 Причины эвакуации. Положение на фронте.
Определяющее влияние на подготовку и проведение эвакуационных мероприятий имела общая стратегическая ситуация. После неудачного похода на Москву, завершившегося крушением белого фронта и колоссальными людскими и территориальными потерями, успешные действия ВСЮР против большевиков в январе 1920 г. высветили перед их командованием возможность переломить ситуацию в свою пользу. Рассчитывая на то, что ударный импульс большевистского наступления ослаб из-за больших потерь, растянувшихся коммуникаций и наступившего неожиданно рано разлива Дона и Маныча, было решено в начале февраля перейти в контрнаступление, нанося удар на левом фланге с целью захвата Ростова и Новочеркасска. Численность основных группировок ВСЮР на фронте составляла: Отдельного Добровольческого корпуса – 10 тыс., Донской армии – 37 тыс., Кубанской армии – 7 тыс., итого – 54 тыс. штыков и сабель, что не уступало, а в действительности даже несколько превосходило главные силы Кавказского фронта красных.
26 января (8 февраля) Деникин отдал директиву о переходе в общее наступление северной группы армий «с нанесением главного удара в Новочеркасском направлении и захватом с двух сторон Ростово-Новочеркасского плацдарма». Наступление предполагалось начать в ближайшие дни, когда ожидалось усиление Кубанской армии пополнениями и новыми дивизиями.
Командование красных, несмотря на понесенные потери и трудности, связанные со снабжением, также готовилось к наступательным действиям. Оно решило опередить противника и, произведя перегруппировку сил, приказало войскам Кавказского фронта 1 (14) февраля перейти в наступление. Предполагалось силами 8-й, 9-й и 10-й армий форсировать Дон и Маныч, прорвать оборону белых, а затем вводом в прорыв 1-й Конной армии С.М. Буденного на стыке между Донской и Кубанской армиями расчленить их и разгромить по частям. Командование ВСЮР, получив сведения о переброске 1-й Конной армии в стык между 9-й и 10-й армиями, создало ударную конную группу под командованием генерал-лейтенанта А.А. Павлова в составе 2-го и 4-го («мамантовского») Донских корпусов, насчитывавшую от 10 до 12 тыс. шашек.
В первые два дня наступления попытки частей красных 8-й и 9-й армий форсировать Дон и Маныч успеха не имели из-за упорной обороны белых. Лишь к вечеру 2 (15) февраля кавалерийским дивизиям 9-й и 10-й армий удалось преодолеть Маныч и захватить небольшой плацдарм. 10-я армия, усиленная двумя стрелковыми дивизиями из состава 11-й армии нанесла поражение только что сформированному 1-му Кубанскому корпусу генерал-лейтенанта В.В. Крыжановского и 3 (16) февраля овладела станцией Торговая. 4 (17) февраля конница Павлова атаковала 1-ю Кавказскую кавалерийскую и 28-ю стрелковую дивизии красных, отбросив их за Маныч, но красные части задержали ударную группу противника, выиграв время для подхода 1-й Конной армии в район Торговой. Павлов пытался атаковать главные силы Буденного под Шаблиевкой, но был отбит и на следующий день начал отход к Егорлыкской, причем до половины личного состава его группы замерзла во время бурана в безлюдной степи, в результате чего из 10-12 тыс. шашек в строю осталось не более 5,5 тыс.
