Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4732]
Русская Мысль [477]
Духовность и Культура [850]
Архив [1656]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 7
Гостей: 6
Пользователей: 1
Elena17

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    Красные латышские стрелки. Ч.3.

    ЯРОСЛАВСКОЕ ВОССТАНИЕ

    В Москве восставшие эсеры смогли продержаться неполных два дня. Поднятое офицерской организацией восстание в Ярославле ночью на 6 июля, было поддержано всем населением города и сопровождалось исключительным героизмом и упорством восставших. Только на шестнадцатый день непрекращающихся боев на подступах к объятому пламенем городу оно было подавлено во много раз превосходящими силами большевистских войск.

    По создавшемуся после революции политическому положению, Ярославль, расположенный на Волжской водной магистрали с узлом железных дорог, был исключительно важным городом. Здесь был центр советского военного округа, интендантство, артиллерийские склады; Ярославская пристань была крупным перевалочным пунктом для грузов, отправляющихся с Нижнего Поволжья в Петроград. Все это определило намерение офицерской организации захватить город.

    В середине июня, из разных мест и разными путями, в Ярославль стали прибывать маленькими группами переодетые рабочими и крестьянами офицеры. Здесь уже находился полковник Гоппер, а в конце июня прибыл назначенный командующим Ярославским отрядом и руководителем восстания полковник Перхуров. 2 июля в Ярославль прибыл Борис Савинков и на совещании штаба был разработан план захвата города в ночь на 6 июля. Кроме прибывших офицеров, у Перхурова было много офицеров, находящихся на службе у красного командования в инженерных, артиллерийских и интендантских складах, так как большевикам их заменить было некем. В заговоре участвовала и вся команда авто-отряда с двумя броневиками под командой поручика Супонина. Советский гарнизон в Ярославле состоял из одного полка, который вряд ли оказал бы сопротивление восставшим, так как в нем было много командиров и бойцов, явно настроенных против большевиков. Надежными и стойкими красными частями были: отряд венгерских интернационалистов и особый коммунистический отряд в 200 штыков.

    До конца июня заговорщикам удалось сохранить конспирацию и только за неделю до восстания, прибывший в Ярославль политический комиссар латышских стрелков Семен Нахимсон, назначенный председателем Военного Штаба Северного фронта, пронюхал о подготовке восстания и затребовал от народного комиссара по военным делам срочной посылки в Ярославль верных частей. 2 июля со станции Бологое направился 8-ой Вольмарский латышский стрелковый полк. Однако полк прибыл в Ярославль с запозданием, уже после того, как город был в руках белогвардейцев, так как железная дорога в районе Рыбинска была повреждена организаторами восстания в Рыбинске во многих местах.

    Как позднее выяснилось, Нахимсон отдал приказ об аресте полковника Перхурова, полковника Гоппера, полковника Масло и многих офицеров, находящихся на советской службе, но аресты были отсрочены на день-другой, так как чекисты хотели одновременно захватить и Б. Савинкова, но не знали его местонахождения.

    В час ночи, как было запланировано, заговорщики собрались на Леонтьевском кладбище. Здесь Перхуров разделил людей на два отряда. Один отряд проник в расположение оружейных складов и захватил его, не встретив сопротивления. Другой отряд подошел незаметно к дому губернатора, где происходило совещание комиссаров. Офицеры ворвались в зал, где собрались комиссары, так внезапно, что те не успели выхватить своих маузеров и были арестованы. По улицам уже патрулировали броневики и автомобили с пулеметами из автороты поручика Супонина. После короткого боя был уничтожен коммунистический отряд и заняты все советские учреждения. В гостинице “Бристоль” был схвачен Семен Нахимсон и тут же на месте убит.

    К утру вокзал, железнодорожный мост и пристань на Волге были заняты белогвардейцами. На многих домах взвились трехцветные русские флаги. В городе воцарилось праздничное настроение. На улицах ярославцы обнимались и поздравляли друг друга с избавлением от большевистского ига. Как на Пасху зазвонили во всех церквах колокола. Полковник Перхуров провозгласил отмену всех советских законов. На стенах расклеены воззвания:

    “Российские граждане! Советская власть в Ярославской губернии свергнута во имя свободной России. Долой большевиков!”

    Силы восставших быстро увеличивались притоком добровольцев. Громадные толпы осаждали штаб Перхурова с целью записаться в формирующиеся отряды. В первый день записалось несколько тысяч, в том числе около 700 фабричных рабочих и 300 железнодорожников. Матросы Волжской флотилии арестовали своих комиссаров и послали Перхурову делегацию, которая заявила, что они примыкают к восстанию и берут на себя охрану моста через Волгу. На второй день из окрестных волостей прибыла крестьянская делегация, прося выдать оружие для борьбы с большевиками. В село Яковлевское были направлены офицеры, где их дожидались около 800 крестьян, готовых вступить в бой. Часть из них была направлена в Ярославль, другие отправились очищать от большевиков свои деревни.

    Еще ранним утром в первый день восстания, большевикам удалось связаться по телефону с Москвой и сообщить о захвате Ярославля Перхуровым. Посланные из Москвы войска заняли позиции вокруг Ярославля. 8 июля подошел бронепоезд с морскими дальнобойными орудиями и открыл ураганный огонь по городу. На следующий день красные войска повели наступление. 2-ой Московский и 3-ий Венгерский Интернациональный полки двинулись со станции Всполье на штурм городского вала. Их густые цепи, поддержанные артиллерийским огнем, продвигались по Угличской улице к Сенному рынку. Их встретили огненным шквалом из десятков пулеметов, установленных на чердаках и колокольнях, и наступление красных захлебнулось в крови. В то же время командир 8-го Вольмарского латышского стрелкового полка, прапорщик Лаубе повел своих стрелков через огороды и сады на штурм северного предместья города. Здесь на них бросился в контратаку офицерский отряд. После ожесточенной штыковой схватки, оставив на поле боя несколько десятков заколотых стрелков, латыши отступили. Смертельно был ранен полковой комиссар Петерсонс.

