 Мы, русские, привыкли к тому, что на Западе не знают нашей истории и представляют её в искаженном свете. МЫ знаем, что причиной тому было недоброжелательство с одной стороны и пользование недостаточным и тенденциозным материалом — с другой.
Однако редко можно встретить что-либо наполненное таким искажением истории, как статья г. Мейера-Гульчина в журнале "Die Neue Ordnung in Kirche, Staat, Gesellschaft, Kultur" (Heft a/ 1954), под заглавием: «Православие в мировой политической игре Гитлера». Статья эта является образцом того, как не надо писать истории.
Автор её претендует на то, что он раскроет читателю глаза на махинации Гитлера по использованию Православной Церкви в его политике.
Он не ссылается ни на какие источники, он пишет в таком тоне, точно знает всё из первых рук. На самом деле, он мало знает, восполняет свое незнание фантазией и делает ни на чем не основанные выводы.
Можно было бы оставить такую статью без ответа. Но серьезность журнала, который её напечатал, может каких-то читателей ввести в заблуждение. Поэтому мы решили не обходить этой статьи молчанием, а разобрать её и показать её несостоятельность.
Автор начинает с бездоказательного и несоответствующего действительности заявления: «Задолго до того, как Адольф Гитлер пришел к власти, назначенные им для того сотрудники, прежде всего Альфред Розенберг, поддерживали близкие отношения с Православием в лагере Русской эмиграции» (стр. 90).
Непосредственно вслед за этими словами автор делает другое сообщение, прямо противоречащее первому. Он пишет, что к Розенбергу были близки «круги бывшей Империи, украинские бомбометатели и белорусские авантюристы... . Эти-то круги и предали Гитлеру лишенное Отечества Русское Православие» (там же).
Как известно, «украинские бомбометатели и белорусские авантюристы», если и могли быть близки к Розенбергу, то не имели никакого отношения к Православной Русской Церкви. А с кругами «бывшей Империи» не было ничего общего у самого Розенберга. Русские националисты всегда знали, что Розенберг ненавидит Россию, презирает Русский народ и меньше всего был склонен покровительствовать Православию. Он это достаточно ясно показал во время войны.
Автор видимо не знает, что построение русского собора в Берлине, на которое он ссылается, менее всего обязано Розенбергу. Оно скорее может быть приписано влиянию Министерства Пропаганды, возглавленного Геббельсом, тоже, впрочем, отнюдь не друга Православия.
Действительное объяснение, почему Германское Правительство могло пойти на такое мероприятие следующее.
В Берлине был выстроен русский храм Архиепископом Тихоном. Храм этот был в верхней части большого дома с квартирами, которые должны были по плану Архиепископа окупать расходы по содержанию церкви. Однако, у него не было капитала для ведения постройки и она совершалась с помощью займов. Архиепископ Тихон при этом ошибся в расчетах, собранных пожертвований и займов не хватило, предусмотренная доходность здания не оправдалась и оно должно было быть продано с молотка. По своему местоположению здание церкви приглянулось Арбейтсфронту, который его и прибрел.
Однако, присутствие в доме церкви было неудобно некоторым владельцам. Это явилось для них большой проблемой. Как быть? Отказать в аренде и уничтожить церковь было для Правительства в то время невыгодно. Германия старалась тогда стать во главе Mipoвого антикоммунистического движения. А Советы как раз в те годы разрушали множество церквей и об этом немало писалось в современной прессе. При таких условиях уничтожить русскую церковь в Берлине было совершенно невозможно с точки зрения пропаганды, особенно на православном Востоке.
Правительство придумало мудрый выход: оно предложило церкви уйти из здания на Фербединерплатц в новое здание, которое оно построить в возмещение прежнего помещения.
Тут мы подходим к вопросу о легализации русской епархии.
Eпapxия эта не имела прав юридического лица и для того, чтобы она могла принять новый храм, надо было, чтобы она обладала такими правами. Отсюда начались переговоры об издании нарочитого закона о православной епархии в Германии.