6-8 (19-21) февраля Добровольческий и 3-й Донской корпуса прорвали оборону войск 8-й армии и овладели Ростовом и Нахичеванью. По словам Деникина, это «вызвало взрыв преувеличенных надежд в Екатеринодаре и Новороссийске… Однако движение на север не могло получить развития, потому что неприятель выходил уже в глубокий тыл Добровольческого корпуса – к Тихорецкой». В эти же дни 9-я армия нанесла поражение 1-му Донскому корпусу, вынудив его отойти на южный берег Маныча, а 1-я Конная армия во взаимодействии с ударной группой 10-й армии под командованием М.Д. Великанова окружила в районе Белой Глины 1-й Кубанский корпус и разгромила его. Погиб и командир корпуса генерал Крыжановский вместе со своим штабом. Красные захватили до 4,5 тыс. пленных, всю артиллерию корпуса, 3 бронепоезда и много другого военного имущества. Командование ВСЮР ввело в бой против 1-й Конной армии и группы Великанова конную группу Павлова. Однако, ослабленная от морозов, она была наголову разгромлена 12 (25) февраля в ожесточенном встречном сражении у Егорлыкской, после чего белые, лишившись последнего подвижного резерва, начали отход по всему фронту, преследуемые войсками красных.
К 16 (29) февраля Добровольческий корпус генерал-лейтенанта А.П. Кутепова, оставив по приказу командования Ростов и отойдя за Дон, продолжал отражать атаки красной 8-й армии, однако ослабленный 3-й Донской корпус уже отходил к Кагальницкой, открывая фланг добровольцев у Ольгинской. В это время наступавшие с северо-востока войска красных 10-й и 11-й армий вели бои на подступах к Тихорецкой и Ставрополю, а части экспедиционного корпуса 11-й армии продвигались от Святого Креста к Владикавказской железной дороге, поддерживаемые восстаниями большевистского подполья во всем Минераловодском районе.
17 февраля (1 марта) генерал-лейтенант В.И. Сидорин отвел войска Донской армии, в оперативном подчинении которой находился и Добровольческий корпус, за реку Кагальник, но части не остановились на этой линии и под давлением противника отошли дальше. Как пишет А.И. Деникин, «наша конная масса, временами раза в два превосходящая противника (на главном Тихорецком направлении), висела на фланге его и до некоторой степени стесняла его продвижение. Но пораженная тяжким душевным недугом, лишенная воли, дерзания, не верящая в свои силы, она избегала уже серьезного боя и слилась, в конце концов, с общей человеческой волной в образе вооруженных отрядов, безоружных толп и огромных таборов беженцев, стихийно стремившихся на запад».
В этих условиях командование ВСЮР считало необходимым задерживаться на естественных водных рубежах, надеясь на возрождение у донцов и кубанцев духа и воли к борьбе за освобождение от большевиков своих областей. С середины февраля (начала марта) армии отступали в общих направлениях линий железных дорог от Кущевки (Добровольческий корпус), Тихорецкой (Донская армия), Кавказской и Ставрополя (Кубанская армия) – на Новороссийск, Екатеринодар, Туапсе. Наступившая весенняя распутица помогала в организации отхода, сдерживая наступательную активность красных.
В ночь на 22 февраля (6 марта) генерал-майор П.С. Махров, только что назначенный на должность генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего ВСЮР, изложил начальнику штаба генерал-лейтенанту И.П. Романовскому свои соображения о необходимости принятия следующих мер: «а) немедленно отдать приказ о самой энергичной эвакуации Новороссийска и Екатеринодара, начиная с госпиталей, б) произвести рекогносцировку путей, как на юг, так и на запад через Таманский полуостров, имея в виду возможность переброски войск на Керчь, и в) готовить переправы через Кубань».
Романовский решительно возразил против приказа об эвакуации Новороссийска, объясняя это тем, что такая мера произведет неблагоприятное впечатление на войска и население. Таково же было и мнение Деникина. Решение о начале общей эвакуации, не говоря уже о ее проведении, представлялось главнокомандующему ВСЮР весьма непростым и деликатным. Поставленный прямо перед союзниками, он мог повлиять на их готовность продолжать материальное снабжение армии, брошенный же в массы – подорвать импульс к продолжению борьбы.
Решение об эвакуации.
