Межгосударственные отношения, как и люди, меняются мало. Как только слабеет по каким-то причинам государство, тут же близкие и дальние соседи вспоминают свои претензии, затаенные обиды и нереализованные фантазии. Кого кризис соседа застает внезапно, тому приходится сочинять и формулировать свои требования уже в процессе. Нелегка и трагична участь тех, чьи крепкие некогда руки сковала немощь. Соседи не помогут – разве только возьмут опекунство над территориями за соответствующую плату. И нечего противопоставить бесцеремонным до наглости обидчикам: вместо пехотных колонн – льстивые грамоты, вместо панцирной конницы – смущенные послы. А народ может и не сказать своего веского слова – за трудами и хлопотами вообще не заметит того, что происходит в высоких палатах. Да и не всё ли равно простому пахарю, под какими знаменами несется конница, вытаптывающая с таким трудом возделываемое поле, или кому служат солдаты, проводящие ревизию нехитрого крестьянского скарба? Рушатся империи и царства, падают в грязь короны и скипетры, и только землепашец незыблемо шагает за худой лошадкой, тянущей плуг. Но есть черта, за которой народ уже не будет только наблюдателем, молчаливым статистом. И хорошо, когда есть те, кто возьмет на себя бремя повести его. Хотя власть и достанется в итоге тем, кто стоял поодаль, переминаясь с ноги на ногу. Но это будет позже.

Смутное время начала XVII века на Руси без особого преувеличения можно было назвать трагическим. Рассыпающаяся на глазах страна, где вакантное место какой-либо власти и порядка прочно заняли колья и топоры, а по дорогам маршировали банды, напоминающие размером армии, и армии, поразительно похожие на банды. Голод, разорение и смерть. Многим казалось, что история России подошла к своему безнадежному концу. Для подобных выводов были все предпосылки. Но совершилось всё иначе. Одним из тех, кто не допустил падения страны в умело вырытую пропасть, был Михаил Скопин-Шуйский.

С ранних лет в ратном служении

Происходил этот военачальник из рода Шуйских, являющихся потомками суздальских и нижегородских князей. У жившего в XV веке Василия Шуйского был сын Иван Скопа, имевший вотчины на Рязанщине, от которого и пошла ветвь с двойной фамилией Скопиных-Шуйских. Эта семья дала стране в XVI веке нескольких воевод: сын Скопы, Федор Иванович Скопин-Шуйский, длительное время служил на беспокойных южных рубежах, противостоя регулярным татарским набегам. Продолжателем ратных традиций (альтернативы у молодых дворян особо и не было) стал и следующий представитель – боярин и князь Василий Федорович Скопин-Шуйский. Он воевал в Ливонии, был одним из руководителей известной обороны Пскова от армии Стефана Батория, а в 1584 г. получил назначение наместника в Новгород, что было весьма почетным по тем временам. Несмотря на знатность, члены семьи Скопиных-Шуйских были не замечены в придворных интригах и борьбе за власть, да и за военными заботами на это у них попросту не хватало времени. Репрессии и немилость Ивана Грозного обошли их стороной, а Василий Федорович даже отметился в государевом опричном дворе.

Михаил Скопин-Шуйский продолжил традицию службы на военном поприще. О его детстве и юности информации мало. Родился будущий полководец в 1587 г. Рано лишился отца – Василий Федорович умер в 1595 г., и воспитанием мальчика занималась его мать, урожденная княгиня Татева. Согласно традициям того времени, Михаила еще с детства записали в так называемые «царские жильцы», одну из категорий служилого чина в Русском государстве. Жильцам полагалось проживать в Москве и быть готовыми к службе и войне. Выполняли они также различные служебные поручения, например, доставку грамот.

