Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4728]
Русская Мысль [477]
Духовность и Культура [849]
Архив [1656]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 11
Гостей: 11
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    А.Г. Тепляков. Суд над террором: партизан Яков Тряпицын и его подручные в материалах судебного заседания (1)

    http://www.chitalnya.ru/upload2/412/27623238274827.jpg

    Красный партизан Яков Тряпицын, спаливший дотла в мае 1920 г. большой дальневосточный город Николаевск-на-Амуре (стоящий на месте впадения Амура в Татарский пролив напротив о. Сахалин) и вырезавший не только огромную часть жителей областного центра и всей Сахалинской области, но и всю японскую колонию, дав Японии повод для крупного вооружённого вмешательства в российские дела, держит безусловное первенство в жестокости среди всех красных партизан. Пред​седатель Сахалинского народно-революционного комитета Г. З. Прокопен​ко писал в конце 1920 г. правительству ДВР, что «пол области разрушено и половина населения выбита [и партизанами] спущена под лед»1. В советской историографии этот деятель часто именовался антисоветским бандитом, хотя террористическая политика тряпицынщины была следствием именно ультрарадикальных воззрений Тряпицына и его ближай​шего окружения, учредивших в Николаевске красную коммуну. Как проницательно написал первый и самый компетентный исследователь тряпицынщины, пресловутая Николаевская коммуна «по дикому изби​ению тысяч ни в чем не повинных людей, включая грудных детей, по утонченнейшим пыткам большевистских палачей, представляет собой апофеоз советского режима»2.

    Террористическая деятельность Я. И. Тряпицына и его окружения, проводивших массовый красный террор против населения Приамурья в 1919–1920 гг., до сих пор вызывает полярные оценки в историографии. Распространена точка зрения, согласно которой Тряпицын героически сражался с белогвардейцами и японскими интервентами, став жертвой исторической клеветы3. Масштабы его злодеяний отпугивали исследователей, и эта инерция существует до настоящего времени. С 1930-х гг. о Тряпицыне в СССР старались писать как можно меньше. В неопубликованной рукописи сводного анонимного труда о партизанах Сибири, Казахстана и Дальнего Востока, сохранившейся в фонде Сибирского истпарта, оказалась подшита начальственная записка от 28 ноября 1934 г.: «Стоит ли говорить о Тряпицыне. Он – темное пятно в партизанском движении. Николаевск на Амуре для нас был тяжелым моментом». При этом в очерке о Тряпицыне террор партизан и сожжение Николаевска вообще не были упомянуты4. В опубликованной в конце 1960-х гг. академической «Истории Сибири», трактовавшей и основные события на Дальнем Востоке, фамилия Тряпицына не фигурировала. В других трудах Тряпицын кратко упоминался как жестокий анархист, справедливо покаранный советскими властями за нарушения законности, суть которых не разъяснялась.

    Современная академическая «История Дальнего Востока России» продолжает уверять, что японское правительство фальсифицировало всё содержание николаевских событий, а известный американский историк Дж. Стефан5 «преувеличил склонность… Тряпицына к террору». Полное уничтожение узников тюрьмы объясняется попыткой японских войск их освободить, в ответ на что Тряпицын закономерно «расстрелял всех арестованных, обезопасив себя с этой стороны». Утверждается, что среди тряпицынцев «бандиты составляли ничтожное меньшинство», и лишь вскользь упоминается, что во время эвакуации (якобы доброволь​ной, а не насильственной) «не обошлось и без нарушения революционной законности». Сожжение Николаевска скорее одобрено – со ссылкой на то, что «подобные решения в огне Гражданской войны принимались не раз»6. Не верит в тряпицынский террор и современный левонастроенный историк А. В. Шубин7.

    Только в последнее время появились новые публикации и исследова​ния, которые доказательно, на документальной основе, демонстрируют осуществление Тряпицыным обширной социальной чистки населения Сахалинской области, масштабы которой намного превзошли сталинские8. Следует указать, что эпизоды красной резни к 1920 г. не были новостью для жителей Дальнего Востока, где партизанский бандитизм ярко проявлялся с самого начала появления повстанцев в захваченных городах. В марте 1918 г. свыше тысячи жителей Благовещенска стали жертвами красногвардейцев, захвативших город после мятежа атамана И. М. Гамова. Как сообщал в 1922 г. видный чекист И. П. Павлуновский, «масса рабочих с приисков хлынула в город, взяла его штурмом и устроила поголовную резню /буржуазии «вообще»/. Ходили отрядами из дома в дом и вырезали всех заподозренных в восстании и сочувствующих им. Между прочим, вырезали почти весь состав Благовещенского Городского Управления, особенно крошили спецов и служащих горных контор»9. Пресса весной 1919 г. сообщала о террористических акциях в Благовещенске при красных: «Зверства большевиков в городе достигли ужасных размеров. Из местного населения расстреляно свыше 1000 человек. Начаты раскопки могил. Большая часть учащейся молоде​жи после взятия города вступила в ряды нашей армии добровольцами»10.

