 «Православный путь»! Куда зовет это наименование? Этими словами начинали мы прошлогодний выпуск нашего ежегодника. И говорили о том, что зовет он не «вперед», а к покаянному «назад», к подлинному Православию, обретаемому в Церкви, в национально-исторической Церкви. На этом последнем моменте уместно сейчас сосредоточить внимание.
Может ли «Православный путь» иметь вселенский облик - непосредственно, не будучи облечен в «поместную» форму?
Можно ли идти к Истине Христовой, воплощенной в Теле Церкви Его, не принадлежа к той или другой исторической отрасли ее?
Можно ли, преодолев «историчность» Церкви, ее связанность тем или иным национально-государственным естеством, сойти на путь «вселенскости», поглощающей, упраздняющей, делающей излишним, изжитым «историческое» явление поместных Церквей?
Эти вопросы можно рассматривать в общей форме, в порядке осознания церковной значимости Истории. Но поддаются они уяснению и на примере конкретном - прежде всего, на примере, нас непосредственно касающемся: Русской Поместной Церкви в ее вселенском значении.
Без нарочитого умысла редакции, материал, подобравшийся к настоящему, второму по счету, выпуску нашего церковно-богословско-философского ежегодника, оказался в значительной части, если не прямо устремленным к этой проблеме, то ее касающимся. Пред читателем будет раскрываться в разных подходах и применительно к разным явлениям природа Русской Государственности - в ее обращенности к Церкви, а тем самым будет раскрываться и природа, духовно-церковная, Русского Православного Царства.
Проблема эта, при всей ее укорененности в прошлом, является жгуче-современной - если еще, к сожалению, не в смысле политической реальности, то, во всяком случае, в смысле идейной неразрывности со всеми явлениями церковной политики, русскими и нерусскими, православными и неправославными. Если «политика», в широком значении этого понятия, неизменно упирается в проблему России, то от этой проблемы оторваться не может и любая широкая церковная задача.
Нельзя обойти анти-Россию, современный СССР, в плане общей политики.
Нельзя обойтись без России подлинной, истинной. Исторической при разрешении любого большого вопроса, касающегося Церкви. [...]
Обратимся мыслью к тому широкому, широчайшему фронту борьбы, принципиальной и самоотверженной, против советского зла, который мы привыкли обозначать именем «Белой борьбы». Редко когда борьба эта окрылялась идеей Церкви и освящалась знамением Креста! Бывали такие явления - о том свидетельствует привлекательный образ Д. В. Болдырева, извлекаемый из забвения в настоящем сборнике. Но далек даже и этот светлый «профессор-крестоносец» от уразумения всей духовной ценности Исторической России, как именно Православного Царства, вне восстановления которого немыслимо на русской почве и восстановление Православной Церкви, в ее прежней силе и славе.
А наша монархическая среда! Проникнута ли даже она в должной мере сознанием духовной ценности проповедуемых и исповедуемых ею политических идеалов? И в этом нельзя не усомниться, опираясь на опыт прошлого и настоящего. И, наконец, - сама церковно-православная русская среда, даже и она проникнута ли она вся пониманием того, что Церковь это не быт только церковно-богослужебный, не иерархия церковная сама по себе, не догмы, так или иначе толкуемые, не нравственное учение Церкви, в той или иной мере принимаемое, не дисциплина, даже подвижническая, так или иначе практикуемая, не вообще церковный «благобыт» сам по себе, какие бы привлекательные формы он ни принимал, а некое конкретно-историческое Целое, некая живая Реальность, некая являемая мipy Неповторимость. Она - духовное Тело, она - мистическая Плоть, но духовное и мистическое неотрывно от исторической яви, впитавшей его в себя. И хранить Церковь, оставаясь Ей верным, можно только участвуя в ее неповторимой Цельности, живя в ней, умирая в ней и - если нужно! - и за нее, нося ее в себе, как мы Христа носим в себе, приобщаясь к Нему, но принадлежа к Ней, в ее конкретной явленности мipy. «Дробей» тут не может быть, а есть: или всецелая верность, или всецелое отступничество.
Или мы всецело принадлежим к Русской Церкви, неотделимо преемственно связанной с Исторической Россией, или мы всецело отпали от этой Церкви. Третьего - не дано! И тут никакое соборное декретирование, никакая юрисдикционная импровизация, никакие богословские домыслы, никакие канонические ухищрения, никакие конкордаты с кем бы то ни было - ничего изменить не могут.
