Полигон смерти

Путь из московских тюрем в Бутово для приговоренных к расстрелу начинался с подписи комиссара госбезопасности 1-го ранга С. Ф. Реденса. Журналист А. А. Мильчаков, чей отец был лично знаком с комиссаром, рассказывал домашним, что к Реденсу иной раз приезжали со списками приговоренных к ВМН даже на дом, и он за стаканом чая распределял людей по зонам и утверждал очередность расстрелов.

Больше всего приговоренных к расстрелу поставляла на Бутовский полигон Таганская тюрьма, в меньшей степени – Бутырская и Сретенская. Арестованных в Московской области и прошедших все муки ада в каких-нибудь местных отделениях милиции или районных УНКВД, везли в Москву; здесь их фотографировали «в фас и профиль», оформляли документы и отправляли в Бутово. Некоторых по каким-то причинам не успевали доставить в срок, по этому поводу имеется внутриведомственная переписка. Иных не смогли привезти по причине болезни (с одной стороны расстреливали беспомощных инвалидов, с другой – почему-то требовалось, чтобы приговоренный был перед расстрелом совершенно здоров).

Руководил созданием зоны, «зачисткой» тюрем, когда не хватало помещений, доставкой заключенных на зону и приведением в исполнение приговоров М. И. Семенов. Отвечал за хозяйственную часть и снабжение оперативной группы исполнителей всем необходимым И. Д. Берг. Вместе со своим начальником и, так сказать, «свояком» Якубовичем Берг часто приезжал в Бутово. На следствии Берг говорил: «Якубович использовал меня как "своего” в момент операции по приведению приговоров на осужденных»xl. Короче, Берг принимал непосредственное участие в расстрелах, хотя по своей должности и не обязан был это делать. Его подпись наравне с подписью Семенова стоит под всеми актами о приведении в исполнение решения о ВМН.

Частенько посещало Бутово и высокое начальство: комендант Центрального аппарата НКВД, впоследствии генерал Блохин, генерал Косов (о последнем ничего не известно).

Генерал Блохин В. М. – один из немногих ответственных сотрудников НКВД, уцелевших в 30–50-е гг. А ведь это был человек, без участия которого не обходилась ни одна кровавая операция в те годы, будь то Катынь, Харьков или Медное под Тверью (где кроме русских, было расстреляно в общей сложности около 15 тыс. польских офицеров), Бутовский полигон или «Коммунарка». Ныне уже не секрет, что В. М. Блохин принимал личное участие в расстрелах, хотя по своему положению и не обязан был это делать. Выполняя свою нелегкую работу, он, как мясник на бойне, облачался в резиновый коричневый фартук, краги и резиновые сапоги. В 15 лет пастух, в 20 – каменщик, он затем получил два высших образования. Причем, в архитектурно-строительный институт он поступил уже в 36-летнем возрасте. Учась в институте, он продолжал исполнять свои обязанности при комендатуре ОГПУ. Его молоденькие однокурсники и представить себе не могли, какого рода «работу» выполнял их великовозрастный товарищ за стенами родного вуза. Прошло несколько лет после окончания института, и Блохин стал своим человеком на Бутовском полигоне. Он постоянно бывал здесь. Машины с телами расстрелянных (в том числе, с телами расстрелянных студентов и преподавателей Архитектурного института), прибывающие из московских тюрем, по его распоряжению направлялись в Бутово или в «Коммунарку». Низовые сотрудники НКВД были единодушны в своем отношении к Блохину; они любили его за простоту обращения, веселый нрав и всегдашнюю готовность помочь в бытовых нуждах.xli...