    В начале апреля 1920 г. бывший глава правительства Колчака П. В. Вологодский встретился в Шанхае с двумя бежавшими от красного террора во Владивостоке офицерами, которые рассказали, что там, несмотря на коалиционное социалистическое правительство А. С. Медведева, «фактически орудовали большевики», арестовывавшие и после почти обязательных мучений убивавшие белых: «…Во Владивостоке происходят систематические убийства офицеров-белогвардейцев. Их арестовывают и на пути к тюрьме расстреливают под предлогом прекращения попыток к побегу и т. п.»11. Известный дальневосточный эсер-максималист И. И. Жуковский-Жук писал: «В интересах исторической правдивости необходимо отметить, что к «тряпицынским» методам, т. е. к методам активной безпощадно-революционной, не знающей компромиссов борьбы, прибегали почти все революционеры на Д.-Востоке, особенно в Благовещенске на Амуре. Расстрелы без суда, служащие главным обвинением против «тряпицынцев», здесь были не в редкость. Отдельные представители Амурской власти, как например, начальник областной тюрьмы Матвеев и его помощник С. Димитриев (оба коммунисты) не один десяток лиц, подозреваемых и обвиняемых в контр-революции и в белогвардейщине, расстреляли под сурдинку без суда и следствия. Это было известно и Ревкому, об этом узнали и многие в городе, но никто против этого не протестовал, за исключением Благовещенской группы анархистов, настолько все «привыкли» к подобного рода явлениям»12. Однако банде Тряпицына удалось осуществить красный террор в его наиболее беспощадном виде, когда почти все социально и национально чуждые элементы были физически истреблены – заодно с немалым числом и «социально-близких»13.

    Анархист Яков Иванович Тряпицын, молодой и амбициозный партизанский вожак, происходил из петроградских рабочих, был отважным добровольцем мировой войны, доросшим до унтер-офицера. Оказавшись на Дальнем Востоке, он проявил себя способным организатором анархической уголовной вольницы в Ольгинском уезде и Сучанской долине Приморья. В конце 1919 г. Тряпицын был направлен Военно-революционным штабом партизанских отрядов и революционных организаций Хабаровского и Николаевского районов в низовья Амура для организации там повстанческого движения. Есть версия, что Тряпицын вышел с отрядом самовольно, недовольный пассивностью партизанского командования14. С ним в качестве комиссара выехала Нина Лебедева-Кияшко, активная эсерка-максималистка из Благовещенска. Движение примерно двухтысячного войска Тряпицына и Лебедевой вниз по Амуру сопровождалось почти полным истреблением сельской интеллигенции (за революционную «пассивность») и всех, кто был похож на горожанина-«буржуя»; священников топили в прорубях, взятых в плен, включая добровольно перешедших к партизанам, расстреливали15. Один из тряпицынских помощников Иван Лапта (Яков Рогозин) организовал бандитский отряд, который «производил налёты на деревни и стойбища, грабил и убивал людей», на Лимурских приисках уничтожал тех, кто не отдавал золото, разграбил Амгуньские золотые прииски и окрестные сёла. Отрядники Лапты, вместе с тряпицынцами Заварзиным, Биценко, Дылдиным, Оцевилли, Сасовым, убили сотни нижнеамурцев ещё до занятия областного центра16.

    В отряде Тряпицына насчитывалось около 200 китайцев и столько же корейцев, набранных с золотых приисков (последними командовал Илья Пак)17 и которым атаман выдал щедрый денежный аванс, пообещал золото с приисков и много русских женщин. Современник отмечал: «В партизанские отряды входили… исключительно китайские низы, социаль​ные отбросы, грабители, убийцы, морфинисты, опиокурильщики и т. д.»18. Один из виднейших сибирских большевиков А. А. Ширямов честно написал, что среди и русских приисковых рабочих Амура имелся «значительный процент сильного уголовного элемента». Самостоятель​ная жизнь в безлюдной тайге превращала старателей в анархических личностей, в связи с чем амурскими партизанами «было проявлено немало излишней жестокости». Ширямов прямо отмечал, что «амурский таежник мстит так же, как мстили наши [далёкие] предки»19. Партизанские вожди выдвигались из наиболее целеустремлённых и жестоких личностей, державших в подчинении анархических повстанцев за счёт предоставления им права на грабежи и убийства.

    В начале 1920 г. началось активное обсуждение идеи дальневосточ​ного «буфера» между Советской Россией и Японией. Оказавшись перед фактом крушения колчаковской власти, японцы согласились с заходом во Владивосток красных отрядов, что те и осуществили в последний день января 1920 г. Наличие в столице Приморья большого количества иностранных войск не позволило большевикам одержать полную победу, и они были вынуждены смириться с переходом власти к социалистической Земской управе. В это же время Тряпицын осадил и после артиллерийского обстрела в конце февраля захватил Николаевск-на-Амуре, где дислоцировались японский батальон (350 чел.) и примерно такой же по численности белый гарнизон. Путей к нему до ледохода не было, поэтому защитники почти 20-тысячного города могли полагаться только на собственные силы. Они были обмануты партизанами, обещавшими не производить каких-либо жестокостей. Однако, несмотря на присутствие японских войск, гарантировавших соблюдение соглашения от 28 февраля 1920 г., тряпицынцы немедленно начали оргию грабежей и жестоких убийств.

    М. В. Сотников-Горемыка, один из переживших тряпицынщину горожан, вспоминал, как арестованных уже наутро, раздев до белья, спешно расстреливали у тюрьмы на глазах друг у друга: «…Трупы валились один на другой. Многие из выводимых мужчин падали в обморок, женщины же на убой шли очень храбро. …В эти дни в милиции были убиты 72 человека. На другой день подъехало несколько саней, повезли трупы, уже совершенно голые, топить в нарочно выбитых прорубях. Топили и приговаривали: «Отправляем в Японию»»20. Из показаний николаевца С. И. Бурнашева следует, что партизаны, по соглашению с японскими военными, «…не должны были производить никаких арестов и вообще никому не мстить… В ночь с 8 на 9 марта они, выведя из тюрьмы, разстреляли 93 человека. 9 марта я сам видел трупы на берегу против Куенги. На другой день, 10 марта, японцами была выпущена летучка, что… против того, что красные «губят народ», разстреливают, ими, японцами, будут приняты меры. Тем не менее аресты продолжались, всё увеличиваясь. 11-го марта вечером красные пригласили японское командование в заседание, где сообщили ему, что… японцы завтра утром до 12 часов должны сдать оружие. Ночью в этот же день часов около двух началась стрельба – выступили японцы»21.

