Борьба с религией, в частности с Православной Церковью, проводимая в различных формах советской властью в течение всего времени ее суще­ствования, широко известна во всем мире, но известна, главным образом, только с одной стороны: мы имеем в данном случае в виду те меры наси­лия, террора и пропаганды, которые осуществляет коммунистическая власть по отношению к религии. Зато значительно менее известна другая сторона этой борьбы — борьба верующих за Церковь и в частности борь­ба советской молодежи за веру своих отцов.

Если внимательно просмотреть советские газеты времен нэпа, то ста­новится ясным, что страна при наличии религиозных гонений переживала несомненный духовный подъем. В большинстве газет того времени можно найти статьи и заметки, сравнительно объективно рассказывавшие об успе­хах «религиозников» и требовавшие в связи с этим усиления антирели­гиозной пропаганды в целях «перевоспитания наиболее отсталых граждан, продолжающих придерживаться религиозных предрассудков».

«Строят церкви», — писал в 1924 году корреспондент «Вечерней красной газеты» в Ленинграде, сообщая о том, что в одном из пригородов Ленин­града группа трудящихся, возглавляемая «поповствующими элементами», вместо того, чтобы использовать имеющиеся у нее средства на что-нибудь «полезное», например, постройку клуба, строит православный храм. Совет­ские газеты времен нэпа, особенно провинциальные, с нескрываемой тре­вогой писали, что в стране имеется еще «молодежь, которая не ушла из-под влияния религии» и что «этот вопрос имеет несомненно серьезное зна­чение». С нескрываемой злобой писалось, например, в «Ленинградской Правде», в «Красной газете» и др. о молодежи, «до сих пор» посещающей храмы и находящейся вне сферы работы по отвлечению ее от Церкви.

Конечно, трудно или даже просто невозможно судить о действитель­ном участии молодежи в церковной жизни только по сообщениям совет­ских газет. Но мы сознательно останавливаемся на этих данных, так как даже отрывочные и далеко не объективные сведения советской печати де­лают несомненным, что участие молодежи в церковной жизни имело гораз­до более серьезное значение, чем это рисовалось советской печатью и ру­ководителями антирелигиозной пропаганды. Оно представляло из себя движение значительно более широкое, чем это принято думать здесь, за рубежом.

Молодежь, несомненно, боролась за Церковь. Напряженность, идейность, сознательность и бескомпромиссность этой борьбы у различных представителей советской христианской молодежи была, безусловно, различной, но в целом движение находилось на значительной высоте. Было бы совершен­но безнадежным занятием, сообразуясь с марксистскими догмами, искать в указанном движении какой-то «классовой основы» и утверждать, что за религию боролись «классово-чуждые» советской власти слои молодежи. Конечно, всякое указание на общенародность движения, констатация фак­тов, показывающих сына профессора, стоявшего в движении рядом с сыном уборщицы, а дочь партийного работника — рядом с дочерью потом­ственного рабочего или крестьянина, обычно парируется советскими теоре­тиками теми соображениями, что, очевидно-де, профессор был представи­телем старых господствующих классов, уборщица не имела достаточно вы­держанного «пролетарского сознания» и находилась «под влиянием буржу­азных элементов», член партии был будущим оппозиционером, «предателем интересов рабочего класса», рабочий не имел достаточной антирелигиоз­ной подготовки, а крестьянин был, разумеется, кулаком. Но каждому должно быть совершенно ясным, что, если стать на путь опровержений по­добного рода, то вообще невозможны объективные выводы, и всякая по­пытка обобщения каких бы то ни было данных превращается в схоласти­ческую эквилибристику, имеющую целью показать черное белым, а белое черным. Поэтому мы не считаем возможным идти по такому пути и поз­воляем себе сделать необходимые выводы по затронутому нами вопросу, руководясь фактическими данными.

Несомненно, что участники движения по своему социальному происхож­дению и положению принадлежали к совершенно различным группам мо­лодежи, что среди них были представители всех социальных групп советского общества. Дети рабочих и крестьян, трудовой интеллигенции, военных, представители т. н. «нетрудовых элементов» (частного сектора советского хозяйства, духовенства и т. д.), дети лиц, принадлежащих к бывшему привилегированному слою населения импера­торской России — все они встречались среди верующей советской моло­дежи.

