Священномученик протоиерей Сергий Мечёв родился в Москве 17 сентября 1892 года в семье известного православного старца и проповедника отца Алексия Мечёва (память 9 июня), настоятеля храма Святителя Николая в Кленниках на Маросейке. Батюшка отец Алексий очень любил своего сына Серёжу и желал иметь его своим преемником, но он не хотел оказывать на него давление и поэтому дал возможность сыну получить светское образование. Сначала он отдал сына в Московскую детскую школу Валицкой, а затем в Московскую 3-ю гимназию (1902-1910). В 1910 году Сергей окончил гимназию с серебряной медалью и поступил на медицинский факультет Московского Университета.
Вскоре он перешёл учиться на словесное отделение историко-филологического факультета, которое окончил в 1917 году. Он был из числа пяти учеников профессора Г.И.Челпанова, принявших впоследствии священный сан.
Во время войны в 1914 году Сергей Алексеевич оставил учёбу и добровольно поступил братом милосердия в один из санитарных поездов, работавших на Западном фронте. Он служил в прифронтовой полосе во втором подвижном лазарете Красного Креста Московского Купеческого и Биржевого общества. В июне 1916 вернулся с фронта и продолжил занятия в университете. В 1917 Сергей по окончании университета был призван в армию, служил в Москве. К 1918 он был демобилизован по состоянию здоровья. В лазарете Сергей познакомился с сестрой милосердия Евфросинией Николаевной Шафоростовской (Шафоростовой?), которая в 1918 стала его женой.
Одновременно с учёбой в Университете Сергий Алексеевич принимал участие в работе студенческого богословского кружка имени святителя Иоанна Златоустого, организованного наместником Чудова монастыря епископом Арсением (Жадановским). На заседаниях кружка читались и обсуждались доклады на различные темы богословского характера.
В 1917 году была создана комиссия по сношению с гражданской властью Русской Церкви. В число членов Комиссии вошёл и Сергей Алексеевич. В этот период ему пришлось часто бывать у Святейшего Патриарха Тихона, который очень его полюбил.
Помимо этого, в 1918 Сергей Алексеевич служил в Москве на должности руководителя районного детского сада. Затем педагогом-инструктором по дошкольному воспитанию. Кроме того, до 1922 он был секретарём медицинского журнала.
Решение принять священство было связано у Сергея Алексеевича с поездкой в 1918 году в Оптину пустынь, где он получил на это благословение старцев отца Анатолия и отца Нектария Оптинских.
В 1919 году, когда на Св. Церковь Православную начались жесточайшие гонения, Сергей Алексеевич бросил светскую карьеру и принял рукоположение во священный сан: 12 апреля 1919 — в Лазареву субботу — во диакона, а затем — 17 апреля, на Страстной неделе в Великий Четверток — во иерея. Рукополагал его в Свято-Даниловом мужском монастыре священномученик архиепископ Феодор (Поздеевский, память 10 октября).
Служил о. Сергий рядом с отцом в храме на Маросейке. Этот приход называли «мирским монастырём», — имея в виду не монастырские стены, а паству-семью, связанную узами любви и единым духовным руководством. Послушание духовному отцу, очищение совести покаянием («сущность исповеди есть самопосрамление, исповедь есть страдание кающегося и сострадание ему священника», — говорил отец Сергий), частое причащение, ежедневные уставные службы (обедни на Маросейке начинались в 6 утра, и прихожане могли попасть на работу вовремя) — всё это создавало условия для подлинной духовной жизни. «Христианство не учение, а жизнь», — часто повторял отец Сергий.
Батюшку о. Алексея и сына его молодого священника о. Сергия Мечева связывала большая и нежная любовь, но, несмотря на это, о. Сергий первое время своего священства не вполне понимал отца.
Батюшка по своей горячей любви к ближнему и видя душу приходящего к нему человека, очень часто становился выше строгих дисциплинарных требований устава: исповедовал во время литургии, часто причащал. "Ну, как я откажу в исповеди, - говорил он, - может быть, она последняя надежда человека, может быть, оттолкнув его, я причиню гибель, вред его душе. Христос никого не отталкивал от Себя. Вы говорите: "закон". Но там, где нет любви, закон не спасает, а настоящая любовь есть исполнение закона!"