    Японцы быстро поняли, что имеют дело со зверски настроенной бандой, которая не признаёт договоренностей. Скорее всего, А. Гутман прав, когда пишет, что Тряпицын хотел спровоцировать японцев этим ультиматумом на выступление, надеясь, что все партизаны Дальнего Востока точно так же выступят в ответ и разгромят интервентов. И когда толпа пьяных убийц и мародёров предъявила японцам ультиматум о сдаче оружия, командир гарнизона майор Исикава осознал, что именно последует за разоружением единственной силы, способной хоть как-то удерживать партизан. И нанёс 13 марта превентивный удар. Тряпицын при внезапной атаке получил два ранения, но смог организовать сопротивление, – и после яростной схватки японский гарнизон был задавлен численностью, а консул и вся обслуга погибли в подожжённом партизанами консульстве.

    Уцелевший С. Строд рассказал о горах изуродованных трупов заключённых, истреблённых накануне и в момент выступления японцев: «Осмотрев эту кучу и не найдя брата, я перешёл к громадной второй, в которой было 350–400 человек. <...> Среди трупов я увидел очень много знакомых. Узнал старика Квасова, инженера Комаровского, труп его был сухой, съёженный, измождённый, очевидно было, что его страшно истязали и били, нижняя челюсть и нос были свёрнуты на бок; двух братьев Немчиновых; бывшего танцора, потом служащего Государственного Банка Вишневского, у него руки были связаны назад и вся грудь исколота штыками; двух братьев Андржиевских, у одного из них – Михаила – голова была совершенно разбита.., японский солдат стоял на четвереньках и язык висел на одной нитке. Судовладелец Назаров стоял стоймя на трупах с выколотыми глазами и с смеющимся лицом. Некоторые трупы были лишены половых органов, у многих женских трупов были видны штыковые раны в половые органы, одна женщина лежала с выкидышем на груди. Трупа брата я не увидел и в этой куче... Женские трупы многие были совершенно раздеты, так я видел трупы машинистки земства – Плужниковой, Кухтериной, Клавдии Мещериновой; часть была в одних рубашках, некоторые в кальсонах. При мне работавшие на льду китайцы закончили пробитие проруби и с гиканьем, хохотом, таща по льду за ноги, начали сваливать трупы к проруби и… шестами проталкивать под лёд. В третьей куче трупов, в 75–100, были, как мне потом говорили, трупы г-жи Люри Э.С., инженера Кукушкина и ещё некоторых знакомых лиц». Другой очевидец писал:

    «…К 11 марта 1920 года тюрьма, арестное помещение при милиции и военная гауптвахта были переполнены арестованными. Всего арестованных было в тюрьмах около 500 человек, в милиции около 80 и на гауптвахте человек 50… 12 и 13 марта все русские, заключённые в тюрьме, на гауптвахте и в милиции, были убиты партизанами. Таким образом, в эти дни погибло свыше 600 русских, по преимуществу, интеллигентов… Аресты, обыски, конфискация имущества, убийства граждан не прекращались ни на один день». Людей с нарочитой жестокостью рубили шашками и топорами, прикалывали штыками, забивали поленьями… Некоторые партизаны покидали окопы только с единственной целью «прикончить хоть одного буржуя»22.

    Узнав затем о приближении императорских войск, готовых отомстить за гибель всей японской колонии (700 чел.), Тряпицын решил доведённым до предельных границ красным террором продемонстрировать свою революционную последовательность. Он, как, впрочем, и все красные власти, чётко разделял подконтрольное население на «своих» и «буржуев». Последние подлежали грабежу и избирательному уничтожению; активных недовольных убивали и изолировали, остальные обычно смирялись. Накануне крушения Николаевской коммуны Тряпицын и его команда максимально расширили контингент социально и национально чуждых людей, подлежавший ликвидации.

    Архивы говорят о многочисленности искренних жалоб и партизан, и новорожденных советских властей в зажиточных сибирско-дальневос​точных районах на буржуазность доставшегося им населения, слабо об​лагороженного пролетарской прослойкой23. Состав городского населения Новониколаевска власти оценивали как мелкобуржуазный и спекулянтский24. По оценке местного ревкома, половину населения г. Павлодара Семипалатинской губернии в 1920 г. составляло «контрреволюционное казачество», а треть – буржуазия. Секретарь Алтайского губкома РКП(б) Я. Р. Елькович весной 1921 г. отмечал, что «большая часть населения
    губернии представляет из себя кулаческое крестьянство»25. Сотрудники Госполитохраны ДВР в марте 1921 г. характеризовали забайкальский Нерчинск как «центр контрреволюции и спекуляции»26.

    Как заявлял тряпицынец Д. С. Бузин (Бич), типичными представителями населения Николаевска-на-Амуре были «рыбопромышленники, золотопромышленники, пароходовладельцы, торговцы-спекулянты, мещане-чиновники и т. д. Рабочих здесь почти нет, если не считать одного или двух десятков грузчиков и столько же бондарей. …Напрасно мы стали бы искать здесь людей, преданных революции и сторонников Советской власти»27. Но коренной житель города писал о рабочей прослойке иное: в 1919 г. бурно развивавшаяся рыбная промышленность привлекала в город «новых предпринимателей и массы рабочих». Однако последние отрицательно воспринимали агитацию большевиков о вступлении в партизаны, поскольку получали хорошее жалованье и боялись японцев28.

