Седая история Отечества нашего вся буквально светится именами праведников. Русская история - великосветлая! Не берёмся судить окончательно, но вряд ли какой другой народ хранит в памяти своей столько имён святых воинов Христовых, святых ратников, дерзновенных защитников Света... Метафизический смысл русского бытия есть горение в Истине. Душа, очищенная огнём мученичества во славу Божию, есть высшая ценность в нашем народном разумении.
Долгая череда стоятелей против врагов крепких, хранителей веры православной, героев, слава Богу, не иссякает и по сей день. Помнить о них - наш священный долг, наша нравственная задача. Но у каждого есть свои любимые герои, трудно объяснить, почему, просто любимые - и всё. Таковые для меня с ранних лет св. благоверный великий князь Александр Невский и преп. Сергий, таков и св. патриарх Гермоген.
Есть в Москве и любимый собор, Успенский. Сдержанная красота его раз и навсегда в детстве вошла в душу. Спят там святители московские, строгие надгробия их вдоль стен, какой-то сказочный иконостас, Ангел Златые власы, Дионисий, высокая солея, царское и патриаршее место, тень грозного Ивана, фрески... а справа от врат храма знаменитая сверчковская решётка, там за ней Гермоген, - так говорит папа. Гермоген, какое странное имя... Но всякий раз бывая в Кремле, обязательно захожу в собор и всякий раз встреча, прежде всего, с Гермогеном; а бывать там, особенно в школьные годы, приходилось даже очень часто - мы любили гулять по Боровицкому холму... Или вот идём с бабушкой - жили мы тогда на Никитском бульваре, аккурат за домом А. П. Толстого, где Гоголь скончался - и что это за улица такая странная, и врезалась ведь в память, мне было года четыре, - длинный ряд скамеек по правую руку, немало народу, по гравиевой дорожке бродят голуби, клюют хлеб, который им бросают «посидельцы», газон, чугунная фигурная решётка по пояс отделяет проезжую часть, слева пруд и лебеди плавают, солнечно и как-то необыкновенно... И только спустя годы, в неутомимых прогулках по Москве, мы с подругой туда забрели - Патриаршие пруды. В бытность свою патриархом Московским (1606-1612) избрал Гермоген эти пределы для своего двора, местность обустроили, при нём же построена была здесь церковь св. Ермолая, в честь святого, имя которого ему было дано при крещении. Воистину печать имени лежит на человеке. Удивительным образом сходны судьбы двух священномучеников - св. Ермолая и святителя Гермогена. Св. Ермолай жил в эпоху нечестивого императора Максимиана (285-305), прославившегося гонениями на христиан и служением богомерзким идолам. Ермолай же, исповедуя Бога Единого, направлял на правый путь язычников. Он дожил до глубокой старости, но и его не миновала чаша гнева Максимиана. Когда же явилась необходимость засвидетельствовать веру во Христа, то не убоявшись от злыя, готовый к мучениям и смерти предстал перед властителем и смело сказал, что он христианин. Максимиан пытался уговорить Ермолая оставить веру, но тщетно. Святой лишь молился. И вдруг произошло землетрясение, от которого языческие идолы пали сокрушённые. Разгневанный император приписал сие несчастие колдовским чарам христиан, приказал пытать их и казнить. Так и принял мученический венец протопресвитер Ермолай. И в этой истории читается линия жизни Гермогена. Поразительное совпадение!
Год 1991, назавтра уезжаю в Польшу, первый раз еду, вечером была в церкви Николы в Хамовниках, окончилась служба, уж выхожу, вдруг взгляд падает на икону на северной стене трапезной, что за образ не ведаю, но взгляд притягивает, надо подойти. Приближаюсь - патриарх Гермоген. Как волна по душе пробежала, может, то было увещевательное благословение, ведь ехала на семинар в Католический университет Люблина. А дальше почти чудо. Прилежно посещаю занятия, всё любопытно. Нашла в Люблине наш храм, побеседовала со священником, а он и спроси - хотите на Грабарку? Что за Грабарка? - А там православный женский монастырь. Так я и прожила в нём десять дней до Преображения Господня, 19 августа 1991 г.... И вот, наконец, год 1992, после Литургии на Кирилла и Мефодия в Успенском соборе можно было приложиться к драгоценной раке.