В 1604 г. Михаил Скопин-Шуйский упоминается как стольник на одном из пиров, организованных Борисом Годуновым. Во время правления Лжедмитрия I молодой человек также остается при дворе – именно Михаила послали в Углич за матерью царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, чтобы она приехала в Москву и признала Лжедмитрия своим сыном. Россия переживала нелегкое время. Со смертью Федора Иоанновича пресеклась московская ветвь Рюриковичей. Имевший колоссальную личную власть и влияние еще при жизни царя, Борис Годунов без особого труда занял вакантное место монарха. Его положение не отличалось твердостью, кроме того, колоссальный неурожай породил бедствие в виде голода 1601–1603 гг., массовых беспорядков и восстаний.

В разгар все более охватывающей страну сумятицы в октябре 1604 г. западную русскую границу вместе с польскими отрядами, наемниками и искателями золота и приключений пересек человек, вошедший в историю как Лжедмитрий I. Персонаж, личность которого вызывает вопросы и сегодня, слишком непростой и неоднозначный. После кончины Бориса Годунова и низложения его сына сопротивление самозванцу сходит на нет – ему присягают армии и города. В 1605 г. Лжедмитрий I под радостные крики толпы въезжает в Москву. Правление Лжедмитрия I было отмечено не только попытками реформирования государственного аппарата и административной системы, но в первую очередь необыкновенным засильем иностранцев, которые прибыли в столицу вместе с «чудесно спасенным царевичем».

Народная эйфория, вызванная приходом «подлинного царя» и стихийным разгромом винных погребов и кабаков, вскоре схлынула. Поляки и подданные иных монархов вели себя в Москве по-хозяйски, особо не ограничивая себя ни в поведении, ни в способах улучшения своего финансового положения. Столичная знать, еще совсем недавно бойко присягавшая самозванцу и наперебой выказывавшая ему свою преданность, начала, наконец, задумываться о последствиях и личных перспективах. Последние выглядели все более мрачно. В итоге дворянством был составлен заговор по свержению Лжедмитрия I, который в это время продолжал праздновать долгожданную свадьбу с Марией Мнишек. Во главе готовящегося переворота встал боярин князь Василий Шуйский. В ночь с 16 на 17 мая 1606 г. на подворье Шуйских собрались их сторонники: бояре, дворяне, купцы. Присутствовал тут и молодой Скопин-Шуйский. В город прибыли около тысячи новгородских дворян и боевых холопов. Московские колокола ударили в набат, толпа народа, вооруженного чем попало, ринулась к Кремлю. Ее энергия была перенаправлена заговорщиками на поляков, мол, «литва хочет убить бояр и царя». По всему городу начались расправы над давно досадившими всем поляками.

Пока ожесточившийся народ истреблял иностранцев, по очевидной наивности полагавших себя хозяевами над московитами, заговорщики схватили и убили Лжедмитрия. На престол ожидаемо взошел Василий Шуйский. После этого жизнь и карьера Михаила Скопина-Шуйского претерпели значительные изменения. И отнюдь не из-за пусть и дальних, но родственных связей. Современники, в первую очередь иностранцы, общавшиеся со Скопиным-Шуйским, описывают его как человека умного, рассудительного не по годам и прежде всего сведущего в военном деле. Сам Михаил Васильевич не оставил потомкам ни записок, ни воспоминаний, ни каких-либо других письменных источников о себе. Его недолгая жизнь была целиком и полностью посвящена военным и государственным делам, что в условиях России начала XVII века было одно и то же.

Против Смуты внутренней

Слухи о том, что «царевич», вернее, царь чудесно спасся, вторично начали распространяться среди населения уже на следующий день после его убийства. Не помогло даже демонстрирование истерзанного тела в течение нескольких дней. Из централизованного подчинения Москве стали выходить города и целые области. Началось масштабное восстание под руководством Ивана Болотникова, по размаху и численности участников больше напоминающее гражданскую войну. Многотысячная армия повстанцев, располагавшая даже артиллерией, двинулась на Москву. Правительственные войска, посланные на встречу Болотникову, были разбиты.

