 Эвакуация.
Суда, занятые вывозом беженцев и раненых, подолгу простаивали в иностранных портах по карантинным правилам, сильно замедляя уже запущенный процесс эвакуации. Ставка и комиссия генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова, непосредственно ведавшая эвакуацией, напрягали все усилия к сбору судов, встречая в этом большие препятствия. Но в дело вмешивались разнообразные «непреодолимые обстоятельства», такие как недостаток угля и неисправность механизмов, задерживая отправку судов в Новороссийск из Константинополя и Севастополя. Как выяснилось впоследствии, суда и уголь в Севастополе имелись, но их придерживали на случай эвакуации морского ведомства, опасаясь, что Слащеву не удастся удержать Крым.
Проблески надежды на благоприятный исход у командования ВСЮР появились с прибытием в Новороссийск главнокомандующего союзными силами на Востоке генерала Дж. Милна и британской эскадры адмирала М. Сеймура. Предполагалось, что в ближайшие 4-8 дней удастся погрузить все войска, желавшие продолжать борьбу на территории Крыма. Комиссия Вязьмитинова назначила четыре транспорта для частей Добровольческого корпуса, один для кубанцев и еще четыре - для Донской армии. В случае возникновения чрезвычайной ситуации, было решено задействовать также боевые корабли. Из таковых в распоряжении командования имелись эсминцы «Беспокойный», «Пылкий» и «Капитан Сакен», посыльное судно «Летчик», вспомогательный крейсер «Цесаревич Георгий» и подводная лодка «Утка». На внешнем рейде Новороссийска стояла британская эскадра в составе линкора «Император Индии», крейсера «Калипсо», авиатранспорта «Пегас» и пяти эсминцев, отряд французских судов – броненосные крейсеры «Вальдек Руссо» и «Жюль Мишле», два эсминца и канонерская лодка, а также итальянский крейсер «Этна» и греческий эсминец «Иеракс», прибывшие для эвакуации своих сограждан. Поблизости находились также американские корабли – крейсер «Гальвестон» и два эсминца.
В ночь с 9 (22) на 10 (23) марта из Новороссийска ушли первые транспорты с войсками. Британский транспорт «Бургмейстер Шредер» принял на борт почти 5000 чел., а пароход «Анатолий Молчанов» - более 1000. В этот же и последующий день взяли курс на Крым пароходы «Лазарев», «Бруэни» и несколько других небольших судов. Вечером 10 (23) марта Новороссийск покинул также пароход «Виолетта» с гражданскими чинами правительственных учреждений Юга России и их семьями.
Утром 12 (25) марта в ставку главкома ВСЮР прибыл генерал Сидорин. Он был подавлен полной деморализацией Донской армии и высказал предположение, что в Крым казаки не пойдут, считая продолжение борьбы безнадежным делом. Сидорина беспокоила судьба донских офицеров (5 тыс. чел.), которым грозила смертельная опасность в случае пленения, и Деникин уверил его, что все офицеры, которые смогут добраться до Новороссийска, будут посажены на суда. Однако предположение Сидорина относительно намерений донцов оказалось неверным. Имевшие место колебания по мере приближения к Новороссийску понемногу рассеялись, и вся масса казаков бросилась к судам. Под влиянием этих настроений Сидорин обратился к ставке с требованием судов для всех частей – «в размерах явно невыполнимых, как невыполнима вообще планомерная эвакуация войск, не желающих драться, ведомых начальниками, переставшими повиноваться».
Обстановка на фронте в тот день складывалась следующим образом. Корниловцам удалось отбить ряд атак противника на Верхнебаканскую и Тоннельную, однако части 8-й и 9-й советских армий овладели Крымской. 16-я кавалерийская дивизия красных, продвигавшаяся со стороны Гостогаевской, к вечеру заняла район Глебовки, откуда марковцы отошли на высоты западнее Новороссийска. Разъезды красных были замечены на линии Васильевка – Борисовка, то есть уже на ближних подступах к городу. Одновременно поднявшие «зеленое знамя» 1-й и 2-й Запорожские полки с артиллерийской батареей под командованием полковника Сухенко заняли станицу Неберджаевскую, перерезав шоссе, ведущее к морю. Совсем недавно, 25 февраля (9 марта), Сухенко совершил налет на станицу Новоминскую, где взял 350 пленных и повесил большевистский совдеп. Теперь же, очевидно желая загладить свою вину перед красными, он решил не пропустить отступающие части ВСЮР в Новороссийск.
