Их стоит начать, пожалуй, с общей оценки созданной самостийниками Украинской Легенды и ее основных постулатов. Что же мы увидим при этом? Даже в своей официальной ипостаси Украинская Легенда в целом, как и каждая ее составная часть, не только не выдерживает критики, но и с трудом поддается здравому анализу, ибо представляют собой невообразимую мешанину вздорных и совершенно анекдотических интерпретаций на темы Русской истории. А если уж быть до конца точным, то интерпретаций еще и лживых, не подтверждаемых ни историческими фактами, ни реалиями сегодняшней «Украины».
Если принять всерьез самостийническую версию «украинской истории», придется поверить в то, что мы имеем дело с совершенно удивительным (и неправдоподобным!) историческим феноменом – НАЦИЕЙ-НЕВИДИМКОЙ. Ни письменные источники, ни современники, ни соседние народы и государства на протяжении тысячи лет (подумать только!) ничего не знали об «Украине» и «украинцах». Отсутствие последних в исторической реальности - настолько непреложный факт, что сами самостийники не в силах его замолчать, и нередко, совершенно непроизвольно, проговариваются на эту столь болезненную для них тему. Например, украинский президент Л.Кучма в своей книге, написанной специально для Русской публики, рассуждая об итогах Малороссийской войны, отмечает: «Благодаря Хмельницкому, одним из главных секретов истории мира в XVII веке стало появление на европейском континенте, на землях стиснутых Московским царством, польско-литовской Речью Посполитой, владениями Оттоманской империи и Швеции, новой страны, сумевшей затем сохранить свою жизнеспособность на протяжении столетий»… «Новая страна» - это, конечно, «Украина». Но почему такая секретность? А потому, что «секрет не был разгадан» ни современниками Хмельницкого, ни их ближайшими потомками: «люди XVIII и XIX веков смотрели на карту и не видели на ней никакой Украины, а она уже была»1… Итак, к «нации-невидимке» абсолютно закономерно присовокупляется и СТРАНА-НЕВИДИМКА. Еще одна историческая загадка. Польшу современники видели, Турцию видели, даже Россию видели, а «Украину» - нет... Л.Кучму несказанно удивляет подобная избирательная слепота. А между тем, удивляться следует только тому, что взрослый грамотный человек способен писать подобную белиберду. Люди XVIII-XIX вв. не видели на географических картах «Украину» по совершенно простой причине: такой «страны» в реальности не существовало… Впервые на картах «Украина» (да и то в виде «УССР») появилась лишь при коммунистах, превративших историческую Россию в искусственный конгломерат якобы самостийных «республик» - СССР. В числе таковых наличествовала и «Украина». Впрочем, и тогда речь шла не о «стране», а искусственном политическом образовании. Это-то произвольно вычлененное из тела России эфемерное образование и унаследовали «украинцы» от Советской власти, и уж, конечно, прекрасно осведомлены кто и когда его слепил. Тем более бывший высокопоставленный коммунист Л.Кучма.
На этом фоне его претензии к людям XVIII-XIX вв. за то, что «не видели», выглядят особенно странными и красноречиво свидетельствуют о наличии у нашего автора им же упоминаемых раздвоения и расщепления...
И опять же, не будем забывать: речь идет об официальной «украинской точке зрения», к тому же максимально приспособленной для восприятия именно Русским читателем, а, значит, намеренно смягченной и сглаженной. Можно себе представить, каких запредельных границ достигают исторические фантазии «украинцев» в писаниях, предназначенных для своих. Здесь «расщепление сознания» доходит уже до крайних пределов и представляет интерес не для историка, а скорее для медицины. Анализировать такого рода «теории» и «гипотезы» занятие не только не благодарное, но и бессмысленное. Труднее всего опровергать бред. Дискутировать о «нации-невидимке», населяющей такую же «страну-невидимку», можно до бесконечности, оставаясь при этом в изначальной точке. Вот почему знакомство с самостийническим вариантом «украинской истории» мы ограничили одной первой главой, предоставив на суд читателя тот необходимый минимум, который совершенно ясно демонстрирует общий интеллектуальный уровень украинских теорий и доктрин...
