Над крутым обрывом, у седой Кубани,

Далеко белея, Крест стоит простой.

Здесь, на этом месте, у последней грани,

Раненный смертельно, умирал герой.

Замолчало сердце, словно было радо

Отдохнуть, не биться трепетно в груди...

Кто заговорил там? Тише! Слов не надо.

Жизнь уже осталась где-то позади.

Но с тех пор годами, верная завету,

В непосильной битве горсточка людей,

В пламенном порыве, веруя в победу,

Гордо держит знамя Родины своей.

Не сломить той веры, не залить рекою

Алой братской крови пламя в их груди

Оттого, что светит яркою звездою

Белый Крест далекий им на их пути.

Это стихотворение памяти генерала Лавра Георгиевича Корнилова написала подпоручик Белой Армии Зинаида Готгардт. Зинаида Иосифовна была одной из 18 девушек, которые первыми изъявили желание вступить в Добровольческую армию в начале ее формирования. О ее судьбе известно немного. В 1917-м она наряду с другими девушками-доброволицами, рвавшимися на фронт защищать гибнущее Отечество тогда, когда солдаты массово дезертировали в тыл, окончила Александровское военное училище. Сражаться с немцами прапорщику Готгардт не пришлось, зато крестный путь Добровольческой армии она разделила от первого до последнего дня. В начале 18-го она была с поручениями на Кубани и в Могилеве, затем участвовала в 1-м Кубанском походе в разведывательном отделе штаба армии. В дальнейшем служила во 2-й батарее 1-го Дроздовского артдивизиона в чине подпоручика. Судьба Зинаиды Иосифовны сложилась трагически. Вместе с армией она эвакуировалась из Крыма, но не смогла жить вдали от Родины. Подпоручик Готгардт застрелилась в Югославии, оставив дочь.

Среди участниц Ледяного похода была и другая русская поэтесса – Елизавета Михайловна Журавская. Она родилась в 1890 году в семье переводчицы, писательницы и журналистки Зинаиды Николаевны Журавской, по стопам которой пошла, посвятив себя литературе и переводам. В годы Великой войны Елизавета Михайловна приняла на себя подвиг сестры милосердия, в качестве которой позже вступила в ряды Добровольческой армии. Ее стихи стали подлинным гимном Добровольцев.

Вечерней порою, сомкнувшись в строю,

Поем мы негромкую песню свою

О том, как в далекие степи ушли

Мы, дети безумной, несчастной земли.

И в подвиге видели цель мы одну:

Спасти от позора родную страну.

Пугали нас вьюги и холод ночной,

Не даром дался нам Поход Ледяной!

И много, о, много под снегом полей

Лежит неоплаканных верных друзей.

Смеясь, сторожила нас Смерть - часовой,

Но шел, не смутясь, офицер-рядовой.

И ширилась, ширилась дружная рать.

Безвестно, безмолвно мы шли умирать.

И снова невзгоды грозили толпой,

И било нас море соленой волной,

И плакали ветры в расселинах гор,

И солнце палило тускнеющий взор...

И был Доброволец в борьбе одинок...

Голодный, раздетый, он все превозмог.

Трехцветное знамя - наш светлый маяк:

Не сломит его торжествующий враг.

С надеждой горячею страстно мы ждем,

Что встанет Россия в величьи своем.

Но тяжек, о Родина, крестный наш путь,

Теснится тоска в богатырскую грудь...

Мы здесь не жильцы, мы идем умирать,

И семьям безвестных могил не сыскать...

Мы гибнем, не видя участья, любви!...

Но встанет Россия на нашей крови!

И вот отчего - обреченных тоской

Звучит наша песня вечерней порой.

Судьба Елизаветы Михайловны служилась счастливее, чем у Зинаиды Годгардт. Она также эмигрировала в Сербию и здесь вновь обратилась к литературе, став членом белградского Союза русских писателей и журналистов. А Белграде в 1931 году вышел сборник ее стихов «Звенья». В 1950 году Журавская переехала в Италию, в город Триест, где сотрудничала в журналах «Воля России», «Русская мысль», газетах «Россия и славянство» и «Старое время». Скончалась Елизавета Михайловна в 1953 году.