По поручению царя Василия Скопин-Шуйский вместе с боярином Борисом Татевым во главе новой армии были направлены с целью преградить повстанцам кратчайший путь к столице. Осенью 1606 г. на реке Пахре состоялось упорное и кровопролитное сражение – Скопину-Шуйскому удалось вынудить Болотникова отступить и двинуться к Москве более длинным путем. Тем не менее повстанцы осадили столицу. Скопин-Шуйский находится в городе и получает назначение вылазного воеводы, то есть в его функции входило организовывать и осуществлять вылазки вне крепостных стен. Отличился князь и во время большого сражения в декабре 1606 г., в результате которого Болотников был вынужден снять осаду и отойти к Калуге. Действия молодого воеводы были настолько успешны, что его назначают командующим всей армией, выдвигающейся к Туле, куда отступили из Калуги повстанцы.

В середине июля на подступах к этому городу состоялось крупное сражение между царскими войсками и бунтовщиками. На этот раз Болотников занял оборонительную позицию за речкой Вороньей, чьи топкие берега были надежной защитой от дворянской конницы, кроме того, повстанцы построили многочисленные засеки. Сражение длилось три дня – многочисленные атаки кавалерии были обороняющимися отбиты, и лишь когда стрельцы смогли форсировать реку и разобрать часть засек, исход боя стал определенным. Обе стороны понесли значительные потери, Болотников отступил в Тулу, которую решил оборонять до последней возможности.

К городу были стянуты многочисленные войска, сам Василий Шуйский прибыл в лагерь. Осада была длительной и стоила сторонам больших жертв. Пока одни русские убивали других, на Северской стороне, в городе Стародубе, появилась новая опасность. Слухи о спасении Лжедмитрия упорно муссировались в народе. И не только слухи. Ряды «чудесно спасшихся царевичей» неуклонно пополнялись все новыми участниками и значительно превышали по количеству скромное общество детей известного впоследствии лейтенанта. Большинство «царевичей» заканчивали свою карьеру в подвалах местных воевод и наместников либо в ближайших кабаках. И лишь некоторым было суждено войти в историю.

Человек, более известный, как Лжедмитрий II, сумел убедить стародубцев в своей подлинности. Большую роль сыграли грамоты соответствующего содержания с призывами идти на Москву, где «будет добра много». Вел себя Лжедмитрий II уверенно, много раздавал обещаний и сулил своим сторонникам великие блага. Из Польши и Литвы, почуяв возможность утяжелить тощие кошельки, стекались различные авантюристы, бедные шляхтичи и прочие личности без особых правил. Из под Тулы от Болотникова прибыл делегатом атаман Заруцкий, признавший в Лжедмитрии II «настоящего царя», за что был введен в карманную «боярскую думу», заседавшую в Стародубе. В сентябре 1607 г. он приступил к активным действиям. Брянск приветствовал самозванца колокольным звоном, Козельск, где была взята большая добыча, – взят штурмом. С первыми успехами к Лжедмитрию начали стекаться сторонники. Василий Шуйский, находившийся под осаждаемой Тулой, вначале не придал значения появлению очередного «сына Ивана Грозного», а потом оставленная без внимания проблема из региональной стремительно превратилась в государственную. Тула, наконец, была взята после трудной и упорной осады, но впереди была борьба с самозванцем, чье появление все больше напоминало иностранную интервенцию.

За успешную деятельность во время осады Тулы царь пожаловал Михаилу Скопину-Шуйскому боярский чин. Всю зиму 1607–1608 гг. он проводит в Москве, где и женится на Александре Головиной. Вскоре женится и сам царь Василий Шуйский, причем на свадьбе Михаил был в числе почетных гостей. Однако время празднеств быстро подошло к концу – окрепший Лжедмитрий II весной 1608 г. приступил к активным действиям. Навстречу ему был послан брат царя Дмитрий Шуйский с 30-тысячной армией. В апреле под Болховом состоялось двухдневное сражение, в котором правительственные войска были разбиты. Некомпетентность и трусость Дмитрия Шуйского привели к поражению, потере всей артиллерии и почти всего обоза. После победы многие города перешли на сторону самозванца.