Вторую главу мы посвятили уже более содержательному явлению – «украинской мове». О ней-то не скажешь, что ее нет в реальности, не зря же в глазах самостийников именно «мова» всегда являла (и до сих пор являет) безусловное доказательство существования отдельного «украинского народа». Однако реконструированная нами реальная история ее создания со всей очевидностью показала: «доказательство» не только не безупречное, но и явно притянуто за уши. Это, не в последнюю очередь, подтверждается и тем, что за два десятилетия своего полного господства над Малороссией самостийникам так и не удалось внедрить «украинский язык» в народную жизнь. Этот новояз, как и раньше, активно отторгается населением края. А данный нами краткий обзор украинских «теорий», пытающихся объяснить это отторжение, еще больше продемонстрировал всю шаткость и непрочность подобного рода «доказательств». Их откровенно шизофренический характер вынудил нас и здесь ограничиться необходимым минимумом и в дальнейшем вообще отказаться от попыток рассмотрения любых украинских доктрин, в виду их очевидной и полной неадекватности. Поэтому в последующих четырех главах мы занялись более плодотворным делом, и сжато изложили реальную историю «украинцев» в России…
Какая же картина открылась нашему взору? Даже с выданным априори авансом протяженность «украинской истории» едва ли достигает полторы сотни лет. И это притом, что в качестве хронологической точки ее отсчета мы выбрали 40-е годы XIX века, момент, когда в России только-только появились первые единичные «украинцы», а общее их число едва ли составляло несколько десятков человек. Впрочем, можно выделить и более конкретную дату, которую, пусть и условно, следует обозначить как начало исторического бытия «украинцев». Наиболее подходит для этой цели 1847 год. Именно в этом году в Киеве Русская полиция арестовала членов так называемого «Славянского общества свв. Кирилла и Мефодия». Его организаторами стали чиновник канцелярии Малороссийского генерал-губернатора Николай Гулак (1822-1899), адъюнкт Киевского университета Николай Костомаров и студент университета, а в будущем редактор журнала «Основа» Василий Белозерский (1825-1899). К обществу оказались причастны и другие студенты Киевского университета, а также (косвенно) Пантелеймон Кулиш и Тарас Шевченко. Сам перечень этих людей, ставших впоследствии не только коноводами, но и знаковыми символами малороссийского сепаратизма, говорит о том, что встреча их не являлась простой случайностью. Был накоплен и некоторый подготовительный материал. Так, Шевченко к тому времени уже издал своего «Кобзаря» (1840), поэму «Гайдамаки» (1841), пресловутый «Заповит» (1845), знакомство с которыми, несомненно, оказало серьезное влияние на складывание мировоззренческих установок будущих «украинофилов»…
Впрочем, весь наличный состав «общества» насчитывал 12 человек. Да и те собирались редко и нерегулярно. Это скорее был кружок образованной молодежи, только пытавшейся выработать некоторую систему политических взглядов, притом достаточно хаотично и бессистемно. Хотя антиправительственный характер имевших место обсуждений прослеживался четко, что, в общем-то, и привлекло внимание полиции. Да и было чем заинтересоваться…
* * *
Политической платформой «общества» стала написанная Н.И.Костомаровым «Книга буття українського народу», где впервые и нашла свое отражение «украинская точка зрения». Особо следует подчеркнуть, что уже в момент своего появления она носила ярко выраженный отпечаток польского влияния, а конкретно - «Книг польского народа и польского пилигримства» Адама Мицкевича. И это тоже не было случайным. Во время создания своего произведения, в 1846 г., Костомаров часто встречался с поляком Зеновичем, бывшим профессором Кременецкого лицея, учреждения, ставшего рассадником польского реваншизма и экспансионизма. Инструкции польского профессора не пропали втуне…
Само содержание «Книги буття українського народу» убого и примитивно, а излагаемые в ней «идеи» замечательны лишь своей откровенной русофобией и злобными инсинуациями на произвольно выхваченные из Русской истории сюжеты. Здесь же, продолжая традицию Шевченко, очерчивается образ вечно несчастной и закабаленной москалями «Украины». Прошлое ее, по мнению автора, было чистым и безоблачным, потому что на «Украине» «не сотворили ни царя, ни пана, а сотворили братство-казачество, к которому каждый мог примкнуть, будь он пан или невольник, но обязательно христианин. Там все были равны, и старшины избирались и обязаны были служить всем и на всех работать. И никакой помпы, и никакого титула не было между казаками»…
Увы, длился украинский «золотой век» недолго. Когда «Украина», освободившись от польской власти, пристала к Московии, как стране славянской, то скоро увидела, «что попалась в неволю», ведь «она, по своей простоте, еще не знала, что такое царь, а царь московский это все равно, что идол и мучитель». Тогда Украина «отбилась от Московии и не знала, бедная, куда ей повернуть голову», но Московия поделила ее с Польшей, а это «есть самое негодное дело, что когда-либо случалось в мире»… А дальше пошло еще хуже: царь Петр «положил сотни тысяч казаков в канавах и на их костях построил себе столицу», а «царица Екатерина-немка, курва всесветная, явная безбожница, - доканала казачество, так как отобрала тех, которые были старшиной на Украине, и наделила их вольными братьями, и стали одни панами, а другие - невольниками»…
«И так пропала Украина», но скоро она «проснется и крикнет на всю широкую Славянщину, и услышат ее крик, и встанет Украина и будет независимой Речью Посполитой (т.е. республикой) в славянском союзе»2....