Местные жители поначалу на выстрелы, раздававшиеся со стороны Бутовского полигона, не обращали особого внимания. Полигон есть полигон. Но постепенно какие-то страшные подозрения стали закрадываться в души людей. Прохожих, возвращавшихся домой с ночного поезда, обгоняли «воронки», крытые автозаки. Машины ехали с ревом по разбитой лесной дороге. Их было иногда две-три, иногда – до десяти. Бывало, доносились со стороны леса какие-то странные голоса, отдаленные крики. Иной раз приходилось слышать изумленному прохожему пение Интернационала, обрываемое звуками выстрелов. Приглушенный женский голос умолял кого-то: «Не надо»,.. «Не трогайте меня, у меня дети»...xlii Но такой страх поселился в людях, живших в этих краях, что они не смели говорить о своих догадках даже друг другу. Да и теперь рассказы местных жителей о том времени чрезвычайно скупы. Разве что сообщит кто-нибудь шепотом, под большим секретом, что видел издали, как вели куда-то по снегу цепочку полураздетых людей. Ребятишкам, спешащим на занятия в школу, родители запрещали ходить мимо полигона, говоря, что «там скверное место».

Людей, приговоренных к расстрелу, привозили в Бутово, не сообщая, зачем и куда их везут. Делалось это умышленно, во избежание лишних осложнений. Машины, крытые автозаки, в народе упорно называли «душегубками». Ходили слухи, что людей травили в автозаках, выводя трубу с выхлопными газами внутрь фургона, где находились осужденные. По поводу этих «душегубок» в свое время было много разговоров. Мнение старшего поколения работников НКВД по этому вопросу неоднозначно. Часть из них утверждает, что этого не было, «потому что этого не могло быть никогда», другие же считают, что такое вполне возможно. В 1938 г. бывший начальник АХО УНКВД по Московской области подследственный Берг обвинялся, как изобретатель «душегубок».

Вот что показывал в 1956 г. следователь Харитонов Н. П., принимавший участие в допросах БЕРГА в декабре 1938 гг.xliii

Вопрос: ...Что Вы можете показать о ведении следствия по делу БЕРГА?

Ответ: В части причастности БЕРГА к контрреволюционной заговорщической организации у меня были сомнения. Но в то же время из материалов дела на БЕРГА, из разговоров, которые ходили среди работников УНКВД МО и из признаний самого БЕРГА у меня сложилось мнение, что он являлся одним их организаторов и практических исполнителей грубейших нарушений социалистической законности в период его работы в должности начальника АХО УНКВД МО. БЕРГ являлся тогда начальником оперативной группы по приведению в исполнение решений тройки УНКВД МО. С его участием были созданы автомашины, так называемые душегубки. В этих автомашинах перевозили арестованных, приговоренных к расстрелу, и по пути следования к месту исполнения приговоров они отравливались газом... Мне думается, что БЕРГ сам это признавал на следствии.

Вопрос: Сказанное вами о душегубках в материалах его следственного дела не отражено. Чем это Вы можете объяснить?

Ответ:

Насколько мне помнится, в протоколах допроса БЕРГА факты нарушения социалистической законности с его стороны были отражены, были зафиксированы и его показания об удушении приговоренных к расстрелу газом. БЕРГОМ и его оперативной группой ежедневно приводилось в исполнение по несколько сот приговоров. Мне помнится, что на одном из допросов БЕРГ признавал, что он организовывал приведение приговоров в исполнение с применением автомашины (душегубки), объясняя это тем, что он выполнял указание руководства УНКВД МО, и что без этого невозможно было исполнить столь большое количество расстрелов, к которым арестованные приговаривались тремя тройками одновременно. Из рассказов на допросах БЕРГА и из разговоров, которые ходили среди сотрудников УНКВД МО, было известно, что процедура приведения приговоров, организованная БЕРГОМ, носила омерзительный характер: приговоренных к расстрелу арестованных раздевали догола, связывали, затыкали рот и бросали в машину. Имущество арестованных под руководством БЕРГА расхищалось...»xliv

В 1956 г. при пересмотре дела и первой попытке реабилитации Берга его признания о «душегубках» из дела пропали.

Вопрос:

Почему показания БЕРГА о практиковавшейся им процедуре исполнения приговоров по осужденным к расстрелу не были приобщены к делу?

Ответ:

...По поводу направления следствия по делу БЕРГА я беседовал тогда с начальником УНКВД МО ЖУРАВЛЕВЫМxlv и высказывал ему предложения о том, чтобы задокументировать преступную деятельность БЕРГА. ЖУРАВЛЕВ тогда сказал, что в деле БЕРГА надо решить главный вопрос – добиться показаний от него о контрреволюционном заговоре, а потом уже можно будет выяснить другую его преступную работу. Следствие по делу направлял и руководил им Сафронов. Почему не было произведено расследования преступной деятельности БЕРГА – мне неизвестно. Заявление БЕРГА (о том, что он готов дать «чистосердечное признание» – Авт.) в материалах дела имелось. Кем и при каких обстоятельствах оно было получено, а потом изъято из материалов дела, мне неизвестно».