Был выработан Архиепископом Тихоном, по соглашению с Церковным Министерством, Устав этой епархии и представлен на утверждение Архиерейскому Собору в 1935 г. в Сремских Карловцах. До того Устав представлялся Синоду, который давал указания Архиепископу Тихону о некоторых желательных изменениях в первоначальном проекте. Устав был утвержден Собором, а затем введен в силу Имперским и Прусским Правительством особым законодательным актом.
Все переговоры с Правительством вел Apxиепископ Тихон, который, однако, позднее должен был покинуть кафедру вследствие недоразумений с паствой, чему предшествовало обследование положения в его епархии самим Председателем Синода Митрополитом Анастасием, а затем нарочито для того командированным членом Синода Apxиепископом Феофаном.
Преосвященный Серафим, викарий Германской епархии и немец по рождению, был естественным преемником Apxиепископа Тихона.
Построение храма было завершено еще при Архиепископе Тихоне. Оно было совершено при помощи Германского Правительства, но кроме того были сборы среди русских и были сделаны значительные пожертвования Правительствами Югославским и Болгарским, духовные нужды которых в Берлине обслуживались русской церковью. Митрополит Варшавский Дионисий пожертвовал иконостас. С большим сочувствием относился к построению храма, дал своё пожертвование и прислал представителя на освящение его Патриарх Сербский Варнава. Антиохийский патриарх Блаженнейший Александр и Афинский Архиепископ написали радостные приветственные письма Председателю Синода Митрополиту Анастасию по поводу построения храма в Берлине. Некоторая часть расходов по построению Берлинского храма была покрыта из пожертвований русских людей. Но все эти пожертвования были бы недостаточны для возведения прекрасной, капитальной постройки собора, если бы Правительство не предоставило подходящего участка земли и не отпустила нужных кредитов.
Совершенно неточны сведения автора и в тех случаях, когда он переходить к оценке личностей иерархов.
Вопреки его сообщению, Архиепископ, впоследствии Митрополит Берлинский Серафим (Ляде) перед своим назначением в Берлин не был выслан ни из Польши, ни из Сербии. В Польше, точнее, в России он быль до первой Мiровой Войны, служа в качестве православного священника в Волынской епархии. Вторично, он попал в Польшу уже во время второй Мировой Войны, о чем речь будет ниже. В Сербии, точнее говоря в Югославии, Преосвященнейший Серафим бывал ежегодно на Архиерейских Соборах, кончая 1938 г. и никаких затруднений с Югославянскими властями никогда не испытывал.
До 1930 года Преосвященнейший Серафим был в Советской России, откуда был выслан, как Германский гражданин. Архиерейским Синодом хиротония его была признана действительной, хотя и совершенной в неканонической церковной группе. Он поэтому был принять в общение после принесения в Берлинском храме публичного покаяния.
Действительно высылали Митрополита Серафима, в бытность его Епископом Венским, только из Румынии, но это обстоятельство не ложится никакою тенью на его память.
Дело в том, что Преосвященный Серафим командировался Apxиерейским Синодом в Бeccapaбию для посещения там православных, не признававших насильственного присоединения к Румынской Церкви Кишиневской Епархии и не мирившихся с введением там нового стиля. Их подвергали жестоким гонениям, но было несколько священников, которые тайно обслуживали верных Русской Церкви старостильников. В первую поездку в Румынию Епископ Серафим имел поручение ходатайствовать за них в Бухаресте, но его переговоры не имели успеха. Затем он был посылаем туда же без сношения с Румынским Правительством, ездил в Бессарабию к «катакомбным» старостильным общинам, там окрестил много некрещеных детей, совершил, если не ошибаюсь, три священнических хиротонии и снабдил священников антиминсами и св. миром.
Германский паспорт давал ему доступ в Румынию без визы, но все-таки Румынское Правительство вынудило его уехать.