Священное имя могучего Гермогена, патриарха Московского, подобно исповеданию веры и верности Отечеству, стало и в эпоху Смуты и в последующие времена символом жертвенной любви к народу русскому. Гермоген... как мощно и звучно оно, в нём воля и слава, и несгибаемый дух, и мужеская стойкость и отеческая скорбь о чадах заблудших, о немощях наших, в нём зов страдальца за Землю Русскую, призыв к чадам верным нерушимой стеной встать на пути хулителей и кощунников, попирателей Христа и богозданной Руси, в нём завет народу свято хранить благочестие и честь свою, не клонить головы пред лжеумниками, но оберегать своё богоносное существо.
Господь определил поприще земное, даровал жизнь вечную Святителю, вечную - и в сердцах наших, его потомков. И молясь сегодня о незабвенном подвижнике Православной России, мы отдаём лишь малую толику дани памяти его беззаветному служению Богу, ибо велик Гермоген, велик и огромен, и не вместим скудной мыслию безвременья нынешнего.
Предолгой оказалась земная жизнь святого патриарха, родился он в бурную эпоху русской истории, в один год с царём грозным Иоанном Васильевичем... Учёные спорят о его происхождении: из казаков ли он или, может, быть из небогатых дворян, или дальний родственник Шуйских... Но что за дело нам до того? Важно, что он от могучего ствола русского, великого древа Славянского с его глубочайшими корнями. Судьбоносными событиями исполнены и само время и жизнь Святителя в избытке, будто минул не один век человеческий, но множество.
В ту славную пору облекся великий князь Московский царским титулом, в том же 1547 г. (и в 1549) Собором было определено богослужебное чествование святых митрополита Ионы, архиепископа Новгородского Иоанна, преп. Пафнутия Боровского, Никона Радонежского, Макария Калязинского, Михаила Клопского, Зосимы и Савватия Соловецких, Павла Обнорского, Дионисия Глушицкого и Александра Свирского. кн. Александра Невского, свтт. Никиты, Евфимия и Ионы Новгородских, преп. Саввы Сторожевского; преклонили колена пред Белым царём Казань да Астрахань, Ногайское ханство, да Сибирское. В 1557 г. в память оборения Казани на Красной площади воздвигли Покровский собор, стоит он и поныне, символом России стал. Великая битва при Молодях (1572), переломившая ход истории, поставила твёрдую точку в отношениях со Степью, угроза существованию Московской Руси миновала; экспансии Крымского ханства, «пантюркистским» замыслам в отношении Среднего и Нижнего Поволжья пришёл конец; мужественный отряд опричников под командованием воеводы князя Дмитрия Хворостинина сыграл решающую роль в сражении. В затянувшейся Ливонской войне, из-за предательства оказавшейся неудачной для государства Московского, русский народ не сник перед искателями счастья в наших пределах. Отверг Иван беззаконника Поссевина, посланника папы, посягавшего в который раз на Святую Русь, в злобном мщении своём оный иезуит возвёл хулу на царя Грозного, и гуляет она по сей день в слабых головах... И не введи опричнину Иван, не умали число врагов внутренних, как знать, не одолели бы тяжкое безвременье. Ковал он единство жёсткой рукой, почти в 20 раз увеличил царь владения русские. Государство крепчавшее, готовое к борьбе оставил он в момент своей внезапной кончины. После Ивана неотвратимо надвигается мутное марево смуты, смертоносная борьба за власть, за Святую Русь. Тихий царь Фёдор Иоаннович, убиенный царевич Димитрий - так пресеклась династия Рюриковичей, Борис... Лжедмитрий, Василий Шуйский, неожиданная смерть Михаила Скопина-Шуйского, когда казалось, что уже всё закончилось, наступает долгожданный порядок и покой. Но поднимается новая мрачная волна, и ещё многих унесёт она с лица земли, ещё много крови русской прольётся в наших пределах. Тушинский вор и неуёмная Марина с Ворёнком, подлец Заруцкий, богомерзкий служитель Ватикану, предательством и убийством Прокопия Ляпунова рассеявший Первое ополчение, подбиравшийся и к князю Пожарскому, дважды подсылая к нему убийц. Сигизмунд с Владиславом... И наконец, славные нижегородцы, святые, ибо так говорит сердце народа, Козьма Минин и князь Димитрий Пожарский; много ещё и других святых было, имена их Ты, Господи, веси, тихими подвижниками принято называть.