Как видим, особой оригинальностью первоукраинские идеи не блистали. Абстрактный гуманизм-демократизм вкупе с примитивным эгалитаризмом; романтическая идеализация прошлого; воспевание казачьей вольницы, тоже представляемой весьма абстрактно; провозглашение государственной «всеславянской федерации» в качестве далекой (и несбыточной) цели, и тут же, как основной лейтмотив и антураж всей этой мечтательно-созерцательной абракадабры, - вселенский плач и вопль о «погубленной Украине», причем погубленной, разумеется, москалями. Их в число «славян» Костомаров не включал…
Вот и весь спектр «идей», торжественным провозглашением которых начали «украинцы» отсчет собственной своей истории. Последующие ее этапы ненамного обогатили идейный багаж самостийников. Уже знакомый нам Лысяк-Рудницкий в этой связи отмечал: «Что касается украинской политической программы, то ее фундамент был положен в 1846-1847 годах кружком молодых интеллектуалов в Киеве, получившем известность под названием Кирилло-Мефодиевского братства. Пройдя через стадии ревизии и разработки, она оставалась платформой украинского движения вплоть до самой революции»3…
Иначе говоря, за время с 1847 по 1917 год политическое мышление «украинцев» так и не смогло преодолеть школярский уровень костомаровского памфлета. И это, конечно, демонстрирует уровень интеллектуального потенциала украинского движения.
Но для нас гораздо важнее иной показатель: «”Славянское общество свв. Кирилла и Мефодия” было первой попыткой украинской интеллигенции вступить на путь организованной политической борьбы за национальное освобождение… Попытка братства утвердить отдельную от русской украинскую идентичность воспринялась всеми кругами русского общества как национальная измена»4… Насчет «измены» понятно. Как еще можно было относиться к столь дикой и нелепой идее?.. Но за чье «национальное освобождение» собирались бороться Костомаров с компанией? «Украинского народа»?.. Однако сама попытка утверждения отдельной от Русской «идентичности» была предпринята малочисленным кружком, состоящим всего из 12 человек!.. Таков был наличный состав «украинцев» на тот момент. А кто еще, кроме них, обладал «украинской идентичностью»?.. Никто. Даже современные украинские историки не могут в добавление к «кирилло-мефодиевцам» назвать какие-либо иные украинские организации того времени, которые пытались бы утвердить отдельную от Русской «украинскую идентичность». Их не существовало. Иными словами, численность «украинского народа», который будто бы собирались освобождать «кирилло-мефодиевцы», точно совпадала с количеством активистов этого же кружка…
Сам по себе этот факт демонстрирует правомерность и обоснованность определенной нами начальной даты собственно «украинской истории»: 1847 год. Вот оно – Начало (а оно, как известно, никогда не бывает легким). Собрался десяток с лишним скучающих бездельников и решил определить свою национальность как «украинскую». Дело, конечно, немного странное, но, как говорится, добровольное. Гоголевский чиновник Поприщин, например, всерьез полагал, что он - испанский король, и даже принял страдание за это свое убеждение… «Кирилло-мефодиевцы» тоже пострадали. Правда, их не посадили в сумасшедший дом, как Поприщина, а всех сослали. Причем, как мы видели, на достаточно льготных условиях. Впрочем, мы готовы, вслед за самостийниками, признать их страдальцами за идею. Однако признать десяток индивидов «украинским народом» - отказываемся. Это значило бы признавать очевидную ложь – правдой, откровенный вымысел - реальным историческим фактом. Тем более что и в последующие десятилетия, как мы показали в предыдущих главах, «украинская идентичность» так и не смогла выйти за пределы точно таких же малочисленных кружков. Правда, ближе к 1917 году их стало намного больше, но только полный глупец (или сознательный лжец) согласился бы признать эти кружки оппозиционно настроенной интеллигенции «30-миллионным украинским народом»…
Кстати, и сами «украинцы», нисколько не заблуждались насчет действительной численности своего сообщества. «Нас горсточка» признается П.А.Кулиш в письме к С.Т.Аксакову (1858), ведя речь о тех, кто убежден, что между малороссами и остальными Русскими «лежит такая же бездна, как между драмой и эпосом»5… Минует шестьдесят (!) лет, а маргинальная общность «украинцев» все так же замкнута в пределах «горстки». Уже знакомый нам Е.Х.Чикаленко в письме к П.Я.Стебницкому (2 апреля 1917) , рассуждая об «автономии Украины», отмечает, что «против нее будут все, кроме сознательных украинцев, которых всего горстка»6… Как видим, даже охватившее Россию революционное безумие нисколько не увеличило украинских рядов… Премьер-министр петлюровского «правительства» Исаак Мазепа вспоминал об этой бурной эпохе: «За два года революционной жизни в Екатеринославе, с его более чем 200 000 населения, я не припоминаю себе, чтобы ряды нашей украинской интеллигенции пополнились хотя бы полудесятком “обращенных” малороссов. Как была нас горстка в два десятка человек в начале революции, такой и осталась до самого моего отъезда из Екатеринослава, после двух лет революции. Как много этот факт должен говорить будущему историку для характеристики украинских национальных сил во время великой украинской революции!»7…
