Добровольческая армия отошла на восток от Екатеринодара. Во главе армии Иван Антонович Деникин один из самых результативных военноначальников Императорской армии, командир «железной» бригады, дивизии, командующий фронтами.
На соединение с ними с боями идет из Румынии отряд Дроздовского.
На Дальнем Востоке в город порт Владивосток высажены японские войска, под предлогом проживающего японского населения. Но пока они не многочислены.
На Дону зреет недовольство большевиками, захватившими власть. Нет согласия и между Советами Казачьими и Советами большевистскими. В отчете о заседаниях областного съезда советов Донской республики, состоявшегося в последних числах марта, отмечена враждебность массы его членов к советскому коммунизму и неудержимая тяга к «беспартийности». При полном одобрении всего крестьянского большинства съезда, один из депутатов «со слезами на глазах, с хватающей за душу непосредственностью поведал, как крестьяне партий не знали и шли за тем, кто «крепче» обещал трудовому люду. А в результате появились свои «трудовые» красногвардейцы, которые понаставили пулеметы и пушки и держат в страхе и трепете население»...
Такое настроение обнаружилось в донской деревне уже на второй месяц большевистского управления. Между тем точку в противостоянии местных советов с Ростовом поставил карательный отряд большевиков. Предводители донских советов Смирнов и Голубов бежали, при чем последний в одной из станиц был опознан и убит. Такая же участь постигла вскоре и Подтелкова. Генерала М. Богаевского, которого Смирнов незадолго до этих событий привез из Ростова с целью ослабить влияние большевиков, бросили все, его перевезли большевики в Ростов и там вскоре расстреляли.
1-го апреля казаки станиц, ближайших к Новочеркасску, под начальством войскового старшины Фетисова внезапным нападением захватили город. Незначительное число коммунистов и красной гвардии было истреблено или бежало, а необольшевики, казаки голубовской дивизии, объявили «нейтралитет». Это, плохо организованное выступление полувооруженного ополчения кончилось печально: 5-го большевики обратно овладели городом, подвергнув население жестокому грабежу и новым казням. Голубовская дивизия предусмотрительно ушла из города накануне, захватив награбленное за время расположения в Новочеркасске добро. По дороге, впрочем, оно было отнято и перераспределено восставшими станицами.
Неудача не остановила, однако, донцов. Организация вооруженного сопротивления продолжалась открыто, и к середине апреля под командой вернувшегося после скитаний в Сальских степях походного атамана, генерала Попова, объединились следующие значительные группы донских ополчений: 1. Задонская группа генерала Семенова (район Кагальницкой — Егорлыцкой); 2. Южная группа — полковника Денисова (район станицы Заплавской); 3. Северная группа — бывший «Степной отряд» — войскового старшины Семилетова (район Раздорской). Во всех этих отрядах было свыше 10 тысяч бойцов. Кроме того, и в других отдаленных округах формировались более или менее значительные ополчения.
«Пробуждение Дона» было, однако, далеко еще не полным. И походному атаману, подготовлявшему наступление на Новочеркасск, приходилось не раз посылать карательные экспедиции в нераскаявшиеся еще и поддерживавшие большевиков станицы, расположенные даже в непосредственной близости от атаманского штаба.
В это время 11 - 12 апреля в Москве проводится операция ЧК против анархистов. Советы утверждали, что операция эта направлена на восстановление порядка и разоружение бандитов,
скрывающихся под знаменами анархистов. Утверждали, что идейных анархистов отпустят. Но на самом деле операция эта была направлена на дальнейшую консолидацию власти в руках
большевиков.
Вот что писал по этому поводу виднейший теоретик анархизма и сподвижник Нестора Махно Петр Андреевич Аршинов- Марин:
«Мирному сосуществованию анархистов и большевиков пришел конец с подписанием Брест-Литовского договора. Анархисты рассматривали «похабный» мир, как капитуляцию перед германским империализмом, капитуляцию, открывавшую настежь двери уступкам и компромиссам. В глазах анархистов мир был актом морального бессилия. Раскол стал неизбежным. Под вымышленным предлогом, что анархисты рекрутируют черную гвардию из «общественных подонков», в ночь на 12 апреля 1918 г. большевики внезапным нападением разгромили сперва московскую федерацию анархистов, а затем и все анархические организации в республике. Со дня разгрома анархистских организаций все, что числилось когда-либо в арсенале жандармско-полицейских средств, было пущено в ход против анархизма: универсальный шпионаж – дома, на улице, на службе; провокация, заложничество, цензурные неистовства; административные взыскания, конфискации изданий; избиения в тюрьмах, ссылки, расстрелы».
Закрываются анархистские газеты, громят их клубы, самих анархистов арестовывают, убивают. Процесс революционной борьбы за власть набирает обороты.
Вняв уговорам посланников добровольческая армия 16 апреля выступила на Дон. Антон Иванович Деникин вспоминал:
«Задонье, между тем, переживало критический момент: большевики, после недолгого сопротивления заняли вновь станицы Кагальницкую и Мечетинскую и начали в них творить расправу; вооруженные казаки отступили на юг, к Егорлыцкой, куда также подходит неприятель. Таким образом, вместо отдыха приходилось начинать новую серьезную операцию для освобождения Задонья.