Но задолго до этих событий, ещё в 1579 г. в Казани явилась икона Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, и тогда скромный иерей Никольской церкви, о. Ермолай о ту пору, стал её восприемником. Спустя 10 лет на месте обретения чудотворной иконы митрополит Ермоген (отец Ермолай принял постриг с именем Ермоген в Московском Чудовом монастыре и вскоре был назначен на Казанскую кафедру) основал женский монастырь в честь иконы Божией Матери Казанской, причем юная Матрона Онучина, та самая отроковица, коей и пришло во сне известие о местонахождении дивной иконы, приняла в нем постриг, а затем стала игуменией. В 1594 г. митрополит Гермоген составил службу великой святыне, защитнице России, а также «Повесть и чюдеса Пречистыя Богородицы, честнаго и славнаго Ея явления образа, иже в Казани». Тропарь «Заступнице Усердная» поём и по сей день, но спроси, кто ж записал сии божественные глаголы, не всякий, увы, ответит. Богооткровенным стало событие это в житии Гермогена, сама Царица Небесная ему путь указала, и не свернул с него Святейший, уже когда слабеющим старцем от страшного голода на смертном одре погибающим, отверг он нечестивцев поляков, отказавшись подписать грамоту о прекращении битвы Московской. Ибо сила Божия в немощи совершается. Да, велик Гермоген. Ещё враг лютовал во святом Кремле, но прозревал победу дух его нетленный. Адамант веры! Огневитая молитва святого патриарха распаляла буйным пламенем души воинов, и по кончине его шли полки Пожарского и Минина под Покровом Богородицы Казанской непобедимые и прекрасные, как сама Правда Божия. И была в этом подвиге рати Русской великая слава нашего Отечества и торжество Православия. Невыразимо прекрасен русский воин, ибо праведен перед Творцом.
С воцарением в 1606 г. Василия Шуйского (1606-1610), «от корени великих государей русских», Гермоген становится патриархом Московским. Взойдя на престол, царь Василий, дабы умирить смуту, стремился убедить народ, что прежний царь был самозванец, враг веры православной, для чего и решил перенести мощи убиенного царевича Димитрия из Углича в Москву. Но не смирило то московичей, а кончина князя Скопина-Шуйского, которого многие хотели видеть царём русским, ещё более настроило народ против Шуйского, ибо его властолюбию приписали злодейское избавление от доблестного воеводы. Между тем Гермоген, пытался оградить царя Василия от расправы, убеждал, что он царь православный законный русский... Кстати, стоит напомнить, что и князь Пожарский не поддался на предложение Ляпунова сместить Василия и посадить на трон Скопина, оставаясь верным присяге. Но всё же царя Василия ссадили с царства, постригли, затем он угодил в польский плен, где и умер. И настал черёд семибоярщины.
Эти семеро бояр и избрали себе в цари польского королевича Владислава, думая успокоить тем Смуту, и якобы из боязни перед Тушинским вором. «Другие пошли дальше, задумали отдаться польскому королю... и с этой целью поспешили отдать полякам и самый Кремль. Поляки вошли в Москву 17 сентября (1610), как в свою вотчину и зажили припеваючи. <...> Но, конечно, семибоярский подвиг вскоре должен был встретить сильный отпор и негодование и по всей земле. Коварство врагов тотчас было почувствовано... и Земля стала собираться на свою защиту. Первое слово было произнесено патриархом Гермогеном. Оно было сказано в самом Кремле, посреди врагов; оттуда сначала прокрадывалось в города таинственно, раздавалось в городах всё громче... и затем охватило все умы одним торжественным кликом: стать всем заодно и очистить Землю от врагов. Но более ярким двигателем и здесь явился... Прокопий Ляпунов. Первые же и независимо от него поднялись нижегородцы»[1]. Поляки всеми силами стремились остановить движение; понимая, что главным его вдохновителем был Гермоген, они требовали от него новых грамот и в города, и к Ляпунову, чтоб не шли к Москве. «Но патриарх, не колеблясь, благословлял всеобщий поход к Москве, разрешая самую присягу королевичу, ставя неизменным условием его крещенье в православие и очищение государства от литовских полков»[2]. Понятно, что требования его исполнены не были.