В этом деле было много смелости, но не было авантюризма, ибо Преосвященный Серафим совершал свои поездки по поручению своей церковной власти и при сочувствии Патpиapxa Варнавы, снабдившего его антиминсами и св. миром.
Удивительная неосведомленность автора еще более бросается в глаза, когда он говорит о возглавлении Русской Зарубежной Церкви. При этом, если в случае Митрополита Серафима он касался вопроса, по которому нет печатного материала, ибо автору конечно были недоступны протоколы Архиерейских Соборов, на которых Преосвященный Серафим делал доклады о положении православных русских в Бессарабии, то ошибки его относительно Главы Русской Православной Церкви Заграницей совершенно непростительны для человека, который претендует на хотя бы малое знакомство с церковными делами. Довольно смело браться за статью о Православии в Центральной Европе, не зная того, что Русская Зарубежная Церковь была во время войны, как и теперь, возглавлена Митрополитом Анастасием, а не «Патриархом Афанасием», как пишет г. Мейер-Гульчин (стр. 91-ая).
Читая начало его статьи невольно думаешь, что у него опечатка. Но нет: имя мифического Патриарха Афанасия встречается и на последующих страницах. У автора при
этом нет ясного представления, каков Патриархат этого измышленного «Афанасия».
Автор посвящает особую главу «Лишенной Отечества Церкви». Так называет он Русскую Церковь «после введения в России безрелигиозности в основной закон». После этих реформ по его словам «Русская Православная Церковь стала лишенной Отечества» — "heimatlose" (стр. 91).
Что он под этим подразумевает?
То ли, что вся Русская Церковь удалилась в изгнание? — Но ведь не надо быть специалистом и знатоком наших церковных дел, чтобы знать, что за рубежом оказалась лишь сравнительно небольшая часть Русской Церкви.
Однако, не ограничиваясь таким странным заявлением, г. Мейер-Гульчин не перестает еще более удивлять читателя.
Оказывается, вместе с Русской Церковью лишенными Отечества или бездомными оказались и «другие принадлежащая к ней Православные Церкви в славянских странах на Балканах и в Восточной Европе» (стр. 91).
Какие это Церкви?
Неужели автор полагает, что Сербская, Болгарская и Румынская Церкви лишились Отечества в 1919 г.?
Но и этого мало.
Оказывается Московский Патриарх был «духовным главою» других автокефальных Церквей. И далее автор еще измышляет: «Насколько велик был авторитет Московского патриарха видно из того, что он сохранил свой авторитет и тогда, когда он пошел в изгнание» (стр. 91). Вот этого-то «пошедшего в изгнание», несуществующего патриарха Aфaнacия Гитлер будто бы еще ранее 1933 г. стал денежно поддерживать, с тем, чтобы впоследствии использовать его в своих политических целях. Нужно ли говорить, что эта поддержка является столь же вымышленной, как и личность изгнанника из России мифического Русского Патриаpxa Афанасия?
Впрочем, кое-какие обрывки верных сведений дошли до г. Мейер-Гульчина: ему известно, что центром Русского церковного Зарубежья были Сремские Карловцы. Но, если на 91 стр. Афанасий у него является Русским Патриархом, то одной страницей далее, т. е. на 92 стр., у него Русский Патриарх Афанасий оказывается уже «Карловацким Патриархом Афанасием». Читатель так и остается в недоумении, каким Патриархом был Афанасий, а автор очевидно и не подозревает, как он озадачивает читателя, когда одному и тому же лицу приписывает кафедры двух отдельных автокефальных Церквей: он не знает, что Cpeмские Карловцы одна из кафедр и резиденций Патриарха Сербского.
Патриарх Афанасий, как имеющий бесспорный авторитет во всем Православном Mipe, по словам г. Мейер-Гульчина, был намечен Гитлером для возглавления новой Церкви, «в которую вошли бы православные Церкви Польши, Югославии, Болгарии, Венгрии, Австрии, Словакии, Чехии, Румынии, Украины, Белоруссии и, наконец Греции» (стр. 92).
