Приобрести книгу в нашем магазине

Культурные учреждения в селе

В советском нэповском селе работала начальная четырехклассная школа. Она работала с двумя учителями, в две смены.

Потом, после коллективизации, когда в деревнях стали осущест­влять указ советского правительства о всеобщем семилетнем обучении, в селе появилась школа-семилетка. Силами колхозников и за их сред­ства было построено новое большое здание. Начала свою работу школа-семилетка: неполная средняя школа, с семью классами и семью учителями в ней. Школу эту посещали дети из Болотного и прилегаю­щих деревень и поселков.

Кроме школы-семилетки, в колхозном селе были организованы новые культурные учреждения: изба-читальня и почта.

Прежде, и до революции и при нэпе, почта была только в волост­ном селе. Теперь, после коллективизации, когда все сельское хозяй­ство превратилось в государственное, которое постоянно и во всех деталях руководится и контролируется из государственных и партий­ных вышестоящих органов, — почта стала необходима для каждого колхоза и сельсовета. Теперь сельские учреждения получают еже­дневно из районного центра десятки письменных распоряжений, ука­заний и запросов — и столько же посылают туда отчетов, рапортов, сведений. Поэтому ежедневно из сельсовета, ездит в район колхозник-почтарь: возит почту в район и привозит оттуда. А другой работник почты, заведующий почтовым отделением, непрерывно должен вести по телефону разговоры колхозно-сельсоветского начальства с район­ным. Он вынужден «висеть на телефоне», как выражается работник этого ведомства. {253}

Для того, чтобы у взрослых крестьян «выкорчевать остатки капи­тализма в сознании», преодолеть вражду к колхозу и воспитать их в коммунистическом духе, — при сельсовете организована изба-чи­тальня, или колхозный клуб. В нем на столах лежат советские газеты и журналы. Есть библиотека, составленная почти исключительно из политических книг и брошюр. Изба-читальня украшена портретами Сталина и других вождей большевизма, плакатами и лозунгами по текущим кампаниям. Изредка там показывают советские фильмы.

В качестве заведующего избой-читальней из районного центра всегда посылали комсомольца или комсомолку: беспартийным этой работы не доверяют.

В последние годы в селе построена, силами колхозников, больница; прислан врач.

Интеллигенции в колхозном селе теперь много: врач, агроном, из­бач, почтовый чиновник, семь учителей, — всего одиннадцать человек. Прежде в этом дореволюционном селе их было три: учитель, дьячок, священник.

Из одиннадцати интеллигентов нет ни одного члена партии. Ком­сомольцев — три: избач и две учительницы. Остальные интеллигенты — беспартийные.

Как живет и работает интеллигенция в колхозном селе?

Колхозный агроном

Молодой агроном рассказывал, как после окончания сельско­хозяйственного института он приехал в колхоз с большим воодушев­лением и широкими планами: поднять урожайность полей и огородов, продуктивность животноводства, повысить благосостояние колхозни­ков, помочь им сделаться зажиточными.

А в колхозе молодому мечтателю сразу перебили крылья. Кол­хозные руководители ему хмуро заявили:

— Ты своих планов не выдумывай. Нам самые детальные планы из районного центра спущены. Нам только нужно их на все 100 процен­тов выполнить.

Агроном скоро убедился, что колхозные руководители интересуют­ся только тем, как бы посильнее ограбить колхоз в свою пользу да выполнить спущенные планы. Агроном, как инструктор‑ просветитель, {254} как проповедник агрономической культуры, для колхозного началь­ства не нужен. Начальство использует агронома только как одного из погонялыциков в колхозе. И только.

А колхозники вообще никакой надобности в агрономе не чув­ствуют.

В колхозе агроном сам убедился, что низкая урожайность колхоз­ных полей зависит не от агрономической некультурности крестьян, а от других причин. Прежде всего оттого, что в колхозе труд почти бесплатный, во-первых, и абсолютно-принудительный, во-вторых.

— Как же я могу увещевать или понуждать колхозника к труду, если сам вижу, что он вынужден работать почти бесплатно?! — гово­рил агроном. — Колхозник получает за трудодень только 200-400 граммов ржи. Разве это плата?! Они работают впроголодь, истощены, бессильны... Колхозники работают по принуждению, из-под палки. Они выполняют невольную работу, колхозную барщину. Но кто же может выполнять бесплатную работу, принудительную, крепостную барщину, без отвращения и успешно?! Мне, беспартийному агроному, колхозники говорят откровенно: «Пусть нам «товарищи» возвратят нашу землицу, — и в следующем же году мы удвоим урожай на по­лях, удвоим поголовье скота. Будет всем довольно и молока, и масла, и мяса. Мы, хлеборобы, будем сыты и горожан завалим продуктами. А вот в колхозах, дорогой наш, и трактор, и многополье, и агроном, и животновод, — и все это без толку: нет ни хлеба, ни масла, ни мяса... Столкнули «товарищи» хозяйство в болото. Так при колхозных по­рядках ему оттуда и не выбраться»...