    Через два дня, подтянув резервы — 1-ый Варшавский Революционный полк и отряды китайских наемников, — советские войска пытались было переправиться через реку Которосль, чтобы ворваться в город с фланга. Поставленная у Демидовского лицея артиллерийская батарея и установленные на верхних этажах семинарии пулеметы открыли ураганный огонь и советские бойцы, устлав берег Котороспи сотнями трупов и раненных, в панике бежали.

    8 июля было поднято восстание и в соседнем Рыбинске. В городе была довольно сильная офицерская организация, готовая выступить в любое время. К несчастью, организатор восстания капитан Смирнов за день до восстания был предан. Он отправился с 16 другими заговорщиками в расположенное вблизи Рыбинска большое село Ивановское, чтобы заручиться поддержкой крестьян. Здесь он был предан провокатором и схвачен чекистами. Он был расстрелян на месте с другими заговорщиками. Один крестьянин верхом на коне прискакал в Рыбинск и сообщил о гибели Смирнова. Отряд повстанцев немедленно бросился на приступ казармы, где находился батальон латышских стрелков 2-го Рижского латышского стрелкового полка. Латыши яростно отстреливались. Всю ночь шел бой, но утром на помощь стрелкам подоспел советский кавалерийский полк, который ударил в тыл повстанцам и решил исход сражения. Повстанцам все же удалось избежать полного уничтожения и уйти за Волгу, чтобы, добравшись до Ярославля, опять вступить в бой.

    13 июля к Ярославлю подошел второй бронепоезд, вместе с которым прибыла пулеметная команда 1-го Усть-Двинского латышского стрелкового полка. Вместе с отрядом коммунистов из города Данилова, латышским пулеметчикам удалось овладеть западным концом железнодорожного моста. 15 июля пришел еще один бронепоезд. Теперь все три бронепоезда и советская Путиловская батарея открыли по городу непрекращающийся артиллерийский огонь, не считаясь с тем, куда падают снаряды. Запылали Городская, Терапевтическая и Детская больницы. В пламени погибли десятки не успевших выскочить больных.

    18 июля из Петрограда прибыл 6-ой Тукумский латышский стрелковый полк, и сразу из эшелонов бросился в атаку на предместье Тверицы. По несколько раз в день бросались стрелки на штурм зданий, пытаясь выбить укрепившихся в них белогвардейцев, но каждый раз вынуждены были отступить.

    Поднимая восстание, полковник Перхуров надеялся на помощь находящихся на севере белых отрядов. Еще в середине июля удалось наладить связь с Мурманском, где образовалось Верховное Управление Северной Областью, которое сообщило, что в самом ближайшем будущем в Архангельск войдет английская эскадра и высадит войска для совместной борьбы с русскими белыми отрядами против большевиков. Однако, расчет на английскую помощь был необоснован: во-первых, английские корабли вошли в Архангельский порт только 2 августа, то есть когда восстание было уже подавлено; во-вторых, английский десант был слишком малочисленным, чтобы вести военные действия в широком масштабе. Главной целью британского правительства была не столько борьба с большевиками, сколько захват английских военных грузов, посланных в Архангельск еще до революции.

    Отсутствие помощи извне не смутило восставших и они продолжали ожесточенно сопротивляться. Бои не прекращались ни на один день, затихая только к ночи, чтобы с рассветом возобновиться с новой силой. Особенно кровопролитные бои развернулись в районе железнодорожного моста, в западном конце которого укрепилась латышская пулеметная команда. Председатель Ярославского ревкома К. Бабичев сообщил в Москву, что в сражении за обладание мостом пало столько красных бойцов, что их трупы грузили полными вагонами.

    После недолгого затишья у предместья Тверицы, стрелки 6-го Тукумского полка, вместе с батальоном китайских наемников, снова бросились в ожесточенное наступление. Четыре дня шли атаки и контратаки, и только на пятый день, после жаркого боя, во время которого пали почти все защитники, Тверицы были заняты латышскими стрелками. С потерей этого аванпоста, положение восставших сильно ухудшилось.

    После короткого совещания в штабе восставших, Перхуров решил отправиться с несколькими офицерами на пароходе вверх по Волге, чтобы попытаться поднять крестьян и ударить в тыл красным войскам. Пароход отчалил ночью и ушел не замеченный большевицкими постами. Однако, хотя крестьяне в большинстве были настроены против власти, браться за оружие они не хотели.

    На исходе второй недели восстания 8-ой Вольмарский латышский стрелковый и 3-ий Интернациональный венгерский полк прорвали оборону и бои перекинулись на окраинные улицы города. В этих ожесточенных уличных боях обе стороны несли громадные потери. Но в то время, как у белых были исчерпаны все резервы, в красные войска все время поступали пополнения. Как стойко бы ни держались защитники Ярославля, но не только превосходящая численность красных войск, а и усталость от страшного напряжения давала себя чувствовать. Видя невозможность продолжать дальнейшее сопротивление, генерал Карпов, которому Перхуров передал командование, поверил провокационному предложению лейтенанта Балка прекратить борьбу и сдаться в плен... ему как представителю германской армии. Лейтенант Балк был действительно представителем Германской Военной Комиссии и прибыл в Ярославль еще до восстания, чтобы принять под свое командование около 1000 германских военнопленных, находившихся в Ярославле. Согласно Брест-Литовскому мирному договору, германские военнопленные освобождались из плена и переходили на положение дружеских военных частей, временно находящихся на территории России до эвакуации в Германию. Они получали статус неприкосновенности и подчинялись только Германской Военной Комиссии, которая в свою очередь подчинялась германскому посольству.