Царь был вынужден отправить новое войско, которое теперь возглавлял Скопин-Шуйский. В данных ему инструкциях говорилось о том, что противника необходимо встретить на Калужской дороге, по которой якобы движется войско Лжедмитрия. Однако эти сведения оказались неверными. Армия заняла позиции на берегах реки Незнани между городами Подольском и Звенигородом. Однако тут выяснилось, что противник передвигается южнее, следуя другой дорогой. Появилась возможность нанести удар во фланг и тыл войску самозванца, но тут возникли новые трудности. В самом войске начались брожения на тему присоединения к «истинному царю». Часть бояр была не против поучаствовать в заговоре и находилась на стадии перехода от теории к практике. В столь сложных обстоятельствах Скопин-Шуский проявил волю и характер – заговор был придушен в зародыше, виновных отослали в Москву.

Вскоре из столицы пришел приказ от царя возвращаться. Василий Шуйский чувствовал шаткость своего положения и желал иметь под рукой вооруженную силу. Лжедмитрий довольно успешно подошел к Москве, но сил и средств для осады такого большого и хорошо укрепленного города у него не было. Поманеврировав некоторое время в окрестностях, самозванец не без помощи своих многочисленных польских советников и стратегов выбрал в качестве основной базы село Тушино. Сложилась в некоторой степени патовая ситуация: тушинцы не могли взять Москву, а у Шуйского не было достаточно сил для ликвидации сильно разросшегося в размерах осиного гнезда. Надо было искать помощи в других районах страны, прежде всего в не разоренных еще новгородских землях. Для этой нелегкой и опасной миссии царь выбрал наиболее доверенного, смелого и талантливого человека. Этим человеком был Михаил Скопин-Шуйский.

На север

Вокруг самой Москвы в изобилии оперировали отряды тушинцев и просто банды различных размеров и национальностей. Фактически регулярное сообщение с другими регионами страны было прервано. Не имелось определенных сведений, какой город сохранил верность, а какой отложился. Миссии Скопина-Шуйского приходилось пробираться к Новгороду глухими лесными путями, не показываясь особо никому на глаза. Время поджимало – один из «полевых командиров» самозванца Ян Сапега захватил Ростов, власть Лжедмитрия признали Астрахань и Псков. По приезде в Новгород Скопин-Шуйский получил сведения, что ситуация в городе не стабильная. Стало известно о переходе на сторону самозванца Пскова и Ивангорода. Опасаясь открытого мятежа, новгородский воевода Михаил Татищев настаивал на том, чтобы покинуть Новгород. Вняв увещеваниям воеводы, 8 сентября 1608 г. Скопин-Шуйский ушел из города.

Вскоре там действительно начались беспорядки: между собой сражались сторонники центральной власти и самозванца. В конце концов, правительственная партия победила и к Скопину-Шуйскому, расположившемуся возле Орешка, была направлена делегация с изъявлением лояльности и верности царю. Воевода вернулся в город уже в качестве полновластного представителя царя, очень скоро он фактически станет во главе всего русского севера. Возникшую опасность быстро осознали в Тушине, и к Новгороду был выслан польский полковник Керзоницкий с четырехтысячным отрядом. Потоптавшись возле города два месяца и вдоволь разорив окрестности, тушинцы были вынуждены в январе 1609 г. свернуться и отойти.

К Новгороду подтягивались рати из других городов, приходили и просто люди, уставшие от иностранного беспредела, творившегося в стране. Фактически в центре России только Москва находилась под властью царя, а целые регионы либо признали самозванца царем, либо были близки к этому. Однако кипучая деятельность организации в Тушино оказывала воздействие и производила впечатление большее, нежели кипы царских грамот с призывами бороться с самозванцем. Подельники Лжедмитрия не брезговали самыми грязными и кровавыми поступками, причем в массовых масштабах. Понемногу даже у самых восторженных сторонников очередного «царевича» стала спадать с глаз восторженная пелена, благо тушинцы для этого старались с размахом. Участились случаи вооруженного сопротивления интервентам и мародерам – все чаще банды видели перед собой не в страхе разбегающихся крестьян и их вопящих жен, а вооруженных ополченцев. Уже с осени 1608 г. начинается обратный процесс. Представителей самозванца начинают изгонять из многих городов и селений.