Свидетельские показания в отношении Берга были противоречивы.

Свидетель Викторовxlvi, работавший под руководством Берга на Бутовском полигоне, показывал:

«При приведении приговоров в исполнение я выполнял службу по охране территории, где производились расстрелы, и занимался уборкой расстрелянных. Расстрел производился специальной группой. Из этой группы я помню ШИНИНА Сергея Александровича, ЧЕСНОКОВА Федора Яковлевича и ИЛЬИНА Илью. Берг возглавлял эту группу. Осужденных доставляли к месту исполнения в машинах по 40-50 человек, некоторые из них доставлялись в майках и трусах. Ежедневно, а иногда через день расстреливалось по 200-300, а иногда и по 400 человек. Кто раздевал арестованных, я не знаю. Других нарушений я не замечал»xlvii . Исполнитель по приведению приговоров в исполнение Чесноковxlviii говорил, что Берг обеспечивал хозяйственные нужды оперативной группы, исполнявшей приговоры (питание и вещевое довольствие) – и только. «Примерно раз в неделю он приезжал на территорию, где производились расстрелы, осматривал хозяйство, помещение столовой и общежития. Что еще он там делал, я не знаю». На вопрос следователя о «душегубках», Чесноков ответил, что он знал о специальных автомашинах для доставки к месту расстрела осужденных. «Эти машины были оборудованы заглушками, при помощи которых можно было пускать газ в кузов. Это было сделано для обеспечения безопасности при доставке осужденных к месту расстрела, т. е. на случай возникновения бунта в машине. Применялось ли это средство для усмирения осужденных, мне не известно»xlix .

Чесноков не знал также, какое отношение имел к этим машинам Берг.

Еще один исполнитель Шининl рассказывал: «В период 1936-1937 гг. мне пришлось работать в специальной зоне, где приводились в исполнение приговора. Я исполнял обязанности начальника охраны этой зоны. В ряде случаев сам участвовал в исполнении приговоров. В отношении Берга могу сказать, что он посещал нашу зону часто, я его видел вместе с Семеновым, очевидно, он был в курсе всех событий у нас... В чем заключались обязанности Берга в нашей зоне, я не знаю... В отношении порядка приведения приговоров о ВМН в исполнение могу сказать, что нарушений каких-либо при этом не допускалось. Приговоренные расстреливались часто в присутствии врача и прокурора» и... «так, как это требовалось по закону», «других способов истребления не было». «Мы не могли знать, насколько обоснованно люди осуждались, ибо это не входило в нашу компетенцию. Но злоупотреблений и нарушений закона о порядке исполнения приговора мы не допускали. Во всяком случае, я об этом не знаюli (Существенная оговорка – Авт.).

И. о. коменданта Садовский также отрицал наличие «душегубок» в период его работы на Бутовском полигоне, т. е. с января до конца октября 1937 г. (Так что вопрос о «душегубках» хоть и обсуждался в 1956 и 1962 гг., но остался недоказанным; свидетели, являвшиеся в данном деле людьми заинтересованными, высказывали по этому поводу взаимоисключающие версии.)

Берг и Семенов

«Господь попускает "гордым людям греха и беззакония”

истреблять друг друга, чтобы они не сделались

"учителями нечестия” для последующих поколений»...