Пока Историческая Россия отсутствует в политической реальности, Русская Православная Поместная Церковь - вдовствует, продолжая быть духовно и идейно с ней связанной: она ждет, свято соблюдая свою преемственную верность.
Ждет чего?
Тут мы упираемся в основные два вопроса русского и вселенского бытия:
Может ли Историческая Россия возникнуть к жизни иной, чем она была?
Может ли мip существовать без Исторической России? Вопросы эти близки, не неоднозначны. Разберем каждый из них в отдельности.
Все меняется в жизни. Меняется и Россия на протяжении своего тысячелетнего бытия. Не может она не продолжать меняться и с продолжением своего бытия. Об этом спора нет.
Но разве меняться значит - изменять себе? Сохранение своей исторической личности есть и непременное условие и непреложное задание всякого изменения, если оно не есть либо временная утрата личности (одержимость!), либо уже умирание и, наконец, - смерть! Выпадение из Истории не непременно должно происходить в форме завоевания со стороны: оно может быть результатом и внутренних процессов. Правда, история не знала еще такой внезапной, острой, всецелой, принципиальной, последовательной, идейной трансформации, как то мы видим на примере России и СССР, но зачатки такого явления, в формах резких и наглядных, Европа нам показывала - прежде всего, на примере Франции после так называемой великой революции как бы в предостережение всему мipy и нам, в частности.
То, что случилось с Россией, есть не историческое изменение, а есть или выпадение России из истории, завершающее, под воздействием тех же идей, которые ставили пол вопрос бытие Франции, явленный там процесс, но уже в нашем отечестве, или - временное помутнение исторического сознания, временная утрата личности, одержимость, временно лишь выводящая Россию из русла ее исторической жизни, сделав ее орудием обдержащих ее «бесов».
Западные «идеи» сумели сочетаться с внутренними анархическими процессами русского исторического корня и, поставив себе эти силы на службу, оказались в состоянии всецело овладеть Россией. Насилием безпримерным осуществляется вот уже четвертый десяток лет полная переплавка России с истреблением личного состава ее, служившего России Исторической, и с обречением оставшегося в наличности населения на насильственную переделку, задачей имеющую вырвать из души весь идейный состав прошлого, и в этом отношении убив всякую преемственность.
В свете духовно-просветленного сознания такая судьба России не может быть воспринята, как кара Божия, ниспосланная за уклонение от выполнения промыслительной миссии России, составлявшей существо ее исторического бытия. И Киевская, и Московская, и Петербургская Россия были носительницами этого задания, достигшего высшего своего напряжения на Руси Московской, когда Русский народ ценою вольного отказа от гражданской свободы, сумел сохранить свободу духовную, сделав, вместе с тем, весь закрепощенный свой быт хранилищем этой духовной свободы; Россия стала тогда неким подобием монастыря, в котором высшая свобода достигалась, как и в настоящем монастыре, в формах церковно-осмысленного вольного послушания. Период духовного «раскрепощения» России, начатый еще до Петра, а при нем получивший такое демонстративное выражение и оформление, довел Россию в сложном и многозначительном процессе истории России Императорской до духовного обморока, использованного злой силой для завладения нашим Отечеством. Духовный обморок этот явился результатом того, что раскрепощение гражданское и культурное последовательно осуществлявшееся Империей, воспринято было народом, начиная с ведущих кругов его идейных, как высвобождение России из-под ее многовекового исторического послушания: от служения ценностям премiрным, Россия переходила на устроение своего политического, гражданского, культурного и материального благополучия, как исчерпывающего задания своего бытия. Отсюда и возник столбняк всего волевого аппарата Императорской России - государственного, военного, общественного, административного, гражданского, даже церковно-иерархического, в момент очной ставки Русского народа со злой силой. Значит ли это, что иссякли или упразднились в России силы духовные? Нет! Как известно, они обнаружились с потрясающей и умиляющей наглядностью, которая может быть поставлена в ряд с явлениями времен первохристианства. Но силы эти духовные оказались - так же, как то было во времена первохристианства! - общественно изолированными, как бы обнаженными от всякого органического сращивания с господствующим государственно-общественным бытом, становясь легкой жертвой внешнего на них воздействия и сопротивление оказывая в одной только форме исповедничества, сливающегося с мученичеством.
