В день памяти свщмч. Димитрий Гдовского

Владыка Димитрий был одним из старейших иерархов Русской Церкви. Он родился 15 сентября 1857г. в г. Ораниенбауме Санкт-Петербургской губернии в семье протоиерея Гавриила Марковича Любимова, известного благотворителя и храмоздателя, сподвижника о. Иоанна Кронштадтского. Более 30 лет о. Димитрий служил в большой приходской церкви Покрова Божией Матери в Петербурге. Она была расположена на Садовой улице недалеко от Сенного рынка, в кварталах города, где жили бедняки и отбросы общества. При этом храме велась широкая благотворительная работа, содержались сиротский приют, дома престарелых, школы и т.д.

После революции о. Димитрий овдовел и был пострижен в Московском Свято-Даниловом монастыре в иночество, пострижен с тем же именем, но с новым небесным покровителем. Вскоре он был возведен в сан архимандрита.

Когда началась кампания по изъятию церковных ценностей, архимандрит Димитрий, отстаивавший свободу Церкви, был арестован и сослан на 3 года. Срок изгнания он первоначально отбывал в г. Уральске, а последние два года в г. Теджене (Туркестан), где в это время отбывал ссылку и святитель Андрей Уфимский, известный своей твердой антиобновленческой настроенностью.

После казни митрополита Петроградского Вениамина последовал арест четырех его викарных епископов, город на целых 4 года осталась без епископского надзора. Наконец, 12 января 1926г., в епископа Гдовского, викария Петроградской епархии, был рукоположен архимандрит Димитрий.

И, вот, почти два года спустя во главе своих сподвижников он должен был отстаивать истинное Православие перед лицом как будто бы собрата, заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия. Один из присутствовавших при этой встрече оставил свидетельство о ней:

Когда митрополит Сергий кончил читать привезенные ему письма, 70-летний старец епископ Димитрий упал перед ним на колени и со слезами воскликнул:

- Святый Владыко! Выслушайте нас Христа ради!

Митрополит Сергий тотчас поднял его под руку с колен, усадил в кресло и сказал твердым и несколько раздраженным голосом:

- О чем слушать? Ведь уже все, что вами написано, написано и другими раньше, и на все это мною уже много раз отвечено ясно и определенно. Что вам не ясно?

- Владыко святый! — дрожащим голосом с обильно текущими слезами, начал говорить епископ Димитрий, — во время моей хиротонии вы сказали мне, чтобы я был верен Православной Церкви и, в случае необходимости, готов был и жизнь свою отдать за Христа. Вот и настало такое время исповедничества, и я хочу пострадать за Христа, а вы вашей декларацией вместо пути Голгофы предлагаете встать на путь сотрудничества с богоборческой властью, гонящей и хулящей Христа, предлагаете радоваться ее радостями и печалиться ее печалям... Властители наши стремятся уничтожить и Церковь и радуются разрушению храмов, радуются успехам своей антирелигиозной пропаганды. Эта радость их — источник нашей печали. Вы предлагаете благодарить советское правительство за внимание к нуждам православного населения. В чем же это внимание выразилось? В убийстве сотен епископов, тысяч священников и миллионов верующих. В осквернении святынь, издевательств над мощами, в разрушении огромного количества храмов и уничтожения всех монастырей... Уж лучше бы этого внимания не было!

- Правительство наше, — перебил вдруг епископа Димитрия митрополит Сергий, — преследовало духовенство только за политические преступления.

- Это — клевета! — горячо воскликнул епископ Димитрий.

- Мы хотим добиться примирения Православной Церкви с правительственной властью, — раздраженно продолжал митрополит Сергий, - а вы стремитесь подчеркнуть контрреволюционный характер Церкви... следовательно вы контрреволюционеры, а мы вполне лояльны к советской власти!

- Я лично, — ответил епископ Димитрий, — человек совершенно аполитичный и если бы понадобилось мне самому о себе донести в ГПУ, я не мог бы ничего придумать, в чем я виновен перед советской властью. Я только скорблю и печалюсь, видя гонение на религию и Церковь. Нам, пастырям, запрещено говорить об этом, и мы молчим. Но на вопрос, имеется ли в СССР гонение на религию и Церковь, я не мог бы ответить иначе, чем утвердительно. Когда Вам, Владыко, предлагали написать вашу декларацию, почему вы не ответили, подобно митрополиту Петру, что молчать вы можете, но говорить неправду не можете?

- В чем же неправда? — воскликнул митрополит Сергий.