В то время (1608-1610) у монастыря преп. Сергия, 16 месяцев стояли полки Сапеги и Лисовского. Но Лавра не сдавалась, она тогда как бы заместила поруганную Москву. Много невинного народу сгубили тут, грабили, насильничали и истязали люд простой... В решающую минуту Сергиева обитель своим доблестным стоянием стала примером для народа, начавшего собираться в ополчение для освобождения своей земли. Архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын повсюду слали гонцов с призывами встать на защиту Родины.
А Гермоген, с занятием поляками Кремля заключенный в Чудовом монастыре, истерзанный, снедаемый горькими думами о судьбе Святой Руси, одинокий, беспомощный, в глубине подземелья явил удивительную силу духа, он чувствовал себя вождём народа, одну за другой посылал грамоты, клич свой по всей земле бросал: вставайте люди русские... «Болит моя душа, болезнует сердце, и все внутренности мои терзаются... Я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братие и чада, помилуйте свои души... Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими!» Вопль Гермогена услышан был, как уже сказано, и в Нижнем Новгороде, и поднялось из тамошних пределов Второе ополчение Минина и Пожарского. По преданию явился трижды в сонном видении земскому старосте Кузьме Миничу преп. Сергий и сказал - вставай и иди! В истории сего славного похода важное место занимает и икона Казанской Богоматери. Сей образ, чудесно обретённый, немедля после водворения его во храме Николы Тульского в Казани явил свою чудодейственную силу. Многие язвы исцелил он. И вновь благодатная помощь показалась в час сурового испытания. Митрополит Казанский Ефрем поднёс икону ополченцам, с нею и выдвинулись они на Москву. Пресвятая Богородица взяла православную рать под своё покровительство, ибо шли вершить дело правое. Прослышав о том, люди русские примыкали во множестве к Минину и Пожарскому, оттого казалось, что вся Земля Святорусская поднялась на защиту отечества...
Московская Розруха - таково народное прозвание смутного времени, оно ярко свидетельствует и о состоянии самого города. А вот что говорит Рукопись Филарета: «Излияся фиал горести царствующему граду Москве, всеобщее разорение. Падоша тогда высокосозданные домы, красотами блиставшие, все огнем поядошася, и вси премудроверхие церкви скверными руками до конца разоришася...» Осквернены святыни русские! Бесчинствовали поляки да изменники бояре в Кремле, «на царском дворе, в святых Божиих церквах и палатах и по погребам - все стояху Литва и Немцы и все свое скаредие творяху...»[3]; глумились над духовными сокровищами нашими, измывались над верой православною, но так и не смогли одолеть твердыню народного духа. Ещё Лжедмитрий I, клялся ставить повсюду костелы римские, а в церквах русских службу запретить; безусловно, он был орудием иезуитов и, видимо, ещё неких тёмных сил, цель которых ясна - ослабить, поколебать до основания Царство Московское: а получится, то и подчинить. Во всяком случае, плевелы посеяны были. По низвержении самозванца в покоях его найдены были грамоты, свидетельствовавшие о его сношениях с Римским папою и намерении утвердить на Руси веру латинскую. К XVII в. сие намерение имело уже достаточно глубокие корни.