Каким образом можно было бы создать такую организацию из четырех автокефальных Церквей совместно с несуществующими Церквами (в Венгрии была небольшая епархия Сербской Церкви, в Австрии было 2-3 прихода), — секрет автора.
Правительство Гитлера проявляло невежество в Русской истории, но было достаточно осведомлено в текущих делах, чтобы понимать полную нелепость такого плана, какой приписывает ему г. Мейер-Гульчин. В Церковном Министерстве в Берлине очень хорошо знали состав Православных Церквей и их взаимоотношения и конечно хорошо знали насколько нелепа самая мысль о возможности соединения в одну Церковь под началом русского иерарха нескольких разноплеменных автокефальных Церквей. Оно конечно знало и то, что не существует мифического «патриарха». He могло оно думать и о том, чтобы сделать центром новой объединенной церкви г. Бреслау, ничего не говорящий православному сердцу город, в котором было очень мало православных.
Несколько лучше осведомлен г. Мейер-Гульчин о положении церковных дел в Польше во время войны. Он правильно обрисовывает разделение Церкви в Польшу на разные области, оккупированные Германией и Советами. Верно и то, что Архиепископ, впоследствии Митрополит Серафим получил разрешение прибыть в Варшаву вскоре после занятия её Германскими войсками.
Но автор не знает, что Архиепископ Серафим поехал в Варшаву не по своей инициативе.
Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей в заботе о единокровном православном населении Польши поручил Apxиепископу Серафиму выяснить прежде всего, сохранились ли епископы в оккупированной Германией части Польши. В то время прошел слух, что в момент начала войны все епископы во главе с Митрополитом Варшавским Дионисием находились на Волыни, в Почаевской Лавре и попали в руки Советов. Архиепископ Серафим в связи с этим ИМЕЛ поручение ознакомиться с положением Церкви в Польше и оказать помощь её иерархии, если последняя сохранилась, или непосредственно помогать приходам, если они остались без епископов.
Впоследствии выяснилось, что на территории, занятой Германией сохранился только Митрополит Дионисий, который, как деятельный участник полонизации; Церкви, оказался в трудном положении.
У него и до войны была сильная оппозиция с одной стороны русских, недовольных его политикой, а с другой — украинцев, считавших, что он им недостаточно помогает. Враги Митрополита Дионисия с двух сторон обрушились на него и апеллировали к Германским властям.
Митрополит вынужден был устраниться от управления и телеграммой вызывал Apxиепископа Серафима, чтобы временно вручить ему таковое. В пределах его досягаемости не было в то время ни одного другого православного епископа.
Однако, положение Apxиепископа Серафима, несмотря на то, что он был немецким гражданином, было в Варшаве не многим легче, чем положение самого Митрополита Дионисия. Генерал-Губернатор Франк был проникнуть общей для национал-социалистов ненавистью ко всему русскому: самый факт принадлежности Apxиепископа Серафима к Русской Церкви не располагал Франка в его пользу. Он гораздо больше сочувствовал шовинистическим украинским кругам. Поэтому, хотя Архиепископ Серафим был допущен в Польшу, за его спиной шли междуведомственные трения и Генерал-Губернатор вел переговоры с Митрополитом Дионисием, который проявил готовность быть более сговорчивым, ЧЕМ Архиепископ Серафим.
Поддержанный украинскими политическими кругами, Митрополит Дионисий сумел снискать себе благоволение Германских властей и возвращение его к управлению было ознаменовано его торжественным заявлением о лояльности Германскому Правительству. В помощь Митрополиту Дионисию был выдвинут в качестве кандидата B епископа профессор Иван Опенко, который с именем Илариона и был рукоположен Митрополитом Дионисием и Чешским Apxиепископом Савватием.
