Краснов и Валленберг
Если 40-летний генерал Власов как действующий командующий играл в войне роль схожую с Паулюсом и де Голлем, то усилия 76-летнего (к окончанию войны) Краснова отчасти подобны стараниям шведского бизнесмена и дипломата Рауля Валленберга по спасению евреев в Венгрии. Валленберг тоже сотрудничал с немецкими властями, вел переговоры с Эйхманом, но шведское подданство давало защиту и самостоятельность – пока советская оккупация не уравняла его с Красновым. В отличие от шведа, за Красновым в пору его сотрудничества с немцами не стояло иностранное государство, какое могло бы обезпечить его независимость в Берлине. Поэтому Краснову пришлось, для оказания помощи казачьим беженцам (а также, чтобы не допустить влияния казачьих самостийников-эмигрантов), поступить на службу в Восточное министерство.
С приближением большевиков Валленберг сам перешел от немцев и венгров на их сторону, рассчитывая, что там будет безопаснее. 29 мая 1945 года Валленберга доставили в Лефортово. Краснова привезут в Москву неделей позже. 17 января 1947 г. газета "Правда" объявит о казни Краснова. Однако нахождение иностранного дипломата Валленберга в советских тюрьмах большевики будут отрицать до 1957 г., когда, наконец, все же опубликуют рапорт, согласно которому швед умер 17 июля 1947 г. в Лубянской тюрьме "от инфаркта". Валленбергу тогда не исполнилось даже 35 лет, практически не остается сомнений: это тоже было убийство.
Бенгт Янгфельдт проводит сравнение смерти Валленберга с убийствами летом 1947 г. других иностранных граждан, содержавшихся в советских тюрьмах: освободить их было нельзя, чтобы этим не признавать своего беззакония, а продолжать содержать в тайне безполезно и опасно утечкой информации. Менее известных лиц пытались вербовать, но с Валленбергом шанса МГБ не имело. "Шпиону" Валленбергу, возможно, сохраняли жизнь пока рассматривали возможность обменять его на кого-то из русских, бежавших от "освободителей" Европы.
Свидетели, сидевшие в одной камере с Валленбергом, записали его рассказы о том, что его избивали, заставляя подписывать протоколы с признаниями. Такую практику следовало учесть и составителям томов следственных документов "Генерал Власов" (2015), которые отрицали применение пыток. Как я показываю в статье "Краснов и Власов", данные о пытках в отношении соратников Власова подтверждаются независимыми дополнительными свидетельствами, касающимися Краснова, и практически неоспоримы.
Сравнение Краснова и Валленберга работает и при сопоставлении предъявленных им обвинений в "шпионаже". Валленберга арестовали вместе с драгоценностями и валютой, но не верили, что его действия в Венгрии были направлены на спасение евреев. Его голословно обвиняли в сотрудничестве с немецкими властями. Точно так же никто не обращал внимание, чем в действительности занимался Краснов с 1943 г.: из чекистских документов советские пропагандисты переписывали идиотские обвинения в шпионаже, диверсиях, терроре – все это не имело отношения к действиям Краснова по обустройству казачества вне СССР, над чем он главным образом конкретно трудился. Рассмотренные в статье "Краснов и Власов" документы из сборников "Генерал Власов: история предательства" показывают, что только работа на министерство Розенберга могла дать Краснову возможность вести работу в пользу казаков.
 Советское "освобождение Европы"
Расширение советской зоны влияния в результате войны означало и увеличение числа жертв коммунистов.
Участь Валленберга – частный случай массового советского террора в оккупированных странах Европы. В Будапеште, как описывал очевидец в отчетах в шведский МИД, «немецкие преследования евреев, нилашистские погромы и даже ужасы блокады блекнут подобно невинным детским сказкам перед драмами террора» советской оккупации [Б. Янгфельдт "Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мiровой". М.: АСТ, 2015, с. 225, 491].