Притязания Рима на земли Восточной Европы, славянские православные страны обнаружилось достаточно рано. Уже в конце Х в., вслед за Моравией, латинскому духовенству подчиняется Венгрия, а затем и Польша, откуда королем Мечиславом, в угоду папе, были изгнано православные священнослужители в 1025 г. Оставалась Русь. «Несомненно, Киев - культурный европейский центр, к которому стекались принцы и рыцари XI в, явился бы в ту эпоху для пап ценнейшей находкой и, кроме того, незаменимой опорой на Востоке Европы. Вместо Руси, непоколебимо православной, Рим принуждён был опираться на насильно втянутую в его орбиту Польшу, что и явилось главной причиной бед, впоследствии обрушившихся на Восточную Европу»[4]. Папа Иннокентий III направлял своего легата к князю Роману Мстиславичу Галицкому, однако тщетно. Но Иннокентий и после этой неудачи написал послание к русским, призывая «дочь вернуться к матери» (какова гордыня! - призывал Церковь вернуться к отпавшей от нее Римской кафедре); напрасно Рим пытался убедить русских князей и духовенство отказаться от греческой юрисдикции, несмотря на драматические события в Византии после крестового похода 1204 г., русские остались непреклонными. Подобную же попытку предпринял папа Григорий IX (1227-1241), написав послание к князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу, незадолго до того, как князь погиб на р. Сити (1238), сражаясь с Батыем.
Когда Русь пала под натиском татаро-монголов, папа Иннокентий IV отправил в Монголию своего легата Плано Карпини. Убедившись, что захватчики не только не разрушили Русскую Церковь, но и разрешили в самой Орде основать епархию, Рим решился на насилие. Однако, как свидетельствует история, эти попытки оказались безуспешными. В XI в. летописцы рассказывают о строгих осуждениях латинских заблуждений киевскими иерархами. После отпадения Римской кафедры (1054), наши митрополиты в своих посланиях резко осудили латинян-отступников, а митрополит Георгий (1067-1077) в 1073 г. составил трактат, где перечислил не менее 70-ти еретических отступлений от правой веры. Митрополит же Иоанн II (1077-1089) вообще запретил всякие сношения с Римом, ибо тот отошёл от вселенского православия. Преп. Феодосий Печерский, один из основателей русского монашества, утверждал: «Множеством ересей своих они всю землю обесчестили... Нет жизни вечной живущим в вере латинской...». Митрополит Никифор I (1103-1121) в Послании к Владимиру Мономаху, среди прочего, особенно осуждал Рим за прибавление «филиокве», он же составил подобные наставления и другим князьям, словно прозревая предстоящие испытания от латинян для Руси[5].
Постепенно латинские миссионеры осваивали Прибалтику, подбираясь к русским землям. Здесь нашим предкам пришлось столкнуться с меченосцами и тевтонцами. В 1234 г. новгородский князь Ярослав Всеволодович разгромил ливонских рыцарей и обложил Дерпт (Юрьев) данью, с условием выплачивать оную даже и его преемникам. В 1237 г. папа объединил меченосцев с тевтонами, а также выпустил буллу, объявив новый крестовый поход для обращения в латинство северных областей. И в том же году случилось разорение Батыем Рязани. Одновременно Рим (см. выше) завязал дипломатические отношения с Ордой, невзирая на сожженные и разрушенные татарами христианские церкви и пролитую христианскую кровь... В 1240-ом 15/28 июля, в день памяти вел. кн. Владимира, Александр Ярославич наголову разбил шведских захватчиков, получив после этой битвы прозвание Невский а в 1242 г. одержал победу над крестоносцами в Ледовом побоище. Однако в 1248 г. папа Иннокентий IV отправил к нему посольство с предложением перейти в латинскую веру вместе со всем народом. Но благоверный князь отвечал римлянам, что от них учения не принимает. Памятной на века осталась поистине христианская отповедь св. Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде!» Русская Церковь при Иване Грозном причислила его к лику святых... С конца XIV в. крепнувшему Московскому княжеству стала угрожать с Запада объединившаяся с католической Польшей Литва. Властолюбивый Ягайло решил выступить против Москвы, Узнав, что Мамай собирается наказать кн. Димитрия Ивановича за погром татар на р. Воже (1378), он поспешил сговориться с ордынцами. Но князь узнал об этом замысле и успел атаковать татар до их соединения с литовцами. Победа на Куликовом поле осталась за русскими. Столь же подлый маневр осуществил Витовт (1392-1430), воспользовавшись походом на Русь Тамерлана, чтобы отвоевать Смоленские земли. А подписание киевским митрополитом Исидором Ферраро-Флорентийской унии (1439) вызвало настоящую бурю в Москве. Вел. кн. Василий Тёмный назвал митрополита-изменника «латинским ересным прелестником» и «волком в овечьей шкуре». Исидора заключили под стражу в Чудов монастырь, Русская Церковь заклеймила Флорентийскую псевдоунию и лишила сана Исидора. Итальянские же события были расценены как дело рук папы, не имеющее ничего общего с православным вероучением. Любопытно, как оценил С. М. Соловьёв этот бесповоротный ответ Москвы: «Исидор, в звании митрополита всея Руси, подписывает во Флоренции акт соединения, но в Москве этот акт отвергнут, здесь решили остаться при древнем благочестии. Одно из тех великих решений, которые на многие века вперёд определяют судьбы народов!...борьба между католицизмом и Православием, борьба условленная отринутием Флорентийского соединения в Москве, определила судьбы Европы Восточной. Верность древнему благочестию, провозглашенная вел. кн. Василием Васильевичем, поддержала самостоятельность Северо-Восточной Руси в 1612 г., сделала невозможным вступление на Московский престол польского королевича, повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой Руси с Великою, условила падение Польши, могущество России и связь последней с единоверными народами Балканского полуострова» (выд. - Н. М.)[6].