    Предложение лейтенанта заключалось в том, что восставшие, объявившие себя частью Русской армии, не признающей Брест-Литовского мира, и продолжающие считать себя союзниками Англии и Франции (как это декларировал полковник Перхуров) и, следовательно, находящиеся в состоянии войны с Германией, сдались бы в плен Германской Военной Комиссии и, таким образом, обрели бы статус пленных, находящихся под стражей германских солдат. Балк гарантировал восставшим неприкосновенность и заверял, что у него имеются права и полномочия не выдать их советским властям.

    Был ли Балк провокатором или невинным простачком — осталось невыясненным, но, как и следовало ожидать, эта замысловатая комбинация закончилась трагически. Узнав, что повстанцы перешли на положение “военнопленных”, советское командование повело генеральное наступление по всему фронту. Однако часть офицеров, не поверившая Балку, в последний день оказала красным самое ожесточенное сопротивление, не позволив им в тот же день ворваться в центр города. Член Военно-революционного Комитета Янис Берзиньш в оперативной сводке, переданной в Москву, характеризовал итог последнего боя так:

    “Наступление 20 июля, подготовленное огнем тяжелой артиллерии, вследствие усталости наших частей не привело к занятию города, но отдало в наши руки главные подступы к нему”.

    В ночь на 21 июля небольшой части повстанцев удалось прорваться через Романовскую заставу и разойтись по деревням, где их скрывали крестьяне, чтобы позднее, переодевшись в крестьянскую одежду, пробраться на Урал и присоединиться к армии адмирала Колчака.

    21 июля советские войска, не встречая сопротивления, заняли весь город. Дымящиеся и заваленные грудами кирпича и битого стекла улицы были покрыты трупами и стонущими ранеными, которых красные янычары тут же приканчивали штыками. Латышские стрелки, венгерские интернационалисты и русские коммунары врывались в уцелевшие от пожаров дома, выискивая своих врагов, гонялись по дворам и садам за скрывающимися, хватали их и уводили на берег Волги, где их расстреливали и бросали в воду. Сдавшиеся в плен лейтенанту Балку, были выданы большевикам по их требованию в первый же день. Об их судьбе откровенно и цинично позднее сообщила “Красная книга ВЧК” (1-ый выпуск):

    “Председатель Германской комиссии лейтенант Банк приказом за № 4 от 21-го июля 1918 г. объявил гражданскому населению г. Ярославля, что Ярославский отряд Северной добровольческой армии сдался вышеозначенной Германской комиссии. Сдавшиеся были выданы большевистской власти и в первую очередь 428 из них были расстреляны”.

    Знаменательно, что исход сражений за Ярославль, как в Москве и Казани, был решен чужой силой. Об этой силе красноречиво сказано в брошюре “Солдаты революции”[23].

    “Латышские красные стрелки были решающей военной силой в подавлении левоэсеровского мятежа в Москве и белогвардейского мятежа в Ярославле. Они участвовали в разоблачении и ликвидации заговора Локкарта. За мужество и отвагу, проявленные в боях за Казань, 5-ый Латышский стрелковый полк был первым в Красной Армии награжден почетным знаменем В Ц И К”.

    Однако нужно отметить и то, что в Ярославском восстании приняла участие и группа латышских контрреволюционных офицеров (около 30), и, как упомянуто выше, главным помощником полковника Перхурова был латыш, кавалер ордена Св. Георгия полковник Гоппер. Волей судеб, большинство латышских офицеров во главе с капитаном Скраббе пали смертью храбрых от пуль или штыков своих же соотечественников — латышских стрелков.

    Один из руководителей подавления восстания, Янис Берзиньш был оценен самим обер-чекистом Дзержинским, сделавшим его своим главным помощником. В 1924 г. Я. Берзиньш возглавил советскую военную разведку; а во время Испанской гражданской войны организовал отделы НКВД в Мадриде и Барселоне.

    БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В АРХАНГЕЛЬСКЕ

    К концу 1917 г. в Архангельском порту скопилось громадное количество военных грузов, присланных из Англии для нужд Российской армии, но из-за начавшейся в России смуты, оставшихся лежать в складах неиспользованными. После заключения Лениным 3 марта 1918 г. мира с кайзеровской Германией британское правительство, обеспокоенное, что эти военные материалы и оружие могут быть переданы советским правительством немцам, послало в Архангельск бельгийско-сербский отряд, который должен был взять военные грузы под свою охрану, пока в России опять к власти не придет законное правительство — в продолжительность большевистской власти никто не верил. Во всяком случае, британское правительство считало посланные им военные грузы своей собственностью.

    Архангельский Исполнительный Комитет немедленно сообщил в Москву, что англичане взяли грузы под свою охрану и собираются их увезти, и ожидается приход их кораблей, которые уже находятся в Мурманске. Советские правители решили никаких грузов англичанам не отдавать. Для этой цели в Архангельск была послана специальная комиссия под начальством Сулимова с военным отрядом. Этот особый отряд был сбит в Петрограде из бежавших во время германского февральского наступления на Прибалтику латышских коммунистов и милиционеров, которые в Петрограде подыскивали себе легкое занятие. Военные инструкторы были выделены из 6-го Тукумского лат. стрл. полка, а командиром отряда был назначен комиссар Свилпе. Отряду было придано два броневика и 8 пулеметов. 29 мая Архангельский латышский особый отряд прибыл в Архангельск.

    Хотя в Архангельске и была установлена советская власть, но архангельские совдепщики вели себя сдержанно, конфисковали только большие мастерские и торговли и были больше заняты своими личными делами и спекуляцией. Была и чрезвычайка, но и она не являла такого ужаса, как в Москве или Петрограде, аресты производила редко и довольствовалась взятками — за хороший куш арестованного можно было выкупить.