    Для Тряпицына враждебный богатый город с большой иностранной колонией стал безответным полигоном для насаждения нового строя, физически избавленного партизанами от присутствия как собственно «гадов», так и их семей. Этот вожак, будучи развитым и эрудированным пролетарием, в своём подходе к социальной чистке был апологетом безбрежного террора и опирался на уголовный элемент, который в изобилии присутствовал в партизанских отрядах востока России. Личная и тайная контрразведка Тряпицына имела наблюдение за всем, включая следственную комиссию, что было типично для поведения вождей крупных партизанских отрядов. Например, согласно показаниям А. А. Табанакова, бывшего начальника контрразведки действовавшей осенью 1919 г. в Горном Алтае дивизии И. Я. Третьяка, этот большевистский комиссар после падения советов скрывался в горах и вместе с сообщниками до сентября 1919 г. занимался «грабежами местного населения», а потом примкнул к партизанщине, получив в дивизии Третьяка очень ответственный чекистский пост, демонстрировавший близость его обладателя к руководству29. Аналогичные персонажи отправляли функции тайной полиции и у Тряпицына. Партизанский террор, опиравшийся как на доморощенных чекистов, так и ярость активных партизан, носил все те черты, которые привносили в него большевики и анархисты: массовость, беспощадность, уничтожение людей не только по социальному, но и по национальному признаку, а также террор в отношении «своих».

    В захваченном городе в течение трёх месяцев существовала так назы​ваемая Николаевская коммуна со всеми положенными атрибутами: ре​квизициями, конфискациями, обобществлением орудий лова, запретом торговли и введением карточек, чрезвычайной комиссией. Анархист Тряпицын и эсерка-максималистка Лебедева, попутно арестовав и уничтожив «своих» коммунистов по подозрению в заговоре, проводили – причём в крайнем варианте – политику военного коммунизма, будучи официально признаны Москвой30. Ближайшее окружение Тряпицына составляли лица с уголовным прошлым – Биценко, Будрин, Лапта, Оцевилли-Пав​луцкий, Сасов. Основав террористическое государство-коммуну, тряпицынцы его под натиском японских войск сами же и уничтожили. При этом банда Тряпицына пошла по пути социальной чистки предельно далеко, постановив предпринять полное уничтожение даже семей тех, кто был «буржуем», евреем или просто «не своим». Глубокая «чистка» была запланирована, тщательно подготовлена и проведена без малейших колебаний. Объективность данных подробной книги опытного журналиста и издателя А. Я. Гутмана «Гибель Николаевска на Амуре», опиравшегося на десятки показаний переживших «инцидент», включая юристов, прежде всего, судебного чиновника К. А. Емельянова, подтверждается и многими советскими документами.

    Уяснив, что провоцировать Японию на войну власти Советской России и ДВР не собираются, и помощи осаждённому японцами (в ответ на ошеломившую империю резню гарнизона и всей колонии) городу не предвидится, диктатор Тряпицын решил громко хлопнуть дверью. Возможно, он вдохновлялся мятежом левых эсеров в 1918 г. и рассчитывал, что окажется удачливей в развязывании революционной войны, что неизбежно взорвало бы идею создания буферной Дальневосточной республики. Но вооружённое выступление мстивших за тряпицынские зверства японцев 4–5 апреля 1920 г. нанесло такой жестокий удар красным силам, что ни о каком серьёзном ответе сразу разбежавшихся партизан и армии ДВР нечего было и думать.

    Полное уничтожение областного центра было невиданным делом даже для большевиков, хотя власти соседних регионов тайком готовили главные города к уничтожению при отступлении. Летом 1920 г., подготовляя, в ожидании наступления японцев, эвакуацию Благовещенска, Амурский ревком «спешно вывез в безопасное место все ценности и организовал конспиративную тройку в составе коммунистов Бушуева и Ниландера и максималиста С. Бобринева, которым было поручено разработать спешно план эвакуации и наметить те укреплённые каменные здания, которые Ревком предполагал взорвать в случае оставления города, чтобы их не использовали японцы! – Кто не с нами, тот против нас! таково было общее настроение революционных кругов г. Благовещенска. Никто не жалел города, который обрекался на уничтожение, т. к. решено было, что всё трудовое красное население уйдёт в тайгу с партизанами, а остаться может только контр-революционный элемент, которому пусть не останется камня на камне…»31 Благовещенск уцелел, но вот при паническом отступлении из Хабаровска 22 декабря 1921 г. большевики, как отмечали белые, сожгли железнодорожную станцию, «взорвали церковь[, ] больницу [и] много казенных и частных домов[, ] вагонов [со] снарядами и прочим имуществом»32. Член Дальбюро ЦК РКП(б) В. А. Масленников писал про «ненужное разрушение» при отступлении пароходов Доброфлота и станции: «Ряд разрушений ценностей, произведенных на ст. Хабаровск тоже, конечно, оставил весьма удручающее впечатление на настроение обывателя». Здесь же Масленников отметил, что «нужно было себе представить возмущение населения», узнавшего про «ненужный расстрел 22-х арестованных ГПО при уходе из города»33.