Приведенный пример убедительно разоблачает пропагандистские публикации Б.Н. Ковалева о применении следователями гуманных способов воздействия: якобы «чекисты в своей практике строго определяли их допустимость и правомерность, исключая всякие элементы психологического насилия в отношении участников уголовного процесса. Поэтому к ним после 1955 г. по делам активных нацистских пособников не было каких-либо серьезных претензий» ["Проблемы новейшей истории России". СПб.: СПбГУ, 2005, с. 377].
Претензий хватало с избытком, но есть серьезная проблема в доступности сведений о советских преступлениях, особенно после смерти тех, кто видел их в непосредственной близости от себя. Дело Валленберга рассмотрено тщательно, ведь за рубежом нашлось очень много заинтересованных в установлении правды в его истории. Но большинство русских жертв не имеет заступников.
Как и нацисты, коммунисты тоже оккупировали чужие страны и убивали в них кого считали нужным. Так, уже в 1940 году, не захватив всю Финляндию, красноармейцы устроили погром в Выборге. Эта война стала причиной высылки финнов из Ленинградской области. На 1942-1943 годы пришлась высокая смертность финнов, высланных в Якутию.
Присоединение Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии сопровождалось террором против всех, кто не проявил лояльности к новой власти. Для примера: в 1941 г. из-за советской оккупации Латвии погиб Сергей Коренев, бывший сотрудник следственной комиссии Временного правительства, автор мемуаров в "Архиве русской революции". Эмигрантскому журналисту в 1940 г. исполнилось 57 лет, ходил он с деревянной ногой, – но большевики или, как сейчас принято говорить, наши деды, все равно его арестовали и лишили жизни [В.Н. Эдлер фон Ренненкампф. "Воспоминания". М.: Посев, 2013, с. 97, 218]. Еще старше был полковник Павел Михайлович Граббе (1875 г. р.). СМЕРШ арестовал его в 1939 г. в оккупированной Галиции, и он умер в пермских лагерях в 1940-е годы [Л.П. Решетников. "Русский Лемнос". М.: ФИВ, 2013, с. 72]. Тогда же в Риге был арестован вместе с женой философ-русофил Вальтер Шубарт, автор книги "Европа и душа Востока", умерший год спустя в казахстанском лагере.
О масштабах проведенных большевиками арестов и ссылок в оккупированной Польше можно получить представление из того, что 12 августа 1941 года было амнистировано сразу 389 041 граждан Польши, из которых поляки составляли чуть более половины – 200 тысяч [В.С. Христофоров. "История страны в документах архивов ФСБ". М.: Главное архивное управление, 2013, с. 271]. Из них 107 140 человек в оккупированной Восточной Польше за 1939-41 годы были приговорены к принудительным работам. Чаще всего вспоминают десятки тысяч убитых чекистами поляков в Катыни и других местах, но советские преступления совершались во всех зонах оккупации.
После войны в советской зоне оккупации Восточной Европы установился такой же репрессивный режим. В результате в той же "освобожденной" Венгрии в сравнении с прежним монархическим строем (при регенте Миклоше Хорти) по свидетельству репрессированных «тюрьмы Хорти были гораздо лучше, – даже для коммунистов! – чем тюрьмы Ракоши. У меня не только убили мужа, но и отобрали маленького ребенка», «они растоптали в этой стране все светлое и благородное» [Э. Эпплбаум. "Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944-1956)". М.: Московская школа гражданского просвещения, 2015, с. 621].
Сравнение оказалось в пользу Хорти, ибо историки говорят лишь о нескольких сотнях коммунистов, арестованных в Венгрии до 1945 г. и погибших в заключении. Если сравнить численность жертв большевиков в любой оккупированной ими стране, счет на сотни узников действительно говорит о более мягком предшествовавшем режиме.