    В это время в Архангельске находилось довольно много латышских матросов торгового флота и эвакуированных из Либавы и Виндавы портовых рабочих, которые уже успели организовать здесь свою латышскую коммунистическую ячейку. Все они сразу примкнули к отряду Свилпе и таким образом увеличили его состав больше чем в два раза.

    Почувствовав силу, латышские особисты начали демонстративно прогуливаться по улицам с заткнутыми за пояс ручными гранатами и повешенными у бедра громадными маузерами в деревянных футлярах, чем сразу нагнали страху на население. По улицам взад и вперед грохотали броневики со зловеще выглядывающими из прорезов пулеметными дулами. Первым делом свилповцы без особого затруднения разоружили бельгийско-сербский отряд. Затем последовали аресты морских и других офицеров, бывших полицейских, купцов и прочих классовых врагов. Некоторые были запросто “пущены в расход”, то есть расстреляны; другие — посажены в концентрационный лагерь, который Свилпе оборудовал на окраине города.

    Против разгула большевистского террора архангелогородцы решили действовать. Образовались подпольные группы. Прежде всего нужно было рассчитаться с ненавистным Свилпе. Скрывающиеся морские офицеры сконструировали адскую машину, которая была ночью подложена под сиденье автомобиля Свилпе, на котором он каждое утро отправлялся в Исполнительный Комитет. Как только Свилпе влез в машину — его разорвало на куски. Его место командира латышского отряда занял коммунист Дравниекс.

    2 августа показалась английская эскадра. Из береговых укреплений матросы открыли по кораблям артиллерийский огонь. В ответ англичане несколькими залпами из тяжелых орудий смели береговые батареи с лица земли и высадили десант морской пехоты — 1400 солдат. В городе началось восстание. К вокзалу устремились представители советской власти. Англичане освободили из тюрьмы и концентрационного лагеря заключенных, которые, получив оружие, присоединились к восставшим.

    У главного вокзала произошел бой между латышским отрядом, матросами и англичанами. Бой длился несколько часов, и к вечеру, перебив половину латышей и матросов, англичане с русскими повстанцами погнали красных вдоль железной дороги в направлении Вологды. Остатки разбитых латышского и матросского отрядов бежали до станции Ялецк.

    Советское командование, узнав о наступлении англичан, послало в спешном порядке сильный матросский отряд под командованием Ейдука, дав ему приказ дальше Ялецка англичан с белогвардейцами не пускать. Однако белые уже успели сформировать отряд в тысячу добровольцев и, высадившись в 6 верстах от Ялецка, пошли в атаку. После горячего боя Архангельский латышский отряд перестал существовать. Только отдельным особистам и матросам удалось бежать в район Котласа, чтобы поведать там о своем разгроме.

    Узнав о падении Архангельска, небезызвестный чекист М. Кедров немедленно отправился на станцию Тундра, в 50 км от Архангельска, чтобы организовать оборону и не допустить продвижения англичан и белых добровольцев в южном направлении. Вместе с Кедровым прибыл матросский отряд и Вологодский особый латышский стрл. отряд, насчитывающий 237 стрелков с 10 пулеметами. Этот отряд еще в марте разгромил в Вологде отряд анархистов, который оказал им ожесточенное сопротивление. В кровавой стычке было убито около 40 стрелков и еще больше ранено.

    3 августа отряд Кедрова высадился на станции Тундра и сразу пошел в наступление в направлении Архангельска. Отряд был скоро обнаружен английскими аэропланами, с которых его обстреляли пулеметным огнем. Подоспевшие русские добровольцы и батальон англичан после короткого боя обратили матросов и латышей в бегство. Белые их гнали до станций Обозерской, где красные получили пополнение. В начале сентября белые выбили красных и из Обозерской. Во время боя был убит командир латышского отряда, коммунист Я. Тимме.

    После взятия станции Обозерской по всему фронту наступило затишье, так как англичане отказались продолжать наступление, а одним малочисленным белым отрядам вести наступательные операции было не под силу. Боевые действия ограничивались небольшими стычками.

    К началу сентября на Северном фронте находилось несколько латышских стрл. отрядов, в которых общей сложностью числилось около 2000 латышских стрелков при 55 пулеметах и 1 орудии. На северо-восточном фронте оборону держали около 4000 красных бойцов, из которых 1000 были латышскими стрелками.

    БОРЬБА ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВ ПРОТИВ ИЖЕВСКИХ И БОТКИНСКИХ РАБОЧИХ

    Как мы видим, в первой половине 1918 г. по всей России вспыхивали восстание за восстанием. Восставали политические группировки — офицерские тайные организации, эсеры, анархисты, не имеющие никакой политической идеологии, крестьяне. В Псковской губернии, на Псковском озере, восстали талапские рыбаки (позднее они образовали Талапский полк и влились в Белую армию ген. Юденича). Но в середине августа на Урале, в заводских городках Воткинске и Ижевске, против “рабоче-крестьянской” власти восстали не кто иной, как сами рабочие — рабочие государственных оружейных заводов.

    Как и крестьяне, не имея никакой политической программы, воткинские и ижевские рабочие руководились одною целью: избавиться от ненавистной советской власти. Когда же советские власти на созванном митинге на Ижевском заводе заявили, что часть рабочих должна отправиться на фронт “против контрреволюционных войск полк. Каппеля”, наступающих вместе с чехами в районе Казани, то большевицким агитаторам прямо заявили, что ни один рабочий защищать коммунистов не пойдет. В тот же вечер советские власти арестовали, как зачинщика бунта, председателя “Союза фронтовиков” унтер-офицера Солдатова. На следующий день, утром 7 августа, вооружившись захваченными на заводе винтовками, ижевцы подняли восстание и вступили в бой с красноармейским батальоном и отрядом австрийских интернационалистов. К вечеру австрийские интернационалисты были уничтожены, а остатки красноармейского батальона бежали из города. Организатор восстания унтер-офицер Осколков обратился к находящемуся в это время в Ижевске полк. Л. И. Федичкину, перенять Ижевский рабочий полк под свое командование.