Как сам о. Сергий рассказывал, ему очень хотелось хоть раз отслужить самому без батюшки и все сделать по-своему, как ему казалось правильным, но долго не представлялось к этому случая. Наконец он настал: батюшке нездоровилось, и о. Сергию пришлось служить одному. "Ну, думаю, - рассказывал он, - теперь-то я не допущу никаких непорядков. На исповедь приходит девушка. "Вы исповедаться?" - "Да". "А на вечерне были?" - "Нет, батюшка, у меня работа вечерняя". - Что же делать? Пришлось ее допустить до исповеди и причастия. Следующая была старушка. "Ты на вечерне была?" - "Нет, батюшка, не могла". "Как же не могла? Ведь ты не работаешь, всегда дома. Не могу я тебя исповедовать!" - "Батюшка, я едва выбралась. Ведь мне приходится с детьми сидеть, и так меня еле отпустили" Пришлось и ее исповедать. Только она отошла, вдруг какой-то незнакомый мужчина без спросу летит прямо в алтарь. Тут уж я не стерпел: досталось этому мужчине. А он и из храма ушел. Только ушел, а следом бежит ко мне женщина: "О. Сергий! Не приходил ли сейчас муж мой? Его батюшка хотел видеть. Я его едва уговорила!" Этого-то человека, которого привести к батюшке стоило многих хлопот, а о. Алексею, может быть, многих молитв, я, можно сказать, прогнал. Долго потом его нельзя было уговорить придти к батюшке".
Это был первый урок, показавший о. Сергию, как прав был батюшка со своими "непорядками", и какую беду наделал бы о. Сергий своим "законничеством".
О. Сергий отдавал своей пастве все свои силы, и духовные и физические, а его зачастую не понимали, роптали. Бремя Батюшкиного наследства иногда становилось для него неудобоносимым. Но все же он решил остаться, ведь Батюшка вымолил, чтобы он стал священником и принял после него паству. И Господь за молитвы Батюшки и за труд о. Сергия и многих его духовных детей "со искушением сотворил и избытие".
К о. Сергию людей привлекала его личность, пламенность его веры, его любовь к Церкви, его глубокие по содержанию и действенные проповеди. У о. Сергия было много неоценимых качеств для того, чтобы быть руководителем, и первое из них - требовательная и чуткая, неподкупная совесть, необыкновенная искренность и отсутствие всяких поз, глубокий ум и сердце, чуткое ко всему прекрасному, ревность и знание святоотеческого учения о духовном пути, желание идти путем добрым, унаследованная от отца способность хорошо разбираться не только в духовных, но и в житейских ситуациях, и, наконец, доброта и отзывчивость к настоящему страданию других. О. Сергий не терпел никакой неискренности, фальши и этого же требовал от детей своих, прививая им это всем своим существом, словом и примером.
Несмотря на свою строгость, когда дело касалось какого-либо действительного горя или болезни духовного чада, о. Сергий был само сочувствие, старался все устроить, все сделать, найти врача и лекарства, даже материально помочь, когда это было ему возможно.
Особенно характерным для руководства о. Сергия было постоянно повторяющееся им учение о индивидуальной мере для каждого человека, в соответствии с его физическими и душевными силами в соответствии с его духовными силами и возрастом.
Особое место в жизни Маросейки занимали проповеди отца Сергия. В двадцатые годы в Москве можно было слышать многих известных проповедников. Но проповеди о. Сергия носили совершенно особый характер. Он никогда не говорил от себя, по собственному самомнению. Но через проповеди старался передать живой опыт Святых Отцев Церкви. Слушая их, нельзя было оставаться только слушателем. Возникало непреодолимое желание испробовать на себе, в своем опыте все то, о чем он говорил.
По условиям времени и в согласии со своей совестью, о. Сергий оказался не только настоятелем храма и руководителем многих духовных детей, но и церковным деятелем. В одном письме 1932 года о. Сергий вспоминал о тех моментах, когда ему пришлось бороться за Церковь и противостать многим.
Первый - обновленчество. Еще в предреволюционные годы среди интеллигенции и некоторых церковных деятелей существовало мнение, что Церковь, если не умерла, то находится в параличе, что надо принять какие-то решительные меры к ее оживлению, что надо вернуться к первохристианскому строю жизни и Богослужения, отметать позже установленные Церковью правила, согласовав новые с требованиями современной науки, культуры и, вообще, современной жизни. Многие искренне заблуждались, не понимая настоящей духовной жизни.