Польский посол в Москве 4 апреля 1945 г. передал Вышинскому, что «на территории Польши проводятся многочисленные аресты, количество репрессированных советскими властями поляков велико. Это вызывает безпокойство среди солдат и офицеров Польского Войска и есть даже попытки собирать деньги в пользу жертв "большевистского террора"» ["Из Варшавы, товарищу Берия. Документы НКВД СССР о польском подполье. 1944-1945". Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001, с. 27].
(В связи с этим нет полной уверенности, что Н.Н. Краснов-младший в "Незабываемом" верно передал положительное мнение генерала Краснова о советских солдатах в Юденбурге. Можно в этом усомниться.)
А советские военачальники потом сочиняли пафосные прославления партии за то, как «народы Восточной Европы были освобождены не только от гитлеровского фашизма, но и от ига капитализма» [А.Г. Котиков. "Записки военного коменданта Берлина". М.: Вече, 2016, с. 36].
Переиздаваемые подобные сочинения о том, как полагалось в СССР изображать оккупацию, полезно сравнить с тем, что творилось на самом деле в Германии победителями в виде мести побежденным.
В приказе от 1 мая 1945 года о вступлении в Берлин Сталин вынужден был указать на проблему: «Находясь за рубежом родной земли, будьте особенно бдительны! По-прежнему высоко держите честь и достоинство советского воина!». Но "честь" падала все ниже.
Очевидец Л. Копелев в книге "Хранить вечно" рассказывает, как в 1945 году разрешили солдатам отправлять посылки до 5 кг, а офицерам – 10 кг, что было прямым поощрением оккупационных преступлений. Как вспоминает Копелев, многие "спасители" мiра от нацизма рассуждали в отношении немцев точно, как нацисты, и ссылались на соответствующее поведение немцев. Это было достаточно частое рассуждение советских солдат. Участник войны, сталинист В. Карпов в романе "Разведчик" описывал солдата, запланировавшего убить за свою жену 10 немок и по столько же детей за своих родных.
Грабежи и насилия продолжались все лето, и в сентябре 1945 года Г.К. Жуков в приказе отмечал: «преступность военнослужащих за последнее время значительно усилилась». К ноябрю число задержанных за преступления солдат увеличилось в три раза до 3300 в месяц, но подавляющее число преступлений оставалось безнаказанными. Жуков был готов расстрелять несколько десятков тысяч советских солдат для предотвращения массового грабежа и насилия. При этом больше всего его безпокоили не переживаемые гражданскими немцами несчастья, а компрометация советской власти мародерами. На протяжении всего 1946 года численность задержанных в месяц продолжала оставаться свыше 3000. Попытки немцев организовывать самозащиту порождали дополнительные убийства. За 1947 год МГБ арестовало 4308 немцев в качестве вражеских элементов. В ноябре 1947 года Абакумов писал, что на данный момент в оккупационных спецлагерях содержится 60580 немцев, включая детей, подростков, инвалидов, больных. Спецлагеря были переполнены и отличались высокой смертностью. С 1945 по 1948-й через них прошли 146 тысяч немцев, из них 20 тысяч умерли и ежемесячно продолжало умирать по 300-400 арестованных. Родственники арестованных не получали никаких уведомлений о полученных приговорах и об их дальнейшей судьбе [Н.В. Петров. "По сценарию Сталина: роль органов НКВД-МГБ СССР в советизации стран Центральной и Восточной Европы. 1945-1953". М.: РОССПЭН, 2011, с. 46-51, 105-108].
Философ М. Хайдеггер, у которого младшего сына выпустили из советского лагеря в 1947 году, а старший оставался в плену еще три года, написал Герберту Маркузе 20 января 1948 года об условиях красной оккупации в Германии: «что же касается серьезных и законных обвинений, которые ты предъявляешь "режиму, убившему миллионы евреев",… я могу лишь добавить, что если бы вместо "евреев" ты написал "восточных немцев", можно было бы сказать то же самое об одном из союзников – с той разницей, что все произошедшее после 1945 г. стало публичным знанием, в то время как кровавый террор нацистов по факту был скрыт от народа Германии» [С. Жижек "Киногид извращенца". Екатеринбург: Гонзо, 2014, с.234].