    15 августа полк. Федичкин, разбив в коротком бою красноармейский гарнизон, захватил пристань Гальяны и взял под свой контроль течение Камы, по которой курсировала советская флотилия. Командующий 2-ой советской армией Рейнгольде Берзиньш направил в район Гальян группу советских войск, которую возглавил Уфимский латышский батальон, насчитывающий 500 стрелков и 30 кавалеристов при 26 пулеметах.

    Стремительной атакой латыши выбили 18 августа ижевцев из Гальян и вместе с другими красными частями пошли в наступление на Ижевск. Но не успел командир Латышского батальона Я. Рейнфельдс бросить своих стрелков на штурм Ижевска, как в тылу его группы войск появился новый враг. Рабочие в ближайшем городке Сарапуле, арестовав весь Сарапульский Совет и местных чекистов, сформировали антисоветский отряд. В то же самое время восстали и рабочие в соседнем городке Воткинске, которые под командованием капитана Юрьева ударили во фланг Уфимскому латышскому батальону и вынудили его с другими карсноармейскими частями отступить на запад.

    Захват североуральского района создал угрозу северному участку Восточного фронта, где оперировали 2-я и 3-я советские армии. Находящийся здесь командарм Блюхер запросил немедленной помощи. 24 сентября на ликвидацию мятежа ижевских и БОТКИНСКИХ рабочих из Петрограда был послан 7-ой Бауский лат. стрл. полк, Латышский артиллерийский дивизион и кавалерийский отряд. 29 сентября латышские стрелки высадились в 100 км севернее Воткинска, на станции Чепца, откуда, соединившись с частями Особой Вятской дивизии, двинулись в наступление на Воткинск.

    При известии, что прибыли латышские стрелки, крестьяне покидали деревни и бежали в лес, ибо слух о их расправах над ярославскими повстанцами, о их непреклонной верности Ленину и т. д. дошел и до этих глухих мест. Об этом паническом страхе перед красными латышами рассказывает уже знакомый читателю латышский публицист Я. Пориетис[24]:

    “Узнав, что в наступление идут латышские стрелки, население страшно перепугалось и бежало. Про латышей шли легендарные рассказы: они, как изверги, сжигают до основания деревни и убивают всех жителей /.../. Поэтому все мужчины и женщины, услышав о приближении латышских стрелков, бежали в лес. В деревнях оставались только старики. Это повторялось в каждой деревне”.

    Апологет латышских стрелков Я. Пориетис хотя и отмечает, что» мол, страх был напрасным — стрелки вели себя корректно, но нет дыма без огня. Конечно, стрелки не убивали всех жителей и не сжигали все деревни, но уже довольно того, что они расстреливали родственников присоединившихся к мятежным рабочим крестьян. Иначе крестьяне не скрывались бы в лесах. Имена же командира 7-го Бауского лат. стрл. полка Мангулса[24a] и латышского комдива В. Азина, учинивших кровавую расправу в Воткинске и Ижевске, после захвата их красными произносились здесь не иначе как с проклятьем.

    7 октября, в 35 км от Воткинска, 7-ой Бауский лат. стрелковый полк и Особая Вятская дивизия повстречались с БОТКИНСКИМИ отрядами, которыми командовал капитан Юрьев. Бои были ожесточенными и длительными, вначале — с переменными успехами. Но со временем, хорошо обученные и имея за собой боевой опыт в 1-ой мировой войне, латышские стрелки, применяя обходы с флангов и атакуя концентрированными силами, начали одерживать победы. Подавляющее число БОТКИНСКИХ рабочих никогда в армии не служило, ибо, как занятые на оружейных заводах, от воинской повинности они были освобождены; не было у них и офицеров — ротами и взводами командовали фельдфебели и унтер-офицеры. Но в храбрости и стойкости они стрелкам не уступали. Сражение продолжалось, только иногда затихая на день-два, свыше месяца.

    В то же время на Ижевск наступала 2-ая Советская сводная дивизия под командованием старого латышского коммуниста Валдемара Азина. Во входящем в эту дивизию 247-м полку было две латышские роты. Командовал полком Я. Рейнфельдс, бывший командир разгромленного ижевцами Уфимского латышского батальона. Комиссаром полка был Рейнбергс; отрядом конных разведчиков командовал Т. Калнынь; 3-им батальоном — его брат Ж. Калнынь; пулеметной командой — Осис; хозяйственной частью — коммунист с 1905 г. Кондрате. Так что хотя в 247-м полку было всего две латышские роты[24-b], командные посты главным образом занимали красные латыши. Во 2-ой Советской сводной дивизии были и части венгерских интернационалистов.

    7 ноября комдив В. Азии бросил свою дивизию на штурм Ижевска. В городе ударили в набат. На защиту родного города поднялось все население. Ижевские рабочие бросились в контратаку, но в первом же бою потеряли свыше 800 убитыми. Сражение длилось три дня, но ижевцы не могли отразить обильно снабженные пулеметами и артиллерией красные полки. 9 ноября сам Азии на бронепоезде бросился на прорыв обороны, кося из пулеметов защитников города. 10 ноября, под покровом ночи, рабочие отряды вместе с частью населения оставили город.
    Утром комдив В. Азин приступил к кровавой расправе над оставшимся в Ижевске населением. Родственники непокорных рабочих, в том числе старики и женщины, по приказу В. Азина были расстреляны в первый же день. Повторилась кровавая ярославская баня. За взятие Ижевска В. Азия был награжден орденом Красного знамени[24c].