В смутное для Церкви время первых послереволюционных годов нашлись недобросовестные люди, которые использовали лозунги "обновления" в своих корыстных целях: воспользовавшись трениями, которые возникли между Патриархом Тихоном и властями, они обманом захватили власть в Церкви в тот момент, когда Патриарха арестовали по "Делу об изъятии церковных ценностей" и организовали свое "Высшее церковное управление", стараясь подчинить ему всю Русскую Церковь. Многие епископы противостали этому, но они были разъединены, многие из них были арестованы. Приходское духовенство, привыкшее до революции к безпрекословному повиновению власть предержащим, хотя в большинстве своем не принадлежало к числу идеологов "Живой Церкви», все же не сумело разобраться в создавшейся ситуации, и подчинилось ВЦУ, прекратив поминовение заключенного Св. Патриарха Тихона. В Москве лишь единичные приходы сохранили верность Тихоновской Церкви. В числе их были Данилов монастырь и Маросейка. О. Алексей и о. Сергий Мечевы всей душой чувствовали, что Церковь есть Тело Христово и источник освящения всего мира. Она со всеми Своими Таинствами и богослужением свята во веки. Они знали, что надо не "обновлять" Церковь, а смиренно идти к Ней и учиться у Нее, пользоваться Ее Наследием, Св. Таинствами для собственного духовного перерождения и исправления, становиться Ее членами через покаяние и Св. Причащение для "обновления в себе образа Святого Божия". Сама же Церковь в существе Своем свята и непорочна и не нуждается в искусственном оживлении, обновлении или исправлении.
После кончины своего отца старца Алексия 9 июня 1922 года, отец Сергий принял на своё пастырское попечение «покаянно-богослужебную семью», как он называл свой приход, и окормлял его до самой своей мученической кончины. «Вы мой путь ко Христу, как же пойду без вас», — писал он в 1930 году своим духовным чадам.
Богослужение отца Сергия отличалось строгостью, стройностью, сосредоточенностью, и в то же время отсутствием какой либо экзальтации или театральности. Проповеди его были насыщены волевым началом, так, что, слушая их, нельзя было оставаться только слушателем, а хотелось действовать. Духовных чад привлекала к нему его личность, пламенность веры, требовательная, чуткая и неподкупная совесть, отсутствие всяких поз, знание святоотеческого учения и строгое следование ему, и, наконец, доброта, отзывчивость и сострадательность.
Предвидя мученический подвиг отца Сергия, катакомбный старец Нектарий (Тихонов) Оптинский как-то так сказал своей духовной дочери о нём: «Ты знала отца Алексея? Его знала вся Москва, а отца Сергия пока знает только пол-Москвы. Но он будет больше отца».
В 1923 г. за верность Св. Патр. Тихону и отвержение обновленчества о.Сергий был арестован ОГПУ и заключён в Бутырскую тюрьму. Но вскоре, за отсутствием вины, 15 сентября 1923 он был освобождён.
Известно также, что в апреле 1928 г. он совершил тайную поездку в с.Холмищи к последнему Оптинскому старцу Нектарию (Тихонову), получив от него благословение на стояние за чистоту Истинного Православия.
В своей пастырской деятельности о. Сергий, как и его отец, руководствовался советами старца Нектария Оптинского, также не принявшего сергианства и являвшегося столпом Истинно-Православной Церкви (ИПЦ).
Отец Сергий был безкомпромиссный борец за чистоту Православия. После появления «Декларации» 1927 года, он не поминал митрополита Сергия (Страгородского), не принимал он и церковной молитвы за безбожников и богоборцев, был одним из столпов Истинно-Православной Церкви (ИПЦ) в Москве.
29 октября 1929 года отец Сергий вместе с двумя священниками (о.Константином Ровинским и иеромонахом Саввой) и несколькими братьями Маросейского храма за отказ принять сергианство был арестован. Всего по этому «групповому делу» — «дело группы “Духовные дети” о.Сергия Мечева (Москва, 1929 г.)» — проходило 9 человек из маросейского прихода. По материалам дела о.Сергий в 1919-1920 гг. создал данную группу, которая занималась «антисоветской деятельностью».
Следствие продолжалось недолго, и менее чем через месяц после ареста, в ноябре 1929 г., о.Сергию был объявлен приговор: 3 года ссылки в Северный край. Он отправлен этапом через ПП ОГПУ 24 ноября 1929 г. на поселение в Архангельск и 26-го прибыл к месту назначения. Там о.Сергию удалось устроиться на квартире духовной дочери К.Т., а в 1930 г. он получил назначение в г.Кадников (близ ст.Сухона Сев. ж.д.).
В Кадникове о.Сергий устроился жить у церковной старосты А.К.Шоминой. Каждый день неуклонно в те часы, когда совершалось богослужение в Москве на Маросейке, он служил у себя вечерню и утреню, а утром — часы и обедницу. Когда было возможно, о.Сергия навещали родные: старшие дети и другие близкие. Матушка приезжала только во время отпуска, т.к. должна была работать. Приезжали изредка и духовные чада (чтобы не привлекать внимания, в вечерние часы).