    Со слов К. А. Емельянова, который работал при Тряпицыне канцеля​ристом в штабе и хорошо знал документы «коммуны», после получения известий о приближении японских войск на заседании ревштаба и чрезвычайной комиссии по предложению Тряпицына и Лебедевой «… было решено город сжечь до основания, часть жителей эвакуировать, а часть уничтожить. ЧК получила чрезвычайные полномочия производить не только массовые аресты, но и казни. Председателем чрезвычайки был назначен крестьянин деревни Демидовки Михаил Морозов, который получил бесконтрольное право распоряжаться жизнью николаевских обывателей. <…> В том же тайном заседании составили проскрипционные списки, материалом для которых послужили заранее затребованные сведения от всех комиссариатов. Порядок массового убийства был установлен следующий: в первую очередь шли евреи и их семьи, во вторую очередь жены и дети офицеров и военнослужащих, третьими обозначены были все семейства лиц ранее арестованных и убитых по приговорам трибуналов или распоряжениям Тряпицына, в четвёртых шли лица, по каким либо причинам оправданные трибуналом и выпущенные на свободу, равно как и их семьи. В пятую очередь предназначались чиновники, торговые служащие, ремесленники и некоторые группы рабочих, не сочувствовавших политике красного штаба. По составленным спискам подлежало уничтожению около трёх с половиной тысяч человек. Почти месяц, приблизительно до мая, продолжалась усиленная работа по намеченному плану. Внесённые в списки систематически убивались небольшими партиями в заранее установленном порядке. Казни производились специально выделенными отрядами из преданных Тряпицыну русских партизан, корейцев и китайцев. Каждую ночь они отправлялись в тюрьму и по списку убивали определённое количество жертв (30–40 человек). К тому времени в николаевских местах заключения находилось около 1500 человек»34.

    Тряпицын открыто говорил, что три четверти населения города со​стоит из контрреволюционеров и притаившихся «гадов»35. Тряпицын и Лебедева, крича на заседаниях созданного облисполкомом 13 мая полномочного военно-революционного штаба: «Террор! Террор без жалости..!», подписывали весьма красноречивые документы с предписаниями начальникам комиссариатов и учреждений спешно ликвидировать врагов. Например: «Мандат Пахомову. Срочно предписывается вам составить список лиц, подлежащих уничтожению. Революционная совесть ваша». Или приказ от 24 мая командиру 1-го полка: «Военно-революционный штаб предписывает вам привести в исполнение смертный приговор над арестованными японцами, находящимися в лазарете, а также над осужденными лицами, находящимися в тюрьме»36. Пик террора пришёлся на конец мая.

    В тряпицынском терроре был не только социальный, но и расистский оттенок: русские партизаны особенно охотно убивали евреев, китайские и корейские – японцев37. Позднее в «чистке» выявилась другая чудовищная сторона – преимущественное истребление детей и женщин, как перед эвакуацией, так и после. Детей уничтожали вместе с матерями, женщин перед казнью насиловали. Партизаны специально уничтожали детей как лишнюю обузу, считая их «неисправимо вредными». Сначала перебили почти всех японских детей, причём самых маленьких бросили живыми в выкопанную в снегу яму38; затем «членов еврейского общества... на пароходе отвозили на Амур и топили больших и маленьких»39.

    С 28 мая партизаны начали выжигать окрестности, уничтожая рыбачьи посёлки напротив Николаевска-на-Амуре, а 29 мая – сжигать жилые дома и взрывать крупные каменные постройки областного центра. Всего было уничтожено 1 130 жилых построек – почти 97% всего жилфонда. Из общественных зданий сохранились лишь тюрьма и торговое училище40. Тряпицын официально объявил сельским ревкомам: «Город весь сож​жен… крупные здания взорваны, японцам остался один пепел. Не осталось от Николаевска камня на камне». Груженные награбленным добром, включая полтонны золота и множество конфискованных драгоценностей, партизаны покинули пепелище. Тряпицынцы бежали вверх по р. Амгунь к приисковому поселку Керби, поджигая на пути селения, прииски и драги, убивая всех подряд41. Уместно отметить, что в сожжении Николаевска-на-Амуре до сих пор, по следам советской пропаганды, обвиняют японских интервентов. Уверения иных краеведов, что японцы-оккупанты «на руинах старого Николаевска не построили ничего»42, опровергаются документами. В середине ноября 1921 г. чекисты ДВР информировали, что «японцы начинают производить в городе Николаевске постройки, крупный коммерсант СИМАДО43 строит православную церьковь»44. Из разведсводки штаба НРА ДВР от 3 августа 1922 г., адресованной ГПУ РСФСР, следует, что 15 июля штаб японского полка, расквартированного в Николаевске-на-Амуре, получил из штаба дивизии приказание готовиться к эвакуации, в связи с чем «постройка домов [в] Николаевске японцами прекращена»45.

    Красный террор не прекратился и с уничтожением Николаевска. Жуткие сцены разыгрывались во время многодневного пешего перехода по тайге девяти тысяч насильно эвакуированных горожан, когда партизаны, по воспоминаниям Г. Г. Милованова, «ехали верхом на людях», а ослабевших женщин и детей тут же приканчивали46. Другой очевидец вспоминал: «В Керби творились страшные злодеяния… Ночью приходили вооружённые люди и говорили, что нужно эвакуироваться. Людей поднимали и уводили из села. Никто не возвращался. Без ружейной стрельбы всех до одного рубили шашками… По реке всплывали трупы»47. По Амгуни плыло множество трупов: «Плыли женщины, дети и редко мужчины – с обрезанными ушами, носами, отрубленными пальцами, с резаными, колотыми штыковыми ранами. Хоронить их было запрещено»48. Отметим, что уничтожение семей тех, кто уже был затронут террором, практиковалось на Дону в период «расказачивания» 1919 г. и было широко повторено чуть позднее – во время террора чекистов 1920–1921 гг. в захваченном Крыму. Таким образом, Тряпицын является одним из идеологов и практиков массовых чисток гражданского населения, включая сознательное уничтожение детей. Его сепаратизм, терроризм и ультрареволюционный авантюризм привели к ликвидации тряпицынской диктатуры руками партизан по инициативе большевиков и их спецслужбы.