Ввиду стремительно развивавшихся событий командование ВСЮР было вынуждено скорректировать план эвакуации войск, отведя на нее два дня и одну ночь. Основную массу личного состава запасных и тыловых частей и учреждений, а также больных и раненых нужно было принять в порту Новороссийска с утра 13 (26) марта и быстро погрузить их первую партию. Во второй половине дня с обороняемых участков должны были сниматься главные силы боевых частей и соединений и тоже прибывать в порт. В 3-5 км от городских окраин они занимали свои последние позиции, которые должны были удерживаться арьергардами до тех пор, пока основная масса войск не будет эвакуирована.
Выполняя приказ Кутепова, Дроздовская и Алексеевская дивизии, а также 8-я Донская дивизия генерал-майора И.Н. Коноводова, начали движение на Новороссийск через Неберджаевскую, но были остановлены засевшими там накануне восставшими кубанцами Сухенко. Под сильным обстрелом добровольцам и казакам удалось прорваться в обход Неберджаевской на ведущее к морю шоссе, однако часть артиллерии и обозов пришлось бросить. Отход Корниловской дивизии вначале происходил беспрепятственно, так как красные ее не преследовали, а конные их части шли параллельно движению корниловцев. При спуске обеих сторон с горных перевалов в долину реки Цемес в районе села Мефодиевка, завязался бой, однако огнем артиллерии, бронепоездов и кораблей конница красных была рассеяна. Утром того же дня станцию Тоннельная, которая уже находилась под обстрелом красных, покинули три последних бронепоезда («Казак», «Мстислав Удалой» и «1-й Отдельный легкий»), однако далее станции Гайдук (10 км от города) они продвинуться не могли из-за разобранных путей. Команды оставили бронепоезда и пешим порядком направились в порт, прибыв туда к 23.00, когда предназначенный для них пароход № 412 уже три часа как ушел.
Появление красных частей в непосредственной близости от Новороссийска вызвало панику среди отступавших войск, которые вместе с обозами ринулись в город, где еще накануне скопились многочисленные донские и калмыцкие беженцы. Распространились слухи, что конница красных горными дорогами обошла Новороссийск с востока и заняла Геленджик. В таких условиях о правильной эвакуации нечего было и думать, и Кутепов, явившись к главнокомандующему, доложил, что моральное состояние войск таково, что ночью придется оставить город. В 14.45 Кутепов отдал по Добровольческому корпусу приказ (№1650) о порядке отхода и погрузки на суда. Согласно этому приказу, отход главных сил намечался на 20 часов, а арьергардов — на 3 часа ночи. Таким образом, изначально запланированное время эвакуации сокращалось на целый день, однако даже установленные им временные рамки оказались нарушены, и уже после обеда к порту начали подходить главные силы добровольческих частей и соединений, командирами которых, по-видимому, двигало опасение, что отведенные им суда достанутся другим. Отступление затруднялось тем, что основная шоссейная дорога, ведущая в Новороссийск, была забита беженскими обозами, артиллерией и повозками. Связь между ставкой и войсками была нарушена и едва могла поддерживаться конными ординарцами. Чтобы облегчить отход, линкор «Император Индии» периодически вел огонь по районам, прилегающим к железной и шоссейной дорогам, а также по окрестным высотам. Обстрел с моря был достаточно эффективным, и какое-то время сдерживал наступление противника.
Для прикрытия эвакуации внешний периметр города занимали следующие части: 2-я бригада 52-й пехотной дивизии под командованием полковника князя А.А. Мещерского, сменившая на восточных подступах к Новороссийску Алексеевскую дивизию (кроме Самурского полка, оставшегося в охранении), 2-й полк и 3-й батальон 1-го полка Корниловской дивизии, прикрывавшие северо-восточные и северные окраины города, а также 3-й Дроздовский полк, занимавший оборону на западных и юго-западных окраинах. Рядом с дроздовцами, занимая участок у шоссейной дороги из Абрау-Дюрсо, находились сторожевое охранение 2-го Марковского полка и 1-я кавалерийская дивизия Барбовича. Последняя удерживала свои позиции до конца дня под прикрытием огня английских кораблей, французского крейсера «Вальдек Руссо» и одной своей батареи. Примерно в 19.00 Барбович увел дивизию в город, оставив в качестве арьергарда подчиненную ему бригаду Чеснакова (бывшая Сводная кавалерийская дивизия Донской армии), которая отправилась в порт только в 22.00 вслед за арьергардами корниловцев, самурцев и дроздовцев, получившими приказ на отход после 21.00.