Еще один гимн Добровольчеству, посвященный кадетам-Каппелевцам принадлежит перу одной из наиболее, быть может, известных белых поэтесс. Известных, но при этом почти не оставившей о себе сведений.

Там — под бурю набатного звона,

В снеговые сибирские дали

Они мчались в горящих вагонах,

На разбитых площадках стояли.

Они пели, безумные, пели —

Обреченные в жертву Вандалу.

На их черных кадетских шинелях

Еще свежая кровь не застыла!

Красный флаг наступал отовсюду,

Русь металась подстреленной птицей ...

Никогда, никогда не забуду

Эти русские, детские лица.

Нина Николаевна Снесарева-Казакова родилась в 1896 году в семье терских казаков. Пережив ужасы Гражданской войны, она вынуждена была покинуть Россию и обосноваться в Чехословакии. Нина Николаевна была членом чешского литературного кружка «Далибор», публиковала свои стихи в изданиях казачьего и российского зарубежья. В Праге увидели свет 5 сборников поэтессы: «Рыцари Белого Ордена», «Да святится имя Твое», «Тебе – Россия» и «Не надо думать!»… Все творчество Нины Снесаревой-Казаковой было проникнуто любовью к оставленной Родине и своему народу.

Безумные юродством во Христе,

Мы – русские, у нас сердца простые…

Мы - нищие, богаты в нищете,

Мы – пленники, свободные везде,

Мы – грешники, раскаяньем святые…

У нас не так, совсем не так в России:

И Бог не тот, и небеса не те!

 

Тоска по Родине, так и не ставшая «давно разоблаченной морокой» - отличительная черта творчества, пожалуй, всех поэтов Белой эмиграции.

Россия — плетень да крапива,

Ромашка и клевер душистый;

Над озером вечер сонливый,

Стволы тополей серебристых.

Россия — дрожащие тени.

И воздух прозрачный и ясный,

Шуршание листьев осенних,

Коричневых, желтых и красных.

Россия — гамаши и боты,

Гимназии светлое зданье.

Оснеженных улиц пролеты

И окон промерзших сверканье.

Россия — базары и цены,

У лавок — голодные люди,

Тревожные крики сирены,

Ревущие залпы орудий.

Россия — глубокие стоны

От пышных дворцов до подвалов,

Тревожные цепи вагонов

У душных и темных вокзалов.

Россия — тоска, разговоры

О барских усадьбах, салазках…

Россия — слова, из которых

Сплетаются милые сказки.

Автор этого стихотворения Ирина Николаевна Кнорринг родилась в селе Елшанка Самарской губернии в родовом имении своего отца в 1906 году. Действительный статский советник Николай Николаевич Кнорринг был известным историком, педагогом, директором гимназии и членом кадетской партии. Служба привела его в Харьков, где юная Ирина училась в гимназии вплоть до 20-го года, когда семье пришлось спешно покинуть город. Началась беженская жизнь: Туапсе, Симферополь, Севастополь, Тунис, Бизерта…

Стучали колеса…

«Мы там… мы тут»…

Прицепят ли, бросят?..

Куда везут?..

Тяжелые вещи

В темных углах…

На холод зловещий

Судьба взяла.

Тела вповалку,

На чемоданах…

И не было жалко,

И не было странно…

Как омут бездонный

Зданье вокзала,

Когда по перрону

Толпа бежала.

В парадных залах

Валялись солдаты.

Со стен вокзала

Дразнили плакаты.

На сердце стоны:

Возьмут?.. Прицепят?..

Вагоны, вагоны —

Красные цепи.

Глухие зарницы

Последних боев,

Тифозные лица

Красных гробов.

Берут, увозят

Танки и пушки.

Визжат паровозы,

Теплушки, теплушки, —

Широкие двери

Вдоль красной стены.

Не люди, а звери

Там спасены.

Тревожные вести

Издалека.

Отчаянья мести

В сжатых руках.