А возвращение к действию оживающего Российского общественно-государственного тела, в том составе и органов церковно-иерархических стало уже делом практически неосуществимым, так как злая сила успела установить в России режим такого одновременно и безпощадно-грубого, и утонченного насилия, при котором паралич воли сделался нормой существования подвластных. Россия оказалась погруженной во тьму адского гнета, где духовную свободу можно обрести только на путях подвижнического, самоотверженного, на неслыханные муки готового выключения себя из отметающего всякую духовную свободу советского быта.
Где выход из этого страшного тупика, дышащего безнадежностью ада? Ответ на этот вопрос совпадает с первым из поставленных нами двух вопросов: может ли Россия стать иной, чем она была, если она хочет вернуться к историческому бытию? Ответ на этот вопрос можно формулировать так: если то, что в России произошло, не смерть, не выпадение из Истории окончательное России, как исторической личности, а есть помутнение ее сознания, утрата личности, одержимость злой силой, то в одном только образе мыслим выход ее из адского тупика. Конечно, Россия должна стать «иной» - но в чем иной? Нельзя механически воспроизвести ушедшую Россию, искусственно ее «реставрировать» - все одно, будем мы говорить о Петербургской России или о Московской Руси. Историю надо продолжать. От какого момента? Естественно, от того, когда Россия впала в духовный обморок, стала жертвой столбняка и ушла в историческое небытие с тем, чтобы явить собою потом вид страшного оборотня былой Исторической России.
Но как единственно можно продолжать прерванный ход Истории? Так, как будто ничего не было? Нет! Духовно обновленной только может вернуться к жизни Россия, подняв снова актом свободной воли сброшенное ею с себя историческое послушание - теперь уже в формах свободных, вольным послушанием наполняя новые формы гражданского быта, отвечающие достижениям века.
Можно ли что конкретное говорить сейчас об этих формах предстоящего гражданского бытия? Едва ли! Задача спасения: восстановить преемство, оказавшись духовно достойными снова принять его на те плечи, которые это преемство сознательно сбросили! Что и как из прошлого будет при этом воспринято - кто скажет! Ведь ничего живого не осталось от былой России. Разорена она, опоганена, измалодушествовалась, подверглась физическому истреблению и духовному растлению в мере, ни в какое сравнение не идущей даже со Смутными временами. А если к жизни была возвращена в те времена Россия, то разве программами и прогнозами? Нет! Одним только покаянным устремлением в Отчий Дом, назад, к брошенному было и забвенному историческому своему послушанию. А когда началась жизнь новая - тогда только обнаружилось, что это возвращение к жизни есть, вместе с тем, и возвращение к прежним формам гражданского быта, только обновленным, упорядоченным, приведенным в систему. При возвращении к жизни Россия первых Романовых лишь доводила до логического конца то, что слагалось при последних Рюриковичах: налицо было продолжение Московской Руси.
Так и сейчас можем мы думать только о продолжении Императорской России - в духовно обновленном ее образе. А предпосылка для этого одна: готовность русского народа на покаянное возвращение на свой покинутый было им исторический путь. Это одно, что сейчас на потребу. Все остальное - проблематично. Ко всему это относится - в частности, и к вопросу «народностей». Какие формы может принять в вернувшейся к жизни Исторической России учет ее племенной многосоставности? Кто скажет! Очень широк может быть размах областничества и очень далеко может идти культурная автономия отдельных народностей. Но если возникает речь о сговоре народов России между собой, как об основе бытия будущей России в каком-то новом ее облике, то это уже опять кабинетное мечтательство духовно-революционное, а не возвращение покаянное в Отчий Дом, о котором мы говорим. Это было бы лишь дальнейшее осуществление предсказания Евангельского о том времени, когда уже не только царство на царство будет восставать, но и народ на народ!
Где же та роковая черта, та ключевая точка, то решающее «или-или», которым определяется выбор между приятием Исторической России и отвержением ее, между готовностью продолжать историю, возвратившись в Отчий Дом, или, напротив, пребыванием в дерзновении бунта?
Тут мы необходимо упираемся во второй нами поставленный вопрос: может ли мip существовать без России или, другими словами, может ли Россия просто «выпасть из Истории», дав место новым образованиям, с ней духовно-преемственно несвязанным, или такая возможность непредставима?