К вечеру новороссийский порт и прилегающие к нему улицы представляли собой людской муравейник. Погрузка на корабли шла полным ходом. Те же чины, кто решил остаться, занимались обычным грабежом, атакуя, прежде всего, винные склады и цистерны со спиртом. По мере заполнения корабли уходили в открытое море. Ушел переоборудованный в госпитальное судно пароход «Владимир», увозя около 1000 раненых и больных. Примерно столько же взял на борт пароход «Тигр». Всего же требовалось эвакуировать до 100 тыс. человек, не считая гражданских беженцев.
Твердое намерение эвакуироваться изъявляли только чины Добровольческого корпуса, но выделенных для них судов также не хватало. Однако только у тех кораблей, на которые грузились добровольцы, сохранялось некое подобие порядка. Команды от их полков прибыли в порт заблаговременно, перед проходами к судам выставив заграждения с пулеметами и часовых, не пропуская на погрузку никого, кроме своих однополчан.
Всего из Новороссийска удалось эвакуировать более 10 тыс. безлошадных и в основном безоружных донцов. Были эвакуированы штабы Донской армии, 1-го, 2-го и 3-го Донских корпусов с тыловыми и некоторыми строевыми частями, однако из строевых соединений лишь одна Донская запасная бригада (сформированная из личного состава двух военных училищ и отдельных подразделений при штабе армии) была вывезена в полном составе. Из частей 3-го Кубанского корпуса удалось погрузить на пароход «Дооб» только остатки 2-го Запорожского и 2-го Уманского полков (всего около 500 чел.) вместе с командиром корпуса генералом С.М. Топорковым.
Для эвакуации были использованы все возможные средства. Большая баржа, принявшая на борт несколько сот человек, была выведена на рейд одним из пароходов; речная канонерская лодка К-15 взяла на борт 300 казаков и ушла в Феодосию. Последними уходили войсковые транспорты. В 23.00 ушла «Маргарита» с Марковской дивизией (900 чел.), Сибирским батальоном и несколькими мелкими частями. Большая часть Корниловской дивизии (2000 чел.) погрузилась на пароход «Генерал Корнилов», который, дождавшись прибытия арьергардного батальона, отошел позже. Дроздовская дивизия без 3-го полка и часть алексеевцев (всего до 2000 чел.) ушли на транспорте «Екатеринодар» около 8.00 утра 14 (27) марта. Для эвакуации двух кавалерийских бригад (бывших дивизий), которые не входили в первоначальный расчет, остался лишь небольшой пароход «Аю-Даг». Прибывшая первой на пристань бригада Барбовича заняла все места на этом судне, в то время как из бригады Чеснакова на него смогло втиснуться не более 200 человек. Уже после рассвета под огнем красных отошел транспорт «Св. Николай», на котором эвакуировалась большая часть Алексеевской дивизии, ожидая отходивший одним из последних Самурский полк. На этот же пароход полковник В.В. Манштейн пытался погрузить остатки своего 3-го Дроздовского полка, однако свободных мест на борту уже не оставалось.
Вечером 13 (26) марта генерал Деникин с начальником штаба генералом Романовским и штабом ВСЮР погрузился на вспомогательный крейсер «Цесаревич Георгий». Здесь же разместился штаб Донской армии и донской атаман с правительством и аппаратом чиновников, отряд охраны и команды двух бронепоездов. В полночь на «Цесаревич Георгий» прибыл начальник эвакуационной комиссии генерал Вязьмитинов.
К этому времени на берегу еще оставалось множество офицеров и солдат, которым не хватило мест на транспортах. Весь район порта был запружен брошенными повозками, автомобилями, орудиями и танками, а также тысячами лошадей. На восточной его стороне находилась многотысячная толпа главным образом казаков, а также беженцев с женщинами и детьми, с подводами, груженными всяким скарбом. Здесь же стоял целый табор калмыков с верблюдами. Эта толпа в большинстве своем пассивно ожидала своей участи, многие женщины плакали. Некоторые отчаявшиеся офицеры, предпочитая плену смерть, стрелялись. Более энергичные разыскивали в порту шлюпки и маленькие катера и на них, иногда без весел, гребя лишь досками и руками, выходили на внешний рейд, где их подбирали эсминцы. Кое-кто пытался добраться до кораблей вплавь.
