действительно, и последовали. А.И.Деникин, рассказывая в своих мемуарах о генерале С.Л.Маркове, пишет: «Помню дни тяжкого отступления из Галичины, когда за войсками стихийно двигалась, сжигая свои дома и деревни, обезумевшая толпа народа, с женщинами, детьми, скотом и скарбом…
Марков шел в арьергарде и должен был немедленно взорвать мост, кажется, через Стырь, у которого скопилось живое человеческое море. Но горе людское
его тронуло, и он шесть часов еще вел бой за переправу, рискуя быть отрезанным, пока не прошла последняя повозка беженцев»…
Всего до 200 тысяч галичан вынуждены были покинуть родные места.
Большую часть их разместили в левобережной Малороссии — Полтавской и Черниговской губерниях. Все без исключения сахарные и винокуренные заводы, крупные имения и фабрично-заводские предприятия принимали и размещали этих беженцев целыми группами, доходящими иногда до несколько сот душ.
Все они получали пособие, достаточное, чтобы существовать, не голодая и не холодая. Работоспособных обеспечивали работой. Зарплату они получали наравне с местным населением, что не отражалось на получении правительственного пособия. Множество бежавших галичан нашли приют в Ростове-на-Дону.
Здесь их численность доходила до шести тысяч человек. Горячее участие в их судьбе принимали как друзья из России, так и Русские галичане, успевшие выехать из Галиции до начала войны. Среди них был С.Ю.Бендасюк, принявший в 1914 году Православие в Харькове. Возглавил Русское беженство в Ростове-на-Дону лидер галицко-русского национального движения Владимир Феофилович Дудыкевич (1861-1922). Примечательно, что в городе была открыта даже специальная гимназия для Русских галичан, оставившая добрую память у тех, кто в ней учился.
Но уехали далеко не все. Многие не смогли или не захотели покинуть родные места – и глубоко об этом пожалели. Приход австрийцев ознаменовался новым витком изуверского истребления Русских галичан. И снова вдохновителями этого истребления стали «украинцы». Показателен здесь следующий случай, изложенный на страницах «Талергофского альманаха» Василием Мартинюком:
«Когда русские войска отступили с Карпат за Львов и окопались над рекой Бугом, наступающие вслед мадьярские военные части принялись за жестокую работу по уничтожению и искоренению русского элемента в Восточной Галичине, а преусердно помогали им в этом свои же отщепенцы-иуды. В нашем селе (Таданье) несколько семейств, собрав свои пожитки, готовились уехать вместе с русской армией, однако, послушавшись злонамеренного совета и заверений нескольких односельчан, остались дома, за что расплатились потом жизнью. Итак, директор местного училища, ярый украинофил Пекарский, уговорил бывшего тогда войтом Григория Наконечного не уезжать. Наконечный упросил русские военные власти оставить в покое Пекарского, когда они намеревались сослать последнего в Россию, а потому и поверил коварным уверениям его насчет своей безопасности. Но как только 20 июня 1915 года вступили в Таданье мадьяры, в тот же день появился на громадском доме приклеенный список “русофилов”, наших односельчан, причем другой такой же список находился на руках у директора Пекарского, который составлял его вместе с лесничим Кромером». В списке оказалось четырнадцать человек, в их числе и Григорий Наконечный. Всех их отогнали в село Новый Став, где большинство приговорили к смертной казни.
«Приговор был основан на сделанных под присягой показаниях свидетелей: лесничего Яна Кромера, учителей Романа Пекарского и Луки Краевского, ксендза Николая Кульчицкого, Михаила Шмидта, Тадеуша Дяковского, Захария Иверльнинга и Бомбеля.
Войт Григорий Наконечный был повешен в селе Жолтанцах, при дороге, ведущей из Каменки во Львов, причем к ногам трупа был привязан солдатский котелок, наполненный камнями, а к груди надпись: “за рубли”. Проезжающие дорогой солдаты варварски надругались над трупом. На просьбу жены покойного командование разрешило через несколько дней похоронить покойника, но когда сын его явился с подводой, чтобы снять отца с дерева и отвезти домой, его схватили мадьяры и избили до потери чувства. В конце концов покойного похоронили на кладбище в селе Жолтанцах.
Дмитрия Мотыля и Ивана Портухая повесили на одном и том же суку. Первый оставил жену и трое детей, второй жену с сыном и старуху мать. Их похоронили в братской могиле в с. Дернов Каменецкого уезда, по приказанию мадьяр – головами к югу, а ногами к северу, чтобы по выражению палачей, удобнее им было по смерти смотреть на Россию.
