Родился он в 1885 г. в семье потомственного дворянина профессионального военного Андрея Ипполитовича Вилькицкого, генерал-лейтенанта корпуса гидрографов, начальника Главного гидрографического управления. Окончив Морской корпус и Морскую академию, Вилькицкий-младший плавал на Балтике и в Тихом океане. Правда, боевое крещение в войне с Японией получил на суше: в ноябре 1904 г. под Порт-Артуром был ранен, как многие другие защитники крепости попал в плен. Его мужество было оценено по достоинству: по возвращении из плена Борис получил ордена св. Станислава, св. Владимира с мечами и бантом и св. Анны 4-й ст. на кортик.
Обретя свободу, он вернулся на Балтику, много плавал штурманом. Мечтал об Арктике, но смог реализовать мечту лишь после смерти отца, столько сил вложившего в организацию гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. 26 июня 1913 г. Владивосток провожал экспедицию, пытавшуюся впервые пройти Северным морским путем в Европу. Командиром одного из двух судов – «Таймыра» шел капитан 2 ранга Вилькицкий. Менее чем через месяц в связи с тяжелой болезнью начальника экспедиции генерал-майора И.С. Сергеева ему по приказу морского министра пришлось встать во главе похода. Что было дальше, читатель уже знает. Архипелаг, состоящий из четырех крупных островов, оказался по площади почти в 38 тыс. кв. км – чуть меньше Дании. Поразительно, как долго такая махина могла скрываться от взоров первопроходцев. Блестящие результаты гидрографической экспедиции были оценены по достоинству. Все ее участники получили памятные нагрудные знаки, многих удостоили орденов. Сам Вилькицкий был пожалован аксельбантом флигель-адъютанта Его Императорского Величества, Русское географическое общество удостоило полярника своей высшей награды – Константиновской медали.
После Октября 1917 года отречение от старого мира, как известно, приобрело масштабы национального бедствия. Если уж с «корабля современности» сбрасывался Пушкин, то что говорить о деятелях русской культуры и науки масштабом поменее? Печальной оказалась и судьба открытия Бориса Вилькицкого. «В 1918 г. в Советской России была опубликована карта Северного Ледовитого океана, на которой открытый всего пять лет назад архипелаг не был указан вовсе, – рассказывает сотрудник Государственного центрального музея современной истории России Виктор Рыков, специально предпринявший длительный и трудоемкий поиск в картографическом фонде Российской государственной библиотеки. – Правда, когда в 1924 г. Соединенные Штаты Америки попытались поднять в этом районе свой флаг, советское правительство в меморандуме, подписанном наркомом иностранных дел Чичериным, напомнило о своих правах на земли, открытые Вилькицким. Причем они были названы именно так, как это было нотифицировано царским правительством в 1916 г., то есть Землей Императора Николая II».
Однако топонимические казусы на этом не закончились. Хотя в конце 20-х годов архипелаг все же появился на советских картах, он стал носить иные названия – сначала Северная Земля, потом Таймырский. И только после экспедиции Г.А. Ушакова и Н.Н. Урванцева в 1930-1932 гг. окончательно приобрел современное название – Северная Земля. И тем не менее на карте, выпущенной в 1935 г. Гидрографическим управлением Главсевморпути, архипелаг вновь не был назван вовсе! На протяжении многих десятилетий официальная пропаганда провокационно противопоставляла советского ученого Георгия Ушакова предшествующим исследователям, приписывая ему «открытие огромной полярной страны», зато деятельность русского Колумба замалчивалась. И не в последнюю очередь из-за того, что многие участники экспедиции 1913-1915 гг., в том числе и сам Вилькицкий, оказались после революции в эмиграции. Судьбу своих научных идей, открытий разделили и люди. Потянуло привычно написать: мол, как же расточительны мы к своему национальному достоянию. Сколько мог бы сделать для нашей страны Вилькицкий, оставшись на Родине, ведь судьба отмерила ему немалый жизненный срок – он умер в Бельгии в 1961 г. Но что-то остановило разбег руки. А мог ли он остаться, мог ли с его офицерским понятием чести сотрудничать с режимом, беспардонно замолчавшим его открытие? Очень и очень сомнительно. Будь иначе, разве появились бы из-под его пера такие строки: «Каким великим соблазном для советских граждан, для молодых ученых в особенности, должна являться возможность уйти подальше от Москвы, от произвола партийных деспотов, от «уклонов» и «перегибов», от морального и физического прозябания, уйти хотя бы в царство льдов и полярной ночи…»
С нансеновским паспортом беженца Борис Андреевич оказался в Бельгийском Конго, работал гидрографом. Семья распалась: жена и сын Андрей осели в Германии. В 1929 г. Вилькицкий перебрался в Бельгию, трудился – и это обладатель высшей награды Русского географического общества! – на фабрике канцелярских товаров. На дело, ставшее основным на всю жизнь – приведение в порядок материалов давней экспедиции – оставались вечера да редкие выходные. Размышляя о проблемах изучения и освоения Севера, Вилькицкий занимал достойную позицию ученого и гражданина, хорошо видимую, например, в статье, опубликованной в парижской газете «Возрождение» к 20-летию его полярной экспедиции. Да, он не приемлет советскую власть, осуждает ее за расточительную трату ресурсов и страсть к «шумливым рекордам». Но не может не «радоваться такому неожиданному оживлению в изучении наших полярных вод», тому, что «Советская Россия размахом своего участия в плане международных исследований оставила далеко позади любую другую державу». Родственники похоронили Вилькицкого в Брюсселе. И лишь спустя 35 лет хлопотами потомков Бориса Андреевича прах выдающегося русского полярника навечно лег в родную землю на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга рядом с останками отца и брата.
Но для увековечения памяти о нем, думается, не сделано главное – на географические карты не вернулись исконные названия, данные Вилькицким тем объектам, которые были открыты в ходе его знаменитой экспедиции. Несколько лет назад Российское Дворянское собрание обращалось по этому вопросу даже к Президенту России, но безрезультатно. Межведомственная комиссия по географическим названиям по поручению из Кремля рассмотрела предложение дворян и не поддержала его, объяснив тем, что названия архипелага Императора Николая II и острова Цесаревича Алексея «практически не употреблялись», к тому же переименование, мол, вызовет путаницу на картах и в справочных изданиях. Как, на ваш взгляд, звучит убедительно? А пока так и остается нереализованным завет из 30-х годов самого Бориса Андреевича Вилькицкого: «Пройдут годы, забудутся ужасы революции и гражданской войны… исчезнут одиозные народу имена, рассеянные по необъятному простору России, как уже исчезли улицы и заводы с именем Троцкого; вернется Ленинграду имя великого Петра, как и другим городам их исторические названия, обретут вновь и эти земли имена покойных Государя и Цесаревича, имена, принадлежащие им по праву истории».

Юрий Рубцов, доктор исторических наук
Источник: www.rian.ru