Эвакуация из Новороссийского порта продолжалась еще и утром 14 (27) марта, когда было снято с пристани более 1000 человек. На рассвете «Капитан Сакен» по приказу находившегося на его борту Деникина направился в порт, чтобы принять на борт не менее 80 мариупольских гусар из состава бригады Чеснакова и гражданских лиц. Затем он взял на буксир баржу с несколькими сотнями казаков и вывел ее в море на безопасное расстояние. После этого главнокомандующий и сопровождавшие его офицеры вернулись на «Цесаревич Георгий». К спасению людей подключились и другие русские и иностранные боевые корабли. Эсминец «Пылкий» с генералом Кутеповым на борту, пересадив часть своих пассажиров на британский дредноут, также направился в порт. Когда он швартовался у мола, на склонах гор появились красноармейцы, и он открыл по ним огонь. Французская канонерская лодка «Дюшаффо» тоже подошла к молу и, взяв 190 человек, направилась в Феодосию. Эсминец «Беспокойный» огнем прикрывал погрузку и одновременно сам принимал на борт бегущих к нему со всех сторон людей. Подводная лодка «Утка» из своих двух 75-мм орудий вела огонь по красной батарее, которая начала обстрел порта.
Драматичный момент произошел около 9.00, когда французский эсминец «Ансень Ру» с генералом Манженом на борту, приняв на палубу людей, собирался отойти от мола, но из-за аварии в машине не смог дать ход. К этому моменту красные части уже вышли к порту со стороны вокзала и открыли пулеметный огонь с пристаней. Уже отошедший от мола эсминец «Пылкий», видя беспомощное положение француза, вернулся назад и взял его на буксир. Одновременно ведя огонь по неприятельским пулеметам и по возобновившей стрельбу батарее, он вывел «Ансень Ру» на рейд и подвел его к французскому крейсеру.
Новороссийск пал 14 (27) марта в 11.00 утра. Сцену сдачи оставшихся на берегу запечатлел в своих воспоминаниях казак Е.Ф. Кочетов. Ожидая прихода красных, казаки бросали в море ценности, документы, погоны, часы, револьверы, боевые награды. Утром у пристани появился немногочисленный конный разъезд. Командир прокричал: «Товарищи, не стреляйте! Товарищи, война кончилась!» Сопротивления никто уже не оказывал, - люди испуганно озирались, ища, куда бы скрыться. Какой-то офицер на коне зарубил одного из всадников и ускакал, преследуемый выстрелами. Красный разъезд ничего не предпринимал и оставался на месте, ожидая подхода главных сил, которые и пленили казаков. Пленные были тут же ограблены победителями, отобравшими то немногое, что у них еще оставалось, включая обмундирование и обувь. Вскоре последовала команда уходить с пристани. О массовых расстрелах и убийствах пленных после взятия Новороссийска не сообщается, однако отдельные эксцессы все же происходили. Сам Кочетов был свидетелем того, как красные кавалеристы порубили группу из 30 калмыков. В отведенном месте пленных разбили на группы и развели по красным частям для их пополнения. Многие находили среди красных своих бывших сослуживцев, кто сдался раньше, и стремились попасть в их подразделения. Советское командование шло навстречу таким пожеланиям. Потом всем разрешили идти в горы и искать лошадей. Отдельные группы казаков, ушедшие в горы накануне и скрывавшиеся неподалеку, прислали в Новороссийск своего представителя, чтобы узнать, как к ним отнесутся, если они тоже сдадутся. Красные их заверили, что они будут прощены. Спустившихся с гор казаков красноармейцы тут же окружили, отобрали все личные вещи и оружие, некоторых раздели до белья.