Через день повесили Федора Мартинюка, члена многих русских обществ, прослужившего свыше тридцати лет старшим братом при церкви в селе Таданьи. Старший его сын находился в то время на военной службе, а невестка была интернирована в Талергоф, так что трое малолетних внучат остались на произвол судьбы. Мартинюка повесили и похоронили в селе Томаче, Жолковского уезда, вместе с Василием и Екатериной Гренками.
Феофана Гураля повесили день спустя после казни Гренок. Место его казни и погребения неизвестны. Он оставил жену и шестеро детей»…
Тех, кого не казнили, отправили в Талергоф. «К ним принадлежал, прежде всего, Семен Гавришков, 78-лет, член многих русских обществ, называемый в деревне “москалем”, так как он еще в юности выучился русскому литературному языку и любил при случае пощеголять своим знанием, что и послужило причиной его ареста и смерти, постигшей его в Талергофе среди страшной нужды в 1916 году. Кроме него были арестованы и сосланы в Талергоф: Никита Гавришков, Дмитрий Портухай (переведенный потом из Талергофа в Гминд, а наконец, в Енцесдорф, где он и умер в 1916 году), Иван Гренка, Роман Савяк, Михаил Подкостельный с сыном Василием и Степан Ковалюк, причем Дмитрий Портухай тоже умер в заключении, оставив шестеро круглых сирот (так как жена его умерла еще в 1914 году), а Никита Гавришков умер уже дома, в несколько недель после возвращения из Талергофа»…
* * *
В тот момент, когда в Галиции, по наводке и науськиванию «украинцев», зверски убивали Русских людей или бросали их в концлагеря, по другую сторону фронта, в России, прогрессисты-социалисты разных мастей, (иные даже не стеснялись называть себя «русскими патриотами»), — продолжали с пеной у рта защищать тех же «украинцев», в упор не замечая фактов чудовищного геноцида своих соотечественников. Так, П.Н.Милюков на заседании кадетского ЦК 5 октября 1914 г. (когда все газеты России описывали ужасающие подробности казней и убийств Русских галичан и подлую роль в этом «украинцев»), не нашел ничего лучшего, как выразить свое возмущение по поводу… нет, не массового убийства Русских, а того, что Русские оккупационные власти Галиции, — в условиях военного времени и прифронтовой полосы! — предприняли ряд ограничительных мер против шпионов и заведомых предателей. Этот недостойный сын своего народа даже не заметил гибели десятков тысяч ни в чем неповинных Русских людей, зато заметил, что в Галиции «изъемлются книги на украинском языке, закрываются всевозможные общества … ликвидируется все то, чего добились украинцы от поляков долгою борьбою за свои национальные права (вот ведь как — “добивались от поляков”, а не жесточайшей борьбой против своих Русских сограждан. – С.Р.), и таким образом создается почва для новой борьбы, но уже не против поляков, а против обрусительного националистического курса нашей бюрократии»…
«Обрусительная политика» в отношении… Русского населения?!! – можно ли придумать что-либо более нелепое, и тем не менее, подобному бреду «демократа №1» внимали миллионы образованных людей, воспринимая его лживые россказни за истину в последней инстанции. И если бы только его… Заявление министра иностранных дел России С.Д.Сазонова в Государственной Думе 27 января 1915 г. о том, что «в Галиции на присылаемые из Берлина деньги искусственно поддерживалось так называемое украинское движение с целью внести раскол в самое сердце русского народа», немедля вызвало отповедь со стороны лидера меньшевистской фракции Н.С.Чхеидзе, обвинившего правительство в том, что «разрешение национальной проблемы в Галиции производится путем обычных приемов насильственной русификации населения»…
Как видим, снова бредовый тезис о «насильственной русификации» Русского же населения!.. А между тем, в действительности политика Русской администрации как раз и страдала отсутствием всякого «русификаторства»…
Да, сразу же после взятия Львова была остановлена работа украинской школьной системы, печати, издательств, библиотек, книжных магазинов, клубов «Просвиты» и многих кооперативов, — но эти меры диктовались исключительно условиями военного времени. Ведь вся сеть этих учреждений была организована политической силой, не просто лояльной австрийскому правительству, т.е. правительству государства, с которым Россия находилась в состоянии войны, но и открыто провозглашавшая Россию своим главным врагом. Руководящие центры галицких украинских партий после падения Львова эвакуировались в Вену, но остались подпольные структуры, которые вместе с СОУ ставили своей целью всячески мешать продвижению Русских войск, собирать разведывательные данные, саботировать действия Русской администрации, организовывать террористические акты. В частности, покушения готовились на временного генерал-губернатора Галиции графа Г.А.Бобринского и лидера Русских галичан В.Ф.Дудыкевича. В подпольную работу были вовлечены активисты украинских просветительных организаций, хозяйственные и финансовые деятели, учителя и духовенство. Местами конспиративных встреч служили дворец униатского митрополита Андрея Шептицкого и центральное здание «Просвиты» во Львове, служебные помещения страховой компании «Днестр», Украинского ипотечного банка и общества «Народная торговля». Эти экономические организации и финансировали украинское подполье. Русская контрразведка располагала обширными данными о такого рода деятельности и за короткое время выявила 67 прямых агентов украинских подрывных организаций.
