Приобрести книгу в нашем магазине

Пока И.В. Огурцов находился в эмиграции, политические события на Родине развивались будто бы по сценарию, за четверть века до этого изложенному в Программе ВСХСОН:

«…Перед правящей бюрократией нет других путей, кроме постепенного отступления и лавирования под напором оппозиционного народа или применения методов сталинщины в полной мере. В колебаниях между этими крайностями разлагается диктатура класса партийной бюрократии…  

Оформляются две группировки – догматики и ревизионисты. Борьба между ними происходит в масштабах мирового коммунистического движения и принимает по временам крайнюю форму…

Народ сам выдвигает те новые силы, которые смогут решить основные задачи. Партийная оппозиция будет вынуждена примкнуть к этим силам, принять народную идеологию, раствориться в рядах освободителей и созидателей.

Догматическая группировка коммунистического класса не имеет в народе широкой социальной базы, на которую она могла бы опереться, чтобы организовать серьёзное сопротивление. Её разгром предрешён» [i].

Начавшийся в 1985 году обвал тоталитарного режима к концу восьмидесятых привёл к тому, что антикоммунистические настроения народа стали выходить из подспудного состояния и выплёскиваться наружу. Перестройка, помимо воли её организаторов, всколыхнула в стране массовое общественно-политическое движение.

С 1987 года в СССР наступает время бурного роста так называемых «неформальных объединений» – неподконтрольных партии самодеятельных политизированных организаций, так или иначе стоящих в оппозиции режиму. По весьма неполным данным к августу 1989-го только на территории РСФСР появилось не менее 372 неформальных объединений различного направления, из них 123 в Москве и Московской области и 27 в Ленинграде [ii]. Неформальные организации чаще всего являлись немногочисленными по составу, но их было много и, в отличие от правящей партии, давно закостеневшей в своей сытой безальтернативности, они проявляли чрезвычайную активность. Хотя «неформалы» действовали вне официальной политической системы – она оставалась однопартийной – не считаться с их влиянием было нельзя…

Фактически в Советском Союзе на политическом поле противоборствовали уже три силы. Во-первых, ретроградское крыло партноменклатуры (догматики – по терминологии ВСХСОН), привыкшие править страной по-старому и надеявшиеся погасить надвигающийся социальный взрыв жёсткими сталинскими методами. Во-вторых, реформаторское (ревизионистское) крыло КПСС, готовое пожертвовать идеологическими догмами и удерживать своё политическое и финансовое господство под прикрытием лозунгов демократии. Наконец, третьей силой стало стихийное народное антикоммунистическое движение, не имеющее ни единой организации, ни общей программы, ни общепризнанных лидеров, но единое в своём стремлении к освобождению страны от диктатуры партийной бюрократии и открытию путей для построения свободного и справедливого общества.

По мере выхода перестроечного процесса из-под контроля его инициаторов, партийная и чекистская верхушка, как в центре, так и в союзных республиках, всё более и более приходила к мысли, что уйти от ответственности за совершённые преступления можно будет теперь только путём искусственного расчленения страны. Тогда, вероятно, и была принята негласная установка – стимулировать любые сепаратистские устремления с целью сохранения власти местной партноменклатуры под лозунгами «независимости». 

КГБ стал не только попускать сепаратизму, но, по всей видимости, целенаправленно подогревал межнациональные конфликты, скрытно направляя действия национал-экстремистов. Не зря бывший член Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлев утверждал, что происшедшие в период перестройки массовые беспорядки в Алма-Ате, Фергане, Сумгаите, Риге и Вильнюсе спровоцированы КГБ [iii]. О причастности госбезопасности к организации кровавых акций этнического насилия в те годы свидетельствуют и другие источники. Например, следственная группа, расследовавшая обстоятельства массовых погромов 26–29 февраля 1988 г. в Сумгаите, пришла к выводу, что резню армянского населения в этом азербайджанском городе спровоцировали… чекисты [iv].

Сегодня известно, что некоторые пламенные «демократы» и «борцы за независимость» конца 1980-х оказались… агентами госбезопасности. В конце 1991 года один из главных руководителей литовского «Саюдиса», литератор Виргилиюс Чепайтис был уличён и сознался в том, что он являлся секретным сотрудником КГБ под оперативным псевдонимом «Йозес» [v]. А уже в начале XXI века в Литве разразилась серия новых скандалов, связанных с советскими спецслужбами: выяснилось, что агентами КГБ были и некоторые другие вожди-основатели «Саюдиса», благополучно занявшие в независимой прибалтийской республике высокие государственные посты. А сколько таких «Йозесов» до сего дня остались нераскрытыми во всех пятнадцати бывших республиках СССР?..

Но одновременно с негласным поощрением национал-сепаратистских настроений чекисты приняли меры для подавления вновь начавшего возрождаться русского патриотического движения – той силы, которая могла помешать планам спасения коммунистической верхушки через расчленение страны.

Партийная бюрократия – и реформаторы, и догматики – отдавали себе отчёт в том, какую опасность представляет для них русский патриотизм. В этом вопросе они были едины и на новую кампанию по борьбе с «русизмом» сил и средств не пожалели. Действовали по принципу: «Если не можешь уничтожить – возглавь!» Придерживаясь этой тактики, коммунистический режим руками КГБ, с одной стороны, изолировал, дискредитировал и подавлял здоровые патриотические устремления, а с другой – инициировал и поддерживал создание провокаторских «патриотических» организаций.

