В одну из зим, баталион Л. Гв. Павловского полка со знаменем и 4 орудиями одной из батарей 2-й гвардейской бригады выстроился на одной из линий Васильевского острова для сопровождения и салюта скончавшегося боевого старика генерала. Было бы проще наряд на похороны сделать Л. Гв. от Финляндского полка, тем более, что скончавшийся генерал жил недалеко, не только под боком, а можно сказать под мышкой у Финляндцев. Но подошла очередь и пришлось нам вставать ни свет, ни заря, чтобы тащиться на Васильевский остров, а оттуда, легко сказать, в Новодевичий монастырь.

В 9-м часу вынесли гроб с телом скончавшагося генерала. Взяли "на караул", полились звуки "Коль славен наш Господь в Сионе" и, пропустив процессию вперед, потянулись. Мороз небольшой, всего 4-5 гр. Но разстояния громадны. Родные и знакомые почившаго сели в кареты, в кареты сели и офицеры с подушками, на которых лежали ордена покойнаго генерала. Под звуки похороннаго марша, прерываемаго грохотом барабанов и свистом флейт, пошел баталион, за ним, гремя металлом и стуком колес, шли четыре орудия. Шли долго, но все-же, пока шли улицами, было сносно, когда лее вышли за город в открытое поле и подул ветер со снежной пылью, стало противно.

Наконец, добрались до монастыря. По сторонам шоссе отдельные домики с огородами и садиками, заезжие дворы, нзвощичьи трактиры, харчевни.

Катафалк с гробом, кареты с родственниками, друзьями и знакомыми, офицеры с подушками проехали за монастырскую ограду, а баталион и батарея остались на шоссе на морозе и ветре. Роты составила ружья в козлы, орудийные номера и ездовые спешились, закурили папиросы, крученки, потянуло табаком и махоркой. Сзади баталиона оказались два трактира, все население которых высыпало па улицу полюбоваться редким зрелищем. Командир баталиона, вернувшись из монастырской церкви, поздравил нас, сказавши: "Поздравляю вас, господа, сейчас только начнется заупокойная литургия, потом отпевание и после всего этого вынос гроба и погребение. Все это, как мне сказала монахиня, займет не меньше двух часов, а нам придется стоять и мерзнуть. Я решил дать людям возможность согреться. Ведь, и холодно, и голодно, ведь, уже 12 часов. Вот тут два трактира, я сейчас переговорю". И он подошел к стоявшей у трактиров группе людей.

"Кто здесь хозяин этих гостиниц?" Половые усмехнулись при таком громком названии их харчевень. Вышел сухощавый старичек и потянул за рукав пожилого в картузе мужчину.

"Это вот мы, сударь, хозяева".

"Ну вот что, ваши степенства". Оба степенства приосанились, "нам здесь стоять покрайней мере часа два. Люди мерзнут, надо их напоить чаем и подкормить".

"Вы вот что мне скажите: если дать людям по стаканчику водки, за ней я сам в казенку пошлю, а к ней селедку, если есть пироги, то по пирогу, да что ни будь вроде студня или щей или селянки, да чая, то сколько вы посчитаете с человека?". "Это точно, сударь, па ветру, да при морозе долго не выстоишь, а, что касательно пищи, то дозвольте вам, сударь, сказать, мы расположим все дело с Андреичем - это так его звать" - указал он на соседа. "Таким разом, дадим по селедке на 4 человека, пирожков у нас нет, а у меня вот пироги с ливером, а у него и говядиной, у меня студень есть и селянка, а у Андреича щи, никак два котла, ну, а что касается чая, то его вдосталь, так по 20 копеек с носа не покажется вам, сударь, дорого".

Прикинувши, что накормить и напоить до 300 человек: музыкантов, баталион по 50 человек в роте, да артиллеристов, обойдется рублей 60-70, а офицеров, принимавших участие в наряде человек около 20-ти, то придется на брата по три рубля, командир баталиона согласился и оба трактирщика поспешили но домам, чтобы приготовить, что надо.

Командир баталиона отправил командира 5-й роты к артиллеристам пригласить Г.г. офицеров на рюмку водки и стакан чая, а прочих, наравне с нашими солдатами на водку, щи и чай. Артиллеристы сразу согласились, поблагодарили и просили только и их принять в долю расходов.

Принесли из казенки четверти с водкой, разнесли по обоим трактирам и фельдфебеля принялись раздавать чарки водки. В трактирах полное оживление: за прилавком режут большими ломтями хлеб и пироги, половые ставят для Г.г. офицеров столы покрытые чистыми скатертями; на них тарелки и приборы. У входа фельдфебель с помощью барабанщика раскупоривает четверть, рядом стаканы. На столе ломти хлеба, куски, пирога, миски с горячим.

Справа рядами вошли взводы, разселись по скамьям, сняли гренадерки, разстегнули шинели. Дружно, проголодавшиеся и промерзшие люди выпили водки, закусили селедкой и принялись за горячее. Офицеры в соседней комнате тоже выпили водки, закусили селедкой и тоже принялись за щи, потом,чай.

Посторонние посетители, извозчики, огородники и прочий простой люд были собраны хозяином отдельно и, сидя, переговаривались с солдатами, выискивая земляков. Кое-кто из них в свое время был в солдатах.

Когда первые взводы поели, попили и согрелись, то встали, застегнулись, перекрестились на икону, одели гренадерки и, обратясь к сидящим в соседней комнате офицерам, поблагодарили: "покорнейше благодарим, Ваши высокоблагородия".

На смену им пришли вторые взводы. Успели всех накормить, когда из монастыря пришли сказать, что сейчас последует вынос, отпевание окончилось. Выстроились.

Из за ограды монастыря донесся звук сигнала "слушайте все".

"На погребение, пальба баталионом", - защелкали затворы заряжаемых винтовок. "Баталион", - винтовки поднялись дулами в небо "пли".

Раскатистый залп прогремел раз, другой, третий. Оглушительно потрясая воздух, прогремели пушечные удары салюта и стая голубей взвилась над монастырем, стремительно летели галки.

С барабанным боем и флейтами сначала, а, отойдя от монастыря подальше и с музыкой, баталион пошел к себе на Миллионную. Батарея, грохоча колесами, рысью пошла домой.

В казармы вернулись мы уже в сумерках и роты получили кроме ужина и оставленный им обед.

Поручик А.П. Редькин

Военная быль. № 48. 1961