Не ставя своей задачей перечислять разнообразные многочисленные факты притязаний Рима на Православную Русь, приведём лишь два свидетельства из истории крестовых походов, красноречиво обнажающих идею «единства церквей». Папа Григорий VII писал следующее, приоткрывая цель оного предприятия: «Нужно притянуть схизматиков-греков к единству веры, установить родственные отношения между Римом и его дочерью Восточной Церковью... Греки должны покориться власти Наместника св. Петра и признать его главенство» (выд. - Н. М.). А митрополит Евстафий Фессалоникийский в сочинении «О завоевании Салоник латинянами» сообщал, например, что крестоносцы, терзая греков, производили над их голыми телами неслыханные ругательства. Трупы православных, выброшенные на улицу они перемешивали с дохлыми ослами, собаками и кошками в самых неприличных позах. Ярость латинян была таковой, что женщины и дети бросались в колодцы, дабы избежать их насилий. Никита Хониат (греч. историк), оставивший подробное описание бесчинств крестоносцев в Константинополе, рассказывал, что они бросали на землю и топтали иконы, танцевали на престоле. В храме св. Димитрия банками черпали миро, вытекавшее из гробницы мученика, наполняли им кастрюли с рыбой, мазали свою обувь и проч. Врываясь в церкви, латиняне прерывали пение непристойными песнями, кидались на молящихся и душили их...[7].
Мысленно преодолев расстояние веков, вспомним, например, как заявил во время Первой мировой войны (нынче католический святой) папа Пий Х, что «если победит Россия - победит схизма» или «Россия - самый большой враг Церкви». Верно, поэтому Ватикан стоял на стороне Германии. Но вот в России вспыхивает революция, а тут уже и «Восточный обряд» готов; именно он по иезуитскому замыслу должен был стать тем «мостом, по которому Рим вошёл бы в Россию». И почти 10-летие ватиканские сановники цинично вели переговоры с большевиками как бы им обустроиться на развалинах истекающей кровью России. А совсем недавно истязаниям НАТО подверглась православная Сербия, когда на головы мирных жителей сыпались бомбы и ракеты с надписями-пожеланиями «счастливой Пасхи», и ещё в самом начале разгрома Югославии папа Иоанн Павел II заявил, что следует умирить аппетиты соседей; затем Ватикан, так и не искупивший преступления против сербов 1941-1945 гг., совершил беатификацию кровавого архиепископа Алоиза Степинца (1998)... В 2011 г. в Москве вышел перевод книги итальянского историка М. А. Ривели о Степинце с весьма красноречивым названием «Архиепископ геноцида», рассказывающей о преступлениях Ватикана против Православия на Балканах во время Второй мировой войны. И вряд ли затеянное ещё в эпоху горбачёвской перестройки заигрывание со св. Престолом принесёт благо Православной России. К сожалению, вся история отношений Ватикана с Православным миром строится на обманах, хитрости и лукавстве, а чаще проявляется неистовая папская ненависть к Православию, идущая из глубины веков. Увы, но история имеет свойство повторяться, надо лишь лучше её изучать; и не в последнюю очередь учитывать опыт прошлого помогают нам юбилеи, в том числе, и нынешнего года - «года российской истории», на который приходятся, по крайней мере, две круглые даты, связанные с нашествиями на Святую Русь непотребных латинян: 400-летие освобождения Москвы от поляков и 200-летие - от двунадесяти языков Запада. В обоих случаях «просвещённые гости» прямо указали на сокровенный смысл своих визитов в Третий Рим, преднамеренно кощунственно осквернив православные русские святыни в Кремле, разорив Москву и вдосталь наглумившись над русским народом, стремясь нанести удар в самое сердце.