Во второй половине 1980-х на роль выразителя интересов русского народа стало претендовать общество «Память»*. Уловив эту тенденцию, партийная верхушка забеспокоилась. Горбачёв лично поручил высшим партийным чиновникам – Е.К. Лигачёву, А.Н. Яковлеву и председателю Комитета Госбезопасности В.М. Чебрикову «вникнуть в это явление» [vi]. Вникли… И КГБ предпринял все возможные меры для нейтрализации «Памяти». Увы, небезуспешно. Позже чекисты признают, что их Пятое Управление влияло на деятельность общества «Память», используя в отношении этой организации технологии тайной манипуляции, направляя её усилия в нужное спецслужбам русло [vii]. Большинство членов «Памяти» об этом, конечно, не догадывалось.

О том, какими методами добивались подобных результатов уже якобы «перестроившиеся» чекисты, откровенно рассказал бывший генерал КГБ О.Д. Калугин: «Основы, практика – остались старыми. Это вербовка агентуры в рядах политических противников и организаций; это засылка своей агентуры, это дискредитация активистов движений; это нейтрализация организаций, их разложение как конечная цель» [viii].   

Ныне известна и подноготная другой «патриотической» организации тех лет – «Отечества», созданной партноменклатурой и спешно зарегистрированной при содействии КГБ [ix]. Под лозунгами патриотизма «Отечество» развернуло свою деятельность в Москве, Ленинграде и ещё в целом ряде городов. Но, в отличие от социал-христиан и их идейных предшественников, руководители «Отечества» ратовали не за уничтожение коммунизма, а за «предпочтение социалистических идеалов» [x], «поддержку политики КПСС в области межнациональных отношений» [xi], «создание своей российской коммунистической партии, своего российского комсомола, своей российской Академии Наук…» [xii].

Такая позиция лишь дискредитировала патриотическую идею и отталкивала от русского национального движения здоровую часть его потенциальных сторонников. «Отечество», увы, не исключение: в СССР в это время возникли десятки обществ, партий, движений, центров, «фронтов» выступавших с подобных идейно-эклектических позиций. Эти организации использовали подчёркнуто патриотические названия и символику, но отнюдь не являлись последователями русской патриотической традиции, которую в своё время продолжал ВСХСОН.

Проводники казённого советского «патриотизма» ничтоже сумняшеся мешали в одну кучу коммунизм с православием, сталинизм с монархизмом, СССР с Исторической Россией, нацизм с национализмом, советское с русским… По сути, их руками осуществлялась подмена самих понятий «православие» и «патриотизм»: первое выливалось в очередную идеологическую показуху, далёкую от сути христианства; второе – в национал-большевизм.

Инспирированная ЦК КПСС и КГБ квазипатриотическая возня выглядела пародией на русскую православную и патриотическую традицию, и нанесла сильный удар в спину возрождающемуся русскому национальному движению. Но свою задачу псевдопатриотические организации выполняли, сбивая с толку часть политически активной общественности и под крики о «жидо-масонском заговоре» отводя волну народного недовольства в сторону от партийной верхушки.

В то же самое время в СССР появились и многочисленные неформальные организации демократического направления. Эти последние, как правило, впадали в иную крайность: демократы бурно выступали против тоталитаризма КПСС, но, в большинстве своём, будучи слепо ориентированы на образцы формальных западных демократий, они игнорировали национально-исторические особенности России, веру, традиции и национальные интересы русского народа, провозглашая всё это «пережитками имперского сознания».  Ратуя за роспуск СССР, демократы если и говорили о национальных интересах, то понимали под этим интересы любого другого народа, кроме русского… (По злой иронии судьбы реформаторы из КПСС и КГБ в конце 1980-х перехватят идеи демократов и, вытеснив на обочину вчерашних диссидентов, почти в полном объёме – вплоть до расчленения страны – воспользуются их лозунгами в собственных интересах…)

И национал-большевизм, и слепое подражательство формальной демократии западного образца – были тупиковыми путями, которые уводили народ, стремящийся вырваться из рабства партийной бюрократии, в сторону от цели. Оба эти явления произрастали из общей идеологической зашоренности, заторможенности общественно-политической мысли эпохи: 70 лет диктатуры марксизма-ленинизма оставили разруху не только в экономике страны, но и в умах людей. Не случайно в июне 1989 года один из основателей ВСХСОН, Михаил Юханович Садо, скажет, что многие идеи социал-христиан «отразились в идеях «Памяти» и «Демократического Союза», как в кривом зеркале» [xiii].

Лишь постепенно в горниле неформального движения совершенно самостоятельно стали выплавляться организации иного идейного уровня, близкие по взглядам к Белому движению и ВСХСОН – решительно отвергавшие как провокаторско-антисемитскую, прокоммунистическую направленность псевдопатриотов, так и дерусифицированную концепцию «демократов». Так, например, в марте 1989 года возникло Историко-патриотическое объединение «Русское Знамя», получившее, благодаря своим многочисленным резонансным акциям в годы перестройки, широкую известность в Северной столице**. Увы, в отличие от контролируемых КПСС-КГБ «патриотических» группировок, у национальных организаций, подобных «Русскому Знамени», отсутствовала серьёзная информационная и какая-либо материальная поддержка, что препятствовало их массовому росту и влиянию.

Но главная трудность в возрождении русского национального движения состояла в том, что в конце 1980-х, к моменту крушения КПСС, оно не имело чёткой программы по выведению страны из коммунистического тупика и общепризнанных национальных лидеров, а идейные лидеры прежних лет – И.В. Огурцов, А.И. Солженицын – находились в эмиграции. И политический опыт, и программы, и новые кадры – в который раз приходилось нарабатывать с нуля, прямо в пылу политических сражений. Неоднократно убитое в Советском Союзе и неоднократно воскресавшее русское антикоммунистическое движение просто не успевало в столь короткий срок вновь должным образом организоваться…