Из Кадникова он продолжал, как и раньше, заботиться о храме на Маросейке и о своих духовных детях и по-прежнему оставался отцом и настоятелем, пока в 1932 г. не были арестованы священники и храм на Маросейке не был закрыт.
О.Сергий писал из ссылки письма духовным детям, отвечал на их обращения и посылал письма, для осторожности, с оказией. Кроме того, написал пять писем общих к своим духовным детям, в которых раскрывается его любовь к ним, желание поддержать, утешить. В одном из писем он писал: «Суд Божий совершается над Церковью Русской. Не случайно отнимается от нас видимая сторона христианства. Господь наказует нас за грехи наши и этим ведёт к очищению. Особые скорби, небывалые напасти — удел наших дней. В покаянном преодолении их — смысл нашей жизни».
В ссылке 8 марта 1933 г. в Вологде о.Сергий был арестован снова. Тогда арестовали многих в городе ссыльных священников, не работавших на советской службе и принадлежавших к ИПЦ. Было возбуждено дело об антиколхозной агитации среди населения местных деревень, хотя о.Сергий никогда ни по каким деревням не ходил и не общался с местным населением. Новое «групповое дело» называлось: «Дело Чельцова П.А., Мечева С.А. и др., г.Кадников, 1933г.»
Тогда, в Вологодской тюрьме, в которой он пребывал до 28 августа 1933-го, приговорили к 5 годам лагерей. Сначала он был направлен на лесопильный завод (Кубенское озеро, Вологодская обл.), а затем — в колонию (ст. Плясецкая на р.Шелексе). О.Сергий был на общих, очень тяжёлых, работах. Приходилось сильно голодать, т.к. постоянно обкрадывали уголовники. Он болел там гриппом и сильно ослаб. При встрече с духовной дочерью о.Сергий сказал: «Я совсем болен. Голова так устала. Ты знаешь, я всегда был быстрый, не мог видеть, когда что-нибудь делают медленно, а теперь сам и хочу скорей, и не могу. Куда бы ни пошли, я иду всегда самый последний».
Вскоре, по хлопотам, через «Красный крест» о.Сергия в качестве фельдшера перевели на некоторое время в Архангельск. Пробыв там очень недолго, о.Сергий был назначен в новый этап, в Усть-Пинегу. Там он сначала работал в совхозе на медпункте, а потом переведен на общие работы. О.Сергий был страшно переутомлён, изголодался.
Приезжавшие навестить его рассказывали, что о. Сергий от болезни и голода так исхудал, что самому было страшно на себя глядеть. Раньше он был вспыльчивый, а тут - очень мягкий, ласковый, добрый - ни одного упрека, ни малейшего раздражения в нем, несмотря на всю его измученность.
После Усть-Пинеги о.Сергий в 1934 или 1935 направлен в Свирские лагеря (Лодейное поле). Здесь о.Сергий работал фельдшером, но условия были тяжёлые. Его снова дочиста обкрадывали уголовники. Ходил в лёгком плаще, на босу ногу. На некоторое время приехала матушка Евфросиния Николаевна в детьми, но о.Сергий очень нервничал, боялся за них и скоро отправил назад. Со Свири о.Сергия перевели на строительство Рыбинской плотины (ст.Переборы, Ярославская обл.).
Здесь о.Сергий был до конца срока. Этот перевод не только улучшил его бытовые условия, но оказал ему моральную поддержку, т.к. в нескольких километрах от него жила, высланная из Москвы, семья его духовных детей. Летом 1936 г. неподалеку поселилась его супруга с детьми и о.Сергий приходил к ним почти каждый день. В 1937г. закончился срок заключения. Евфросиния Николаевна уже жила с детьми в Москве, но о.Сергию туда возвращаться было запрещено и он до 1940 г. поселился в г.Калинине (Тверь), недалеко от Москвы. Он устроился работать в Тверской поликлинике в кабинете «Ухогорлонос». В 1938 г. матушка сняла дачу под Тверью, где о. Сергий оборудовал катакомбный храм ИПЦ и тайно совершал Литургию. К нему постоянно приезжали духовные дети, и он им писал письма: «... Молитесь Господу, просите Его, чтобы снял Он с вас тесноту, замыкание в себе», чтобы получили вы расширенное сердце!» — так он наставлял их.
