Далеко не многим из наших современников известна личность генерал-лейтенанта и пожалованного графа Егора Францевича Канкрина (1774-1845), однако этот человек без сомнения заслуживает пристального внимания даже в наше время хотя бы потому, что он занимал пост министра финансов 21 год, с 1823 по 1844 гг., т.е. дольше, чем какой-либо иной министр финансов в истории России в 18-20 вв. Именно он вывел российскую финансовую систему из состояния многолетнего хронического кризиса и оставил в положении надёжного устойчивого равновесия.
Генерал Канкрин родился в 1774 г. в Ханау и происходил из семьи гессенским немцев. Его отец был известным горным инженером, и долгое время занимался строительством и работал в горнодобывающей и соледобывающей промышленности ряда немецких земель. В 1783 году он принял крайне заманчивое предложение российской берг-коллегии и переехал на работу в Российскую империю с очень солидным жалованием в 2000 руб. в год в качестве ценного иностранного специалиста. Сын его Георг-Людвиг Канкриниус в это время оставался в Германии, где окончил Гессенский и Марбургский университеты и только в 1797 году присоединился к отцу в России. Однако, несмотря на полученный по протекции отца видный чин, Георг-Людвиг, ставший Егором Францевичем Канкриным, никакой должности, несмотря на серьёзный чин и блестящее образование, получить не смог и несколько лет терпел большую нужду, занимаясь преподаванием, комиссионерством и работая бухгалтером.
Жизненные обстоятельства молодого человека улучшились только в 1803 году, когда он (уже после смерти Павла I и воцарения Александра I) поступил в министерство внутренних дел в «экспедицию государственных имуществ по соледобывающему отделу». Молодой человек, хотя ещё говорил по-немецки лучше, чем по-русски, но выделялся большим умом и редкой любознательностью; будучи постоянно в командировках по делам ревизий соляного хозяйства, Е.Ф. Канкрин глубже познакомился с различными регионами России, как он сам позже сказал – «именно тогда я научился любить и понимать русский народ». В 1809 году об умном, деятельном и, что казалось очень странным – идеалистически настроенном и честном молодом немце узнал всемогущий генерал А.А. Аракчеев и позднее, в 1811 году, военный министр М.Б. Барклай-де-Толли.
Дело в том, что именно Канкрин в своём сочинении «Отрывки, касающиеся военного искусства с т.зр. военной философии» одним из первых предложил концепцию «скифской войны», которую надо будет использовать в случае вторжения превосходящих неприятельских сил в Россию, построенную на идее стратегического отступления с целью ослабления врага. Эта точка зрения, построенная на холодном расчете, была характерна именно для условно называемой «немецкой военной партии» в Петербурге, в то время как условно «русская» партия (так как одним из главных её лидеров был грузин князь Багратиони) в среде российского офицерства была настроена на немедленный контрудар в случае вторжения неприятельских сил. И реалии Отечественной войны 1812 года показали, что именно стратегическая идея «немецкой военной партии» была более правильной, а Наполеон именно ждал и надеялся на действия российской армии именно в духе «русской военной партии» - на решительные сражения недалеко от границ, которые он с высочайшей вероятностью бы выиграл).
Именно военный министр и, возможно, лучший полководец-стратег России в то время М.Б. Барклай-де-Толли выдвинул Е.Ф. Канкрина в качестве помощника генерал-провиантмейстера с присвоением в 1811 году чина действительного статского советника, а летом 1812 года он был назначен генерал-интендантом 1-й Западной армии, а с осени 1812 года – главным интендантом всей действующей армии. В этих должностях он проявил свой разносторонний ум, хозяйственные и организаторские способности, а главное (что не встречалось в людях на таких должностях и с такими финансовыми возможностями) – был безупречно честен в финансовом плане.
Именно во многом благодаря талантам генерала Канкрина русская армия даже в кризисный 1812 год, и особенно в 1813-1815 гг. в ходе Заграничных Походов, едва ли не впервые в своей истории имела отличную организацию тылового снабжения и была избавлена от необходимости добывать провизию реквизициями, что было характерно, например, для наполеоновских войск. Этому во многом способствовали великолепное владение Канкриным немецким, его родным языком, знание как русской, так и немецкой психологии, и старые контакты отца в германских землях.
Именно будущий русский министр финансов поставил искусство снабжения русских войск на завершающем этапе Наполеоновских войн на невиданную ранее высоту, позволяя удовлетворять потребности армии в 100-200.000 воинов в условиях полного отсутствия железных дорог или автомобильного снабжения. При этом, кстати, выяснилась любопытная закономерность: организовать снабжение армии в 200.000 солдат в Европе было проще, чем организовать снабжение армии в 100.000 солдат в России – по причинам лучшего качества дорожной сети (мощёные булыжником шоссе в Европе против, в лучшем случае, грунтовиков в России); из-за в разы меньшего расстояния логистических линий; из-за намного большей концентрации населения, большей интенсификации и большей товарности сельского хозяйства.