Пожалуй, многие историки сходятся на том, что именно в правление Ивана Грозного историософема «Москва - Третий Рим» возымела государственный смысл. Иван IV венчался на царство «по древнему цареградскому чиноположению», введённому Иваном III, с прибавлением миропомазания. 16/29 января 1547 г. в Успенском соборе (465 лет назад) венчание было совершено, а знаки царского сана - крест Животворящего Древа, бармы и шапка Мономаха - возложены были на Ивана Васильевича митрополитом Макарием. Также митрополит возвёл его на заранее приготовленное царское место и говорил ему поучение, а затем во время литургии возложил на него золотую цепь Мономаха. После приобщения св. Таин Иван был помазан миром. Царство, осенённое священством. А спустя 14 лет в 1561 г. в Москву была прислана от Константинопольского патриарха Иоасафа соборная грамота подтверждавшая «законновенчанного царя». Именно Иван Грозный чрезвычайно расширил и укрепил государство. Москва стала стольным градом Православного Царства. В «Истории о Казанском взятии» читаем: «И возсия ныне стольный и преславный град Москва, яко вторый Киев, не усрамлюжеся и не буду виновен нарещи того - и третий новый великий Рим, провозсиявший в последние лета, яко великое солнце в велицей нашей Руской земли, во всех градех, и во всех людех страны сея красуяся и преосвещаяся святыми Божиими церквами, деревянными же и каменными, яко видимое небо красяшеся и светяшеся, пестрыми звездами украшено и православием непозыблемо...»[8]. Т. е. данная историософема раскрывается здесь в религиозно-государственном смысле; «идея о Третьем Риме в Москве... представляла крепкое убеждение всего духовного чина Русской Церкви»[9].
Именно это духовное значение Москвы хорошо понимали и католики. Так, поляк Маскевич, бывший свидетелем нападения на Москву польских войск во главе с Дмитрием Самозванцем, писал: «...отдан был приказ зажечь весь город, где только можно. Пламя охватило домы и, раздуваемое жестоким ветром, гнало русских... Уже вся столица пылала; пожар был так лют, что ночью в Кремле было светло... а горевшие дома имели такой страшный вид и испускали такое зловоние, что Москву можно было уподобить только аду... Мы были тогда безопасны; огонь охранял нас... И так, мы снова запалили её, по изречению Псалмопевца: «Град Господень измету, да ничтоже в нём останется». Смело могу сказать, что в Москве не осталось ни кола, ни двора». А в записках Жолкевского рассказывается, что во время общей борьбы «в чрезвычайной тесноте людей, происходило великое убийство. Плач, крик женщин и детей представляли нечто подобное дню Страшного Суда; многие... с жёнами и детьми сами бросались в огонь, и много было убитых и погоревших...Таким образом столица московская сгорела с великим кровопролитием и убытком, который и оценить нельзя»[10] Кажется, эти свидетельства откровенно раскрывают дьявольскую сущность латинского нашествия на Православную Русь.
Для русских Москва, безусловно, являлась святым городом, и ощущение и понимание этого было уже глубоко вкоренено в сознании народном, на что как нельзя лучше указывает призыв Минина к нижегородцам. «Стоять за истину всем безызменно, к начальникам быть во всём послушными и покорливыми и не противиться им ни в чём; на жалованье ратным людям деньги давать, а денег не достанет - отбирать не только имущество, а и дворы, и жен, и детей закладывать, продавать, а ратным людям давать, чтоб ратным людям скудости не было (выд. - Н. М.)». На том все нижегородцы дали Богу души свои, как потом они писали в грамотах, не пощадили себя ни в чём[11]. Таковым было жгучее желание жертвы за отечество. В нижегородском ополчении, как справедливо замечает Забелин преобладал исключительно дух земства, «посадский, мужичий дух, стоявший крепко и прямо на правде, раскрывший без ужимок всякую ложь и неправду...»[12].