- А в том, — ответил епископ Димитрий, — что гонения на религию, этот «опиум для народа», по марксистскому догмату, у нас не только имеются, но по жестокости, цинизму и кощунству превзошли все пределы!

- Так мы с этим боремся, — заметил митрополит Сергий, - но боремся легально, а не как контр-революционеры... А когда мы покажем нашу совершенно лояльную позицию по отношению к советской власти, тогда результаты будут еще более ощутительны. Нам, по-видимому, удастся в противовес «Безбожнику» издавать собственный религиозный журнальчик...

- Вы забыли, Владыко, — заметил протоиерей Добронравов, что «Церковь есть тело Христово», а не консистория с «журнальчиком» под цензурой атеистической власти!

- Так вы хотите раскола? — грозно спросил митрополит Сергий. — Не забывайте, что грех раскола не смывается мученической кровью! Со мной согласно большинство, — добавил авторитетно митрополит Сергий.

- Истина ведь не всегда там, где большинство, — заметил протоиерей Добронравов — иначе не говорил бы Спаситель о "малом стаде”. И не всегда глава Церкви оказывается на стороне Истины. Достаточно вспомнить время Максима Исповедника.

- Своей новой церковной политикой я спасаю Церковь, — веско возразил митрополит Сергий.

- Церковь не нуждается в спасении, — сказал протоиерей Добронравов, — врата ада не одолеют ее. Вы сами, Владыко, нуждаетесь в спасении через Церковь.

- Я в другом смысле это сказал, — несколько смущенно ответил митрополит Сергий.

- А почему Вы, Владыко, распорядились ввести в Литургию молитву за власть и одновременно запретили молиться за «в тюрьмах и в изгнании сущих»? — спросил профессор Андреевский.

- Неужели Вам надо напомнить известный текст о властях апостола Павла? — иронически спросил митрополит Сергий. — А что касается молитвы за «в изгнании сущих», то из этого прошения многие диаконы делают демонстрацию.

- А когда Вы, Владыко, отмените в Церкви Заповеди Блаженства? — снова возразил Андреевский, - ведь из них тоже можно сделать демонстрацию.

- Я не изменяю Литургии, — сухо сказал митрополит Сергий.

Много самых больных вопросов было поднято делегацией на этой встрече. Митрополит Сергий обещал, что подумает обо всем сказанном и даст через три дня краткий письменный ответ. Никакого ответа, однако, не последовало.

В споре с исповедниками митрополит Сергий ссылался на известное изречение апостола Павла: нет власти, аще не от Бога. На этой и ещё некоторых, вырванных из контекста, фразах была построена апология сергианства. В 30-х годах митрополит Литовский и Виленский Елевферий изложит её в двух своих книгах. Ответом на это лжеучение станет обстоятельная статья И.А. Ильина «О «богоустановленности» советской власти». Выдающийся русский философ докажет в ней всю ложность законнического, фарисейского толкования священных текстов, толкования, опирающееся на букву и отвергающее дух, толкования, следуя которого и самого антихриста можно принять, формально не отступая от догматов.

«…слова апостола Павла «нет власти не от Бога» означают не разнуздание власти, а связание и ограничение её, - указывал Ильин. - «Быть от Бога» значит быть призванным к служению Богу и нести это служение; это связывает и ограничивает саму власть. Это не значит, что власть свободна творить любые низости и мерзости, грехи и окаянства, и, что бы она не творила, - всё будет «исходить от Бога» и всё будет требовать от подданных, как бы гласом Божиим, совестного повиновения. Но это значит, что власть устанавливается Богом для делания добра и поборения зла; что она должна править именно так, а не иначе. И если она так правит, подданные обязаны повиноваться ей на совесть.

Таким образом, призванность власти Богом - становится для неё мерилом и обязанностью, как бы судом пред лицом Божиим. А совестное, свободное повиновение подданных оказывается закрепленным, но и ограниченным этим законом. Поскольку же «ограниченным»? Постольку, поскольку живущий в сердцах подданных закон христианской свободы зовет их к лояльности или же возбраняет им эту лояльность.

И вот, именно к этой свободе, насыщенной любовью, совестью и предметным созерцанием, мы должны обратиться за исходом, когда власть оказывается в руках сатаны, коему мы никак не можем и не хотим служить - ни за страх, ни за совесть. Служить мы можем и должны одному Богу, ибо мы «рабы Божии»; Ему мы призваны служить свободно, так говоря и так поступая, как имеющие быть судимыми не по букве Писания, а по закону свободы. И если оказывается, что по нашей свободной и предметной христианской совести (не по произволу и не по страсти!) - власть сия есть сатанинская, то мы призваны осудить её, отказать ей в повиновении и повести против неё борьбу словом и делом, отнюдь не употребляя нашу христианскую свободу для прикрытия зла, т.е. не искажая голоса своей христианской совести, не прикрашивая дел сатаны и не возводя их криводушно к самому Христу; с тем, чтобы теперь же принять на себя все последствия этой борьбы, а впоследствии ответить за каждый шаг наш со всем дерзновением и со всем смирением христианской свободы».