Игумен Серафимlii

Исайя Давыдович Берг родился в Москве в 1905 г. Имел низшее образование. Начинал рабочую жизнь слесарем в кузнице. Служил добровольцем в Красной Армии, правда, не на полях гражданской войны, а в Москве, при хозкоманде, затем год работал ломовым извозчиком у частного лица. Была и одна светлая страница в биографии Берга. По рекомендации брата, Лазаря Давыдовича, игравшего в военном оркестре Николаевского, он также поступил в оркестр при Высшей партийной школе ОГПУ, где проработал целый год. «У меня было тогда желание учиться музыке, – признавался Берг на допросе. – Но музыканта из меня не вышло»liii В 1926 г. И. Д. Берг окончил курс ВПШ ОГПУ, и его направили на турецкую границу в Батумский погранотряд. В течение трех лет он был инструктором по применению розыскных собак, потом переехал в Москву и служил в той же должности в школе-питомнике служебного собаководства на станции «Клязьма». В конце 1930 г. он – штатный «резидент» на фабрике «Буревестник», в 1931–1932 гг. – секретный сотрудник ОГПУ на предприятии «Оргметалл». С 1932 г. начинается его настоящая деятельность в органах. Сначала он – помощник оперуполномоченного Щелковского райотдела ОГПУ, а с 1935 г. – оперуполномоченный Кунцевского райотдела УНКВД МО – одного из самых скандальных в Московской области, прославившего тем, что там попиралась даже видимость закона.

В Кунцевском райотделе Берг прошел «хорошую» школу по части фальсификации следственных дел и избиении арестованных. В следственном деле его упоминаются также «кунцевские оргии на конспиративной квартире». С сентября 1936 г. он уже – начальник райотдела УНКВД г. Вереи. За попытку изнасилования арестованной (совместно с начальником милиции того же района) Бергу дали 20 суток карцера, но он их не отсидел, а был переведен на другую должность и не с понижением, а с повышением. Его взял к себе в качестве помощника секретаря могущественный С. Ф. Реденс. С октября 1937 г., по рекомендации Реденса, Берг стал начальником АХО УНКВД МО и с этих пор начал работать на Бутовском полигоне, сначала по хозяйственной части, а через месяц и в группе по приведению приговоров. Он имел звание старшего лейтенанта, конечно, был членом партии, награжден за свои заслуги значком «Почетный чекист». У него была любящая жена и две дочки, которым в 1937 г. было пять и десять лет. Семья жила в трехкомнатной квартире на Солянке, д. 1. Но дома Берг бывал мало. В последние перед арестом одиннадцать месяцев у него была преимущественно ночная работа.

И. Д. Берг работал на Бутовском полигоне по приведению приговоров в исполнение с декабря 1937-го по август 1938 г. – вплоть до своего ареста. Он бы работал и дальше, если бы не зарвался. 3 августа 1938 г. его вызвали в Управление для объяснений по поводу безобразной пьянки и непристойного поведения в доме сослуживца (пожаловалась теща хозяина квартиры). Из руководства в Управлении присутствовали начальник УНКВД по МО Цесарский, секретарь парткома Овчинниковliv и еще двое. Берг униженно просил прощения, клялся, что такое больше не повторится. Тем не менее, у него отобрали служебное удостоверение и его много потрудившийся «Вальтер» с четырнадцатью зарядами. После соответствующего внушения Берг еще долго сидел рядом в секретариате. В кабинете начальства решали, как наказать провинившегося сослуживца. Берг всерьез опасался, что его могут исключить из партии. Но все оказалось гораздо хуже. Из Управления он уже не вышел. Спустя какое-то время сотрудники НКВД Шигалев вместе с Овчинниковым (о них речь пойдет ниже) препроводили Берга в комнату приема арестованных...

Арест для «почетного чекиста» Берга был полнейшей неожиданностью. Первый допрос состоялся в тот же день к ночи. Допрашивать его вместе с начальником 9-го отдела НКВД, следователем Тительманом, пришли еще шестеро теперь уже бывших его сослуживцев. По окончании «допроса» эти шестеро ушли, а утомившийся Тительман лег на диван и спокойно уснул. Оставшись один, Берг, по его признанию, «хотел выброситься из окна четвертого этажа, но, вспомнив о своей семье, отказался от этого». Арестовали Берга в начале августа 1938 г., но до декабря его допрашивали без протоколов, т. к. он не признавался, что является участником контрреволюционной организации, существующей в Управлении НКВД МО. В начале зимы за него принялись как следует. Его поставили «на конвейер». Допросы продолжались почти без перерыва с 13 по 29 декабря 1938 г. Вскоре Тительмана самого арестовали и теперь требовали у Берга уже показаний на то, как именно Тительман его допрашивал, и Берг «признавался», что Тительман хотел «смягчить» его, Берга, «вражескую работу в органах» и склонял к признанию вины лишь в бытовых преступлениях. После ареста Тительмана дело Берга вел следователь Пущин, затем Сафронов и др. По свидетельству следователя Харитонова, Сафронов избивал Берга резиновой дубинкой, которую обычно носил в портфеле вместе с бумагами и завтракомlv.