Отец Сергий пребывал в духовном общении с другими катакомбными пастырями-исповедниками из Москвы архим. Серафимом (Батюковым), о. Владимиром Криволуцким, о. Алексием Козловым, о. Димитрием Крючковым, о. Александром Гомановским, о. Алексием Габрияником и другими.
Он твердо оставался при прежних своих убеждениях и искал общения с каким-либо единомысленным истинно-православным епископом. Таких было немало, но все они были или в далеких ссылках или в лагерях. Однажды у своего духовного сына о. Сергий встретился с епископом Мануилом (Лемешевским), который будто бы отвергал сергианство, высказывался о церковных делах в смысле, созвучном о. Сергию. О. Сергий в желании иметь архипастырский покров доверился ему, раскрыл перед ним свою душу, позицию и нелегальное положение своей катакомбной общины, о которой так болело его сердце.
Однако вскоре епископ Мануил (Лемешевский) был арестован: он предал отца Сергия, рассказав на суде то, что было ему открыто на духу как епископу. Позже выяснилось, что еп. Мануил был убежденным сергианином, признавая митр. Сергия (Страгородского) и его самочинное «церковное управление». Как вспоминал позже о своем учителе сергианский митрополит Иоанн (Снычев): "...благодаря епископу Мануилу был нанесен сокрушительный удар главным силам раскола <...> и иосифлянское движение начало быстро падать" (Иоанн (Снычев), митр. С.296).
Как только отец Сергий узнал о том, что он предан и что его собираются арестовать, он уехал с того места, где жил, и около года скитался без прописки в городах и весях, скрывался у катакомбных истинно-православных христиан. Ему советовали скрыться в Среднюю Азию, но это значило оторваться, оставить духовных детей - он не мог этого сделать и жил тайно то там, то здесь, постоянно скрываясь и переезжая с места на место.
В начале 1940 г. о.Сергий перебрался в г.Рыбинск (Ярославская обл.). Там о.Сергий опять поступил фельдшером в поликлинику. Он устроился жить в деревне на другом берегу Волги. Сначала всё было хорошо, но потом начались новые испытания: о.Сергий получил выговор на работе, а затем сломал ногу, получив инвалидность. Когда нога стала заживать, он уехал из Рыбинска, скрываясь в разных местах. Душою о.Сергий страдал невероятно. Он чувствовал себя безнадежно осуждённым. Внутренне молился и готовился к смерти. Ещё более чем за себя, страдал душою за своих духовных детей. Вся его молитва сосредоточилась на том, чтобы пострадать ему одному, чтобы никто не пострадал из-за его ошибки. И эту молитву Господь исполнил. Когда о.Сергий остался без работы, то понял, что в Рыбинске оставаться нельзя. Он решил уехать в деревню, и нашлось подходящее помещение недалеко от г. Тутаева в д. Кипячево (Рыбинский р-н, Ярославской обл.).
С лета 1941 года он с некоторыми духовными чадами скрытно проживал здесь в деревне. Освятил катакомбный храм и каждый день тайно служил Литургию. О.Сергий мало выходил из дома. Его скрытная, непонятная жизнь вызывала подозрение и недоброжелательность со стороны местного советского населения. Несколько раз приезжали к нему посетители. С ними он говорил об их делах, молился, провожал до пристани. Но более не надеялся увидеть семью — ни родную по крови, ни духовную. Хотел ещё при жизни отслужить за себя сорокоуст, но так и не успел. Неустанная советская пропаганда и начавшаяся война усилили атмосферу всеобщей подозрительности, в результате чего на Рождество Иоанна Предтечи 7 июля 1941 г. о.Сергия вместе с сопровождавшей его Елизаветой Александровной Булгаковой арестовали.
Местные жители приняли их за «немецких шпионов» и выдали органам НКВД.
С 8 июля о. Сергий находился в тюрьме Ярославского НКВД. В тюрьме выяснилось, кто он на самом деле, что по всей стране НКВД объявляло по нему розыск. После 4-х месяцев допросов и пыток, на которых он вёл себя очень мужественно, стремясь, чтобы никто из общины не пострадал, в ноябре 1941 г. военный трибунал войск НКВД Ярославской обл. вынес свой вердикт. По ст. 58-2 и 58-11 УК РСФСР о.Сергий как «руководитель антисоветской организации» ИПЦ приговаривался к высшей мере наказания. В ночь на 24 октября / 6 ноября 1941 г., а по другим источникам 24 декабря 1941 / 6 января 1942 г. н. ст. батюшка был расстрелян в тюрьме Ярославского НКВД.
Молитва его сердца исполнилась - никто за него не пострадал. Даже арестованную вместе с ним духовную дочь освободили.
|