После безрезультатных переговоров епископ Димитрий (Любимов) и епископ Сергий (Дружинин) подписали акт отхода от митрополита Сергия, который был зачитан в кафедральном храме Воскресения Христова. Митрополит Сергий созвал внеочередную сессию «Синода» и вынес постановление о запрещении в священнослужении епископов Димитрия и Сергия. Прещения угрожали также всем священнослужителям, последовавшим за мятежными архиереями. В связи с этим, питерские викарии обратились за советом к митрополиту Иосифу.

Митрополит Иосиф вынес на доклад своих викариев следующую резолюцию: «Для осуждения и обезвреживания последних действий Митр. Сергия, противных духу и благу Святой Христовой Церкви, у нас по нынешним обстоятельствам не имеется других средств, кроме как решительный отход от него и игнорирование его распоряжений. Пусть эти распоряжения отныне приемлет одна всё терпящая бумага да всё вмещающий бесчувственный воздух, а не живые души верных чад Церкви Христовой.

Отмежевываясь от Митр. Сергия и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного Первосвятителя Митр. Петра и, когда-нибудь, да имеющего собраться Собора оставшихся верными православных святителей. Да не поставит нам в вину тогда этот желанный Собор, единый наш правомощный судия, нашего дерзновения. Пусть он судит нас не как презрителей свящ. канонов отеческих, а только лишь как боязливых за их нарушение. Если бы мы даже заблуждались, то заблуждались честно, ревнуя о чистоте Православия в нынешнее лукавое время. И если бы оказались виновными, то пусть окажемся и особенно заслуживающими снисхождения, а не отвержения. Итак, если бы нас оставили все пастыри, да не оставит нас Небесный Пастырь, по непреложному обещанию Своему пребывать в Церкви до скончания века».

Иосифлянское движение набирало обороты. К началу 1928г. от митрополита Сергия отделилось 26 епископов. К середине 1930-х гг. их насчитывалось уже более 50. Виднейшую роль в нём до самого своего ареста играл архиепископ Димитрий.

Между тем, митрополит Сергий своим постановлением от 25 января 1928г. пригрозил предать владыку Димитрия и его сподвижников соборному суду, который сам, впрочем, не в состоянии был организовать, и признал таинства, совершаемые иерархами-исповедниками, недействительными.

29 ноября 1929г. архиепископ Димитрий был арестован и заключён в одну из камер в доме предварительного заключения на Шпалерной. Вместе с ним арестовали несколько священников и мирян, один из которых вспоминал: «Я сам был участником этой группы и содержался в камере № 9. 10 апреля 1930г. четверых из нас перевели в другую камеру № 21, где было 20 коек и от 80 до 100 заключенных, тогда как в предыдущей камере было 14 коек на 35-45 человек. Здесь я встретил молодого священника Николая Прозорова, тут же был другой священник, отец Иоанн, а также отец Николай Загоровский, святой человек 75 лет, которого привезли из Харькова также в связи с декларацией митрополита Сергия. В это время архиепископ Димитрий также находился в той же тюрьме, в одиночной камере. Я один раз случайно увидел его, когда мы выносили очень тяжелый ящик с мусором. С нами был конвоир. Когда мы вышли в тюремный двор, владыка Димитрий возвращался со своей 10-ти минутной прогулки, тоже под конвоем. Был теплый июльский вечер. Я хорошо его видел. Он был высоким, крепким стариком, в рясе, с густой белой бородой, со слегка розовыми щеками и голубыми глазами. На нем в тюрьме не было панагии. Вот истинный исповедник нашей многострадальной Катакомбной Церкви!»

3 августа 1930г. Коллегией ОГПУ владыка Димитрий был приговорен по статье 58-10 и 11 УК РСФСР к высшей мере наказания, расстрелу, с заменой на 10 лет тюремного заключения. По объявлении приговора он был отправлен в Ярославский политизолятор. Там, в одиночной камере, он был обречен на медленное умирание. Старческая немощь святителя не вынесла тяжести заключения, и он скончался в Ярославской тюрьме 17 мая 1935г. в возрасте 78 лет.

Е. Фёдорова. Пути Русской Церкви в век богоборчества