В Новгороде Скопину-Шуйскому предстояло решить весьма нелегкую задачу. Действительно, восстание против ненавистного самозванца и его европейских покровителей и подельников ширилось, увеличивалось количество людей, готовых взяться за оружие. Однако это были еще разрозненные отряды, рыхлые, плохо вооруженные и слабо организованные. Им только предстояло стать армией. К весне 1609 г. из наличных людских ресурсов Скопин-Шуйский смог организовать, сформировать и довести до боеспособного состояния пятитысячную амию. Постепенно Новгород становится центром сопротивления самозванцу и иностранной интервенции. Еще с февраля 1609 г. в восставшие города направлялись представители царской власти вместе с вооруженными отрядами, таким образом, контроль над стихийными выступлениями на местах сосредотачивался в руках Скопина-Шуйского и приобретал все более организованный характер.

Проблема заключалась в том, что воевода по-прежнему не располагал большой и хорошо обученной армией, чтобы дать противнику сражение в поле. Наличных сил хватало на оборону Новгорода, но не более. Тогда царь Василий уполномочил Скопина-Шуйского вести переговоры с представителями Швеции, чтобы привлечь ее армию для боевых действий против самозванца и поляков. 28 февраля 1609 г. в Выборге был подписан русско-шведский договор, согласно которому шведы обязывались выставить в прямое подчинение Скопину-Шуйскому 15-тысячную армию за внушительную сумму в сто тысяч рублей ежемесячно. Кроме того, Россия уступала Швеции город Корелу с уездом. В начале марта шведская армия, состоящая преимущественно из европейских наемников под командованием Якоба Делагарди, вступила в пределы России. С самого начала Делагарди действовал неторопливо, тянул время, требовал аванса и провианта. Только лишь настойчивость и сила характера Скопина-Шуйского в сочетании с некоторым количеством звонкой монеты, заставило союзников заняться более продуктивным делом, чем бивуачными развлечениями. Авангард русско-шведского войска в мае выступил к Старой Руссе и вскоре овладел ею.

На Москву

10 мая 1609 г. из Новгорода выступили главные силы под командованием Скопина-Шуйского, одновременно покинули свой лагерь и шведы. Русская армия шла в направлении на Торжок по московской дороге, Делагарди двигался через Руссу. 6 июня обе армии соединились. Значение выгодно расположенного Торжка понимали как русские, так и тушинцы. С целью недопущения дальнейшего продвижения войск Скопина-Шуйского к Торжку были направлены отряды пана Зборовского, который после вливания в свою армию других соединений, орудующих в этом районе, в итоге располагал 13 тыс. пехоты и кавалерии. Разведка вовремя донесла командованию о действиях поляков, и к Торжку были направлены подкрепления – русские ратники и немецкая пехота Эверта Горна.

17 июня 1609 г. у стен города состоялось сражение, в котором с каждой стороны приняли участие по 5–6 тыс. человек – пан Зборовский начал дело с традиционной атаки польской тяжелой кавалерии, которая, впрочем, захлебнулась, ударившись о плотный строй немецких наемников. Однако полякам удалось смять стоящую по флангам русскую и шведскую конницу и погнать ее к крепостным стенам. Лишь смелая вылазка гарнизона Торжка смогла нейтрализовать этот успех противника, и он отступил. Пан Зборовский объявил сражение под Торжком своей победой, после чего оперативно ретировался в Тверь. Поставленной задачи он не выполнил – наступление русско-шведских войск продолжилось, Торжок отбить не удалось.

27 июня вся армия Скопина-Шуйского была сосредоточена в Торжке, где была реорганизована на три полка – большой, передовой и сторожевой. Иностранные наемники теперь не были одним большим контингентом, а были равномерно распределены между полками и находились под командованием русских воевод. Следующей целью была Тверь. Войско покинуло Торжок 7 июля, а 11 июля переправилось через Волгу в десяти верстах от Твери. Интервенты также концентрировали свои силы в районе города: все тот же пан Зборовский располагал тут 8–10 тыс. человек, вставших на укрепленных позициях возле стен Твери.