    Под Боткинском 7-му Баускому лат. стрл. полку и Особой Вятской дивизии пришлось сражаться, чтобы одолеть сопротивление отрядов капитана Юрьева, свыше месяца. Нужно отметить, что к рабочим отрядам капитана Юрьева присоединилось несколько сот крестьян. Но и красные войска все время получали пополнения. Узнав о падении Ижевска, 10 ноября капитан Юрьев, чтобы не попасть в окружение, вывел свои отряды из Воткинска и отступил за реку Каму. 11 ноября, не встречая сопротивления, 2-ой и 3-ий батальоны 7-го Бауского латышского полка заняли город.

    Отступившие воткинцы и ижевцы в районе Уфы включились в Белую армию адмирала Колчака. Получив пополнение, воткинцы образовали Боткинскую дивизию, а ижевцы — Ижевскую бригаду. В армии Колчака они были одни из самых боеспособных частей и, провоевав всю гражданскую войну, закончили ее на Дальнем Востоке в героических боях под Хабаровском зимой 1922 г.

    ВЫСТУПЛЕНИЕ ЧЕХОСЛОВАКОВ И НАРОДНОЙ АРМИИ

    В ходе 1-ой мировой войны в Киеве организовался Чехословацкий Национальный Комитет, который приступил к формированию Чехословацкого Корпуса из военнопленных Австрийской армии чехословацкой национальности для включения его в борьбу против Австро-Венгерской империи за независимость Чехословакии. Однако из-за Февральской революции и последующей деморализации Российской армии Чехословацкий Корпус не был отправлен на фронт; а после захвата Лениным власти и заключения им с Германией и Австро-Венгрией Б реет-Литовского мира чехословацкие войска утратили всякое значение. Согласно этому мирному договору, Ленин отдал под немецкую оккупацию громадную территорию, в том числе и Украину, где были расположены чехословацкие части. Поэтому, чтобы не попасть в руки немцев, чехословацкое командование поспешно эвакуировало свои войска в Среднее Поволжье и на Урал, откуда, по соглашению с Антантой, Чехословацкий Корпус, насчитывающий 51 309 легионеров, должен был быть переброшен через Владивосток во Францию, чтобы сражаться на Западном фронте. К маю 1918 г. свыше 60 эшелонов, переполненных чехословацкими легионерами, растянулись по Великой Сибирской магистрали от берегов Волги до Владивостока.

    Узнав о намерении чехословаков, германское правительство потребовало от советского правительства разоружить их и задержать продвижение их эшелонов, чтобы не допустить их во Францию. Требование дружеской Германии было уважено, и к концу мая Ленин отдал приказ к разоружению чехословаков и задержке их эшелонов. В ответ на предъявленный ультиматум 25 мая чехословаки, разогнав местные Советы, захватили сибирские города Новосибирск и Мариинск. 26 мая, после кровавой стычки с красноармейским гарнизоном, был занят Челябинск и другие небольшие города. Чехословацкими легионерами командовали полковник Войцеховский и штабс-капитан Гайда.

    В Пензе советские власти решили действовать решительнее. Здесь гарнизон насчитывал свыше 2000 красноармейцев и два латышских отряда: Особый латышский отряд, выделенный из 6-го Латышского стрл. полка и состоящий на 90% из коммунистов, и 1-ый Московский латышский боевой отряд, только что прибывший в Пензу после подавления им восстания в Саратове. Комиссаром Пензенского гарнизона был старый латышский революционер К. Британс.

    28 мая на станцию, где стоял чешский эшелон, подошел красноармейский отряд, командир которого потребовал у начальника эшелона сдать оружие. В ответ легионеры открыли огонь, уложив на месте несколько десятков красных бойцов. Преследуемые легионерами, красноармейцы устремились назад, в город. Появление легионеров на улицах Пензы послужило сигналом к восстанию населения, которому чехословаки раздали отобранные у сдавшихся красноармейцев винтовки. Завязались уличные б и. Сильное сопротивление оказали латышские стрелки. Сражение по всему городу продолжалось, не затихая ни на минуту, почти двое суток. 31 мая, потеряв больше половины убитыми, латышские отряды отступили за город.

    В расположенной вблизи Пензы станции Ртищево латышские стрелки действовали успешнее. 30 мая 1-ый батальон 2-го Рижского лат. стрл. полка внезапно напал на находившийся здесь чешский отряд, разоружил его и взял в плен.

    Из Пензы чехословацкие легионы, соединившись с русскими антисоветскими отрядами, повели наступление на Сызрань и Самару. 31 мая, как только чешский авангард подошел к Сызрани, в городе вспыхнуло восстание. О том, как началось восстание, написал генерал Гоппер[25]:

    “Освобождение Сызрани от красных, по рассказам и тем отчетам, которые печатались в газетах, произошло стихийно, только при самой незначительной поддержке чехов. Офицерство и гражданская интеллигенция, воодушевленные успехами чехов, сплотились и восстали без всякой предводительной подготовки, неожиданно даже для них самих”.