    По наиболее распространённой версии, появившейся в момент событий, сознательные партизаны, устав от террора, который бил по самим отрядовцам, составили заговор против диктатора. Как утверждал на партийной чистке в 1925 г. бывший тряпицынец А. А. Зинкевич, дослужившийся до помощника начальника штаба 56-го погранотряда Амурского губернского отдела ОГПУ, партизаны «расстреливались направо и налево»49, а руководитель Николаевского ревкома в конце 1920 г. отмечал, что «когда поплыли по Амуру и Амгуни [убитые] жены, дети партизан, их отцы, матери, народ восстал и сверг Тряпицына»50. Внезапным налётом группы партизан во главе с начальником областной милиции И. Т. Андреевым в ночь на 4 июля сонный Тряпицын вместе с 450 соратниками были схвачены без сопротивления. Несколько дней спустя признанные наиболее опасными головорезы были быстро осуждены наспех собранным судом из партизан и местных жителей в составе 103 членов.

    Но есть основательные сведения о том, что устранение атамана было проведено хабаровскими властями с помощью верных партийцев и чекистов, – для устранения анархического источника военных провокаций с Японией, враждебного уже созданной ДВР и коммунистам. Один из историков пишет: «Еще в мае 1920 года революционный штаб в Хабаровске принял решение покончить с Тряпицыным и его штабом. Для этого был подготовлен отряд из 10 человек, который получил предписание арестовать самого Тряпицына и его одиозных помощников, судить их «народным судом» и казнить, как «изменников советской власти». В конце июня хабаровские посланники пробрались на Амгунь… и вошли в связь с группой партизан, возглавляемых Андреевым, которые стояли в оппозиции к Тряпицыну»51. Имевший доступ к архивам ФСБ А. А. Петрушин сообщает, что властям, узнавшим о произволе Тряпицына, «пришлось отправить в Приамурье «укротителя сибирских партизан»… Александра Лепехина... Чекистский спецназ Лепехина тайно захватил штаб партизана Тряпицына и ликвидировал его вместе с любовницей Лебедевой-Кияшко, зверствовавшей не меньше своего друга»52. В пользу версии о вмешательстве Хабаровска говорит и то, что сразу после расстрела тряпицынского штаба хабаровские большевики выразили полное одобрение этой акции.

    После ареста Тряпицына началось спешное документирование его зверств. Как сообщал М. В. Сотников-Горемыка, И. Т. Андреев «… наз​начил комиссию для осмотра укупоренных ящиков, обнаружили деньги в бумагах, золоте, серебре, золотых серьгах, оторванных вместе с мочками ушей. Составлялись протоколы на выловленные трупы из озер и рек. У женщин были отрезаны груди, у мужчин – раздроблены ядра. У всех выловленных трупов были голые [оскальпированные] черепа»53. Материалы скорого следствия довольно скупы на подробности, но всё же выразительны циничной уверенностью 23-летнего Тряпицына в абсолютной правоте своих действий. Показания его и остальных подсудимых не противоречат рассказам уцелевших, но следует учесть, что судьи обвиняли Тряпицына в основном за убийства своих, расстрелы коммунистов и мирных японцев, и лишь в последнюю очередь вспоминали о судьбах уничтоженных «буржуев». Обвиняемые изворачивались и старались как можно сильнее приуменьшить свою вину, но в ответах на вопросы предварительного следствия порой бывали достаточно откровенны. Семеро основных обвиняемых 9 июля были осуждены к смертной казни и сразу расстреляны.

    Чуть позднее, 13 июля, были осуждены остальные активные тряпицынцы54. Всего к суду привлекли 133 чел., из них 23 расстреляли, 33 – осудили к тюремному заключению, 50 – освободили, а 27 дел так и не было рассмотрено. Оказались расстреляны чекист М. Г. Морозов, адъютант Биценко А.Л. Фаинберг, соратники Биценко по бандитизму И. Г. Живный, В. Н. Буря, В. Лобастов, командиры полков и работники властных структур Б. В. Амуров-Козодаев, Л. В. Граков, Ф. В. Козодаев, М. С. Подоприговоров, Ф.И. Горелов, А. С. Козицин, А. И. Иванов, А. И. Волков-Со​колов, И. Д. Куликов-Федоров, Г. Н. Константинов, К. И. Молодцов55. Осуждённые к заключению остальные насильники и убийцы охранялись не слишком тщательно и смогли вскоре благополучно бежать в дейст​вовавшие по соседству партизанские отряды.

    Часть бандитов Тряпицына, тем не менее, сохранилась во властных структурах области, что вызывало определённую озабоченность руководства ДВР, хотя её истеблишмент был партизанским и далёким от принципиальной борьбы с бандитизмом и мародёрством в собственных рядах. Дальбюро ЦК РКП(б) 6 июня 1921 г. постановило освободить Василия Ганимедова от должности начальника Амгуно-Кербинского района «как тряпицынца» 56. А осенью 1922 г. в производстве Следчасти Главного военного суда НРА и флота ДВР находилось дело бывшего начальника штаба Военно-уполномоченного Амгуно-Кербинского приискового района П. Г. Тентерева, обвинявшегося в недонесении и пособничестве преступлениям В. Ганимедова (сам Ганимедов на 1 августа 1922 г. содержался под арестом в Военном отделе ГПО ДВР). Тем не менее, Тентерев тогда же был освобождён под поручительство какого-то высокопоставленного лица57. Характерно, что основные персонажи суда над тряпицынцами были вынуждены бежать из страны, оказавшись в Японии и Китае (И. Т. Андреев), в США (А. З. Овчинников). Такой исход участников ликвидации тряпицынщины – это не закономерное исчезновение за кордон «белых заговорщиков», как считает склонный к конспирологическим обобщениям Г. Г. Лёвкин58, а логичные поступки людей, спасавшихся от партизанской мести. Хотя в этом можно видеть и проявление политической беспринципности, весьма свойственной партизанам59.