Замысел Скопина-Шуйского состоял в том, чтобы отрезать противника от крепостных стен, прижать к Волге и разгромить. Но Зборовский атаковал первым, применив свою отличную тяжелую кавалерию. И вновь полякам удалось рассеять русскую и шведскую конницу, которая предназначалась для отсекающего удара. Конные атаки против стоящей в центре пехоты не принесли Зборовскому успеха – бой длился более 7 часов, поляки и тушинцы вернулись в свой лагерь. 12 июля обе армии приводили себя в порядок.

Сражение возобновилось 13 июля. Союзной пехоте удалось сломить упорное сопротивление противника и ворваться в его укрепленный лагерь. Решающий успех принес удар резерва – атаку лично возглавил сам Скопин-Шуйский. Армия Зборовского была опрокинута и бежала. Она понесла большие потери, были захвачены многочисленные трофеи. Победа была полной. Однако тут в дело вступил иностранный фактор. Наемники Делагарди не проявляли большого интереса к дальнейшему походу вглубь России, часть из них настаивала на немедленном штурме Твери, надеясь получить большую добычу. Поскольку армия не располагала осадной артиллерией, первые приступы были закономерно отбиты. Оставив иностранный контингент разбивать голову о тверские стены, Скопин-Шуйский выступил с русской частью армии на Москву.

Не дойдя 150 км до столицы, воевода был вынужден вернуться. Во-первых, были получены сведения, что прикрывающий путь к Москве Зборовский получил значительные подкрепления, а вскоре к нему подошел гетман Ян Сапега, взяв командование на себя. Во-вторых, стало известно, что наемники, стоящие лагерем под Тверью, взбунтовались. Вернувшись под стены Твери, воевода обнаружил полное разложение иностранного контингента, требующего денег, добычи и возвращения домой. Делагарди не мог, да и не особо хотел справиться с ситуацией. Поняв, что теперь может рассчитывать только на свои силы, воевода 22 июля покинул лагерь под Тверью и, переправившись через Волгу, двинулся к Калязину. Вместе с ним выступила только тысяча шведов. Лагерь под Тверью фактически распался – лишь Делагарди, верный инструкциям шведского короля, отступил на Валдай с 2 тыс. солдат, прикрывая дорогу на Новгород. Шведам сильно хотелось получить причитавшиеся им по договору Корелу и деньги.

Новая армия, новые победы

24 июля 1609 г. русские вступили в Калязин. Поскольку войск для полевого сражения было теперь недостаточно, воевода приказал хорошо укрепить полевой лагерь, обезопасив его от внезапных атак. К нему с разных сторон шли подкрепления, и уже к августу, по сведениям поляков, у Скопина-Шуйского имелось не менее 20 тыс. человек. В Тушине не могли оставить это без внимания, и 14 августа под Калязином стал лагерем Ян Сапега с 15–18 тыс. солдат. По коннице интервенты имели подавляющее превосходство, как в количестве, так и в качестве.

18 августа поляки двинулись в атаку на русские позиции. Вначале на укрепления лагеря раз за разом наваливалась тяжелая конница, потом ее место заняла пехота. Русскую оборону не удалось ни поколебать, ни выманить защитников из-за укреплений. Ян Сапега, будучи опытным полководцем, решил применить обходной маневр. В ночь на 19 августа вражеская пехота стала переправляться через реку Жабню, чтобы нанести внезапный удар в тыл обороняющимся. Однако Скопин-Шуйский предвидел такой маневр поляков и, как только заблаговременно выставленные дозорные сообщили о появлении врага, бросил против него свои лучшие отряды. Внезапный удар оказался полной неожиданностью для поляков – так они были уверены, что им удалось пробраться скрытно. Их опрокинули, перешли Жабню и погнали к лагерю. Лишь вмешательство польской кавалерии спасло Сапегу от полного поражения. Сапега был вынужден отступить к Переславлю-Залесскому.