И все же коллеги пытались вытащить Берга из неприятной истории. Один раз его «минут тридцать» допрашивал сотрудник Центра. «Седой, в штатском, с полевой сумкой», он не угрожал, не бил подсудимого. Сам Берг позднее говорил: «Он (человек в штатском) после допроса сказал, что я не политический преступник, а вор и предложил давать показания о хищениях, а не писать общих сведений на Якубовича, Радзивиловскогоlvi и др., их и так достаточно».

После этого допроса Бергу разрешены были передачи и свидание с женой. Дело могло повернуться так, что его сослали бы за воровство и «моральное разложение» куда-нибудь года на три – по линии 3-го отдела ГУЛАГа, например, хоть надзирателем в лагерь. Но его обвинили в подготовке вооруженного восстания и участии в контрреволюционном заговоре в рядах Московского управлении НКВД. Берг признал себя виновным, и хоть на суде он отрекся от своих показаний, данных вследствие длительных избиений, Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к высшей мере наказания с конфискацией имущества. 7 марта 1939 г. Берга расстреляли.

За месяц до расстрела Берга арестовали его непосредственного начальника – майора госбезопасности Семенова М. И., с которым Берг самым тесным образом был связан по работе на Бутовском полигоне.

Михаил Ильич Семенов, уроженец Москвы 1898 г., происходил из семьи мелкого торговца. Он имел низшее образование, был членом партии с 1918 г. Жил он, как и все чекисты, в самом центре Москвы в угловом доме № 2 на Страстном бульваре, был женат вторым браком на купеческой дочке; а в первый раз – страшно сказать – он женился на дворянке и «скрыл это от ВКП(б) и органов НКВД». К тому же, как выяснилось при аресте, он утаил еще, что «родные братья у обоих (так в оригинале) жен расстреляны как участники к/р организации»lvii .

Перед тем, как Семенов был назначен помощником начальника УНКВД МО по милиции и начальником УРКМ, он потрудился в Дмитлаге. За работу на строительстве канала Москва-Волга его наградили орденом «Красного Знамени». Спустя некоторое время он был награжден еще орденом «Красной Звезды». Будучи председателем особой (милицейской) тройки, Семенов полностью выполнял все предписания и директивы, спущенные сверху. Это ему была переслана комкором Фриновским секретная шифротелеграмма комиссара госбезопасности Заковского – о дополнительном лимите на расстрел четырех тысяч человек: «Работу тройки продлите до 15 марта с. г. По окончании операции сообщите итоговой запиской результаты»lviii . Сей документ датирован 1 февраля 1938 г.; (т. е. за полтора месяца предлагалось найти, арестовать, провести расследование и расстрелять четыре тысячи ни в чем неповинных соотечественников). Одновременно началось истребление инвалидов, за которое отвечал Семенов.

Запарка пошла страшная. Потом на следствии арестованный Семенов, пытаясь всю вину свалить на начальство, говорил примерно то же, что и Берг: «За один вечер мы пропускали до 500 дел и судили людей по несколько человек в минуту... Мы не только посмотреть в деле материалы, а даже не успевали прочитать повестки». «...Технически дела оформлялись небрежно, год рождения арестованного с документами не сходился, подданство тоже у некоторых было сомнительное, а главное,.. мне наглядно было, что людей большое количество стреляли ни за что и целыми семьями». Когда Семенов, боясь последствий, выговаривал начальнику 3-го отдела УГБ Сорокинуlix, что нельзя так небрежно вести дела, а то приходится писать в Центр и уточнять разночтения, Сорокин отвечал, что он это дело учтет, но в то же время недоумевал: «Зачем писать в Центр и уточнять, например, год рождения, это формальность, ведь решение тройки на обвиняемого есть, и его надо будет стрелять». «После очередного подобного разговора, – рассказывал Семенов на следствии, – Сорокин "вскипел” и заявил: "Тебе, Семенов, хорошо известно, что, как и почему это делается, и ты знаешь, что так нужно, и нечего психовать”».