Лишь тихие стоны,

Лишь взгляд несмелый,

Когда за вагоном

Толпа ревела.

Сжимала сильнее

На шее крестик.

О, только б скорее!

О, только б вместе!

Вдали канонада.

Догонят?.. Да?..

Не надо, не надо.

О, никогда!..

Прощальная ласка

Веселого детства —

Весь ужас Батайска,

Безумие бегства.

В Бизерте, в лагере Сфаят Ирина сдала экзамены за весь школьный курс при Морском корпусе и получила «Свидетельство о зрелости». Здесь она прожила четыре с половиной года, после чего семья переехала во Францию. В Париже Николай Николаевич работал в Тургеневской библиотеке, читал лекции в Русском народном университете, публиковался в газете «Последние новости», а его жена Мария Владимировна устроилась на парфюмерную фабрику, подрабатывала в кукольных мастерских, вышиванием и вязанием на дому. Ирина помогала матери, училась во Франко-русском институте социальных и общественных наук и постепенно входила в круг парижских литераторов. Вскоре она вышла замуж за молодого русского поэта Юрия Софиева.

Этот брак можно было бы назвать счастливым, если бы не тяжелая болезнь Кнорринг. Юрий женился на ней, уже зная, что невеста больная тяжелой формой диабета. Несмотря на это, через год после свадьбы Ирина родила сына Игоря. В эти годы семейного счастья ее лирика носила глубоко личный характер. Однако, начавшаяся 2-я Мировая война вновь заставили зазвучать гражданские ноты.

Умеренный, твердый, железный,

Презревший лишенья и страх,

Взлетающий в звездные бездны,

Ныряющий в темных морях,

Еще — победитель-удачник —

(«Куда только мы ни зашли!»)

Немецкий мечтательный мальчик

Гуляет но карте земли.

Он так подкупающе молод,

Так бодро шагает вперед,

Неся разоренье и голод

Повсюду,

Куда ни придет.

Его на бульварах Парижа

Так радует каждый пустяк:

Он губы застенчиво лижет,

Косясь на французский коньяк.

У пестрых витрин магазинов

Часами стоит, не идет,

Совсем по-ребячьи разинув

Свой красный, смеющийся рот.

А завтра, послушный приказу,

С винтовкой на твердом плече

Пойдет… и не бросит ни разу

Простого вопроса: «Зачем?»

Зачем ему русские вьюги?

Разрушенные города?

На севере или на юге —

Везде — непременно — всегда?

Зачем ему гибнуть и драться

Среди разрушений и бед,

Когда за плечами лишь двадцать

Восторгом обманутых лет?

Неужто такая отрада —

Недолгих побед торжество?

Ведь запах смолы из Шварцвальда

Уже не коснется его.

И над безымянной могилой

Уже не поплачет никто.

Далекий, обманутый, милый…

За что?

Ирина Кнорринг не дожила до окончания войны. Она скончалась в 1943 году. В том же году ее муж, активный участник Сопротивления, был отправлен на принудительные работы в Германию. В 1955 году он вместе с сыном и его женой, а также Николай Николаевич Кнорринг исполнили мечту Ирины и приехали в СССР, где были определены на жительство в Алма-Ату. В 1993 здесь на средства сына и внука поэтессы был издан самый полный ее сборник «После всего», в который вошло 127 стихотворений.

В глухую ночь, как летописец некий,

Записываю горе наших лет;

А днем ищу я в русском человеке

Неизгладимый, негасимый свет.

Трагическая доля Ярославны –

Мой горький плач о гибнущих в бою...

Но тем, кто пал бесцельно и бесславно,

Ни слез моих, ни песен не даю.

Живу. Люблю. И верую по-детски,

Как должен верить русский человек...

Но жив во мне строптивый дух стрелецкий, –

Его ничем не вытравить вовек.

А Русь молчит. Не плачет... и не дышит...

К земле лицом разбитым никнет Русь...

Я думаю: куда бы встать повыше

И крикнуть «им»: – А я не покорюсь!

Не примирюсь я с долей Ярославны!

И пусть пока молчит моя страна, –

Но с участью печальной и бесславной

Не примирится и она!