    Сопротивление советского гарнизона, в котором было две роты 1-го Латышского батальона, было сломлено в течение нескольких часов. По всем городам и селам Среднего Поволжья и Урала начались антисоветские восстания. Вскоре весь громадный район охватил пожар гражданской войны. В помощь советским войскам был послан 4-ый Лифляндский лат. стрл. полк, с батареей Латышского артиллерийского дивизиона. 5 июня латышские стрелки с Минским советским полком вступили в бой с наступающим на Самару авангардом чехословацких легионеров и русских добровольцев, пытаясь задержать их у станции Безенчук. К утру 6 июня 4-ый латышский полк был наголову разбит и отступил, оставив на поле боя своих раненых. Еще двумя днями раньше, 4 июня, чешский батальон с русскими добровольцами на подступах к Самаре, у станции Липяги, разгромил группу советских войск, причем полностью был уничтожен Латышский коммунистический отряд. Он был прижат к реке Самаре и уничтожен пулеметным огнем. Пытавшиеся было переплыть реку латыши утонули. Только одиночкам удалось спастись на другом берегу.

    7 июня русские и чехословацкие соединения подошли к предместью Самары. В городе находился Самарский латышский батальон, насчитывающий свыше 1000 бойцов при 16 пулеметах и двух орудиях, и две роты Уфимского латышского батальона. Другие красные части не были склонны драться и никакой силы не представляли.

    Ночью на 8 июня, в темноте, чехословаки незаметно переправились на правый берег реки Самары и захватили мост. Охранявшие его стрелки из Уфимского латышского батальона были перебиты в короткой схватке. К утру главные антисоветские части перешли мост и повели наступление на центр города. Завязались ожесточен» ные уличные бои. Как и следовало ожидать, сопротивление оказали только латышские стрелки. Особенно упорно защищалась латышская рота в здании штаба самарского гарнизона, но и она была уничтожена в штыковом бою. К вечеру Самара была освобождена. Остатки разбитого Самарского латышского батальона бежали в направлении Симбирска.

    После взятия Самары было приступлено к организации Народной армии из разрозненных антисоветских отрядов, не имеющих ни общего командования, ни главного штаба. Формировались отдельные батальоны и полки. Восстания с Поволжья перекинулись на Урал и в Сибирь. К концу июня были освобождены от большевиков Красноярск, Омск, Барнаул, Златоуст и другие города.

    Советским главнокомандующим Восточного фронта был левый эсер Муравьев, штаб которого находился в Казани. В первых числах июня Троцкий послал ему приказ остановить наступающие части Народной армии и Чехословацкого Корпуса. Но уже успевший убедиться, что с большевиками ему не по пути, Муравьев решил повернуть оружие. 10 июля он прибыл на пароходе с Уфимским полком в Симбирск, арестовал здесь командующего 1-ой армией Тухачевского, захватил почту и телеграфную станцию и объявил советскую власть вне закона. Подчиненным ему войскам разослал приказы, что гражданская война прекращается и все части должны быть готовыми к отправке на фронт против немцев, которым он вместе с чехословацким командованием объявил войну, чтобы изгнать их из России. Красноармейцы по-срывали с фуражек красные звезды и заявили о своей солидарности. Комиссары, боясь расправы, поспешили скрыться в исполкоме. Но в Симбирске находились и латышские части: батальон 4-го Лифляндского лат. стрл. полка, Латышская артиллерийская батарея, эскадрон Латышского конного полка и 1-ый Латышский революционный полк, только что сформированный комендантом Симбирска Янисом Звирбулисом из остатков разбитых в Сызрани, Самаре и других местах латышских частей. Кадром этого полка послужил Симбирский латышский отряд. Наивно рассчитывая привлечь и латышских стрелков на свою сторону, Муравьев послал своего адъютанта Чудошвили в их расположение для переговоров. В тот же вечер председатель Чрезвычайной комиссии Левин, комиссар Фрейман и председатель Симбирского совпеда латышский коммунист с 1913 г. И. Ва-рейкис заманили Муравьева в исполком, где его ждал отряд латышских стрелков, которые с ним здесь и покончили. Об этом убийстве рассказал сам И. Варейкис в своей статье “Убийство Муравьева”[26] (передаются только важнейшие выдержки):

    “На мою долю в ту ночь выпала задача руководить арестом Муравьева и агитацией в частях, увлеченных им. Поэтому я постараюсь осветить всю эту историю авантюры Муравьева в истинном виде /.../.

    В это время нам, в Совете, никому не было известно, с какими целями приехал Муравьев. Мы направились к подъезду кадетского корпуса, где помещался Совет. В это время прибегает молодой коммунист. Он рассказал, что почту заняли какие-то вооруженные люди в матросских формах и расставляют на Гончаровской улице пулеметы. /.../ В это время на углу показался отряд, возглавляемый человеком в красной черкеске. Человек в красном оказался адъютантом Муравьева. Он спросил, где председатель Совета. Я заявил, что он может говорить со мной.

    — Так я объявляю вам, что вы временно арестованы.

    Я потребовал ордер на мой арест, ибо не может же каждый арестовывать.

    — Дело, видите ли, в том, — ответил он, — что главнокомандующий Муравьев объявил войну Германии, а с чехами мы заключили мир, так как они наши братья и тоже хотят воевать с Германией. Гражданскую войну дальше вести бессмысленно. Вы войдите пока в здание /.../.

    В нижнем этаже помещалось несколько латышских рот. Лишь только я появился, латыши меня окружили и, горячась, стали спрашивать, что случилось. Объяснил им, что Муравьев изменил, заключил мир с чехобело-гвардейцами и перешел на сторону белогвардейцев /.../.

    Вскоре явились члены Исполкома Фреман, Швер и Иванов. Фракция левых эсеров собралась целиком и отправились в Троицкую гостиницу на совещание с Муравьевым /.../. Посоветовавшись, мы решили немедленно, как только приедет Муравьев на заседание, арестовать его /.../. Приступили к организации ареста. Члены фракции большевиков предложили мне руководить этой операцией. Ясно, что, кроме латышей, другой вооруженной силы не найти /.../. Решили, что если Муравьев явится на заседание хотя бы с полсотней человек, все равно открыть пулеметную стрельбу, но не дать возможности выйти из комнаты Муравьеву и его банде /.../.