Непредубежденному историку все выше приведенные признания украинских деятелей говорят только об одном: в случае с «украинцами» мы имеем дело не с «нацией» и «народом», а с политической сектой, идейное влияние которой ограничивалось немногочисленным кругом ее непосредственных участников. Даже принятое в этой секте самоназвание – «украинцы», категорически отвергалось населением Малороссии (впрочем, большинство о нем вообще ничего не знало), да и в узком кругу ее сторонников прививалось с большим трудом. Бывший секретарь Центральной Рады М.М.Еремеев вспоминал: «В ту эпоху само название “украинец” было еще каким-то чужим и странным, потому что украинская литература его никогда не употребляла. Писалось и говорилось: Украина, украинский, даже очень редко украинка, но термин “украинец” был в ту эпоху неологизмом, который тяжело входил в жизнь»8 …
Наглядным подтверждением сектантского характера украинства является и приведенное нами в пятой главе численное соотношение украинских политических организаций и соответствующих им Русских, действовавших в Малороссии накануне Революции 1917 года. В то время как украинские партии в совокупности насчитывали около трех тысяч человек, численность Русских измерялась сотнями тысяч! Таким образом, и по прошествии семи десятилетий после 1847 года украинское сообщество так и продолжало оставаться малопопулярной изолированной сектой. При этом, публично озвучивая свои цели, «украинцы» делали упор, прежде всего, на экономических или культурологических проблемах, а отнюдь не на «украинской идентичности», тем самым молчаливо признавая, что имеют дело с населением по национальности Русским, которое еще только предстояло превратить в «украинское». (А сделать это удалось лишь в Советское время, под властью денационализированного коммунистического интернационала, путем откровенного ОБМАНА и НАСИЛИЯ).
Ложь и обман формировали «этническое самосознание» «украинцев» и до революции 1917 года. И подобные методы «украинского этногенеза» дают нам право на следующий абсолютно бесспорный вывод: используемый самостийниками термин «УКРАИНСКИЙ НАРОД» представляет собой всего лишь эвфемизм, изобретенный «украинцами» для обоснования своих претензий на южную частью России. К реальным историческим явлениям это понятие никакого отношения не имеет, оно - порождение политической идеологии, а не этнической истории. Со времен Киевской Руси и по нынешнее время этническая принадлежность населения Малороссии не изменилась, оно принадлежало и принадлежит к Русской Нации.
И этот совершенно неопровержимый вывод полностью подтверждается всей суммой исторических фактов, рассмотренных нами в предыдущих главах… Между прочим, у самих же «украинцев» можно почерпнуть массу свидетельств в пользу того, что никакой «украинской нации» до революции 1917 года в России не существовало. Так, сепаратистский журнал «Украинская хата» признавал в 1910 году: «Украинская национальная жизнь в России представляет громадную пустыню. Широкий простор, масса народа, а жизни нет.
Несколько единиц упорно борется со всеобщим сном, пытается нарушить тишину своим криком, кричит… но что значит слабый голос этих единиц против молчания многих миллионов»… Журналу «невольно припоминались слова из переписки одного писателя: украинская нация состоит из 30 миллионов рабов и жменьки Дон-Кихотов»9…
Отметим этот момент. «Жменька» («несколько единиц») «украинцев» приклеивают ярлык «рабов» 30 миллионам своих соотечественников лишь за то, что те не выказывают никакого сочувствия и поддержки их совершенно бредовым идеям. За такую «непонятливость» эти «несколько единиц» испытывают самую неподдельную ненависть к тем самым «многим миллионам», которые они же (без их ведома!) нарекли «украинским народом», который почему-то всегда изображают тупой, раболепной, жадной массой, не имеющей представления о своих «национальных интересах», а потому и склонной к предательству и коллаборационизму. Эта ненависть - еще одно неоспоримое доказательство того, что «украинский народ» - выдумка, болезненное порождение денационализированного сознания «горстки» маргинальной Русской интеллигенции…