Эти строки были написаны в Харбине одной из величайших русских поэтесс Марианной Колосовой. Настоящее имя Колосовой - Римма Ивановна Виноградова. Она родилась 26 мая 1903 года на Алтае и происходила из старинного рода кубанских казаков. До Гражданской войны девушка жила в Барнауле, и здесь со всей беспощадностью проехалось по ее судьбе Красное колесо, отнявшее у нее отца-священника и жениха – белого офицера. Оба они были убиты большевиками.

После разгрома белых Марианна навсегда покинула Россию, перебравшись вместе с остатками частей атамана Анненкова в Харбин. Здесь один за другим вышли ее сборники «Армия песен», «Господи, спаси Россию!», «Не покорюсь!», «На звон мечей». Современники называли Колосову «бардом Белой армии» и харбинской Мариной Цветаевой.

Россия? Ты еще жива?

В цвету черемуховом ты ли?..

Зимой, наверно, на дрова

Мою черемуху срубили…

Мужчины будут по-мужски

Решать мудреную задачу.

А я в цепях немой тоски

Молюсь и жалуюсь, и плачу.

Россия? Ты еще жива?

Ты новой ждешь войны и крови?

На помощь звать? Но где слова?

И есть ли нынче сила в слове?..

Неправда! Ты не умерла,

Хоть и подрублена под корень,

С душой Двуглавого Орла,

Который грозам непокорен!

Ты — вся в огне и вся в цвету,

И ты ни в чем не виновата.

Лелеешь новую мечту —

И громового ждешь раската.

Детьми замученная мать!

И мы обречены судьбою

Тебя любить и понимать,

И плакать горько над тобою.

Какое счастье русским быть!

Какая тяжесть быть им ныне…

В России горько стало жить,

А без России мы… в пустыне.

В Харбине Колосова вышла замуж за Александра Николаевича Покровского, бывшего офицера Белой армии и сына известного петербургского профессора, автора «Истории русской словесности». После оккупации Харбина японцами в 1934 году они перебрались в Шанхай, где содержали русскую библиотеку.

Марианна Колосова оказалась дальновиднее многих харбинских эмигрантов и, в частности, великого русского поэта Арсения Несмелова, с которым была дружна. В отличие от них она не увлеклась «большевизмом наоборот» в лице Константина Родзаевского и его «фашистской партии». Эта темная личность, бежавшая из СССР и бестрепетно бросившая там на растерзание ГПУ родных, получила самую жесткую оценку Колосовой, прямо объявившей Родзаевского провокатором:

«В Манчжуго под покровительством Японских властей ведет работу против России и русских патриотов, государственный преступник, польской национальности, переменивший несколько подданств, «вождь» обманутого им русского «быдла», предатель русского дела – КОНСТАНТИН РОДЗАЕВСКИЙ.

Константин Родзаевский виновен в том, что ведет работу совместно с инородческими самостийниками – сепаратистами, и иностранными, агрессорами интервентами, чтобы расчленить Великую Россию на части и создать из русских пограничных областей независимые буферные государства, которые помысли врагов русской национальной государственности, будут могилками Великодержавной России.

Эти «буферные государства» в конце концов, должны будут превратиться (с согласия Московских коммунистов) в эксплуатируемые колонии международного капитала.

Константин Родзаевский виновен в том, что по заданиям интервентов борется с центростремительными силами Русской эмиграции Дальнего Востока, верными Богу и России.

Константин Родзаевский сознательно и по злой воле блокируется с центробежными силами русской эмиграции, каковые по трусости и продажности предают русские интересы, помогая предательской работе К.Родзаевского прямо или косвенно.

…

Пусть эти люди, торгующие родиной и украшенные иностранной свастикой, не трогают наши святыни!

Говорю об этом от имени измученных манчжуговскими пытками русских людей. Ибо придет время для государственного преступника К.Родзаевского, сделать то же, что сделал в свое время Иуда.

…

Верую, Господи, что все кому нужно и должно услышать мои слова, услышат их. Да не помрачится вера моя. Пусть, те, кому следует, задумаются над слезами и кровью измученных пытками русских людей в Манчжуго».