Какие же группы господствовали внутри движения?

Во всяком случае — не т. н. «чуждые советской власти элементы». Поэтому весьма растяжимому признаку установить что-либо невозможно. Ве­дущей группой являлась наиболее интеллектуально развитая, духовно ищущая прослойка молодежи, к которой, по большей части, принадлежали выходцы из интеллигентной среды. Но наряду с этим пишущему эти строки приходилось встречать лиц, происходивших не из интеллигентных кругов советского общества, у которого вера сочеталась с большой выдержкой и моральной устойчивостью. И если у первых была большая интеллекту­альная подготовка, особенно в богословской области, то у вторых недоста­ток ее с излишком возмещался их стойкостью и непосредственностью их веры.

Основным элементом советской верующей молодежи являлись учащие­ся старших классов средних школ, студенты высших учебных заведений и техникумов; меньше было лиц, уже имеющих какое-то положение в советском обществе в смысле службы и работы.

Представители рабочих, крестьян и служащих встречались приблизительно в равных пропорциях с тенденцией увеличения числа служащих в больших городах. По совер­шенно понятным причинам вся эта масса верующей молодежи была беспар­тийной (встречавшиеся изредка в рядах верующих комсомольцы не меняли общего положения вещей, но вместе с тем не позволяли забывать этот весьма важный фактор — привлечение комсомольцев к Церкви). Такова общая характеристика верующей, главным образом церковной молодежи в первый период советской власти[1].

Для конкретизации выдвинутых положений рассмотрим, состав бес­платного любительского хора, состоявшего на 60% из молодежи, в церкви во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы (на Песках) в Ленинграде и существовавшего вплоть до закрытия храма в 1929 году. Перечисляем большинство представителей советской церковной молодежи, певшей в этом хоре: 1) помощник начальника станции Мга Северной железной дороги (сын священника), 2) диспетчер трамвайного парка (сын бывшего офицера), 3) служащий торговой организации (сын служащего), 4) студент высшего учебного заведения (из крестьян), 5), работница-текстильщица (из рабочих), 6) работница швейной фабрики (из рабочих), 7) школьница (трудовая интеллигенция), 8) школьница (из рабочих), 9) служащая-кассирша (дочь рабочего), 10) студентка-медичка (из крестьян), 11) школьница (дочь профессора).                                                 

Подобный состав церковного хора далеко не случаен; он типичен с небольшими отклонениями для церковных организаций всей страны, что полностью опровергает, коммунистические утверждения, что Церковь поддер­живали только «несознательные элементы» да «осколки разбитого вдре­безги».

* * * * * * *

Церковная работа советской молодежи может быть разделена на три основные группы: а) легальная работа, б) полулегальная работа и в) неле­гальная работа.

Легальная церковная деятельность советской верующей молодежи развивалась исключительно в рамках, допускавшихся в то вре­мя советской властью. Здесь прежде всего надо отметить активное и пос­тоянное посещение молодежью храмов, особенно в дни больших праздни­ков и по воскресеньям, что в значительной мере опровергало разговоры о том, что в церквах на богослужениях бывает только несколько убогих, вы­живших из ума старух. То обстоятельство, что в советских условиях мо­лодежи среди молящихся прихожан было не больше, чем старших — естественно, поскольку всегда и всюду церкви (за исключением школьных храмов) посещают в первую очередь более старшие возрасты верующих. Тем не менее в храмах советской России в то время присутствовало доста­точно молодежи и детей.

Немало лиц в возрасте от 20 до 27 лет принимало участие в работе так называемых «двадцаток»[2]. Официально входя в них, эти люди ставили себя под удар власти, которая наносила его в нужное для нее время, на­чиная с относительно безобидного удаления с работы или службы и кон­чая арестом с последующей ссылкой. Несмотря на это, находилось достаточно членов двадцаток, не боявшихся последствий своего пребывания в них.