Утром 14 (27) марта остатки войск ВСЮР общей численностью до 15 тыс. человек, не успевшие или не пожелавшие эвакуироваться, двинулись на юг в направлении Геленджика. Среди отступавших наиболее многочисленными были части 1-й Донской конной дивизии генерала В.А. Дьякова (без Лейб-гвардии Казачьего полка), 2-го и 3-го Донских корпусов (остатки 4-й конной, 6-й, 8-й и Сводно-партизанской дивизий, 7-й конной бригады), остатки 1-й Конной (кубанской) дивизии, 2-й бригады 52-й пехотной дивизии под командованием полковника князя А.А. Мещерского и 3-го Дроздовского полка во главе с полковником В.В. Манштейном, Черноморский конный полк (300 чел.) и Черкесский полк полковника К.К. Улагая (700 чел.). Помимо организованных частей здесь находились также отдельные мелкие группы (в том числе из корниловцев и алексеевцев), множество одиночных солдат и офицеров, а также беженцы.
Предполагалось, сбив находившийся в Кабардинке (19 км от Новороссийска) заслон «зеленых», пробиться к Геленджику, где занять круговую оборону и ожидать корабли, чтобы эвакуировать хотя бы часть группы. Морское командование также рассматривало такой вариант эвакуации. Основной расчет был на мелководные суда, предназначавшиеся для вывоза войск с Таманского полуострова. Так как она не состоялась, высвободившиеся суда было решено направить к Геленджику, где они должны были снимать людей с побережья и перевозить их на крупные транспорты. Ожидался приход из Константинополя парохода «Колыма», а из Севастополя – транспорта «Рион». Кроме того, новые рейсы могли сделать суда, разгружавшиеся в Феодосии. На помощь должен был также подойти только что возвращенный англичанами эсминец «Дерзкий».
У Кабардинки авангард колонны столкнулся с противником, однако это были не только «зеленые», но и отряд красноармейцев, подошедший горами со стороны станицы Шапсугской. После того, как красные, соглашаясь на беспрепятственный проход колонны, поставили условием сдать все оружие, на совещании старших начальников было принято решение пробиваться с боем. Главная роль отводилась черкесам Улагая, поддержать которых должна была пехота князя Мещерского. Эта попытка оказалась неудачной. Черкесы добились лишь частичного успеха, в то время как пехота их не поддержала, - мобилизованные солдаты, узнав о предстоящей атаке, ночью разбежались. Положение еще можно было спасти благодаря отважным действиям офицерской роты дроздовцев, а также атаманцев и калмыков из дивизии Дьякова, но в этот момент к берегу подошел французский эсминец «Алжерьен», командир которого, не разобравшись в том, что происходит на берегу, решил снять с пристани хотя бы часть людей.
Увидев приближающиеся к берегу шлюпки с эсминца, атакующие бросили поле боя и ринулись к пристани. Огромная масса людей и лошадей сгрудилась на совершенно неприспособленном для этого ветхом причале, деревянные опоры которого не выдержали и рухнули. При этом погибли немногие, но все вещи находившихся на причале людей пошли на дно. Обезумевшие люди бросились к лодкам вплавь, некоторые даже на лошадях. Не ожидавшие ничего подобного французы стали отбиваться от лезущих со всех сторон на шлюпки людей веслами и даже пустили в ход оружие. Когда порядок был восстановлен, французы увезли небольшую часть находившихся в колонне людей – в основном раненых, медперсонал и беженцев, отказавшись брать боеспособных. Согласно другим данным, погрузить удалось до 900 человек (300 из Черноморского конного полка, 200 дроздовцев и 400 солдат и офицеров других частей). Эвакуация производилась до 17.00 под прикрытием огня французского крейсера «Жюль Мишле». Из высших чинов были эвакуированы донские генералы Дьяков, Хрипунов и Упорников, полковники Жиров и Слюсарев (все из 1-й Донской конной дивизии), а также командир 3-го Дроздовского полка полковник Манштейн.
На ночном совещании начальников колонны было принято решение – оставить раненых на попечение местных жителей, бросить обоз и обойти Кабардинку горными тропами. Однако этот путь не предвещал ничего хорошего, так как в станице Шапсугской, в район которой колонна вышла на следующий день, уже находились крупные силы Красной Армии Черноморья. Начались переговоры, в ходе которых часть войск согласилась сдаться без боя. Остальные по горам стали обходить станицу, держа направление на Туапсе. Вскоре они столкнулись с новыми сильными отрядами «красно-зеленых», и после нескольких стычек с ними колонна разделилась на несколько отрядов. Часть из них ушла в горы и через некоторое время присоединилась к «бело-зеленым» отрядам генерала М.А. Фостикова. Другие вышли на побережье в районе Туапсе. Оперативная сводка Кавказского фронта от 28 марта (н. ст.) сообщала, что «главные силы противника около 15 000 сабель, отступившие из Новороссийска по побережью на Кабардинка, Геленджик, большей частью взяты в плен частями 33 дивизии, вышедшей на Кабардинка и 23 дивизии, 1 и 3 бригадами вышедшей к Геленджик».