Союзники уже не строили никаких иллюзий по поводу перспектив и исхода этой борьбы. Начальник британской военной миссии генерал-майор Г. Хольман, встретившийся с Махровым на другой день после вышеупомянутого доклада у Романовского, просил принять самые решительные меры к немедленной погрузке семей военнослужащих, подлежащих эвакуации. «Пароходы стоят уже неделю и жгут даром уголь, - говорил он, - а в последнюю минуту, когда пароходы вам понадобятся для более серьезного назначения, их может не оказаться налицо». Вмешательство британского генерала возымело результаты, и в тот же день градоначальнику Новороссийска генералу Макееву было отдано соответствующее приказание.
23 февраля (7 марта) на совещании в ставке главнокомандующего Махров предложил, в случае невозможности удержаться на рубеже Кубани, отвести Донскую армию на Таманский полуостров, обеспечив прикрытие ее отхода силами Добровольческого корпуса, а затем переброску всех частей в Крым. Такое решение было основано на том, что одновременная планомерная эвакуация из переполненного беженцами Новороссийска представлялась весьма проблематичной: в силу отсутствия необходимого тоннажа и морального состояния войск не было надежд на возможность погрузки всех людей, не говоря уже об артиллерии, обозе, лошадях и запасах, которые неизбежно пришлось бы бросить.
25 февраля (9 марта) был отдан приказ об эвакуации Екатеринодара и Новороссийска и примерно в тот же день – распоряжение о рекогносцировке путей и сооружении переправ через Кубань. План эвакуации в Крым с Тамани был Деникиным принят, и работа по его воплощению в жизнь началась.
К 27 февраля (11 марта) северный фронт белых откатился на линию реки Бейсуг. В тот же день Деникин с целью выиграть время для организации переправ через Кубань и отхода на ее левый берег отдал приказ: удерживая линию Бейсуга и прикрывая екатеринодарское и туапсинское направления, перейти в наступление правым флангом Донской армии. Однако собранные в районе Кореновской донские корпуса, несмотря на все попытки Сидорина убедить казаков в необходимости сражаться, в бой не пошли.
Все это говорило о глубокой деморализации, охватившей войска, и прежде всего казачьи части после неудачных попыток остановить наступление красных на Дону и Маныче. В таких условиях приказы главнокомандующего, равно как и командующих армиями, оставались всего лишь благими пожеланиями, не оказывавшими уже никакого влияния на действия подчиненных им войск. Иными словами, командование теряло управление войсками, в результате чего борьба становилась бесполезной и бесперспективной. Хуже всего было то, что деморализация создавала почву для трений между казачеством и добровольцами.
28 февраля (12 марта) Деникин получил от Кутепова отправленную накануне телеграмму, в которой командир Добровольческого корпуса требовал принятия мер к эвакуации «бойцов за идею Добровольческой армии» и предоставления ему диктаторских полномочий «в отношении всех лиц и всякого рода военного, казенного и частного имущества и всех средств, находящихся в районе Крымская – Новороссийск». Отдельным пунктом указывалось на необходимость передачи в исключительное ведение Добровольческого корпуса железной дороги Тимашевская – Новороссийск.
«Вот и конец», - напишет Деникин позднее в «Очерках русской смуты», - Те настроения, которые сделали психологически возможным такое обращение Добровольцев к своему Главнокомандующему, предопределили ход событий: в тот день я решил бесповоротно оставить свой пост. Я не мог этого сделать тотчас же, чтобы не вызвать осложнений на фронте, и без того переживавшем критические дни. Предполагал уйти, испив до дна горькую чашу новороссийской эвакуации, устроив армию в Крыму и закрепив Крымский фронт».
В ответной телеграмме Кутепову главнокомандующий поставил все дальнейшие действия в зависимость от развития общей ситуации (отход Добровольческого корпуса на Новороссийск предусматривался в случае, если казачий фронт развалится) и резко парировал требования, выходившие за рамки субординации и приличия. Прибывший в один из ближайших дней в ставку Кутепов выражал сожаление о своем шаге, объясняя его крайне нервной атмосферой, сложившейся в корпусе на почве недоверия к правительству и казачеству. Однако состоявшаяся между ним и Деникиным беседа уже не могла повлиять на принятое решение.