Немецкая антисоветская листовка в Бранденбурге в 1948 г. обобщала: «Три года грабежа и воровства! Три года голода и смерти! Три года насилования наших девушек и женщин! Три года вранья о народной демократии». В то время многие немцы не видели разницы между Сталиным и Гитлером и желали им одной участи [А.А. Тихомиров. "Лучший друг немецкого народа": культ Сталина в Восточной Германии (1945-1961). М.: РОССПЭН, 2014, с. 218, 224-226].
Однако далеко не все немцы и во время войны разделяли гитлеровскую идеологию. Мнения, будто «Германия была однозначно гитлеровской, зато в сталинском СССР были и некоторые позитивные черты», опровергаются при более внимательном рассмотрении жизни в Германии. Среди прочего, немцы первыми «придумали многие анекдоты, которыми пробавлялись отечественные диссиденты», и это помимо многих покушений на Гитлера, которые не с чем сравнить в СССР. Материалы для сравнений дают воспоминания жертвы нацистского концлагеря [Э. Никиш. "Жизнь, на которую я отважился". СПб.: Владимiр Даль, 2012, с. 26].
Поэтому месть Красной армии немецкому населению по национальному признаку была не лучше нацизма. Это теперь признает один из создателей известного советского фильма "Обыкновенный фашизм": «победа над нацизмом, за которую было так дорого заплачено, оказалась, таким образом, в некотором смысле победой нацизма» [Майя Туровская. "Зубы дракона. Мои 30-е годы". М.: АСТ, 2015, с. 158].
Этот советский антинемецкий нацизм не любит, когда ему указывают на его настоящее лицо: «как, например, увековечить в Бухенвальде или Заксенхаузене память десятков тысяч жертв НКВД, умерших в заключении в период с 1945 по 1949 год и похороненных в общих безымянных могилах, – и при этом не навлечь на себя обвинений в оправдании нацизма?» ["Империя и нация в зеркале исторической памяти". М.: Новое издательство, 2011, с. 33].
Ничем не лучше гитлеровского нацизма было ограбление оккупированной Германии. Оно производилось не только в частном порядке красноармейцами, сколько они могли унести, но масштабные репарационные присвоения всего ценного производились и советскими властями. На выступлении 16 августа 1945 года Г.К. Жуков говорил, что надо быстрее воспользоваться «моментом», пока немцы ошарашены поражением. «Обстановка может измениться», «поэтому наша главнейшая задача – вывезти быстрее все что можно», не за 5 лет, а за год-полтора ["Деятельность советских военных комендатур по ликвидации последствий войны и организации мирной жизни в Советской зоне оккупации Германии. 1945-1949". Сборник документов. М.: РОССПЭН, 2005, c.92].
Советские оккупанты не отличались от нацистов и еще одном аспекте – в использовании рабского труда оккупированного населения. Читая "Архипелаг OST" В.И. Андриянова (2005) об угонах на работы в Германию, следует помнить, что такие же свидетельства можно собрать и о принудительном труде угнанных в СССР иностранцев.
Среди двух миллионов немцев и австрийцев, попавших после войны в советские лагеря и тюрьмы, были не только мужчины, но и женщины (они составляли около 5 % всех пленных и всего их могло содержаться в лагерях после 1945 г. около 250 тысяч). Не все из них были военнопленные, но были угнанные в СССР для работ. 16 декабря 1944 г. ГКО постановил: «мобилизовать и интернировать с направлением для работы в СССР всех трудоспособных немцев в возрасте: мужчин от 17 до 45 лет, женщин от 18 до 30 лет, находящихся на освобожденных Красной Армией территории Румынии, Югославии, Венгрии, Югославии, Венгрии, Болгарии и Чехословакии». Угону подверглись более 270 тысяч этнических немцев из числа гражданских лиц, половина из них погибла в советских лагерях.