В Шанхае вышли две последние книги Колосовой «На боевом посту» и «Медный гул». В 1949 году Китай стал коммунистическим, и семья Покровских уехала сначала на Филиппины, затем в Бразилию. В конце 50-х они окончательно осели в Чили, где, как и раньше в Китае, держала платную библиотеку — собрание русских книг числом более 4 тыс. «У них практически не было никаких вещей. Единственное их богатство — книги», - свидетельствовали современники. Скончалась Марианна Колосова 6 октября 1964 года. Похоронена в Пуэнте-Альто, пригороде Сантьяго. На табличке, прикрепленной к могильному кресту, имеется надпись: «Русская национальная поэтесса».

Спите спокойные, спите,

Я же не в силах спать:

Сердца кровавые нити

Буду в поэмы сплетать.

В тихой глубинности ночи

Мстители - мысли придут…

Сердце кинжалы отточит…

Пальцы патроны набьют!

Вышью цветными шелками

Лозунг России родной.

Грозно взовьется над нами

Грозный орел боевой.

Белою лентой украшу

Шашки стальной рукоять.

В битву за Родину нашу

Буду друзей провожать.

В радости, в светлом восторге,

Верим, надеемся, ждем!

Победоносец Георгий

Будь нашим Белым Вождем!

 

Еще учась на юридическом факультете Харбинского университета, Марианна Колосова сблизилась с поэтессой Ольгой Скопиченко, с коей впоследствии их связывала многолетняя дружба. Они делили тогда одну комнатку, и позже Скопиченко вспоминала о том времени: «В маленькой комнатушке, предназначенной для караульного китайца... жили две поэтессы, одна совсем еще начинающая, еще певшая с чужого голоса, и ее старшая сестра по перу, уже известная, уже окрепшая в своих стихах, нашедшая свой путь. Жили голодно, перебивались скудными заработками за случайные уроки, переписку, переводы...»

Ольга Алексеевна родилась в Сызрани в 1908 году. Ее отец, лесовод, в годы войны был начальником лагеря военнопленных, а после революции, как кадровый офицер участвовал в Белом движении, заведовал артиллерийскими складами. Вместе с армией он эмигрировал в Харбин, где вновь устроился работать лесоводом.

В Харбине Скопиченко окончила гимназию и выпустила свой первый сборник. На ее творчество заметное влияние оказала Колосова. Поэзия Ольги Алексеевны также исполнена любовью к России и верой в нее.

Если жизнь, как траву скосили...

Вечной памятью будут песни...

Тот, кто любит свою Россию,

Верит свято—она воскреснет.

И в пасхальный день, как молитву

Вспоминаешь родные были.

Ничего, что сердце разбито,

Ничего, что мечту убили.

Ничего, что тьмою изгнанья

Наш единственный свет погашен.

И во тьме пронесем мы знамя

Прошлых дней истории нашей.

Бог воскресший, через столетья

Ту страну, что много грешила

Славой вечной своей отметит...

Покаяньем, светом, силой.

День настанет светлей и краше

Милых дней, ушедших в преданья,

Над страною любимой нашей

Ослепительно солнце встанет.

Если долго мечтать о чуде,

На земле сбывается чудо.

И «воистину» скажут люди

И воистину счастье будет.

С приходом японцев Скопиченко переехала в Шанхай, где работала на табачной фабрике и продолжала печататься. Спасаясь от побеждавших в Китае коммунистов, Ольга Алексеевна вместе со своим мужем Борисом Коноваловым перебралась сперва на маленький остров Тубабао на Филиппинах, где прожила 2 года в лагере русских беженцев, а оттуда в Сан-Франциско.

Мы знаем, что слезы и боль не помогут,

Без Родины юные годы прошли.

Великие Таинства, данные Богом,

Истрачены нами для чуждой земли.

И вот мы не падаем, молча, без стона,

Пытаемся в жизни бодрее идти.

И наша страна чудотворной иконой

Мерещится нам на тяжелом пути.