Поэтому многие из галицких «украинцев» были арестованы и высланы в глубь России, в их числе и митрополит Шептицкий (вначале в Курск, затем Суздаль). Но их не бросали в концлагеря, не науськивали на них разъяренную толпу, не рубили саблями прямо на городских улицах и не вешали среди поля без суда и следствия. Их даже не предали военно-полевому суду, хотя все они несли прямую ответственность за убийство сотен и тысяч Русских людей, и недостатка в свидетелях этого чудовищного преступления не было. Но Русская власть не стала разбираться с преступниками, ограничившись административной высылкой главарей и наиболее одиозных фигур… Называть подобную политику «угнетением» или «насильственной» могли лишь зловредные лгуны, вроде Милюкова и Чхеидзе. Напротив, политика Русских оккупационных властей в Галичине в национальном вопросе была неоправданно вялой и непоследовательной…
На подъеме военных успехов 1914 г. в Галиции было образовано Галицкое генерал-губернаторство. Военным генерал-губернатором был назначен граф Георгий Александрович Бобринский, троюродный брат Владимира Алексеевича Бобринского, известного своей последовательной защитой интересов Русских галичан еще с довоенного времени. Канцелярия военного генерал-губернатора начала работу 5 сентября, через день после взятия Львова, а завершила 14 июня 1915 г. По мере дальнейшей оккупации территории Галичины и Буковины Русскими войсками были образованы сначала две губернии, Львовская и Тернопольская, затем к ним прибавились Черновецкая и, наконец, Перемышльская. Губернии разделялись на уезды. «В этих землях коренное население всегда было русским, устройство их посему должно быть основано на русских началах», — заявлял граф Бобринский, но сделано было для этого ничтожно мало. Политика оккупационных властей, построенная по принципу «без коренной ломки существующего строя», объективно приводила к тому, что продолжала сохранять в крае господствующие позиции поляков и католицизма. Так, в уездах западной Галиции «ввиду преобладания среди местного населения польского элемента» на все должности назначались лица польского происхождения.
И хотя их подбирали из числа Русских подданных, дела это не меняло: сохранение господствующего положения за поляками предопределяло угнетенное положение Русских. Для защиты их интересов Русская власть сделала слишком мало. Правда, администрация готовила открытие государственных Русских школ вместо украинских, для чего в пяти городах Галиции организовала двухмесячные курсы Русского языка для учителей, а для желающих получить более солидную преподавательскую подготовку – льготные условия поступления на пятимесячные курсы в Петрограде. Помимо этого намечалось перевести во Львов университет из Варшавы с преподаванием на Русском языке, но все это так и осталось в стадии проектов. Понятно, что деятели Русского национального движения в Галичине, пережившие страшный террор и ожидавшие, что с приходом Русских войск ситуация в крае кардинальным образом поменяется, были глубоко разочарованы и упрекали официальные органы в «нерешительности». И эти упреки были справедливы.
… А «украинцы» тем временем продолжали свою подрывную деятельность против России. Хозяева и спонсоры были прежние – немцы. В марте 1916 г. германским послом в Швейцарии Г.Ромбергом была сконструирована и профинансирована «Лига нерусских народов России». Ее украинскую секцию возглавили Д.Донцов (покинувший СОУ) и В.Степанковский. Оба работали в постоянном контакте с Г.Ромбергом и регулярно под расписку получали у него деньги за работу. «Лига» имела свои печатные издания, через которые и распространяла по миру злобные пасквили о России, изображая ее «тюрьмой народов», в отличие от «культурных европейских стран» — Германии и той же Австрии.