Колхозники говорили агроному о своих обидах и мечтах.

— В колхозе мы не хозяева. Мы только крепостные: отбываем колхозную барщину. Зачем нам колхоз?! Разорил он нас... доко­нал... в печенку въелся!.. И не нужны нам ни колхоз, ни колхозное начальство... ни колхозный агроном... Вот если бы распустили про­клятые колхозы да вернули нам нашу земельку-матушку, — тогда было бы другое дело. Мы разбили бы землю на отдельные участки, для каждой семьи, расселились бы на отдельных хуторах, как было до революции на столыпинских хуторах,—вот тогда бы агроном нам потребовался. Каждый хозяин для своего участка сам особый план бы выработал: что сделать и как сделать, чтобы побольше со своего хутора доходу получить? Вот тогда агроном в каждом крестьянском доме, на каждом хуторе стал бы дорогим гостем, желанным советником нашим. {255} А теперь колхоз нам вреден...

И все колхозные работ­ники, даже агроном, нам ни к чему...

Чудные дела творятся в колхозах: специалист по сельскому хо­зяйству, агроном, чувствует себя там бессильным и лишним челове­ком...

Врач в колхозной больнице

Врач в селе пожилой, семейный. Опытный врач, прошедший много­летний предварительный путь фельдшерской практики. По происхож­дению из крестьян.

Он сетует на то, что его возможности оказать помощь колхозникам очень ограничены. Лекарств, даже самых необходимых, не хватает.

А главная беда в том, что врач бессилен устранить основные при­чины массовых заболеваний в колхозе.

— Главные причины болезней и высокой смертности колхозников, — говорил врач, — это голод, холод, изнурение. Питание колхозников очень плохое: картофельная похлебка или капустный борщ. Без мяса, без сала, без масла, без яиц, без рыбы. Ничего этого колхозники те­перь и в глаза не видят. Не едят теперь они каши. Нет даже ржаного хлеба. Выданного на трудодни хлеба им хватает теперь только на несколько месяцев в году. Питание скудное, голодное, а работы на кол­хозников навалено с избытком: работают они от восхода солнышка до захода, по 15-16 часов в день. Да еще по-китайски: без выходных дней. Где же тут выдержать с пустой похлебки?! Люди неминуемо исто­щаются, изнуряются, заболевают. А многие сваливаются, как загнан­ная лошадь... «Все пары вышли», — так колхозники характеризуют эти случаи...

— Или возьмем другую причину заболеваний: холод, — продолжал врач. — Зимой или в осеннее ненастье колхозники мерзнут, мокнут, часто простуживаются. А как же им не простудиться?! Одежда вет­хая, обувь худая. Дров тоже нет. Привезти дров из далекого леса не на чем: «голова» дает колхозных лошадей только «избранным». Ну и мерзнут колхозники. Сколько бывает простудных заболеваний в осенне-зимнюю пору — Боже упаси!...

— А чем я могу помочь людям, бедствующим от холода, голода и истощения?.. — разводил руками доктор.— Станешь с врачебной точки {256} зрения растолковывать начальству, что надо голодных колхозников подкормить... дровами обеспечить... рабочий день сократить... выходной день дать... А начальство зарычит, набросится как остер­венелое: «Да понимаете ли Вы, что говорите?! Вы же злостно крити­куете советские законы, правительственные распоряжения, советско-колхозные порядки!.. Это же антисоветские разговорчики!..» На­помнят о знаменитой 58-й статье Уголовного Кодекса... И о тех «местах отдаленных», куда, дескать, согласно поговорке, прежде «Макар телят не гонял», но куда современные Макары гонят «телят» целыми стадами... Ну, после этого язык и прикусить: разве против рожна попрать?! Разве стену лбом прошибешь?!