Из легальных форм церковной работы наибольшее распространение имело участие в церковных хорах. Много молодежи состояло в крупных церковных хорах больших церквей и соборов, в которых участие в хоре так или иначе оплачивалось. Но еще большее число молодежи принимало участие в малых, чисто любительских хорах приходских церквей совер­шенно безвозмездно, принося в дар Богу те таланты, которые им были даны. И случалось, что для некоторых из молодежи пение в церковном хоре было началом их большой карьеры. Так, например, одна из нынеш­них народных артисток РСФСР, певшая в годы перед второй мировой войной в ленинградской опере, начала с участия в церковном хоре неболь­шой церкви на окраине Ленинграда.

Но если участие молодежи в церковных хорах и в иных видах церков­ной деятельности носило достаточно широкий характер, то значительно меньше ее представителей можно было видеть на устраиваемых духовен­ством различного рода беседах, тогда еще разрешаемых властью. Это тоже понятно, так как на беседы, на лекции по церковным вопросам шла уже та часть молодежи, которая более глубоко интересовалась основами своей веры. Но и здесь было достаточно представителей советского молодого по­коления.

Наконец, нельзя не сказать несколько слов о тех мужественных людях, подлинных мучениках веры, которые поступили в то время на разрешен­ные властью Высшие богословские курсы, просто пастырские курсы и иные учебные заведения подобного рода, имевшиеся тогда в Москве, Ленингра­де и в некоторых других городах. И там была, главным образом, молодежь. Это были заведомые изгои советского общества, обрекавшие себя на изде­вательства, нищету, преследования, ибо они нигде не могли устроиться на работу и всюду были гонимы.

Полулегальная церковная деятельность советской мо­лодежи протекала в несколько иных формах и требовала от ее участников индивидуального исповедничества, а также была связана с некоторым риском. Если в легальной церковной работе, с одновременным участием в ней большого количества людей, такого риска не было, за исключением посещения курсов и некоторых других случаев, то совершенно иначе дело обстояло здесь. Активные участники полулегальной церковной деятель­ности совершенно твердо знали, на что они идут и понимали, что послед­ствия ее могут быть трагическими.

Наиболее распространенной формой полулегальной церковной деятель­ности являлось участие молодежи в богослужении в качестве прислуж­ников в алтаре, псаломщиков, иподьяконов. Могут спросить, почему это участие в совершенно открыто совершаемых церковных службах относит­ся нами к полулегальной работе? Потому, что все эти представители ве­рующей молодежи официально не являлись, по советской терминологии, «служителями культа» и не были зарегистрированы как таковые. Священ­но- и церковнослужители, официально совершавшие богослужения или, по советской терминологии, «религиозные отправления», регистрировались в соответствующих учреждениях, были лишены избирательных прав, обла­гались соответствующими налогами. Молодые же прислужники, псалом­щики, иподьяконы, участвуя в богослужениях, оставались тем же, чем они были, то есть школьниками, студентами, служащими и т. п. Трудность этого заключалась в том, что как только органы власти обнаруживали подобное совместительство, они немедленно зачисляли этих людей в разряд «слу­жителей культа» со всеми вытекающими отсюда последствиями, т. е. уда­ляли часто с работы, из учебных заведений и т. д. Однако сама молодежь несмотря на это жертвенно шла на подобное совместительство, да и сама Церковь способствовала ему, ибо ей не под силу было содержать такое количество молодых служителей Церкви, это выходило далеко за рамки имевшихся у нее возможностей. При этом Церковь находила целесообраз­ным, чтобы учащаяся молодежь, проходящая церковное служение в хра­мах и тем самым подготовляющаяся к пастырской и вообще к церковно­миссионерской деятельности, заканчивала бы в школах и вузах свое обра­зование полностью. Поэтому, когда отдельные представители из этой ве­рующей молодежи впоследствии попали в эмиграцию и приняли там свя­щенство, представители зарубежной Церкви вначале удивлялись их об­щей образованности и одновременно практической церковной подготовлен­ности.

Приведем несколько примеров из практики полулегальной работы.

В церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы (Ленинград) по вос­кресным дням, а часто и по другим церковным праздникам, священнику помогали и прислуживали два молодых человека. Один из них носил на шее черный шарфик, подвязанный так, чтобы закрыть воротник одежды. Когда же шарфика не было, из-под стихаря одного могли быть видны военные петлицы. Первый из них был студентом Ленинградского худо­жественно-промышленного техникума, а другой — курсантом одного из ленинградских военно-летных училищ, будущим военным летчиком. Пет­лицы надо было скрыть, чтобы не обратить внимание сексотов, присут­ствовавших в храме, иначе за юношей была бы немедленно установлена слежка с последующим исключением из училища.

Но вообще надо сказать, что в этом отношении аппарат НКВД того вре­мени или не хотел по тем или иным соображениям ссориться с молодым поколением, или действительно работал далеко не безупречно. Молодых людей, систематически принимавших участие в богослужениях, органы го­сударственной безопасности тревожили не так уже часто и главным обра­зом в связи с какими-нибудь другими делами: в этом случае им вспоми­нались и их церковные «грехи».

Случались, конечно, неприятности и провалы, страдали в этом случае молодые люди, занимавшие самое различное положение в обществе, но в целом эта работа молодежи в Церкви проходила относительно благопо­лучно. Пишущий эти строки, будучи студентом вуза, в течение четырех с лишним лет был псаломщиком в одном из храмов на рабочей окраине го­рода и только уже по окончании института «попался» в этой своей деятель­ности. И случилось это только потому, что на него донес один из его зна­комых, думавший выслужиться на этом.

Но эта полулегальная церковная деятельность советской молодежи про­водилась не только в стенах храмов. Известно немало фактов борьбы за веру и вне церковных сводов. Известны многочисленные случаи, когда от­дельные студенты высших учебных заведений не приходили в дни церков­ных праздников на утренние лекции и появлялись в своих учебных заве­дениях после конца литургии в храмах. Некоторые из них открыто заяв­ляли, почему они не пришли, и так или иначе страдали впоследствии. Дру­гие изыскивали целый ряд «уважительных причин» своего отсутствия.

Так, например, в Педагогическом техникуме им. Некрасова (Ленинград) произошел следующий случай, о сущности которого почти никто не знал, — даже его невольные участники и исполнители. Один из слушателей, будучи псаломщиком-добровольцем в пригородной церкви города Слуцка (б. Павловск), видя предпасхальный нажим администрации техникума в смысле строгого учета посещаемости студентов, решил все же провести Страстную и часть Пасхальной недели в храме. У него на правой руке был небольшой недостаток (повреждение сухожилия на одном из пальцев), ко­торый требовал хирургического вмешательства, но отнюдь не спешного, т. е. операция могла быть сделана в любое время, когда бы он захотел. Неожи­данно ему вдруг стало «необходимым» сделать операцию. Понятно, что ему дали отпуск по болезни, и в понедельник на Страстной неделе его опе­рировали. Но так как подобная операция не требует пребывания пациента в клинике, то он был отпущен домой с советом пребывать в покое до снятия швов. На другой день он уже стоял на клиросе Церкви. Вернулся он на законном основании в техникум во вторник на Пасхальной неделе. Своего он, таким образом, добился.

Нам известен ряд случаев, когда учащаяся молодежь боролась за Цер­ковь в пределах своих повседневных занятий. Среди этих случаев наи­больший интерес представляют те, которые, не выходя из рамок учебной работы, взрывали систему антирелигиозного воспитания изнутри. Напри­мер, в одном из вузов Москвы студент, специализировавшийся на истории русской литературы, выбрал себе тему для очередной зачетной работы: «Достоевский и социализм». Как одна из лучших работ, она была прочи­тана в аудитории. В годы нэпа это было возможно, тем более, что в ра­боте не было ни одного слова против советской власти. Но там были систе­матизированы взгляды Достоевского на социализм и, следовательно, — ре­лигиозные взгляды великого писателя. Не приходится говорить, какое впечатление это произвело на слушателей. Списки работы ходили потом по рукам как своего рода нелегальная литература и нарасхват читались сту­дентами. Тема была выбрана по совету друзей ее автора по церковной его работе, так как сам он тайно принадлежал к Церкви.