На следующий день главнокомандующий обратился к начальникам британской и французской военных миссий с письмом, в котором просил передать в Верховный совет Антанты просьбу о том, чтобы «по примеру того, как в 1915 году Сербская армия была эвакуирована на остров Корфу, Державы Согласия дали гарантию в эвакуации на случай необходимости кадров частей Вооруженных сил Юга России и русской интеллигенции куда-либо на нейтральную территорию, где эти части могли бы сформироваться и подготовиться к продолжению борьбы с большевиками».
Далее в том же письме Деникин просил распоряжения глав миссий о включении в число эвакуируемых из Новороссийска больных и раненых военнослужащих ВСЮР также и тех чинов, которые были совершенно небоеспособны вследствие болезней и преклонного возраста, и спешном вывозе их, ради того, чтобы разгрузить тыл в Новороссийске и в Крыму. В случае, если эвакуация вышеназванной категории не будет признана союзниками возможной, главнокомандующий просил «спешной доставкой нам угля помочь русскому флоту произвести эвакуацию этих лиц в Батум».
К 1 (14) марта обстановка на фронте сложилась настолько неблагоприятно, что ставку главнокомандующего было решено переместить из Екатеринодара в Новороссийск. К тому времени, когда поезд главнокомандующего прибыл в Новороссийск, атмосфера в городе была весьма напряженной. В его окрестностях повсюду действовали отряды «зеленых», с которыми не могли справиться выделенные против них силы 2-й пехотной и Донской Сводно-партизанской дивизий. Как вспоминал Деникин, "улицы его буквально запружены были молодыми и здоровыми воинами-дезертирами. Они бесчинствовали и устраивали митинги, напоминавшие первые месяцы революции — с таким же элементарным пониманием событий, с такой же демагогией и истерией. Только состав митингующих был иной: вместо товарищей солдат были офицеры". Те тысячи офицеров, настоящих, а то и самозванных, которых никогда не видели на фронте, и которые недавно переполняли Ростов, Новочеркасск, Екатеринодар, Новороссийск, создавая устойчивый карикатурный штамп "белогвардейца", прожигающего жизнь, проливая пьяные слезы о гибнущей России. Теперь создаваемые ими "военные организации" укрупнялись, сливаясь вместе с целью захвата кораблей. Борьба за места на отходящих пароходах доходила до драк. Деникин издал приказ о закрытии всех этих самодеятельных организаций, введении военно-полевых судов и регистрации военнообязанных. Указал, что уклоняющиеся от учета будут оставлены на произвол судьбы. В город вызвали несколько фронтовых добровольческих частей. Тыловых "героев", прячущихся за их спинами, фронтовики, понятно, не жаловали, и быстро навели в Новороссийске относительный порядок.
В ночь на 2 (15) марта после неудачного боя под Кореновской правый фланг Донской армии откатился к Пластуновской. Добровольческий корпус в это время сдерживал противника в районе Тимашевской, имея уже в своем тылу конницу красных. Это обстоятельство побудило генерала Кутепова отдать приказ об отходе корпуса на один переход назад. Сидорин отменил это распоряжение, приказав Добровольческому корпусу перейти в наступление и восстановить свое положение, в чем штаб корпуса увидел перспективу окружения и гибели. И это имело под собой основания, так как в тот же день правый фланг донцов в беспорядке отошел к ст. Динская в переходе от Екатеринодара. Поскольку столкновение грозило принять крайне острые формы, Деникин счел необходимым изъять Добровольческий корпус из оперативного подчинения командующему Донской армией и подчинить его непосредственно себе.