    Лишь только Муравьев вошел в комнату, как отряд вышел из засады и окружил комнату. На дверь были направлены пулеметы, полукругом расположились 100 или 120 вооруженных людей /.../. Все взоры направлены на Муравьева. Чувствуется, что он прочел в моих глазах что-то неладное для себя и сказал: “Я пойду, успокою отряд”. Муравьев подошел к выходной двери... Я махнул рукой. Через несколько секунд дверь перед Муравьевым распахнулась, блестят штыки,..

    — Как, провокация? — крикнул Муравьев и схватился за маузер.

    Увидев вооруженное сопротивление, отряд начал стрельбу... Муравьев свалился убитым в дверях Исполкома, из головы потекла кровь /.../. Быстро занимают все выходы в здание Совета, лихорадочно расставляют пулеметы. Интернационалисту Рейсу поручаю разоружить те части, которые шли за Муравьевым, Предиту, начальнику 2-ой латышской роты, — защищать здание Совета /.../.

    Через несколько часов освободили Тухачевского, которому я передал командование”.

    И здесь, как и в подавлении восстания в Москве, латышские стрелки со своими коммунистическими вожаками сыграли решающую роль в деле спасения советской власти. Если бы не они, то, скорее всего, Муравьеву удалось бы находящиеся под его командованием красноармейские части повернуть против большевиков. Но правда и то, что Муравьев, как и эсеровские вожаки в Москве, действовал нерешительно. Вместо того чтобы сразу арестовать всю симбирскую большевистскую головку, он пошел на переговоры в их стан, что и привело к провалу его замыслов и стоило ему самому и его соучастникам жизни. Узнав о его гибели, боясь репрессий, красноармейцы опять нацепили звезды.

    17 июля были убиты в Екатеринбурге государь Николай II и его семья. За несколько дней до того в Екатеринбург прибыл 6-ой Трошинский лат. стрл. полк. После убийства царской семьи, передавалось, что в нем участвовали латышские стрелки; а по другой версии — венгерские интернационалисты. Но латышские стрелки в этом преступлении вряд ли участвовали, ибо за день до того, 15 июля, Трошинский лат. стрл. полк был направлен на станцию Нязепетровск, где он должен был задержать наступление чехословаков и оренбургских казаков. Однако охрану царской семьи латышские стрелки, вероятно, несли. Бывший лат. стрелок А. Кронькалнс в своем очерке “Бой под Арасланово”, опубликованном в латышском журнале, рассказывает[27]:

    “До середины июля полк находился в Екатеринбурге в расположении командующего Североуральско-Си-бирским фронтом Р. Берзиня. Здесь полк закрепился. Каждый день мы выполняли различные оперативные задания. Кроме того, часть полка помогала подавлять восстание в районе одного из заводов близ Екатеринбурга. В городе мы охраняли Военный Комиссариат Уральского округа, Государственный банк, типографию, вагоны с патронами, кассу военных учреждений”.

    По причинам определенным А. Кронькалнс мог умолчать, что латышские стрелки охраняли и царскую семью, но если командующий Р. Берзинь поручил им охрану Военного Комиссариата, то, естественно, он мог послать их и охранять дом Ипатьева, где была заключена царская семья.

    Итак, 15 июля ранним утром Трошинский лат. стрл. полк погрузился в эшелон и с бронепоездом впереди направился к станции Арасланово. Еще за три дня до того против чехословаков был послан эшелон с отрядом венгерских интернационалистов. Но когда латышский эшелон “приблизился к Арасланово, то стрелки нашли эшелон с венгерским авангардом, спущенным под откос, а вокруг разбитых вагонов лежали трупы перебитых интернационалистов. Вскоре показались цепи чехословацких легионеров, вдали собирались казаки.

    Окружив эшелон со всех сторон, легионеры повели атаку за атакой. Латыши яростно защищались, но на второй день сражения к вечеру они были наголову разбиты. Только отдельным небольшим группам удалось уйти и добраться до Казани. Об этом кровопролитном бое поведал упомянутый выше Кронькалнс[28]:

    “Через некоторое время, когда с фронта сообщили, что вторая цепь чехословаков уничтожена и в атаку пошла третья цепь, командир батальона получил донесение, что с фланга эшелон атаковали чехословаки /.../. Командир полка в этом бою погиб. Погибли также многие из тех, кто был с ним /.../. Чехословаки подпустили нас совсем близко, а затем открыли огонь из пулеметов. Остальные, увидев это, бросились левее, чтобы там спастись из окружения.

    Когда мы снова собрались вместе, уже в ста километрах от места боя, оказалось, что в полку выбиты многие. В первые дни недосчитывалось около 300 стрелков... Они сложили свои головы в бою за Советскую страну. Погибли и многие командиры. В плен чехословаки тогда наших не брали, так что все отсутствовавшие в полку стрелки погибли /.../. К тому же чехословаки взаимодействовали с казаками.

    После боя 18 июля под Арасланово наш полк до середины августа по-прежнему находился на Уральском фронте, действуя вдоль железной дороги между Екатеринбургом и Пермью, участвовал в боях у станций Утка, Илим, Кын”.

    В этих боях 6-й Трошинский лат. полк потерял столько стрелков, что позднее его уцелевшие остатки были сведены в отряд — Трошинский латышский отряд.

    Н.А. Нефедов
    Из серии «ИСТОРИЯ ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ БОРЬБЫ»
    Журнал «Вече», №№ 4, 5 и 6, 1982 год.

    http://rusidea.org/?a=32004

    Категория: История | Добавил: Elena17 (16.06.2017)
    Просмотров: 1119 | Теги: преступления большевизма, россия без большевизма, красный террор
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2031

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru