Когда заходит речь о воинских доблестях, то зачастую люди чаще вспоминают о «трехстах спартанцах», нежели чем о… двухстах казаках. Я предлагаю вспомнить именно о них. А кто не знал – узнать. Чтобы когда в следующий раз приходилось вспоминать о доблести, чести, верности и отваге на ум приходили не стародавние древние греки, а наши Герои. Ведь в нас течёт частица и их крови. И мы обязаны быть достойны её. Хотя бы памятью об этом.
На Тиховских хуторах
Под каменным крестом
Спят герои – казаки
Вечным сном.
Каждый год собираются на Тиховские поминовения казаки со всей Кубани. Сюда, на место бывшего Ольгинского кордона, у западной опушки Красного леса, съезжаются они, чтобы помянуть своих предков, героически погибших в неравном бою с противником почти 200 лет назад.
Ольгинский кордон, находившийся у западной опушки Красного леса, был построен в июне 1794 года на месте бывшего фельдшанца Римского, основанного в свою очередь в феврале 1778 года А.В.Суворовым. Первоначально он назывался Армейским. Но вскоре рядом поселился Ольгинский курень, название которого и перешло кордонному укреплению.
Дело происходило в январе 1810 года. Стояла суровая зима. Льдом покрылась глубокая и бурная Кубань. Благодаря этому, черкесам был открыт свободный доступ в Черноморию и они не замедлили воспользоваться удобствами переправы по льду через Кубань для набега.
Из Закубанья до казаков, стороживших кордонную линию, доходили в это время тревожные слухи. Мелкими и крупными партиями черкесы пробирались уже тайком в разных местах линии через Кубань, в Черноморию. В аулах за Кубанью шла деятельная подготовка к войне. Горец Хамыш сообщил 13 января есаулу Порохне, что в горах составлялось грозное военное ополчение черкесских племён для нападения на Елизаветинский и Павловский кордоны. Что-то жуткое, зловещее чувствовалось кругом, точно перед грозой.
И гроза разразилась 18 января.
Ночью 18 января 1810 года, задолго до начала Кавказской войны, около четырех тысяч горцев переправились по льду с песчаной косы левого берега Кубани на правый берег. Место прорыва находилось выше «Раздера», там, где от Кубани отделяется Протока и несет свои воды на север, (у современного хутора Тиховского). Там горцы и напали на пограничный Ольгинский кордон.
Этому нападению предшествовала неудачная попытка горцев захватить 1-го января пост Съездной. Возможно, это была разведка боем.
Участок границы охранялся 4-м конным полком (командир Л. Л. Тиховский) Черноморского войска, штаб-квартира которого располагалась в Ольгинском кордоне, у юго-западной опушки Красного леса. Кордон не сохранился; в 30-х годах XX века ушел под воду. На кордоне находилось, примерно, 150 конных казаков, два младших офицера и командир полка. Гарнизон был вооружен ружьями, ратищами (короткая пика), холодным оружием и одной полевой пушкой.
Нарушение границы обнаружил дозор под командой сотенного есаула (унтер-офицера) Ивана Плохого в момент, когда пехота горцев устилала лед Кубани сеном для прохода своей некованой конницы.
Получив доклад И. Плохого Тиховский приказал подать сигнал тревоги тремя выстрелами из пушки и зажечь «Фигуру» (дымовой сигнал), а к месту прорыва выслал, под командованием зауряд-хорунжего Григория Жирового, сотню казаков, которая, спешившись у переправы, вступила в огневой бой с горцами.
Пешие горцы засели в приречных вербах, а конная лавина несколько тысяч всадников хлынула на север. Вскоре они разделились на четыре колоны. Две пошли на станины Ивановскую и Старо-Нижестеблиевскую, а две блокировали Славянский и Ольгинский кордоны, разграбив на пути казачьи хутора.
Из селения Мышастовского на помощь вышел резерв под командованием есаула Голуба, но из-за дальности расстояния прибыл к месту боя слишком поздно.
В Ивановской горцы, получив жестокий отпор от стоявшей там роты егерей регулярной русской армии, и, слыша пушечные выстрелы в своем тылу, начали общий отход к переправе.
Колонны горцев казались бесконечными, они все шли и шли. На окраинах станиц раздались крики женщин и детей о помощи. А здесь, на кордоне, вовсю шел неравный бой. На помощь казакам с Новоекатерининского поста прорвался отряд есаула Гаджанова, численностью в 50 человек.
Опасаясь, что Гаджанов ударит им в тыл, горцы отошли от Ольгинского кордона на север и дали возможность Гаджанову войти в кордон.
Больше помощи ждать было неоткуда. Тиховский и казаки понимали, что они – единственная сила, способная остановить движение горцев вглубь Черномории и уберечь от разорения их родные станицы. Они вышли из укрытия и напали на противника, превосходящего их по количеству в 20 раз! Горцы остановились и всей своей силой обрушились на казаков.
В это время к переправе подошли толпы возвращающихся со стороны степи конных горцев. Казакам пришлось вести бой на два фронта.
Четыре часа в пешем бою бился отряд казаков, у них кончились патроны, прозвучал последний выстрел из пушки. Полковник Тиховский подал последнюю команду: « В ратище!» (т.е. в рукопашный бой) и первый бросился на неприятеля. Еще некоторое время держались казаки, но волна нападающих поглотила горстку отчаянных храбрецов. Тиховский погиб одним из последних, изрубленный на куски. Кроме него были убиты 7 офицеров и 140 рядовых казаков.
Небольшая группа сильно израненных казаков смогла пробиться к кордону, но только 6 человек их них остались в живых, остальные вскоре умерли от ран. По всему полю лежали павшие казаки и более 500 уничтоженных ими горцев. Горцы ушли за Кубань, так и не сумев осуществить своих замыслов.
Утром следующего дня останки героев были похоронены в братской могиле на месте битвы. Среди 140 павших на Ольгинском кордоне были казаки Кореневского, Дядьковского, Платнировского и Сергиевского куреней. Усердием Василия Вареника, который был архивариусом войска, был поставлен памятник на месте гибели героев.
До 1914 года здесь проводились ежегодно поминальные панихиды. В 30-е смутные годы могила оказалась утерянной. И только в 1973 году стараниями историка Виктора Соловьева она была отыскана и вновь отмечена. Сюда снова стали приходить люди.
Самоотверженность Ольгинского укрепления поражала и В. Потто: «Тиховский не хотел быть безучастным зрителем кровавой расправы с казацкими женами и детьми, и двести казаков с одной трёхфунтовой пушкой вышли из Ольгинского поста». Позже, обобщая все известные сведения об этом бое, Ф. Щербина писал, что неравенство сил казаки ясно сознавали. Но еще яснее сознавали казаки и Тиховский – необходимость этой неравной борьбы. Только этот неравный бой мог отвлечь от нападения на край, если не все силы неприятеля, то значительную их часть… «Это был выдающийся пример борьбы немногих самоотверженных храбрецов с огромной толпой отчаянных горцев».
Но и при такой отчаянной тактике казаки могли устоять, если бы у них не закончились орудийные и ружейные заряды. И тогда пришлось принять рукопашный бой, силы для которого были слишком уж неравными. «Тиховский, уже израненный, потерявший половину людей, еще надеялся удержать злодеев до прибытия к нему на помощь других команд наших; собрав последние свои силы, он с остальными казаками бросился в середину врагов и, стесненный со всех сторон, еще долго бился против них с отчаянием и неимоверным мужеством. Наконец, разрубленный на части, пал, и с его смертью прекратилось страшное побоище, дотоле никогда невиданное в Черномории», — писал А. Туренко. «Тиховский был изрублен на куски, — также отмечал В. Потто, — но он пал на поле чести со славой, оставив по себе в преданиях черкесов грозную память. С ним вместе погибли и остатки его храброй дружины». После четырехчасовой отчаянной сечи, смяты были казаки, растратив заряды, но не растратив своего мужества. Только израненному есаулу Гаджанову с семнадцатью казаками удалось скрыться в зарослях Красного леса. На другой день пятьсот неприятельских тел были найдены и зарыты на месте битвы есаулом Голубом.
Следует сказать, что полковник Лев Тиховский происходил из известного на Кубани рода. Его отец был войсковым или, как его еще называли, старшим есаулом, то есть отвечающим за соблюдение законов в крае: «Расселяя таким образом жителей и, обезопасив границу кордонною линиею, войсковое правительство определило старшего есаула для наблюдения за порядком армии, секунд-майора Лукьяна Тиховского, снабдив его инструкцией.» (А. Туренко). Обязанности же его определялись «Порядком общей пользы», этой своеобразной кубанской конституцией: «Войсковой есаул долг имеет по границе и внутри войсковой земли разъезжая, смотреть за определёнными в окружные правления чинами и кордонными старшинами, дабы все повеления атамана кошевого и войскового правительства были выполнены в самой точности и без малейшей отмены…»
Это странное по своей жестокости и редкое на Черноморской линии побоище не просто взволновало кубанцев своим трагизмом, но запало в их души самоотверженностью и жертвенностью павших. Такая неожиданная жестокость нападавших была труднообъяснимой, ведь простым защитникам границы было неведомо о том, что простодушные горцы науськивались зарубежными доброхотами. Ведь во всех войнах и смутах Северному Кавказу, в силу его геополитического и стратегического положения, придавалось противниками нашими, как, впрочем, придаётся и сейчас, значение особое. Пройдёт всего два года и просвещённая Европа объявит свой поход против России, попытается «просветить» её, «отсталую», силой оружия… Можно сказать, что эти безвестные казаки на малом Ольгинском кордоне пали первыми, как и должно пограничникам, накануне Отечественной войны 1812 года…
Потому и помнится до сего дня подвиг Тиховского и его сподвижников, что здесь было проявлено человеческое качество самой высокой пробы, какое только может быть меж людьми в их земной жизни: постоять за други своя, не жалея живота.
А Ольгинский кордон, даже уже не существующий на земле, стал незримой твердыней нетленного духа. Давно уже место это перестало быть порубежным, давно уже здесь не проходит граница, давно уже нет и самого укрепления, и все же оно осталось таковым и по сей день… не на земной границе, но на границе духа, на той незримой границе, которую следует оберегать ещё с большей зоркостью, чем границу обычную.
|