Оставив в Лежанке бригаду Маркова и конницу Эрдели, я приказал Богаевскому со 2-й бригадой идти в тыл большевистским войскам в направлении на Гуляй-Борисовку; Глазенапу, после освобождения Егорлыцкой, наступать на север, объединив командование над донскими ополчениями.
20-го Богаевский выступил. Вероятно это движение было замечено большевиками и сочтено за отход, так как в тот же день со стороны Лопанки началось наступление на Лежанку больших сил красной гвардии.
В течении двух дней большевистская артиллерия громила село, а неприятельские цепи распространялись все дальше к западу, в охват нашего расположения, отрезая пути на Егорлыцкую. Частными атаками Марков временно отбрасывал их, но они возвращались опять большими массами. Это несоизмеримое превосходство сил и наличие в селе беззащитного обоза сильно препятствовало маневренной свободе Марковской бригады.
Были дни страстной недели — пятница и суббота. В станичной церкви шло богослужение, выносили плащаницу, и люди в скорби и трепете молились «поправшему смерть» под гром рвавшихся вокруг церковной ограды снарядов. Из алтаря слышалось слово Божье о прощении, а за селом лилась кровь, и брат убивал брата…»
В это время отряд полковника Дроздовского так же вступает в область земель войска донского.
21-го апреля, в Страстную Субботу отряд Дроздовского подошел к Ростову и 2-мя колоннами начал атаку с вокзала. Весь день шел упорный бой с превосходящими силами противника. Количество оборонявших Ростов большевиков достигло 12-ти тысяч при 6-ти батареях; помимо
организованных частей красной гвардии, латышских стрелков и матросов Гвардейского экипажа, большевикам много помогли рабочие из предместья Ростова — Темерника, стрелявшие на улицах
из окон домов, также «Колхида» обстреливала наступавших с реки. Приходилось брать улицу за улицей и нести большие потери.
Подошедшие со стороны Таганрога немцы, видя тяжелое положение отряда, прислали своего ротмистра с предложением помощи Дроздовскому, который коротко ответил: «Не надо, справимся сами».
К вечеру того-же дня Ростов и часть Нахичевани были заняты отрядом. Вот как описывает этот момент А.В.Туркул:
«В страстную субботу, 22 апреля 1918 года, вечером, началась наша атака Ростова. Мы заняли вокзал и привокзальные улицы. На вокзале, где от взрывов гремело железо, лопались стекла и ржали лошади, был убит пулей на перроне доблестный начальник штаба нашего отряда генерального штаба полковник Бой-налович. Он первый со 2-м конным полком атаковал вокзал. За ним подошла наша вторая офицерская рота. Большевики толпами потекли на Батайск и Нахичевань.
Ночь была безветренная, теплая, прекрасная — воистину святая ночь. Одна полурота осталась на вокзале, а с другой я дошел по ночным улицам до ростовского кафедрального собора. В темноте сухо рассыпалась редкая ружейная стрельба. На улицах встречались горожане-богомольцы, шедшие к заутрене. С полуротой я подошел к собору; он смутно пылал изнутри огнями. Выслав вперед разведку, я с несколькими офицерами вошел в собор.
Нас обдало теплотой огней и дыхания, живой теплотой огромной толпы молящихся. Все лица были освещены снизу, таинственно и чисто, свечами. Впереди качались, сияя, серебряные хоругви: крестный ход только что вернулся. С амвона архиерей в белых ризах возгласил:
— Христос воскресе!
Молящиеся невнятно и дружно выдохнули:
— Воистину...
Мы были так рады, что вместо боя застали в Ростове светлую заутреню, что начали осторожно пробираться вперед, чтобы похристосоваться с владыкой. А на нас сквозь огни свечей смотрели темные глаза, округленные от изумления, даже от ужаса. С недоверием смотрели на наши офицерские погоны, на наши гимнастерки. Никто не знал, кто мы. Нас стали расспрашивать шепотом, торопливо. Мы сказали, что белые, что в Ростове Дроздовский. Темные глаза точно бы потеплели, нам поверили, с нами начали христосоваться.»
Утром большевики подтянули силы и отряд Дроздовского был вынужден отойти на армянское село Мокрый Чалтырь, оттуда дрозды двинулись на Новочеркасск, на помоць донскому атаману Попову. Когда отряд внезапно показался под городом, он уже почти был оставлен восставшими донцами, державшимися только на окраинах. Красные наступали. На наступающих двинулась кавалерия, бронеавтомобиль и конно-горная батарея. Дроздовцы успели вовремя. На третий день Пасхи, 25 апреля 1918 года, Новочеркасск был освобожден.
Богаевский в эти дни по пути разметал отряды большевиков, разбил их главные силы под Гуляй-Борисовкой и расположился в этом селе. Глазенап занял Мечетинскую, потом и Кагальницкую. Задонье было освобождено.
Боевое счастье вновь явно начинало склоняться на сторону Добровольческой армии...
| 