В сражении под Калязином русские доказали возможность одержать победу без широкомасштабного участия иностранных наемников. Однако Скопину-Шуйскому еще многое предстояло сделать, чтобы превратить свое храброе, но недостаточно обученное войско в крепкую современную армию. За основу была взята т. н. «нидерландская тактика», которой владел Делагарди, сам воевавший в Нидерландах. Русских воинов учили не только обращению с оружием, но и упражнениям в строю. Большое внимание уделялось возведению полевых деревоземляных укреплений вместо традиционного гуляй-города. Кипучую деятельность развил Скопин-Шуйский в отношении финансовой стороны дела: он шлет убедительные грамоты городам и монастырям, откуда в армию начали присылать денежные пожертвования и выплаты. В конце сентября в лагерь под Калязином возвращаются шведы под командованием Делагарди – царь Василий подтвердил свое решение о передаче Корелы. Боеспособность и численность русской армии были на высоте, что позволило начать осеннюю кампанию.

6 октября 1609 г. Скопин-Шуйский освободил от тушинцев Переславль-Залесский, 10 октября вошел в Александровскую слободу. Активные действия русских заставили противника задуматься о последствиях и принять меры. 27 октября у Александровской слободы появился Ян Сапега с 10 тыс. войск, а 28 октября состоялось сражение. И вновь поляки атаковали русский укрепленный лагерь – каждый раз с всё большими потерями. Русские стрельцы вели по ним огонь из-за укреплений, а дрогнувшего противника атаковала русская конница. Победа принесла Скопину-Шуйскому популярность не только в военной и народной среде. Некоторые бояре стали высказывать мысль, что такой человек более достоин царского престола, чем запершийся в Москве Василий. Князь был человеком большой скромности и пресекал подобные разговоры и предложения.

Финал боевого пути

Успехи русской армии отозвались не только в Москве, но и в Тушине. Воспользовавшись соглашением между Россией и Швецией как поводом, польский король Сигизмунд III осенью 1609 г. объявил войну царю. Лжедмитрий II становился все более декоративной фигурой, надобность в нем становилась все меньше. В Тушине начался разброд, самозванец был вынужден бежать в Калугу. Скопин-Шуйский не ослаблял натиска, вынудив Сапегу после ряда боев снять 12 января 1610 г. осаду с Троице-Сергиева монастыря и отойти к Дмитрову. Угроза Москве была ликвидирована.

Русская армия приступила к блокаде Дмитрова. 20 февраля удалось выманить часть поляков в поле и разбить их. Положение Сапеги становилось все более тяжелым, и 27 февраля, уничтожив тяжелую артиллерию и приказав поджечь город, остатки польской армии покинули Дмитров и двинулись на соединение с королем Сигизмундом III. 6 марта 1610 г. прекратил свое существование Тушинский лагерь, а 12 марта русская армия триумфально вошла в Москву.

Встретили Скопина-Шуйского торжественно и с почестями. Царь на словах расточал любезности, а на самом деле откровенно боялся колоссальной популярности своего племянника. Слава не вскружила голову воеводе – он серьезно готовился к весенней кампании против короля Сигизмунда, регулярно проводил учения. Якоб Делагарди настоятельно советовал своему командующему поскорее выступить из города, поскольку в армии тот был бы в большей безопасности, чем в столице. Развязка наступила быстрее: на пиру по случаю крестин сына князя Ивана Воротынского Скопин-Шуйский выпил чашу, поднесенную ему женой брата царя, Дмитрия Шуйского. Звали ее Екатерина, она была дочерью Малюты Скуратова. После этого полководец почувствовал себя плохо, его отнесли домой, где после двухнедельных мучений он скончался. По другой версии, князь умер от лихорадки, а история с отравлением стала плодом досужих домыслов, учитывая его популярность.

Так или иначе, Россия лишилась своего лучшего на тот момент полководца, и вскоре это сказалось самым неблагоприятным образом. Тучи великой смуты, начавшие было развеиваться, вновь сгустились над Россией. Потребовались еще годы и невероятные усилия, чтобы изгнать захватчиков и интервентов из пределов Отечества.