Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня?..

Из песни

Мне всегда как-то странно везло на этой войне: мне практически не приходилось оплакивать гибель тех, кого я знала лично — сослуживцев, друзей или тех, кто ими мог бы стать, но не успел. По крайней мере, гибель физическую (о гибели нравственной речь особая, не здесь и не сейчас). Чины отряда, с которым я входила в Новороссию, кажется, все остались в живых — лишь один по слухам, пропал без вести, а так даже ранен из наших парней почти никто не был, а если и был, то выздоровел. Правда, я могу чего-то не знать…

Да, гибель таких знаковых фигур, как Александр Александрович Беднов или, особенно, Алексей Борисович Мозговой, оставила в душе болезненные шрамы. Тем более, что некоторые мои сослуживцы по лету 2014 г. потом, поздней осенью того же 2014 г., воевали у Беднова. А Мозговой стоял идейно, пожалуй, ближе всех к тому, чем жил и дышал стрелковский штаб летом 2014 года в Донецке, когда и я служила там… Но от известия об убийстве Алексея Борисовича в мае 2015 г. чувство у меня возникло скорее похожее на историческое отчаяние от смерти, например, генерала А.П. Кутепова (на которого Мозговой равнялся и на которого даже внешне походил). Так что это нельзя в полной мере назвать непосредственным, личным переживанием человеческой утраты. Не знаю, защитная ли это реакция психики или нарастающая с годами душевная чёрствость, но такого банального и естественного в условиях войны горевания по погибшим «хорошим парням, с которыми мы… и т.д.» мне, пожалуй, испытывать не доводилось до дня сегодняшнего. Хотя и длится эта самая война уже почти три года…

Убит Гиви... И сейчас, вместо того, чтобы делать свою срочную, но рутинную работу, я сижу, снова и снова вызывая в памяти всего несколько моментов лета 2014 года, приятных и курьёзных. И вертится на языке до пошлости, до тошноты неуместная строчка старой песенки, вынесенная мною в эпиграф. Зачем, почему я вспоминаю? Потому что мне кажется, что в этих милых и смешных воспоминаниях Гиви-Мише Толстых лучше и уютнее, чем в морге, чем в мёрзлой донецкой земле… В них Гиви не просто навсегда живой — в них он даже ещё не грозный командир батальона «Сомали», а всего лишь хороший парень, славный вояка, один из многих «славянцев» и «стрелковцев» — не успевший ещё, правда, совершить многих своих подвигов, но и носа задрать не успевший!..

Побывав сама на войне (пусть и не на передовой), я отлично понимаю, что «белым шариком по воюющей земле не прокатишься». Сколько успел нагрешить Михаил Сергеевич Толстых в своей жизни, знает Бог. Я не о том. Пусть Бог и разбирается. Я прекрасно понимаю, что для самого Миши — кто знает, о чём я, тот поймёт — гораздо лучше, что он погиб. Он никогда не смог бы вписаться в обычную жизнь, если бы дожил до окончания войны. Ещё почти два года назад мне приходило в голову, что для таких, как он, и лично для него будет лучше, если убьют. Особенно после того, как Гиви заставил пленного «укропа» жевать сорванные с него же погоны, и вообще допустил себя до издевательства над пленными… Может быть, кто-то помнит этот ролик. Мне не укропов жалко было тогда, нет — было больно и горько именно за Мишку, стыдно за него перед Богом. Только дело не в том, что «победителям подобает великодушие». Я очень хорошо понимала, чем руководствуется Гиви в своём, с общечеловеческой точки зрения, крайне неблаговидном поведении. Более того, мне был ближе именно этот подход — срывание злости на уже неопасных врагах, цинизм, грубость, а никакое не великодушие (признаюсь честно — кому нужно, тот, опять же, меня поймёт). Я и сама, вероятно, на Мишином месте и не устояла от соблазна «отвести душу»… Мне было жальче Мишку, чем укропа, и горше именно за самого Мишку, а не за избитого. Потому что, когда Гиви приказал пленному «жрать погоны», за этим стояла его собственная, Мишкина, огромная, как небо, непереносимая, необъятная, практически неизлечимая боль. Боль, которую знают только те, кто воевал на гражданской войне. Сегодня эту боль, жившую в Михаиле Толстых, вылечили. «Шмелём».

Гиви погиб и навсегда остался в глазах многих героем. И это хорошо. Но всё равно безумно грустно и жаль, и его смерть я, наконец, переживаю как горе, как гибель друга, во всяком случае, товарища. Мы, конечно, друзьями не были, встречались-то всего пару раз. Но знакомство было по-человечески приятным (надеюсь, не только для меня) — и осталось одним из самых, может быть, светлых для меня воспоминаний о войне. Тогда Мишка командовал бронегруппой в батальоне у «Царя» (В.П. Кононова) и ещё не «звездился». Я пришла служить в штаб Ополчения ДНР в конце июля 2014 года, и сразу попала в возглавляемый майором И.Б. Ивановым Политический отдел, где мне было поручено взять в свои руки все дела и документы, касающиеся награждения проявивших особую доблесть бойцов и командиров.

На следующее утро состоялось награждение именным холодным оружием нескольких отличившихся ополченцев. Награждал, как и всегда, сам Командующий ополчением полковник И.И. Стрелков. В тот день я на самой процедуре не присутствовала, а только сортировала документы и наградное оружие, подготовленные ранее, до меня. Часть наград и документов остались у меня на руках — не все герои смогли прибыть. После награждения мы с Игорем Борисовичем Ивановым, на ходу продолжавшим вводить меня в курс дел, отправились завтракать в штабную столовую. За столиком к нам присоединился молодой энергичный ополченец с очень загорелым, обветренным лицом. В общем, совершено обыкновенный, нормальный и типичный, как и многие другие, был бы ополченец, если бы только не смахивал сильно на грузина. Впрочем, почему бы и нет? Чем грузин не часть «Русского мира»? По их беседе с Игорем Борисовичем я поняла, что они хорошо знакомы, вероятно, ещё со Славянска, и в чужой разговор не вникала. Как вдруг И.Б. Иванов кивнул на меня со словами: «А по этой части все вопросы вот, к Дарье Ивановне, она у нас со вчерашнего дня — специальный человек по наградам».

- Слушай, тут такое дело, — обратился ко мне парень, сильно картавя и проглатывая половину букв, — у меня боец ещё за Славянск должен был получить наградной нож. Как бы узнать поточнее?

- Да я ещё толком не разобралась ни с чем, может, позже… — начала было я, слегка растерявшись. Но тут будто что-то меня кольнуло изнутри: — А как зовут бойца?

Он назвал фамилию — и я не без ликования сообразила, что искомая награда в этот момент лежит под столом, за которым мы сидим!

- Полчаса назад я держала этот нож в руках. Документы тоже готовы. Привози бойца хоть завтра — наградим. В торжественной обстановке. Лично Стрелков.

- Ну, насчёт завтра — не знаю. Созвониться надо.

Он продиктовал мне свой номер.

- А обращаться как?

- Я Гиви. Командир бронегруппы у «Царя».

Кто такой «Царь», я уже знала.

Приехать с награждаемым бойцом ему удалось только через неделю. К этому времени я уже разобралась со вверенными мне документами, и одной из насущных задач считала поиск героев, в результате отступления из Славянска или по какой-то другой причине не получивших причитающихся им наград. Эта мысль — где и как найти этих бойцов, — очень меня мучила, и я никак не могла найти решение задачи. Особенно учитывая, что ребята на фронте, а я — в штабе, и что очень часто мне были известны только настоящие фамилии, имена и отчества, а боевым товарищам и даже командирам — только позывные. Однако, так и не найдя решения, после награждения я с Гиви и ещё несколькими ребятами, приехавшими с ним с фронта, опять-таки отправилась на завтрак. Наград тогда не обмывали — сухой закон в 2014 году соблюдался — зато в штабной столовой, если повезёт, можно было получить порцию оладий, обильно приправленных сгущёнкой.

- Слушай, Гиви, а крещальное имя у тебя какое? Георгий? — на войне я старалась у всех ополченцев, кого встречал, спрашивать имена и заносить их в свой личный синодик.

- Да нет, — ответил он. — Михаил.

Ну, Михаил и Михаил. Может, так крестили. А может, «Гиви» — это всё-таки не имя, как я подумала сначала, глядя на почерневшее от степного ветра и солнца лицо «типичного грузина», а просто позывной… Какая, в конце концов, разница? Буду молиться за ещё одного Михаила. Славный он, кстати, парень.

- Даш, а я ещё спросить хотел, меня-то вот командир после Ямполя тоже грозился к награде представить, а сделал ли? Может, только пообещал? Ты не знаешь?

- У меня невручённых наград, как минимум, десятка полтора. Целый список. И очень надо вручить. Только как соотнести фамилии с реальными людьми и их позывными, я не знаю. Может, ты мне и поможешь?

- А меня в этом списке случайно нет? — спросил Гиви.

- А как твоя фамилия, Миша?

- Толстых. Михаил Сергеевич.

- Нам с тобой, Миша, надо почаще вместе завтракать! Глядишь, у меня все невручённые награды найдут своих героев!.. Лежит на тебя нож. Ещё со Славянска. Как жаль, что сегодня Стрелкову уже некогда второй раз награждать. Приезжай завтра. Заодно я тебе список покажу, может, ещё кого сможем идентифицировать.

Около десяти наградных ножей, заготовленных ещё в Славянске, передал мне начальник штаба, когда я заняла должность руководителя наградного отдела. При отступлении все документы, в частности, наградные приказы с подлинными фамилиями были, конечно, уничтожены, а вот эти ножи чудом удалось вывезти. Их нельзя было оставить — ведь на лезвиях были выгравированы имена награждаемых, в том числе: «Михаилу Сергеевичу Толстых от Штаба ополчения ДНР за боевые заслуги». Эта партия была на диво: с чернёными лезвиями обоюдоострой заточки, на которых изысканно выделялась гравировка; с рукоятками, стилизованными под античность; при этом огромные — почти как греческий акинак или римский гладий — в отличных кожаных ножнах.

Гиви так и не смог больше вырваться с фронта и приехать на своё награждение до моего ухода из Донецка. Несколько раз я звонила ему и шутя говорила, с каким нетерпением Командующий его ждёт и жаждет видеть для вручения. «А ты, душенька, меня хочешь видеть?» — «Конечно», — заверяла я Мишку. «В другой раз. У меня тут бой идёт». Потом, всё чаще, телефон оказывался выключен. Когда, перед нашим уходом, Мишку произвели в очередное звание (кажется, в майоры) и назначили командовать батальоном, я очень хотела дозвониться ему и хотя бы устно поздравить, но не смогла. А потом война для меня закончилась, и я так и не увидела его награждённым. Позднее, наткнувшись на фото в Интернете, я сбивалась со счёта при виде крестов и медалей, украшавших Мишкину грудь. Нет, я не хочу сказать, что Гиви не заслужил их — просто они были получены уже после того, как награды в ДНР сильно девальвировались. Не те это были награды. Иногда мне кажется, что выше того «акинака» у него награды и не было — разве что медаль «За оборону Славянска». Но не мне об этом судить и не сегодня. Думается, высшую награду своей жизни Гиви ныне получает в другом месте, от самого Главного Командования… Нам не дано знать, что это за награда.

P.S. К стыду своему, я давно не молилась за живого Михаила — что-то мешало, может быть, собственная лень и забывчивость, может быть, мысль о некоторых неблаговидных его делах, о которых я узнавала стороной. Теперь пришла пора молиться о упокоении его и о том, чтобы Бог простил Мишке его многочисленные (наверное) грехи. Но почему-то я глубоко и прочно уверена, что Бог его непременно простит. Может быть, Он тоже помнит и знает Мишу-Гиви героем и просто тем славным парнем, с которым мы так весело завтракали летом четырнадцатого года?!

Дарья Болотина, бывш. начальник наградного отдела Штаба Ополчения ДНР