Крестилась Россия, нашла себя. И начала она свой исторический путь, который определялся - чем? Ее устремленностью к Христу всецелой; готовностью ее полностью принять учение Церкви, как исчерпывающее содержание жизни. Эта установка русского сознания и дала ей право на именование ее Святой Русью. И она же определила другое свойство России: ее всецелую верность Истинной Церкви, с готовностью самоотверженно защищать свою преданность и отданность Ей, идя на любые жертвы, претерпевая любые невзгоды. Вышло так, что, оформляясь внешне и укрепляясь внутренне, в тех несказанно тяжких испытаниях, которые ниспослал России Господь, она оказалась без нарочитого своего умысла, без всякой горделивой заданности исходной - преемницей Византии, Второго Рима!
Россия стала силой вещей хранительницей Православия, заняв в мipe место такой государственной организации, которая, являясь историческим телом одной из Поместных Церквей, вместе с тем, получила значение и церковно-вселенское, в образе Православного Царства, продолжающего дело Византийской Империи. Рядом с Русской Поместной Церковью встал Вселенский Православный Царь!
Как государственный владыка, Русский Царь не мог притязать на даже чисто формальное возглавление «земного круга», как то было с Императорами Византийскими, но, как хранитель и державный оплот Православной Церкви, Православный Русский Царь продолжал преемственно дело Императоров Византийских, служа всей Православной Церкви и не имея никого в мipe, кто в этом качестве мог бы соперничать с ним. Патриарх Греческий мог в эпоху роста Москвы внушать московским иерархам недопустимость поминания ими своего Государя в отмену поминания Императора, указывая им на то, что Царь во Вселенной - один и им является Император Византийский. Такого ригоризма не стало в новое время. Но как бы где ни поминали потом, после падения Византии, в храмах православных предержащую власть, единственность Русского Царя, как преемника Византийского Императора, оставалась в силе, и значение России в деле домостроительства спасения человеческого рода определилась не только тем, что Россия стремилась всецело воплотить в своем быту Истину Православия, оправдывая тем свое существо «Святой Руси», но и тем, что так возникло избранничество ее, как Православного Царства, возглавляемого Монархом, выполняющим миссию «Удерживающего»!
В этом мистический смысл теории Третьего Рима, выношенной церковным сознанием Москвы еще в те времена, когда она только еще слагалась в мiровую силу политическую, и оставшийся знаменем высокого послушания, выпавшего в уделе России - Нового Израиля на все будущие времена - не исключая и Императорского периода.
Отсюда вытекает, что измена, совершенная Россией, была двоякой: изменяя своей природе Святой Руси, Россия одновременно изменяла, поскольку отказывала в верноподданническом послушании своему Православному Царю, и своему высшему вселенскому назначению: хранить Церковь Православную. В этом плане сливаются воедино оба выше поставленные нам вопроса! Россия Историческая есть Православное Царство, и не в каком ином облике не представимо восстановление ее Исторической Личности. Но, выбывая из состава мiра в своем образе Православного Царства, Россия тем самым обрекает весь мip на переход в план уже эсхатологический, ибо четвертого Рима не будет! Если мiр хочет существовать дальше, то Непременным условием этого является возвращение к жизни России в образе Православного Царства. И тут - третьего не дано!
Понимает ли это мiр? Можно ли даже требовать от него этого! Ведь для этого он должен был бы перестать быть тем, чем он стал в процессе своей истории, которая есть история отпадения от Истины Православия. Но мiр мог бы - и должен был бы понимать иное, что диктуется не недоступным ему уразумением мистической природы бытия России, а самой элементарной логикой самосохранения. Он мог бы и должен был бы понять, что поведение его не может определяться одним только отталкиванием от ужасов СССР, а непременно и сознанием того, что избытие этого ужаса предполагает возвращение России на ее нормальный исторический путь чрез высвобождение ее от силы насевшего врага, ибо только освобожденный русский народ, вернувшись к исторически привычным для него формам жизни, может стать снова фактором в мiре положительным, а не стихией отрицания и разрушения - чем никогда не был Русский народ в своем историческом прошлом.
Это не значит, что от мipa можно ждать активной деятельности на путях восстановления былой России: непредставимо это, как бы ни обострился в будущем инстинкт самосохранения в мipe. От мipa внешнего можно ждать только одного: самозащиты против СССР - в тех формах, которые ведущим его силам покажутся наиболее действительными. Из фактов такой самозащиты, в какие бы она формы ни облекалась, только и можно исходить, как из реальной предпосылки будущего, и для нас открывающей известные положительные перспективы.