Горько усмехнулся врач. Помолчал. Потом продолжал:

— Прежде все люди рассматривали больницу, как лечебницу. А теперь ее рассматривают по-иному: не как лечебницу, а прежде всего, как медицинский контрольный пункт для отбывающих барщину кол­хозников. Колхозное начальство всегда долбит врачу один наказ:

«Больным колхозникам выдавать врачебную справку об освобождении от работы только в крайнем случае, в виде исключения, когда больной совсем не может двигаться...» Но колхозники заболевают массами. И обращаются они к врачу обычно не за лечением. Они сами хорошо понимают, почему они болеют. Знают и главные «лекарства» от их хронической болезни: пища, дрова, одежда, обувь... Больные по­нимают, что врач не может снабдить их этими «лекарствами». Но кол­хозники знают, что одним «лекарством» врач больным помочь может. И помогает. Это «лекарство»: кратковременное освобождение от рабо­ты, небольшой отдых для изнуренного больного. За этим-то «лекар­ством» и обращаются к сельскому врачу чаще всего. Получив от врача справку о том, что из-за болезни колхозник не может выходить на колхозную работу два-три дня, больной одарит врача таким благодар­ным, прослезившимся взглядом, который надолго запоминается... Справку эту колхозники называют «освобождением»... Дети больных колхозников бережно, как драгоценность, берут ее и относят в кол­хозное правление...

— Выдашь такую бумажку больному колхознику и порадуешься, — продолжал врач: получит он отпуск на несколько дней, полежит, отдохнет — и оживет, как это часто бывало... Но радость в таких случаях бывает непродолжительной и часто заканчивается скандалом. Вызывает какой-либо сельский начальник — сельсоветский, колхозный {257} или партийный, каждый считает себя начальником над беспар­тийным врачом, над беспартийными учителями! — и начинает «от­читывать»: «Вы очень добры, товарищ врач: сегодня мы получили от колхозников три Ваших бумажки с освобождением от колхозных ра­бот по болезни. Если Вы будете так щедро выдавать бумажки, то кто же останется работать в колхозе?! Вы потакаете нерадивым колхоз­никам, лентяям и саботажникам!.. Вы лучше орудуйте всякими там безвредными порошками и подкрашенной водичкой... А бумажек с «освобождением» выдавайте как можно меньше. Потому, что, хотя это «лекарство» для колхозника очень полезное, но для колхоза оно — вредное... А если Вы наших требований исполнять не будете, то при­дется доложить райкому и райздравотделу. Они снимут Вас с ра­боты за вредительство и отдадут под суд. Тогда пеняйте на себя и вспоминайте поговорку о Макаре с телятами, о которой мы с Вами не раз уже беседовали...»

— А как же районное начальство относится к этому вопросу, о больных колхозниках и отпусках? — спросил я.

— Оно всецело на стороне колхозного начальства, — ответил врач. — Сам «районный вождь», разъезжая по колхозам, иногда рвет публично врачебные справки, а больных колхозников с помощью ми­лиционеров выгоняет на работу... Ну, а после такого «благого при­мера» и колхозные председатели с нашими справками нередко посту­пают так же...

— Короче говоря, «сталинская забота о человеке» самая нежная и «социалистический гуманизм» в полном расцвете... Такую «заботу» испытывают не только взрослые колхозники, но и дети. В прошлом году, например, зимой праздновали здесь, как и по всей стране, 60-тилетний юбилей Сталина. Холода были ужасные: около —40°... Школьные занятия, по правилам Наркомпроса, были из-за холода пре­рваны, и школьники в эти холода сидели дома. Но к сталинскому юбилею поголовно всех школьников, начиная с семилетних перво­классников, выгнали в школу, на юбилейный митинг... Школа рас­положена далеко за селом, в поле. Местным ученикам пришлось идти до полутора километров, а школьникам из поселков и других дере­вень — от двух до трех километров. По страшному морозу детям при­шлось идти на митинг в ветхой порваной одежде, в худой обуви, не­редко в фуражках, иным даже без рукавиц... Многие детишки, не­сколько десятков школьников, отморозили себе уши, руки, ноги... {258}

Это только несколько примеров, которые показывают, в каких усло­виях приходится жить колхозникам и работать нам, сельским врачам.

— А каковы были условия врачебной работы до революции? — осведомился я у врача.

— В доколхозной деревне, и до революции и при нэпе, я много лет работал в сельских больницах фельдшером, — ответил колхозный лекарь. — Тогда работать было неизмеримо легче. Крестьяне были сыты, одеты тепло, жили в натопленной хате. Заболеваний было не­сравнимо меньше, чем в колхозной деревне. Смертность была тогда гораздо ниже рождаемости, и население в деревнях сильно увеличи­валось. А теперь колхозники болеют массами в «колхозном раю» и мрут, как мухи... После коллективизации смертность в деревне го­раздо выше рождаемости, и население в колхозе неуклонно вымирает. И в нашем колхозе. И в районе. И в области. По всей стране... Преж­де, в доколхозной деревне, я мог помогать больным крестьянам: и ле­карствами, и врачебно-гигиеническими советами. Мужички были бла­годарны врачу, фельдшеру — за их деятельность. И приятно было работать. А теперь я могу помочь больным только в малой степени и далеко не всегда. Я почти бессилен помочь сельским жителям в их условиях. Трудно и тяжко работать в колхозной больнице...