Этот эпизод сам по себе опровергает всю версию г. Мейера-Гульчина. Если бы Архиепископ Серафим и вообще русская заграничная иерархия были так послушны Германскому Правительству, как он старается это представить и между ними существовал бы давнишний сговор, то очевидно Правительство не допустило бы возвращения Митрополита Дионисия. Это решение отнюдь не было направлено к тому «объединению» православных, которое приписывает Правительству г. Мейер. Напротив, образование автокефальной, независимой церковной власти на территории Генерал-Губернаторства Польши было актом раздробления Православной Церкви.
Наконец, если бы Архиепископ Серафим был послушен Германской власти, как приписывает ему автор статьи, то он проводил бы без возражений германскую поли¬тику и не было бы причин для устранения его от управления Церковью в Польше.
Автор разбираемой статьи вынужден признать на 96 стр., вопреки схеме в её начале, что Константинопольский Патриарх тоже не поддержал Германскую политику. Впрочем, на следующей, 97-ой стр., он пишет, что якобы после начала войны с Советами Патриарху Константинопольскому было предложено назначить доверенное лицо епископом в освобожденные области и что якобы это предложение было принято Православной Церковью.
Тут опять налицо вымысел.
Мы не можем с уверенностью утверждать, что Германские Правительство и, в частности Розенберг, не обращались в Константинополь, но всякому осведомленному в церковных делах того времени человеку известно, что никаких распоряжений из Константинополя не последовало.
Быть может автор статьи был введен в заблуждение ссылкой на Томос Константинопольского Патриарха со стороны Украинских автокефалистов в их попытках как-то обосновать свою незаконную автокефалию. Но в таком случае, он упустил из виду, что они ссылались не на какое-либо новое решение Константинополя, а на старый Томос об учреждении автокефальной Церкви в Польше задолго до Второй Мировой Войны. При этом надо обратить внимание на то обстоятельство, что и украинские автокефалисты только в 1943 г. обратились к главам Православных Церквей с тем, чтобы получить их признание, которое, однако, не последовало ни от кого и доныне.
Совершенно произвольно и заключение г. Мейера-Гульчина, что якобы «намеченная Гитлером-Розенбергом объединенная Православная Церковь (geplante orthodoxe Einheitskirche) должна была стать объектом политики национал-социалистической власти — правда, при участии и с согласия наиболее влиятельных церковных деятелей, у которых ясность зрения действительности была так затуманена ужасным отсутствием Православия в Советском Союзе, ЧТО ОНИ не видели угрожающей им со стороны Гитлера опасности» (стр. 97-98). И совершенно не соответствует действительности, что якобы Гитлеру удалось достичь в своих целях того объединения православных, которое не удавалось ему в отношении протестантов.
Это утверждение не верно уже потому, что, как мы видели, фактически Гитлер совсем не желал объединения православных и вся политика его в отношении к Православной Церкви была направлена к разъединению её, а не объединению. Инструкции, данные комиссарам в занятых восточных областях, указывали именно на необходимость препятствовать объединению церквей, превышающих объем епархий.
В секретной инструкции Розенберга Рейхскомиссарам в Остланде и Украине от 13 мая 1942 г. о религиозных обществах в оккупированных восточных областях устанавливался принцип, что всякое религиозное общество должно быть ограничено пределами одной административной об¬ласти (Es its deshalb im Prinzip anzustreben, dass die Religiosensgesellschaf ten sich). Далее в инструкции говорится, что Русская Православная Церковь не должна быть допущена к господству над белорусскими православными, но что, хотя и нельзя упустить из вида существующие трудности, а именно в отношении языка, — надо стараться, чтобы Русская Православная Церковь была ограничена только безусловно русскими поселениями и не простиралась на другие области. Подобное же разделение предписывалось иметь и на Украине с тем, чтобы в каждом Генералбецирке было свое церковное управление и русские православные были бы отделены oт православных украинцев. Та же инструкция указывала на то, что т. н. Украинская Автокефальная Церковь является самым сильным орудием для противодействия исключительному влиянию Православной Церкви Московского направления, которое господствует даже на Балканах. Только для этой Церкви, при соблюдении принципа деления на области, инструкция допускает возглавление одним епископом в качестве "primus inter pares", для какового положения Розенберг находил подходящим Епископа Поликарпа (ныне покойного возглавителя т. н. Украинской Автокефальной Церкви). Инструкция подчеркивает, что её главной целью является препятствие политически направленным религиозным общинам и «прежде всего, сделать невозможным влияние Русской Православной Церкви, как носительницы великороссийской империалистической мысли» («Die Verordnung sichert auf der einen Seite die erstrebe religiose Gewissens-freiheit, hat aber auch den Zweek, politisch angerichtete Religiosensgesellschaften zu verhindern und vor allen Dingen den Einfluss der russisch orthodoxen Kirche als der Traegerin der grossrussischen-imperialistischen Gedankens in den besetzten Gebieten unmoeglich zu machen»).