Но в путях этой самозащиты, каковы бы они ни были, мiр должен учитывать, что Историческая Россия не совсем еще ушла из мipa, что она, как явление духовное, неотделима от зримо - за рубежом и потаенно - в СССР существующей Русской Православной Поместной Церкви! Знание и понимание этого обстоятельства должно определять наше и церковное, и политическое сознание, а от нас должно идти и дальше: это наш и церковный, и национальный долг. И не нужно думать, что этим Церковь на себя принимает политическую, ей не свойственную, задачу, что она выкидывает политическое знамя, вмешивается в «политику», связывает себя с одними политическими факторами, отталкивая от себя другие. Церковь может сосуществовать с самыми разными политическими формами бытия, и их природа в будущем и определит образ сосуществования с ними Церкви, когда природа их фактически определится в реальной действительности. Дело не в выборе Церковью Православной, Зарубежной и внутренней, политических форм, ей любезных; не в предпочтении тем или иным политическим программам или прогнозам ею оказываемом. Дело в верности Церкви самой себе, в духовном ее самосохранении, неотделимости от соблюдения исторической преемственности. Поместная Русская Церковь остается Поместной Русской Церковью, сохраняющей и в своем восприятии прошлого, и в своей обращенности к будущему неразрывную связь с Исторической Россией. Жизнь ее в настоящее время есть - ожидание, которое может привести ее или к восстановлению исторической связи с возрожденной Россией, или к Христу-Судии и Мздовоздаятелю, пришедшему в силе и славе. На все времена, какова бы ни была длительность их и к каким политическим явлениям она бы нас ни приводила, содержание подлинно русской церковной жизни есть блюдение верности себе и России, что предполагает идейную верность промыслительному послушанию, возложенному на Русское Православное Царство Господом Богом.
Отреклась ли от него Россия? Сознательность этого отречения и окончательность его, по милости Божией, проверяется еще поныне! Проверяется - на каждом из нас! И это - независимо от того, получает ли эта проверка зримые общественные формы или нет. Процессы, в тайне души человеческой протекающие, могут создавать утешительный и обнадеживающий баланс взаимодействия добра и зла, никак еще не отражаясь на весах общественных. На это дозволено надеяться и в этом можно обретать утешение. Но такой надеждой нельзя определять своего поведения, делая из нее норму жизни и тем оправдывая бездействие. И тут мы опять-таки не о политической действительности говорим, не отрицая, впрочем, и ее значения, а о просветлении общественного сознания и об обнаружении этого просветления в общественной жизни.
Сроки проходят, отмирает многое, загромождавшее чистоту духовного горизонта в прошлом, как далеком, так и недавно пережитом: не пора ли подумать о расчистке горизонта будущего?
Россия неповторима. Природа ее неповторимости может быть уяснена только в лучах Церковной Истины, исторически раскрывавшейся. Судьба России, как Православного Царства, неразъединима от судьбы Православной Церкви Вселенской, а судьба Православной Церкви есть судьба мiра. Нет сейчас Православного Царства, но есть Русская Православная Церковь, которая воплощает в себе преемство Исторической России. Она есть за рубежом, она есть и в России подъяремной. Ее судьба есть судьба России. Ее судьба есть и судьба мipa! Возвращение к ней русского народа и в ней обретение утраченного исторического преемства бытия, в образе возвращенной к дальнейшей жизни Исторической России, есть единственная для церковно-православного сознания представимая форма возвращения мipa к «нормальной» жизни.
Как просто жить тем, кто это уяснил, и как точно обозначается их личный путь, православный путь!
Это - путь личного спасения, это и путь служения России, это и путь служения мiру. Будем помнить, что как ни существенно открывать глаза мiру на подлинное существо того, что происходит в мipe, путь спасения основной не тут: никто не спасет России, если она сама не встанет на путь спасения Как бы относительно далеко ни шло просветление сознания мipa в отношении России - душа русского человека остается основным местом сражения между Христом и Велиаром, и победой в ней Христа или Велиара определится дальнейшая судьба мipa.
Станет ли снова путь России - ее историческим православным путем?
В решении этого вопроса, от которого зависит судьба мipa, участвует каждый из нас.
Архим. Константин (Зайцев), «Чудо Русской истории». С. 303-313. Первая публикация: «Православный путь». Джорданвилль. 1951. |