Послевоенный анализ противостояния России с Наполеоновской Францией в 1812-1815 гг. выявил, что непосредственно из государственной казны на военные расходы было потрачено 157,5 млн. руб., что является относительно скромной суммой. Правда, к этому следует добавить почти 100 млн. добровольных пожертвований «на нужды войны против тирании Бонапарта» от частных лиц России и других стран (в том числе из Англии, Германии и даже, как ни странно, из воевавших тогда с Англией, но друживших с Россией США (американцы собрали средства для социальной помощи беднейшим жителям Москвы, лишившихся домов в пожаре 1812 года), а также 135 млн. руб. британских военных субсидий, что совокупно даёт почти 400 млн. военных расходов.
Однако для сравнения только в 1853-1854 гг., т.е. лишь в начальный период Крымской войны, военные расходы российского бюджета (включая пожертвования граждан, но, разумеется, в этот раз без английских военных субсидий, т.к. Великобритания была одним из главных противников России) составили 300 млн. руб., при этом оказавшихся потраченными с гораздо меньшей эффективностью и с гораздо худшими для России результатами.
Больше того, в период Заграничных Походов и в послевоенный период 1815-1816 гг. Егор Францевич Канкрин оказался тем человеком, который спас Российскую империю от финансового коллапса и от государственного дефолта. Чтобы понять, как это произошло, расскажем немного предыстории состояния российских финансов в конце 18-начале 19 века.
После очень тяжёлой, с экономической точки зрения, и абсолютно не нужной для российских геополитических интересов Семилетней войны 1756-1763 гг российская экономика более-менее восстановилась, а в начальный период царствования Екатерины II даже испытала подъём (в том числе благодаря ряду умело проведённых реформ). Однако этот период был достаточно кратким, примерно с 1763 по 1769 год. К сожалению, Французское королевство и Австрийская империя, бывшие союзники России в Семилетнюю войну, оказались плохими союзниками не только в ходе войны, но и ненадёжными партнёрами в послевоенное время, - они путём интриг при султанском дворе, и умело использовав военный инцидент на крымской границе, вынудили Османскую империю и Крымское ханство объявить войну России.
Так началась очередная Русско-турецкая война 1768-1774 гг., к которой Россия была хотя и готова, но к которой не стремилась, и в которой Россию поддерживали её бывшие противники по Семилетней войне – Великобритания и Пруссия, а её бывшие союзники – Австрия и Франция – поддерживали Турцию (разумеется, при этом никто из них не принимал непосредственного участия в боевых действиях, радуясь взаимному ослаблению «двух восточных варварских империй»). Да, с военной точки зрения, эта война была успешной для русских; больше того, именно Англия всячески содействовала «Архипелагской экспедиции» русского Балтийского ВМФ, который совершил переход вокруг Европы в Средиземноморье и одержал там несколько побед.
Но с т.зр. экономики эта война началась совсем не вовремя; она прервала успешное финансово-экономическое развитие Российской империи и даже при победоносном течении сыграла на руку врагам России, не дав ей полностью восстановиться после Семилетней войны, оказала крайне отрицательное влияние на российские финансы (т.к. Россия уже и так, по сути, вела войну с польской Барской конфедерацией (1768-1772), кстати, тоже поддерживавшейся Францией, а потом ещё разразилось поднятое не без помощи османской агентуры восстание Е. Пугачёва (1773-1775 гг.), ставшее, по сути, третьим фронтом для русских войск.
В сложившихся кризисных обстоятельствах, дабы изыскать деньги на войну, впервые в истории России в 1769 году были введены в обращение бумажные ассигнации, выпущенные специально образованным Ассигнационным банком. Так российские государственные финансы отошли от монометаллизма, «подсев», как образно говорится, на «наркотик» доступных, но необеспеченных бумажных денег. С самого начала обмен на серебро и золото бумажных ассигнаций не производился (из-за хронического дефицита этих металлов в России в ту эпоху), но хотя бы к медной монете ассигнации были твёрдо привязаны и первоначально (как часто случалось в истории) появление новой денежной массы помогло избежать военной рецессии, компенсировало военные расходы России на трёх фронтах – польском, турецком и пугачёвском, и даже искусственно стимулировало экономический рост.
Однако последний продолжался недолго – в сочетании с выплатой Османской Портой контрибуции в 4,5 млн. рублей золотом и серебром в течение 3 лет экономический рост в России продолжился до 1779 года. Однако вскоре поток турецкого золота иссяк и одновременно стал проявляться инфляционный эффект для необеспеченного российского ассигнационного рубля. В 1780 году правительство Екатерины II даже отменило конвертацию бумажных рублей и запретило свободный их ввоз и вывоз за границу, надеясь остановить так инфляцию, но тем самым только подстегнуло её, да ещё превратило российский рубль из пользовавшейся уважением свободно конвертируемой в Европе валюты в сугубо национальную платёжную единицу.
Что было хуже всего – так это то, что бюджетные расходы России постоянно и быстро росли (особенно чудовищно росли личные расходы двора императрицы), при этом для внешней торговли приходилось уже покупать валюту, а не использовать рубли, а внутреннее промышленное и сельскохозяйственное производство в России при этом росло очень медленно. Однако, «подсев» на «наркотик» бумажных «денег из воздуха», петербургское правительство не придумало тогда ничего лучше, чем продолжить эмиссию, что привело после 1785 года к обвалу как внешнего, так и внутреннего курса российского рубля...
Продолжение следует...