К 3 (16) марта Добровольческий корпус, Донская армия и часть Кубанской, не сумев сдержать противника на линии реки Бейсуг, сосредоточились на ближних подступах к Екатеринодару. Следующий рубеж - линии рек Кубань – Лаба и Кубань – Белая главнокомандующий считал «последним оплотом, за которым легко, возможно и совершенно необходимо оказать упорнейшее сопротивление, могущее совершенно изменить в нашу пользу исход операции». В соответствии с изданной в тот день директивой, Донской армии предписывалось «активно сдерживая продвижение противника на Екатеринодар, при первой же возможности нанести удар его конной группе», Добровольческому корпусу – «в связи с Донской армией сдерживать наступление противника, прикрывая пути на Новороссийск и Таманский полуостров». В эти дни Деникин откровенно высказался перед представителями союзного командования о перспективах продолжения борьбы: «Оборонительный рубеж – р. Кубань. Поднимется казачество – наступление на север. Нет – эвакуация в Крым».
Между тем надежды Деникина на то, что «казачество поднимется», имели под собой определенные основания. С началом весны под влиянием репрессий и насилий, чинимых красными, Кубанская армия начала быстро расти. За счет возвращения в строй дезертиров ее численность, несмотря на тяжелые потери в боях на Маныче, увеличилась с 7-8 тыс. в начале января до 40 тыс. чел. в начале марта. В директиве главнокомандующего от 3 (16) марта командующему Кубанской армией генерал-лейтенанту С.Г. Улагаю предписывалось «продолжать самым энергичным образом формирование кубанских частей». О том, что «настроение кубанских казаков резко меняется к лучшему» указывал несколько дней спустя в письме к командиру 3-го Кубанского корпуса генерал-лейтенанту С.М. Топоркову кубанский войсковой атаман генерал-майор Н.А. Букретов.
Однако 4 (17) марта пал Екатеринодар. Красные захватили до 20 тыс. пленными (в том числе более 7 тыс. офицеров), 40 орудий, более 100 пулеметов, 4 бронепоезда и 30 аэропланов. В этих условиях Деникин отдал директиву об отводе войск за Кубань и Лабу и об уничтожении всех переправ. Фактически же переправа кубанских и донских частей, на которых «психологическая линия» на реке Кубань не произвела никакого впечатления, началась в условиях паники и полной неразберихи накануне и закончилась в день издания директивы. На следующий день после упорных боев с сильной советской конницей перешел на левый берег Кубани и Добровольческий корпус, которому в соответствии с вышеупомянутой директивой было приказано, помимо обороны низовьев Кубани, прикрыть частью сил Таманский полуостров у Темрюка. Драматизм отхода добровольцев за Кубань передает оперативная сводка Донской армии за 6 (19) марта: «3-й Корниловский полк, направлявшийся на присоединение к Добркорпусу в количестве 150 человек переправился в районе Елизаветинская на южный берег р. Кубани, остальные же были атакованы конницей красных, захвачены в плен и расстреляны под звуки своего оркестра».
В день сдачи Екатеринодара Махров представил Романовскому доклад, основанный на данных рекогносцировки пути между Анапой и станицей Таманской, произведенной его родным братом, Генерального штаба полковником В.С. Махровым. Результаты рекогносцировки были благоприятными: две дороги, северная и южная, были удобнопроходимы для всех родов войск, имели на своем пути ряд преград и дефиле, способствовавших обороне, и находились под прикрытием корабельной артиллерии русского и союзного флота. Керченский порт имел транспортную флотилию для переброски в сутки около 10 000 чел. и до 1000 лошадей. Кроме того, «фланговое положение армии на Тамани в отношении путей сообщения противника вынудило бы последнего направить сюда значительные силы, что дало бы возможность замедлить наступление большевиков на Новороссийск и выиграть время для подхода судов».
В своем докладе Махров предлагал направить на Тамань Донскую армию, мотивируя это тем, что донцы были небоеспособны и в массе недисциплинированны. Без прикрытия с тыла они, отходя на Новороссийск, могли бы создать в порту беспорядок и затруднить эвакуацию. Будучи же обеспеченными с тыла надежными добровольческими частями, они спокойно могли бы следовать по двум дорогам к Тамани для переправы в Керчь. К тому же на Тамани имелось больше возможностей для перевозки лошадей, представлявших собой один из важнейших и ценнейших ресурсов для ведения маневренной войны. На Тамань предполагалось направить и часть Кубанской армии генерала Улагая.