Продолжалась деятельность и «Союза освобождения Украины». Убедившись в том, что сил для организации терактов и саботажа в тылу Русских войск у СОУ явно недостаточно, немцы решили сосредоточить все его усилия на работе с военнопленными – выходцами из Малороссии. Малороссов выделили из числа прочих Русских пленных и разместили в отдельных лагерях. По данным Департамента полиции «члены Союза освобождения Украйны Жук (казначей союза), Дорошенко, Гавриленко и Лев Ганкевич посещали эти лагеря и вели пропаганду. Гавриленко в 1915 году производил перепись всех украинцев южных губерний России в лагере Шамория и Фрайштадта. Гавриленко и Дорошенко говорили пленным, что Украйна должна отделиться от России при содействии Германии и Австрии и образовать отдельное государство под названием “Украйна” во главе с каким-либо германским принцем». Также при содействии СОУ немецкая и австрийская администрация образовали в лагерях организацию, которую назвали «Украинская Сечь». Свидетели рассказывали, что всем, кто записывался в «сечевики», обеспечивали лучшие условия существования, чем остальным военнопленным. Им была передана лавочка, они стали распределять между собой получаемые продукты, завели свою кухню, обучались военному строю, были у них и свои «офицеры». «Сечевики» получили «жовтоблакытный» флаг и особую «казачью» форму – «широкие штаны с красными лампасами, желтая рубашка, тужурка синяя с оборками сзади, папаха, суживающаяся кверху с прилепленной на ней трехзубой кокардой».
Позже из этих ренегатов немцы организовали «1-й Украинский полк им. Тараса Шевченко», поставили на полный паек и даже жалование в 15 марок. «Полк» использовался для охраны концлагерей с Русскими военнопленными. К концу войны немцы сформировали две неполных украинских дивизии – «синежупанников» и «серожупанников» (называли их так за форму – синие и серые жупаны) для отправки в Малороссию, к тому времени уже оккупированную Германией. Летом 1918 г. «жупанников» доставили в Киев, но вскоре большинство их дезертировало и разбежалось по домам.
Автор «Неизвращенной истории Украины-Руси» Андрей Дикий дает общую цифру военнопленных-малороссов 400-500 тыс. человек и указывает, что из этой полумиллионной массы не нашлось добровольцев больше, чем на две неполные «украинские» дивизии67. Да и для большинства из этих «жупанников» предательство носило вынужденный характер: стремление облегчить условия лагерного существования и добиться скорейшей отправки домой вынуждали записываться в «украинцы». Но численность таковых была ничтожно мала в сравнении с общим количеством пленных — выходцев из Малороссии, и это численное соотношение лучше всяких рассуждений характеризуют высокую степень этнического сознания малороссов. В отличие от своих нынешних потомков они не только прекрасно знали, что они – Русские, но и под неприкрытым давлением не соглашались изменить своей природной национальности.
Даже жестокие условия концлагеря и назойливо предлагаемый украинскими агитаторами «улучшенный паек» не могли заставить их отступиться от своей принадлежности к Русскому Народу и отречься от своей Родины – России…
А «украинцы» за свою верную лакейскую службу Центральным державам, кроме улучшенного «пайка», никаких иных дивидендов не извлекли. Все их требования Германией и ее союзниками были проигнорированы… Поначалу, конечно, все складывалось как нельзя лучше. Отступление Русской армии из Галиции вызвало в украинском лагере небывалый энтузиазм. На волне этой эйфории лидеры галицкого «Главного украинского совета» преобразовали свою организацию в «Общеукраинский совет», руководимый К.Левицким. В него, помимо галицких и буковинских политиков, организаторы включили и деятелей СОУ как представителей российской Малороссии, а затем, обратившись «ко всем народам цивилизованного мира», заявили, что ставят своей целью разрушение с помощью австро-германского блока Российской Империи и образование там независимого украинского государства, а в пределах Австро-Венгрии – осуществление национально-территориальной автономии украинских земель. (Вот ведь как: если на территории России, то непременно – «независимое украинское государство», а в Австро-Венгрии — удовлетворимся и «автономией»)… Угнездившись во Львове, «Общеукраинский совет» возобновил довоенное требование к австрийскому правительству об административном разделении Галиции на «украинскую» и польскую части. Стали даже требовать присоединения к Восточной Галиции Холмщины и Волыни, открытия украинского университета и т.д. В Берлине и Вене поняли, что лакеи наглеют – и указали им их подлинное место. 5 ноября 1916 г. правительства обоих немецких государств выступили с совместной декларацией об образовании на занятой ими территории России Королевства Польского, к которому позднее и должна быть присоединялась Галиция в качестве автономного края. Присоединена целиком, без разделения на национальные части, как того просили «украинцы», т.е. по-прежнему под польским господством и при полной польской гегемонии…
«Украинцы» остались с носом. Они, конечно, попытались хоть что-то выклянчить у своих хозяев, но на их униженные просьбы никто не отреагировал. Видя безрезультатность этих попыток, «Общеукраинский совет» объявил о самороспуске. Что, впрочем, не прервало украинской службы во имя немецких интересов: время для поиска иного хозяина еще не наступило…