И если на Родину выведут тропы

Бессчисленных наших потерь и побед,

Мы Ей отдадим, как последнее, опыт

Скитальческих темных и трепетных лет.

У Родины нашей попросим немного!

За наши страданья, за горе, за страх...

Попросим смиренные, именем Бога,

Земли для могилы в родимых полях.

В Сан-Франциско Скопиченко сотрудничала газетой «Русская жизнь», печаталась в других русскоязычных изданиях, выпустила несколько книг. Ольга Алексеевна была председателем благотворительной организации русско-американских женщин, посещала литературно-художественный кружок. Окружающая действительность, однако, не находила отражения в ее творчестве. Разлученная с Родиной еще ребенком, поэтесса продолжала жить ее судьбой, вновь и вновь обращаясь в своих стихах и прозе к дорогому далекому образу.

Погибли в страшной буре мировой:

Расстреляны, замучены, убиты

Из их имен составлен длинный свиток,

Записанный спокойною судьбой.

И летописец будущих столетий

Быть может, на пергаментных листах,

В спокойных строках на века отметит,

Прошедших дней смятение и страх.

В словах, как летопись ведется, величавых:

О смуте, взвившейся над русскою землей,

О воинах, принявших смертный бой

И увенчает их немеркнувшею славой.

Про тех, кто выжил в эти дни войны

Полуслепой, измучен и изранен,

Несет свой крест далекого изгнанья

В бездушных городах чужбинной стороны.

В селеньях Божьих, где различья нет,

Пройдут тоопинкои горною спокойно

Убитый командир, расстрелянный кадет,

Замученный годами пытки воин.

Да будут в памяти их святы имена

Пред их могилой преклоним колена

И в будущем великая страна

Их увенчает славою нетленной.

В 1990 году Ольга Алексеевна потеряла зрение, а 4 года спустя выпустила свою итоговую книгу «Рассказы и стихи», включившую 43 рассказа и стихотворения разных лет. Скончалась поэтесса в 1997 году, обретя свой последний приют на калифорнийском кладбище в Сан-Матео. Борис Коновалов передал в дар Приморскому государственному объединенному музею имени Арсентьева во Владивостоке обширный архив - фотографии, документы, открытки, книги из личной библиотеки жены. Так сбылась мечта Ольги Скопиченко – она все-таки вернулась в Россию. Своими стихами.

Когда пройдем назначенный нам срок,

Когда поймем, что есть иные дали,

Прекрасней наших жизненных дорог,

Где мы боролись, верили, мечтали..

Когда поймем, что злоба и вражда,

Как цепи для души, как узнику оковы...

И свет любви, как яркая звезда,

Нам озарит пути дороги новой...

Тогда найдем забытые слова,

Наполненные ласкою и дружбой...

И те огни, что брезжили едва,

Покажутся нам, как мираж ненужный...

И пролистав синодик прежних битв,

Мы зачеркнем его, уйдя к иным пределам,

К пределам радости, прощения, молитв,—

Все до конца поняв, чем сердце отболело.

И, может быть, тогда...—спокойна и ясна,

Омытая страданьем бездорожья,

Вернется нам любимая страна

По вере нашей, по веленью Божью.

 

Еще одна долгожительница русского литературного зарубежья – Ларисса Андерсен, женщина поистине уникальной судьбы. Она родилась 25 февраля 1914 году в Хабаровске, в семье офицера-артиллериста Николая Михайловича Андерсена. В 1920 году семейство Андерсен прибыло во Владивосток, а в 1922 году переправилось в Харбин вместе с эскадрой контр-адмирала Старка. За плечами у Николая Михайловича была первая мировая война, ранение, плен, служба при штабе Колчака, из рук которого он получил полковничьи погоны… В Харбине же полковнику Андерсену пришлось работать счетоводом на КВЖД. Первое время семья очень бедствовала. Мать, Евгения Иосифовна, шила, а Ларисса рисовала портреты известных американских актеров, на которые был неплохой спрос, и расписывала коробки для кондитерских. Способности к рисованию она унаследовала от отца.