Добровольческий корпус намечалось направить в Новороссийск, как единственное соединение, еще способное отходить с боями и прикрывать отход остальных. Не успевших погрузиться в Новороссийске, предполагалось направить по прибрежной дороге на юг, чтобы в пути, если удастся, подобрать их на транспорты. Главнокомандующий одобрил все эти соображения и приказал спешно стягивать транспортные суда в Керчь и одновременно подготовить лошадей для оперативной части ставки, чтобы перейти в Анапу, а затем следовать с войсками береговой дорогой на Тамань. Деникин собирался лично присутствовать и руководить переброской войск через Керченский пролив.
5 (18) марта в Новороссийске состоялась встреча Деникина и Сидорина, на которой обсуждались возможные пути отступления. Сидорин категорически отказался от предложенного ему главкомом варианта отхода, считая, что его хотят, как он выразился, заманить в «новую ловушку», и предлагал отводить Донскую армию на Геленджик и Туапсе. Однако Деникин, используя вышеприведенные аргументы в пользу Таманского полуострова, настаивал на своем варианте. На следующий день после ряда совещаний Сидорина со старшими начальниками Донской фракции Верховного Круга и членами Донского круга было принято решение исполнить пожелание генерала Деникина о том, чтобы Донская армия отходила на Тамань.
6 (19) марта из штаба Донской армии было неожиданно получено донесение, что на рассвете до двух рот красных переправились на лодках на южный берег Кубани у Екатеринодара и потеснили донские сотни, занимавшие район железнодорожного моста. Такие же силы форсировали реку в районе Усть-Лабы. Попытки ликвидировать созданные плацдармы успеха не имели, и частям советских 21-й, 23-й и 33-й стрелковых дивизий удалось закрепиться на левом берегу Кубани. Правофланговый 4-й Донской корпус генерал-лейтенанта Т.М. Старикова (около 18 тыс. всадников), оборонявший участок реки ниже Усть-Лабы, неожиданно покинул фронт и, бросив почти всю артиллерию, двинулся на юг в горы, на соединение с Кубанской армией, действовавшей независимо от главнокомандующего ВСЮР. Таким образом, фронт Донской армии оказался расколотым надвое.
7 (20) марта Деникиным была отдана последняя директива войскам на Кавказском театре: «1) Генералу Улагаю обеспечивая правый фланг Донской армии и согласуя с ней свои действия, прочно удерживаться на реках Пшиш и Курга; 2) Генералу Сидорину выделить в резерв Главнокомандующего одну конную дивизию в район Крымской, упорно оборонять линию Кубани от устья р. Курги до Ольгинского включительно, сменив немедленно донскими частями части Добровольческого корпуса у Ольгинской; 3) Генералу Кутепову ввиду важного для нас значения Таманского полуострова и необходимости обладать им во что бы то ни стало, удерживать линию реки Кубань от Ольгинского до Ахтанизовского лимана и, группируя резервы по своему левому флангу, на направлении Варенниковская – Анапа, теперь же выделить часть сил для овладения Таманским полуостровом и прочного прикрытия от красных северной дороги на Таманский полуостров».
Как напишет позже Деникин в своих «Очерках», «ни одна из армий директивы не выполнила». В сущности, иначе и быть не могло, так как к моменту своего выхода директива уже устарела и не отражала реального положения на фронте. По-видимому, в тот же день (документальных свидетельств на этот счет не имеется) войска ВСЮР получили приказ главнокомандующего на подготовку к эвакуации в Крым. В соответствии с принятым ранее планом, Донской армии, 3-му Кубанскому корпусу и двум кавалерийским дивизиям было приказано отходить на Таманский полуостров, пехоте же и другим частям Добровольческого корпуса – идти для посадки на пароходы в Новороссийск. Прочие корпуса Кубанской армии также получили приказ об отходе на Тамань, но в силу изменившихся обстоятельств не могли его выполнить.