    На суде самими партизанами говорилось об уничтожении около половины населения региона. К началу 1920 г. численность жителей области руководители коммуны оценивали почти в 30 тысяч человек60. В результате тряпицынской резни население Сахалинской области в 1920 г. сократилось, по некоторым данным, до 10 тысяч человек61, а саму область вскоре ликвидировали, слив с Приамурской областью. В конце 1920 г. руководство Сахалинской области определяло численность русского населения в 17 тысяч, инородческого – в 1 200 человек62. Таким образом, минимальное число жертв тряпицынщины в одном Николаевске можно оценить, как и современники событий, в 6–7 тысяч человек (включая белый гарнизон и японцев); по оценке же сахалинских властей – исходя из 18 тысяч уцелевшего населения, – цифра потерь в целом по области была на уровне не менее 10–15 тысяч человек, включая умерших от голода и лишений.

    Публикуемый документ важен для опровержения аргументации аполо​гетов тряпицынщины. Известно, что партизанские судилища обычно выглядели предельно упрощённо. В них нечасто применяли процедуру сколько-нибудь основательного расследования, упирая больше на скорость осуждения и исполнения смертного приговора. Например, приговор от 1 ноября 1919 г., вынесенный командирами рот и прочими отрядниками (всего 33 человека) действовавшего в Барабинской степи Томской губернии 9-го Каргатского полка, имел следующую формулировку: «…Бывший наш командир 1-го баталиона Павел Твердохлеб являлся не товарищем, а деспотом и держал со времени организации [отряда] до настоящего времени весь район в своих кровавых руках, а потому с разрешения товарищей всего баталиона единогласно постановили: предать Твердохлеба Павла Ульянова сейчас же смертной казни чрез расстрел. О всех подробностях его незаконных действий поручить после приведения приговора в исполнение разследование следственной комиссии»63. Исполнение приговора прежде расследования отражало своеобразное понимание партизанами порядка судебно-следственных процедур.

    В этом смысле не являются исключением и материалы партизанского суда над тряпицынцами. Однако при общей предопределённости результата этого судилища, в нём было подобие кратких судебных прений, заслушивание обвиняемых и свидетелей, а также документальные обоснования терроризма видных тряпицынцев. Предлагаемый документ является очень красноречивым и цитируемым источником, давно нуждаясь в полной и комментированной публикации. Не отличающийся объективностью конспект протокола судебного заседания можно найти только в малодоступной книге И. И. Жуковского-Жука 1922 г. «Н. Лебедева и
    Я. Тряпицын. Партизанское движение в низовьях Амура» (с. 86–92), где автор сознательно опустил ряд особенно компрометирующих тряпицынцев эпизодов. Тем не менее, Жуковский-Жук в своём достаточно подробном конспекте протокола привёл значимые факты и дал представление об этом документе. Составители ценного документального сборника о дальневосточной политике РСФСР периода Гражданской войны ограничились воспроизведением минимального по объёму фрагмен​та протокола64. Наконец, в содержательной книге историка
    В. Смоляка «Междоусобица» (2008 г.) обширные фрагменты протокольной записи даны с неоговоренными сокращениями и значительной литературной правкой, приближающей текст к пересказу.

    Протокол суда над тряпицынцами при всей относительной краткости и умолчаниях насыщен информацией и даёт важные сведения о массовых самочинных жестоких казнях, расправах над детьми, изнасилованиях, грабежах, которые позволяют доказательно оспаривать мнения многочисленных современных апологетов тряпицынщины. Введение в научный оборот этого ценного источника позволяет расширить документальную базу, относящуюся к одной из самых драматических страниц Гражданской войны. Документ печатается по заверенной копии, направленной хабаровскими большевиками для сведения Сиббюро ЦК РКП(б) и сохранившейся в фондах Государственного архива Новосибирской области.

    П Р О Т О К О Л

    перваго заседания Народного Суда Сахалинской Области, состоявша​гося в селении КЕРБИ65 8 Июля 1920 года.

    Заседанием открывается в 2 час. 20 мин дня председателем трибунала Удинского гарнизона т. КЛЯЧИНЫМ. Присутствует 101 делегат.

    Слушается вопрос об избрании президиума.

    После непродолжительных прений постановлено избрать президиум в составе семи человек: председателя, двух его товарищей и четырех секретарей; сверх того пригласить в президиум одного представителя от членов Суда корейцев.

    Тайным голосованием /записками/ избираются председателем т. ОВ​ЧИННИКОВ[, ] получивший 48 г.[олосов], товарищами председателя тов. ВОРОБЬЕВ[, ] получивший 32 голоса[, ] и тов. МИШИН, получивший 50 голосов.

    Открытым голосованием секретарями избираются т.т. УСОВ, АКИ​МОВ, ЗАЛОБАНОВ и ПТИЦЫН.

    Председатель тов. ОВЧИННИКОВ благодарит за оказанное доверие. Командующий войсками т. АНДРЕЕВ приветствует суд от имени Ревштаба и призывает уклонившихся [в бандитизм] советских работников судить по совести и тщательно не для удовлетворения кровожадных инстинктов массы, а для внесения успокоения в ряды истинных друзей Советской власти. Тов. НИКОЛАЕВ просит кооптировать его как сведущее лицо, просьба отклоняется единогласно. Открываются прения о способе суда.

    Ряд ораторов высказывается за необходимость зачитать следственный материал. Другие за осуждение без зачитывания этого материала, так как преступные деяния обвиняемых всем достаточно известны. Вносится три предложения 1. Зачитать следственный материал. 2. Судить главных виновников без следствия. 3. Судить всех без следствия.

    Открытым голосованием большинством голосов 62 против 37 при двух воздержавшихся принимается первое предложение, второе и третье отпадает.