Еще учась в гимназии Оксаковской, Ларисса участвовала в кружке «Молодая Чураевка», куда входили и Арсений Несмелов, и Марианна Колосова, и другие харбинские поэты. Именно «чураевцам» впервые читала юная Андерсен свои стихи…

Я думала, Россия - это книжки.

Все то, что мы учили наизусть.

А также борщ, блины, пирог, коврижки

И тихих песен ласковая грусть.

И купола. И темные иконы.

И светлой Пасхи колокольный звон.

И эти потускневшие погоны,

Что мой отец припрятал у икон.

Все дальше в быль, в туман со стариками.

Под стук часов и траурных колес.

Россия - вздох.

Россия - в горле камень.

Россия - горечь безутешных слез.

Литература, однако, не стала призванием Лариссы. Ее захватило иное искусство – танцевальное. И в нем удивительно красивая и грациозная девушка достигла подлинных высот, пройдя «ускоренный курс» хореографической школы Лидии Карловны Дроздовой, воспитанницы Петипа, причисленной в свое время к российскому императорскому двору.

Более 15 лет она была звездой дальневосточной эстрады, танцевала в оперетте, иногда в больших балетных постановках. Каждый номер у нее был отделан до малейшего жеста, до последней детали в костюме, тонко, умно, со вкусом и с чувством меры. Андерсен была музой многих поэтов Русского Китая. Белая Яблонька, Джиоконда, Сольвейг, Горний Ангел, Печальный Цветок – вот лишь неполный список имен, которыми величали Лариссу современники… «…Ларисса Андерсен – это Сказки… таинственность волшебных лесов… мудрые деревья… звезды, как костры в темно-синем небе… …Живопись и поэзия. И отсутствие шаблона. С самого детства. Вероятно, на всю жизнь…» – писал Алексей Ачаир о творчестве музы дальневосточного Парнаса.

Несмотря на иное призвание, поэзию Ларисса не оставляла. В 1940 году по настоянию Александра Вертинского, большого поклонника ее таланта и красоты, она выпустила сборник «По земным лугам».

Лучшие песни мои не спеты,

Лучшие песни мои — со мной…

Может быть, тихою ночью это

Бродит и плачет во мне весной?

Месяц застыл, навостривши уши,

Слушает сонную тишь земли…

Если бы кто-нибудь мог подслушать

Боль безысходных моих молитв!

Сладким, безумным предсмертным ядом

Яблони майскую ночь поят…

Знаю я – всем нам, цветущим, надо

Прятать в груди этот нежный яд…

Как и другие русские эмигранты, Андерсен была вынуждена перебраться из Харбина в Шанхай. Из Шанхая же китайцы долго не выпускали ее без объяснения причин. Отправив отца в Канаду, сама Ларисса еще несколько лет оставалась «запертой» в этом городе, пережив туберкулез и много иных тягот. За них, однако, судьба щедро вознаградила ее, подарив встречу с Морисом Шезом, представителем судоходной компании, с которым она познакомилась, выступая на одном из вечеров во Французском клубе. Вскоре они сыграли свадьбу, и все китайские запреты рухнули. В 1956 году Андерсен покинула Шанхай и впоследствии обосновалась на родине мужа – во Франции.

В 2007 году в издательстве «Русский путь» вышло первое обобщающее издание творческого наследия Лариссы Андерсен «Одна на мосту», включающее стихотворения, воспоминания, переписку и статьи разных лет. Сама же поэтесса скончалась в 2012 году в маленьком городке Иссенжо, так и не увидев России, которая всегда жила в ее душе и стихах.

Я березку вдруг захотела

Посадить у окна в саду,

Ведь фантазиям нет предела,

Только силам есть на беду!

Есть березка. Но я сломалась!

Вижу: где-то просчет в пути,

Мне осталась такая малость,

А березке еще расти.

Ну кому и что она скажет

Русским сказом, если не мне?

Ведь берез на кладбище даже

Не сажают в этой стране!

Опубликовано в Литературно-общественный журнал «Голос Эпохи», выпуск 1, 2016 г.