22-26 октября 1612 г. Кремль и вся Москва были очищены от врага.
22 октября/4 ноября был положен праздник чудотворной иконы Богоматери Казанской на память об изгнании римлян из святого града Москвы, на память о Торжестве Православия на Руси. Князь Дм. Пожарский построил в ознаменование сего эпохального события собор Казанской Богоматери на Красной площади.
Мученическая кончина св. патриарха Гермогена пришлась на 17 февраля 1612 г., первоначально он был погребён в Чудовом монастыре в Кремле. Уже при Алексее Михайловиче его нетленные останки был перенесёны (1653) в Успенский собор и положены в особую гробницу, обитую фиолетовым бархатом. А Казанскую Государь благословил праздновать по всем городам и весям Руси. В 1812 г., в дни наполеоновского кремлевского сидения некто вскрыл раку с мощами св. патриарха Гермогена, конечно, сразу можно подумать - грабёж. Но, видно, тут имело место подлинное кощунство, подобное тем событиям, что вершились в период крестовых походов или иконоборчества. Ведь просвещенные французы оскверняли почти все наши святыни, какие им попадались под руку, и, разумеется, тащили всё, что можно. Впоследствии, говорят, мощи Гермогена были найдены на полу и водворены в прежнюю гробницу. До 1917 г. сюда непрестанно шли ходебщики, молясь у раки Святителя, получали исцеления и утешение.
Так сегодня выглядит место упокоения Священномученика Гермогена, патриарха Московского. Сей чудный шатер был выполнен в 1624 г. «старостой котельного цеха» Дмитрием Сверчковым. Это уникальный образец русского медного литья. Стенки шатра образованы переплетением растительных орнаментов, вписанных в ромбовидные фигуры. В 1625 г. в шатре была помещена привезенная из Персии Риза Господня. В 1913 г., в дни канонизации Святителя шатёр был водружён над его ракой.
Канонизация патриарха Гермогена состоялась 12 мая 1913 г.
Пристальнее вглядываясь в события русской истории и в самый облик Святителя Гермогена, невольно прозреваешь святость, цельность и глубину русского характера, его до времени сокрытую силу и красоту, разверзающего всю мощь свою в час испытания огнём и мечом, в конечные мгновения испытания чести, веры и верности Отечеству и народу православному. И только глубинное понимание стояния патриарха за Истину раскрывает нам всё величие этого героя, помогает уяснить, что есть сила русского духа, что есть подвиг во имя Христа. В день 400-летия кончины св. патриарха Гермогена благовременно вспомнить его священные заветы, столь необходимые для очищения и укрепления душ наших, для мудрого осмысления уроков прошлого...
И знать - не посрамили в смутное время лучшие люди русские веры предков, нерушимой стеной заслонили Святую Русь, не преклонились льстивым обещаниям и уговорам от лукавого, но подвигом своим, будто ярко вспыхнувшим Светом, вдруг разом озарили все наше бытие. Память их из рода в род.
Так закончилась Смута - венчанием на царство Михаила Феодоровича Романова.
[1] Забелин И. Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М., 1999. С. 80-81.
[2] Там же. С. 81-82.
[3] См.: Забелин И. Е. История Москвы. М., 2007. С. 161.
[4] Воейков Н. Н. Церковь, Русь и Рим. Минск, 2000. С. 296.
[5] См.: Воейков Н. Н. Указ. соч. С. 300.
[6] Цит. по: Воейков. Н. Н. Указ. соч. С. 352..
[7] Там же. С. 342.
[8] Казанская история. М.-Л., 1954. С. 233-243.
[9] Забелин И. Е. История города Москвы. Ч. 1. М., 1901. С. 50.
[10] Цит. по: Забелин И. Е. Минин и Пожарский. С. 84-85.
[11] Забелин И. Е. Минин и Пожарский. С. 58.
[12] Там же. С. 143.
2012 год |
