Так бесславно и позорно завершилась история правления Центральной Рады. Все решила воля ее истинных хозяев — немцев: пока они нуждались в Раде, она существовала. Как только Рада перестала их устраивать, — она исчезла, бесследно растворившись в исторической текучке событий. И это ее бесследное исчезновение в качестве «власти», лучше всего демонстрирует, что Центральной Раде не на кого было опереться, кроме немцев. Пытаясь навязать свою сепаратистскую идеологию Русскому по национальности населению, «украинцы» изначально были обречены на отсутствие всякой поддержки с его стороны. И они сами это знали, почему и организовали сознательно и преднамеренно немецкую оккупацию Малороссии, ибо только в условиях этой оккупации могли изображать из себя некую «власть». Это было именно осознанным стремлением, а не временным компромиссом или следствием неблагоприятных исторических обстоятельств. Опора на иноземного оккупанта, и в этом мы могли убедиться в предшествовавших главах, представляла собой именно принципиальную установку всей украинской доктрины.
По воспоминаниям большевика А.Мартынова один из украинских деятелей обосновывал ее таким образом: «Наша беда в том, что у украинского селянства еще совершенно нет национального сознания». И из этого реального факта — отсутствия «украинского сознания» в широких массах малорусского населения (а откуда ему было там взяться?) он и выводил полезность иностранной оккупации: «Чтобы создать свою Украину, нам необходимо призвать на помощь чужеземные войска. Когда иностранные штыки выроют глубокий ров между нами и Московией, тогда наше селянство постепенно привыкнет к мысли, что мы составляем особый народ»19… Вот ведь как: жителей Малороссии еще предстояло (не будем забывать: речь идет о начале XX века!) приучить к тому, что они – «украинцы» и «особый народ». А этого можно было достигнуть лишь при опоре на «иностранные штыки», которым и надлежало вырыть «непроходимый ров» между Малороссией и остальной Россией. Здравым и логичным вопросом: зачем населению, у которого «совершенно нет украинского сознания», пытаться всеми способами навязать таковое? – сепаратисты почему-то не задавались и до сих пор не задаются. Видимо, в силу специфических особенностей своего мышления… Впрочем, в тот момент Центральной Раде даже с помощью иностранных штыков не удалось решить задачу «постепенно приучить…», зато опора на внешнего оккупанта с той поры обрела значение непререкаемого догмата украинского сепаратизма. Вот что писал, уже находясь в эмиграции, знаменитый Симон Петлюра: «Лозунг “ориентации только на собственные силы”, если оценивать его в свете исторического опыта, является предложением без содержания и самообманом, которым может пользоваться кто угодно… Нужно найти для украинских государственных интересов среди влиятельных международных сил такие, которые бы можно было заинтересовать идеей украинской государственности и которые имели бы реальную выгоду от этого для себя, то ли политическую, то ли материальную»20…
Типично украинский ход мысли: если «идеей украинской государственности» не удается заинтересовать население Малороссии, следует поискать «международные силы», которые сочтут «украинскую государственность» прибыльным для себя предприятием и поддержат с целью извлечения выгоды («то ли политической, то ли материальной»)… В «заинтересованных силах» недостатка не было: Австрия и Польша, Германия и Венгрия, сегодня НАТО и США, — кто только не извлекал (и продолжает извлекать) выгоду из украинского проекта. Но это всегда была их выгода, а «украинцы» служили лишь подручным средством ее извлечения. Причем же здесь «самостийна и нэзалэжна Украина»?.. Те же немцы, использовав Центральную Раду, сразу же разогнали ее, как только увидели, что она перестала соответствовать их интересам. И это было совершенно закономерно.
Да и могло ли быть иначе? Любое соглашение с любым украинским режимом иностранные державы стремились использовать для извлечения выгоды, но никак не для создания «украинской государственности». Вот, например, еврейский деятель Арнольд Марголин, являвшийся заместителем «министра иностранных дел» в одном из «правительств» петлюровской Директории, приводит в своих воспоминаниях условия соглашения, на которых Франция готова была оказать помощь «украинской государственности» (январь 1919): «Во-первых, французы потребовали передачи им контроля железных дорог и финансов Украины. Во-вторых, было поставлено непременное условие об уходе из состава Директории Винниченко и из состава правительства Чеховского, как наиболее левых элементов, вопрос же о Петлюре был оставлен пока открытым. В-третьих, в отношении аграрной реформы вводился принцип вознаграждения собственников.
С своей стороны Франция должна была признать Директорию как фактическое правительство Украины, впредь до разрешения конференцией мира вопроса о суверенности Украины. Далее французское командование обязывалось оказать украинской армии в войне с большевиками помощь как техническую (вплоть до танков), так и людьми, а в особенности инструкторами. В марте в Одессе даже появились греческие войска, предназначавшиеся для этой цели, кроме того, намечалось формирование французских и румынских батальонов… Проект соглашения был уже изготовлен в письменной форме. Оставалось его подписать»21… Изменившаяся международная обстановка вынудила французских представителей в самый последний момент прервать переговоры. Но примечательно то, что «украинцы» были согласны с предложенными условиями, т.е. готовы были отдать под контроль иностранного государства железные дороги (в тогдашних условиях, практически, всю транспортную сеть), финансы, формирование правительства и даже оборону «суверенной Украины». Но после исключения всех выше перечисленных сфер, что же оставалось от государственного суверенитета «украинськой дэржавы»?.. Ничего. Пустой звук. Ну, может быть, обогащение небольшой кучки людей, готовых нажиться на колониальном статусе своего края. Вот и вся украинская «самостийность»… И здесь мы переходим к указанию еще одной причины краха Центральной Рады, имевшей сугубо внутренний источник. Все дело в том, что люди, провозгласившие на территории южной России «украинское государство», по самой своей сути не были государственниками. В своем миросозерцании, психологии, практических устремлениях, они, несмотря на громкие державные заявления, продолжали оставаться заурядными сепаратистами, т.е. антигосударственниками. И далеко не случайно во всех своих Универсалах, которые сама Центральная Рада рассматривала в качестве основополагающих «государственных актов», в отношении провозглашенной ею «Украины» использовался исключительно термин «край», а не «страна», например. (До этого «украинцы» додумаются намного позже)… «Край» потому, что «Украйна» является лишь частью более крупного целого, а страны под таким названием никогда не существовало. (Да и сейчас не существует, несмотря на все провозглашаемые в Киеве «акты» и «договора»)…
Бумага, как говорится, все стерпит, и что мешало «украинцам» еще в ту эпоху начать твердить «страна», «страна», «страна»… А мешало им только то, что по своему мировоззрению и психологии они являлись убежденными и законченными сепаратистами, т.е. мыслили совершенно другими категориями… Да, они могли содействовать разрушению государственного порядка, но строить его — не были способны по определению. Созидание – не их стихия. Если в процессе развала Русского государства они еще могли принять некоторое (пусть и подчиненное) участие, и даже достигли при этом кое-каких «успехов», то когда ситуация кардинально изменилась, и они оказались перед необходимостью практического устроения провозглашенной ими же «дэржавы», — выявилась их полная неспособность к этому, мизерный масштаб тех личностей, которые внезапно оказались в роли «правительства» и «власти». Даже наблюдатели, вполне сочувствовавшие украинскому движению, вынуждены признавать полную неподготовленность украинских деятелей к той роли, которую они пытались сыграть. Самостийник В.Андриевский, современник событий, считавший, что Центральная Рада являлась не достаточно украинской (потому что не сразу выступила за полную самостийность «Украйны»), в тоже время так характеризовал ее главных деятелей: «Но с другой стороны, я очень хорошо знал ее состав, как и ее ведущих мужей – с самого начала аж до сего дня. Кроме двух-трех лиц, которых я мог на пальцах пересчитать, которых я уважал и мог бы от них ожидать чего-то разумного (как напр. проф. Грушевский, который тогда еще был славным профессором Михаилом Грушевским, а не украинским эсером, или С.Ефремов, или покойный И.М.Стешенко) остальные были безграмотными в любом отношении, а не только в политике. Еще хорошо если студенты первого курса, как В.Винниченко и Н.Ковалевский, а то бухгалтера, кооператоры, “известные общественные деятели” и просто люди “неопределенных” занятий, большей частью “ура-социалисты” по убеждениям и демагоги по специальности»… Творческим потенциям вождей Центральной Рады соответствовала и окружающая их «массовка»: «Уровень моральный, да и интеллектуальный простых рядовых ее членов я знал хотя бы на примере полтавских депутатов: солдата Матяша и того солдата, что в “окопах кровь проливал”. Огромное большинство было в том же роде. Потому-то и не удивительно, что люди, которым приходилось заночевать в интернате для “депутатов” (Институтская н-р 17), иногда на другой день не находили своих часов или кошелька.
Да: ни сама Центральная Рада, ни ее генеральные секретари не стояли на надлежащей высоте, чтобы им вообще можно было доверить какое-то серьезное дело»22… Вот почему все, за что бы они ни брались, приобретало оттенок дурно поставленного спектакля («украинский театр»!) с плохими актерами и убогим реквизитом. Даже армия, этот важнейший атрибут государственности, в своем «украинском» исполнении обрела откровенно водевильный характер.
Вот лишь несколько ее зарисовок: «Вслед за немцами появились на улицах верховые отряды. На лошадях сидели люди точно из малороссийской оперетки: какие-то пестрые шаровары, закрученные усы и длинные болтающиеся оселедцы. Эти Назары Стодолы только-только не были подкрашены… То были украинские гайдамаки, идеал свой возводившие к временам Железняка и Гонты, гордость и опора немногочисленной украинской армии. Было что-то нездоровое во всем этом гайдамачестве, и оно было бы смешно и безвкусно, как всегда смешна и безвкусна бывает провинциальная оперетка, играющая для сбора “Короля Лира”, если бы у персонажей этой оперетки не было настоящих винтовок…»23. Впрочем, даже настоящие винтовки так и не помогли этому воинству стать «армией»: «Все в Малороссии прекрасно знали, что украинское войско – это, действительно, миф, сочиненный для удовольствия “щирых” украинских шовинистов, так как нельзя же серьезно называть войском появлявшиеся впереди немцев кучки глупых людей в шапках со свесившимися на спину красными шлыками, в театральных костюмах, в каких щеголяли в исторических пьесах из жизни старой Малороссии корифеи малорусской сцены Кропивницкий или Тобилевич-Садовский, и в широких поясах, из-за которых торчали чуть ли не аршинные кривые кинжалы. Появление украинских гайдамаков – это была шутовская интермедия в тяжкой кровавой драме мировой войны и “русской” революции, но никоим образом не один из ее важных актов»24. И совсем не случайно этой шутовской «армии» так и не удалось отметить свой «боевой путь» хотя бы одним настоящим «сражением»…
Столь же опереточный характер носили и остальные «государственные» начинания «украинцев», так и не вышедшие за рамки многочисленных и совершенно несбыточных прожектов. В сущности, единственным  государственным» деянием всех украинских режимов – и Центральной Рады, и Гетманства, и сменившей их Директории, — стала так называемая украинизация, или (если расшифровать подлинный смысл этого понятия), политика сознательной порчи Русского языка и Русского образования Малороссии. Это умышленное уродование культурного облика края, собственно, и воспринималось украинскими деятелями в качестве единственного средства и — одновременно — цели затеянного ими «государственного строительства»…