Помимо немцев и австрийцев, еще два миллиона пленных относились к более чем 30 иным национальностям. От расстрелов, голода и болезней погибло до 40 % пленных еще до попадания в систему лагерей. Например, в одном только случае перевоза с Донского фронта до лагеря в Горьковской области умерло от голода 800 пленных. А в немецких лагерях погибло около 58 % советских пленных [С. Карнер. "Архипелаг ГУПВИ. Плен и интернирование в Советском Союзе 1941-1956". М.: РГГУ, 2002, с. 11-19, 26, 34, 40, 46, 50]. Проценты жертв приблизительно совпадают. [Однако в первый год войны смертность советских пленных у немцев была гораздо большей из-за отказа Сталина признать их военнопленными и содержать через Международный Красный Крест. Рациональные немцы не знали, куда девать эту неожиданную массу ненужных им людей и не желали тратить на них свои ресурсы и продовольствие, лишь благодаря заступничеству Власова их позже стали использовать на различных работах во вспомогательных частях. – Ред.]
Среди пленных иностранцев в СССР вели активную большевицкую пропаганду, на иностранных языках для них издавали сочинения Сталина и его биографию, выпускали газеты. Только за 1947-1949 годы для пленных было прочитано 252160 политических лекций ["Источник", 1999, № 1, с. 84-85].
Почти всё, что делала нацистская Германия и что она собиралась делать после победы – всё находит свои аналогии в оккупированной Красной армией Восточной Европе. Неудивительны антикоммунистические восстания в Восточной Германии, Венгрии, Польше, Чехословакии, подавлявшиеся советскими войсками, в которых, однако, находились смельчаки, солидарные с восставшими.
Так, после смерти Сталина в 1953 г. в оккупированной Германии 18 советских военнослужащих отказались стрелять в немецких рабочих во время их попытки восстания. Эти 18 были расстреляны в Магдебурге [А.П. Столыпин. "На службе России. Очерки по истории НТС". Франкфурт-на-Майне: Посев, 1986, с. 157]. Были такие советские военнослужащие и во время Венгерского восстания. В 1956 г. за осуждение военной агрессии в Венгрии «репрессированы», как сообщали министру обороны Г.К. Жукову, около 200 советских солдат и офицеров [Н.Л. Волковский. "История информационных войн". СПб.: Полигон, 2003, Ч. 2, с. 608].
Не понаслышке зная все эти страшные стороны войны и ее последствий, очень многие ее советские участники стыдливо и неприязненно относились к советскому культу "Победы над фашизмом". Фронтовик Окуджава говорил: «войну может воспевать либо человек неумный, либо, если это писатель, то только тот, кто делает ее предметом спекуляции». Поэт считал, что немцы могли бы победить, используя как следует антисоветский настрой подневольных граждан СССР, «но системы у нас похожи. Они поступали точно так же, как поступали бы мы» [Д.Л. Быков. "Булат Окуджава". М.: Молодая гвардия, 2011, с.150, 158].
Еврейство особенно активно воспевает советскую победу, обращая внимание только на собственное спасение. При этом даже еврейские диссиденты предпочитали не обращать внимания на преступления компартии внутри СССР по отношению к русскому народу, выпячивая 1937-й год, когда впервые репрессии затронули и партийцев-евреев. Например, при обсуждении, чью сторону кто бы выбрал в Гражданской войне, Окуджава все-таки предпочитал «белый стан», а Ю. Даниэль сторону красных сугубо по еврейским соображениям [И.П. Уварова. "Даниэль и все все все". СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2014, с. 75].
Станислав Зверев
Постоянный адрес данной страницы: http://rusidea.org/?a=32052 |