Кубанские части, большей частью совершенно дезорганизованные, пробивались горными дорогами на Туапсе. К ним присоединился оторвавшийся от главных сил Донской армии 4-й Донской корпус. Остальные корпуса, почти не задерживаясь, нестройными толпами двинулись в направлении Новороссийска и Тамани. Многие казаки бросали оружие или целыми полками и бригадами переходили к «зеленым» (часть из них, одумавшись, затем уходила обратно). В этих условиях недоверие и враждебность между казаками и добровольцами, посеянные в результате предшествующих событий, вспыхнули с новой силой.
Выполняя задуманный командованием план отхода на Таманский полуостров и к Новороссийску, Добровольческий корпус и Донская армия должны были проделать сложную рокировку, испытывая на себе постоянный натиск противника. Отход казачьих частей, грозивший отрезать Добровольческий корпус от Новороссийска, вызвал в его рядах большое волнение. В результате командование Добровольческого корпуса не выполнило приказ о прикрытии Таманского полуострова: уделяя главное внимание направлению Крымская – Тоннельная и железной дороги на Новороссийск, Кутепов сильно ослабил свой левый фланг, что повлекло в итоге роковые последствия.
Как бы то ни было, приказ Деникина о начале эвакуации сильно запоздал. Только 8 (21) марта донские конные дивизии, находившиеся в районе Крымской, начали движение в сторону Тамани. На следующий день, Кутепов, опасаясь возможного движения беженских обозов к Новороссийску, что могло заблокировать пути отхода Добровольческого корпуса, отдал приказ начальникам Марковской и 1-й кавалерийской дивизий выставить заставы на разъезд Гайдук и станцию Тоннельная. Заставам предписывалось не пропускать в сторону Новороссийска никаких обозов, а направлять их на Анапу, где якобы намечалась их погрузка на суда.
Однако 9-10 (22-23) марта «зеленые» подняли восстание в Анапе и Гостогаевской и захватили эти пункты. Оказанное им сопротивление было нерешительно и безрезультатно. В эти же дни, части красной армии, отбросив слабую часть добровольцев, прикрывавшую Варенниковскую переправу, перешли Кубань. Днем 10 (23) марта их конные части появились у Гостогаевской, а с вечера от переправы в направлении на Анапу уже двигались колонны пехоты. Повторенное на следующий день вялое наступление конницы генералов И.Г. Барбовича, П.В. Чеснакова и В.А. Дьякова на Гостогаевскую и Анапу успеха не имело. Таким образом, пути на Тамань были отрезаны, и единственным портом, откуда было возможно произвести эвакуацию, остался Новороссийск.
К 11 (24) марта главные силы Добровольческого корпуса (Корниловская, Дроздовская и Алексеевская дивизии), части 2-го и 3-го Донских корпусов и присоединившиеся к ним остатки 1-й Конной дивизии 3-го Кубанского корпуса, откатившись на всех направлениях под напором противника, сосредоточились в районе Крымской. При этом 2-й Донской корпус попал в окружение в районе Холмской и был разгромлен, потеряв только пленными около 10 тыс. человек (значительная их часть добровольно перешла на сторону красных с конями и вооружением), а также 14 орудий и несколько десятков пулеметов. В районе Смоленской и Северской на сторону «зеленых» перешли главные силы 1-й Конной (кубанской) дивизии. Последнее, что было еще, по крайней мере, теоретически возможно, это попытаться задержать красных на горных перевалах на подступах к Новороссийску и с помощью англо-французского флота организованно эвакуировать войска в Крым. Однако, как пишет Деникин, «армии катились от Кубани к Новороссийску слишком быстро, а на рейде стояло слишком мало судов».
Продолжение следует
С.И. Дробязко
С.И. Фомин
|