Достаточно этих выдержек из инструкции Розенберга, которая теперь находится в подлиннике в Нью-Йорке в архиве Еврейского Научного Института (Yidish Scientific Institute) и доступна всем интересующимся, чтобы убедиться в том, насколько произвольно утверждение г. Мейера-Гульчина относительно якобы существовавшего соглашения между Русской Православной Церковью и Германским Правительством и планов Гиммлера, будто бы направленных к созданию «объединенной Церкви». Насколько фантастично это утверждение, будет ясно из находящегося сейчас в процессе составления, в высшей степени интересного труда г. В. И. Алексеева о Германской церковной политике в оккупированных областях во время войны.
Руководящим принципом этой политики было divide et impera — разделяй и властвуй.
Г. Мейер напрасно думает, что русские епископы не замечали этого направления Германской политики, хотя они и не имели о ней доступных нам теперь документальных данных, ибо инструкции о проведении её были, конечно, секретными.
Однако, что могли они делать для противодействия ей, кроме попыток поддерживать связь между собою вопреки германским властям? Объединение русской заграничной иерархии с иерархией Автономной Украинской Церкви и Бело¬русской Церкви смогло произойти только после войны, когда Гитлера уже не существовало ...
Главным врагом для русских иерархов был коммунизм и пока Германское Правительство так или иначе вело борьбу с ним, хотя и очень неудачно, выступать против него как бы то ни было было и невозможно и нецелесообразно. Приходилось сосредотачивать свои усилия на обличении безбожного коммунизма и на духовной помощи бесчисленным русским людям, увезенным из России в качестве рабочих.
Собравшись в Вене в 1943 г., русские епископы вынесли мотивированное постановление относительно незаконного избрания послушного Советам патриарха в Москве. Это отвечало их убеждению, коего основные начала были высказаны Собором Русских Зарубежных Епископов задолго до войны, а вместе согласно было и с видами Германской политики того времени... Но одновременно Совещание составило для Германского Правительства и докладную записку с критикой его политики, но не посылало никаких приветствий ни Гитлеру, ни кому-либо из его сотрудников.
Нам остается сделать общее заключение.
Журнал "Die Neue Ordnung in Kirche", журнал серьезный. Статьи в нем носят научный характер, как это и подобает академическому изданию, тем более удивительно, что там нашлось место для статьи г. Мейер-Гульчина.
Редакция предпослала этой статье несколько слов, рекомендуя автора, как человека, который может сообщить новые, никому неизвестные данные. «Сообщаемые данные очень мало известны или вообще никому не известны», говорить Редакция. К сожалению, данные эти не только «почти никому неизвестны», но и просто ... выдуманы.
Почти вся статья г. Мейера-Гульчина это фантазия человека недоброжелательно расположенного к Православной Церкви, фантазия не только с выдуманными событиями, но даже и с выдуманными действующими лицами.
Спрашивается, зачем и кому может быть нужна такая выдумка?
1955 г.
Протопресвитер Георгий Граббе
Собрание сочинений, т.2, Монреаль 1970, стр.161-172. | 