Следующая встреча обвиняемых Семенова и Сорокина была уже в тюрьме на очной ставке, которую проводил упоминаемый выше Сафронов.

СЕМЕНОВ – СОРОКИНУ:

Сорокин! Дела-то на этот контингент были явная «липа». Мы арестовывали и расстреливали целые семьи как шпионов... и неужели нам кто поверит, что в этой семье все шпионы, ведь это ни в какие ворота не лезет, а ты еще хочешь оправдываться! Надо говорить правду, что все это делалось (кажется, вот-вот прозвучит оно, слово правды)... делалось в целях нашей заговорщической организации.

Вопрос СОРОКИНУ:

Отвечайте на заявление СЕМЕНОВА, так это было или снова будете утверждать, что в аресте и расстреле невиновных людей Вы виновным себя не считаете?

СОРОКИН:

Да, признаю, что за время операции по «националам» арестовывались невиновные люди, которых судили на тройке и расстреливали. Все это делалось (и снова тот же, очевидно, следовательский рефрен!)... в целях нашей к/р заговорщической организации.

Точно такие же диалоги на очных ставках происходили между Семеновым и Бергом. Подследственные содержались в Таганской тюрьме, в той тюрьме, откуда больше всего попадало народу на Бутовский полигон. Для проведения допросов и очных ставок арестованных чекистов возили и в другие московские тюрьмыlx.

Семенов работал на Бутовском полигоне с августа 1937-го по июль 1938 г. А затем начальник Управления почему-то предложил ему передать свои функции другому. «Руководство операцией по приведению приговоров в исполнение, – рассказывал Семенов на допросе, – я, по распоряжению ЦЕСАРСКОГО, сдал ОВЧИННИКОВУ. Сначала я постепенно вводил его в курс дела, а потом, когда он освоился, я все сдал ему и коменданту ШИГАЛЕВУ».

Одним из следователей, допрашивавших Семенова, был все тот же Сафронов. Он избивал его, вероятно, той же дубинкой, что и Берга. В обвинении, предъявленном Семенову, говорилось о том, что тот «имел задание от к/р организации обеспечить оружием к/р организацию в момент восстания». Местом, где хранилось оружие, в деле называется «полигон в 25 км от Москвы». Почти наверняка, имелся в виду Бутовский полигон, где Семенов работал до дня ареста.

Семенов не был реабилитирован. А вот дело Берга, по заявлению его родственников, дважды пересматривалось. В первый раз в 1956 г. он не был реабилитирован, но в 1962 г. его реабилитировали.

За последние годы мы узнали некоторые подробности, связанные с приведением приговоров в исполнение. Документально известно о необъяснимых избиениях осужденных, производимых перед самым расстрелом. Причиной избиений, по мнению сотрудников госбезопасности, могла быть, во-первых, «нейтрализация» большой массы людей перед ничтожной горсткой исполнителей, во-вторых, выполнение приказа высшего начальства, которое требовало молчания от приговоренного к смерти. Дело в том, что некоторые безумцы во время исполнения приговора позволяли себе крикнуть: «Да здравствует товарищ Сталин!»

«Когда я доложил ему (Якубовичу), что при расстрелах имеются случаи, что осужденные приветствуют Сталина, то он на это мне сказал, что я должен буду не допускать таких явлений в дальнейшем, – показывал на допросе Берг, – и у работников в опергруппе я должен поднимать настроение, стараться показать им, что людей, которых они стреляют – враги...». Приказано было добиться, чтобы «враги народа» в момент осуществления высшей революционной справедливости своими приветствиями «не марали имя вождя». Наконец, избиения перед самым расстрелом носили еще и какой-то личностный заказной характер. Берияlxi, например, поручал заплечных дел мастерам – Родосу и Эсаулову зверски избивать перед расстрелом некоторых известных политических деятелей.lxii.

Источник