Три дня спустя к побережью в районе Кабардинки по настоянию Сидорина подходил эсминец «Капитан Сакен» с генералом Дьяковым на борту для розыска оставшихся на берегу людей. Ему удалось подобрать 28 раненых (в основном из 3-го Дроздовского полка) и сестру милосердия, прятавшихся под маяком Пенай со времени оставления Новороссийска. Однако попытке принять на борт всех людей, находившихся у маяка, помешал сильный пулеметный огонь, открытый с берега красными. В результате большинство раненых отказалось покинуть свое укрытие даже после того, как метким огнем с эсминца был уничтожен один из большевистских пулеметов. Такова была завершающая точка в истории новороссийской эвакуации.
Все суда с эвакуированными войсками и беженцами благополучно достигли мест назначения – портов Крыма, Греции, Болгарии и Турции, за исключением парохода «Колхида», который по дороге в Варну получил пробоину и затонул, однако все находившиеся на его борту члены семей военнослужащих были спасены. Всего в ходе эвакуации из Новороссийска удалось вывезти в Крым около 35 тыс. офицеров, солдат и казаков (в том числе 25 тыс. добровольцев и 10 тыс. донцов), основную массу которых составлял личный состав тыловых частей и учреждений.
Главная доля ответственности за катастрофу, безусловно, лежит на А.И. Деникине, как главнокомандующем ВСЮР. Приказ на эвакуацию был отдан им слишком поздно, когда времени на ее подготовку практически не оставалось. Однако это роковое промедление имеет свое объяснение. Резкое увеличение численности кубанских частей в феврале - марте 1920 г. за счет возвращения дезертиров создало у главнокомандующего ВСЮР иллюзию возможности переломить стратегическую ситуацию. В то же время, приказ на начало эвакуации, по его мнению, негативно сказался бы на этом процессе и мог повлечь за собой полное крушение фронта. В результате необходимые меры, а именно подготовка достаточного количества судов и организация отступления на Таманский полуостров, были приняты Деникиным слишком поздно.
Вместо предполагаемых изначально 4-8 суток, а затем 1,5 суток, эвакуация главных сил ВСЮР из Новороссийска происходила всего лишь сутки – с утра 26 до утра 27 марта. Следует, однако, заметить, что красные рассчитывали на падение Новороссийска в течение 20-25 марта, но командованию ВСЮР удалось нарушить их планы более, чем на сутки, и эвакуировать в Крым от половины до трети личного состава войск, не считая гражданских беженцев. Таким образом, действуя в условиях множества неблагоприятных факторов, Деникин и его штаб сумели сделать максимум того, что было возможно.
Определенная доля вины лежит и на командовании Добровольческим корпусом. Речь, прежде всего, идет о неисполнении приказа главнокомандующего об удержании нижнего течения Кубани и Таманского полуострова. Однако этот просчет объясняется в значительной степени отсутствием до последнего момента четкого представления о плане общего отступления и эвакуации. Свою роль также сыграли трения добровольцев с командованием Донской армии и опасения, что в решающий момент казаки могут открыть фронт.
Второе обвинение связано с отводом войск Добровольческого корпуса с позиций у Новороссийска вечером 13 (26) марта, в то время как на передовой еще оставались донские части, командование которых даже не было поставлено в известность об отходе добровольцев. Признавая всю неблаговидность такого поступка по отношению к еще сохранявшим устойчивость донским частям, следует указать на то, что отход главных сил добровольцев носил фактически стихийный характер. Начавшись раньше времени, вопреки приказу самого Кутепова, он явился, по всей видимости, следствием очередного всплеска недоверия добровольцев к донцам, основная масса которых отступила в город еще накануне. Как бы то ни было, арьергарды Добровольческого корпуса из состава Алексеевской, Корниловской и Дроздовской дивизий, а также кавалерийская бригада Чеснакова (в недалеком прошлом регулярное соединение в составе Донской армии) держались на фронте дольше всех, прикрывая эвакуацию, и не все их чины успели погрузиться на суда.
С.И. Дробязко
С.И. Фомин
|