    Секретарь следственной комиссии тов. САЛПИН начинает зачитывать материал. После прочтения показаний ТРЯПИЦЫНА вносится предложение прекратить зачитывание. После минутных прений подавляющим большинством зачитывание материалов прекращается. Высказывается ряд ораторов по вопросу о порядке опроса обвиняемых и привода их в суд.

    Вносится три предложения. 1. Начать разбор со следственной комиссии, 2[.] начать с мало виновных и 3. Начать с главных виновников. Первое предложение принимается единогласно, второе и третье отпадает.

    1/ Доставить всю следственную комиссию в караульное помещение и доставлять в заседание суда по одному. 2/ Доставлять в заседание по одному, а порядок привода предоставить командующему войсками.

    Объявляется перерыв на 1 час для привода арестованных.

    Заседание возобновляется в 7 час[ов] вечера.

    Председательствует тов. ОВЧИННИКОВ.

    Вносится предложение предоставить каждому члену суда право опроса обвиняемаго[, предложение] без прений принимается.

    Вводится обвиняемый тов. ДЫЛДИН /быв. комиссар юстиции и пред​седатель военного революционного трибунала/. Задают вопросы товарищ председателя и члены суда по предварительной записи.

    В. Было ли ТРЯПИЦЫНЫМ отдано приказание об аресте и насилии девушек.

    О. Если бы было, то я убежал бы из трибунала.

    В. Были ли случаи насилия в следственной комиссии.

    О. Нет.

    В. Знаете ли Вы вообще об изнасилованиях.

    О. Ничего не знаю.

    В. Отдавались ли лично Вами распоряжения об арестах.

    О. Отдавались при необходимости, например, арест НЕХОТИНА. Вообще аресты производились преимущественно по данным, даваемым профессиональными союзами.

    В. Как отдавались распоряжения о массовых расстрелах в последние дни эвакуации города.

    О. Исключительно ТРЯПИЦЫНЫМ.

    В. Известны ли Вам случаи рас[с]трела помимо следственной комиссии.

    О. Были рас[с]трелы вероятно Тряпицынской контрразведкой.

    В. Кто был в этой контрразведке[?]

    О. Это мне неизвестно.

    В. Кем производились рас[с]трелы [?]

    О. По приговору трибунала особо каждый раз назначаемыми тряпицынскими отрядами в том числе и [над] Мургабовым, а что помимо трибунала мне неизвестно.

    В. Как поступалось с ценностями[, ] отбираемыми [сотрудниками] следственной комиссии от арестованных.

    О. Проводились по особому журналу, каковой контролировался ревизионной комиссией.

    В. Куда сдавались следственной комиссией ценности.

    О. В банк и в Штаб.

    В. Подчинялись ли Вы требованиям Исполкома.

    О. Какой бы я был социалист если бы не подчинялся.

    В. Почему ничего не сделали против массовых расстрелов.

    О. Когда ТРЯПИЦЫН отдал распоряжение бить направо и налево, я уже не мог сопротивляться. Должна была сопротивляться масса.

    В. Предполагалось ли уничтожить население[, ] которое не успеет эвакуироваться.

    О. Не знаю. ПЛЕВАКО говорил[, что] с нами выйдут только сильные, а слабые умрут.

    В. Давали ли Вы распоряжения сжечь муку, при следовании из Николаевска через Орскую резиденцию.

    О. Нет[, ] муку сжег БОЖЕНКО.

    В. Кто был ближайшим помощником БИЦЕНКО.

    О. Помощником БИЦЕНКО был ФА[Й]НБЕРГ[.]

    В. Из какой местности Вы происходите.

    О. Пермской губ., Соликамского уезда, села Усолье.

    В. Сколько Вам лет.

    О. 26.

    В. Работали ли Вы в 17–18 год[ах?]

    О. Работал с КРАСНОЩЕКОВЫМ.

    В. Обладаете ли Вы волей[?]

    О. Могут сказать другие.

    В. Могли ли протестовать против кровожадности ТРЯПИЦЫНА.

    О. Прежде не было у него кровожадности, а в последние дни я с ним поссорился и меня он выгнал в Керби[.]

    В. Сделали ли Вы что нибудь против террора в Удинске[?]

    О. Я там не работал. Я вырвал детей одного семейства у Сасова [и] привез в Керби, но здесь их все таки расстреляли помимо меня.

    В. Кто окружал ТРЯПИЦЫНА.

    О. Были близки ГРАКОВ, САСОВ, ЛАПТА[, ] быв.[ший] ранее у атамана Калмыкова и др.

    В. Воздействовали ли в Керби на ход событий[?]

    О. Я был безсилен. Я просил у ЦЫГАНКА револьвер[, ] говоря: «Я сам застрелюсь, чтобы не быть расстрелянным разбойником». Как то просил у фельдшара цианистый калий66, так как был уверен, что буду [утоплен] в Аргуни. Я застрелилъ БИЦЕНКО, когда он намеревался спустить в Аргунь невинных.

    В. Делал ли все МОРОЗОВ по распоряжению следственной комиссии[.]

    О. Нет[, ] он лично бывал у ТРЯПИЦЫНА и непосредственно от него получал распоряжения.

    В. Что делала в последние дни Николаевска следственная комиссия[?]

    О. Ея работа со дня роспуска трибунала – 22 мая свелась к выдаче пропусков [на выезд из города].

    В. Когда Вы выехали из города.

    О. Точно не помню.

    В. Как уничтожался город.

    О. Это было после моего отъезда.

    В. Определите день выезда по отношению ко дню выезда союза Иглы67.

    О. Я выехал в тот день когда выехал союз Иглы.

    В. Почему производились массовые расстрелы при эвакуации города[?]

    О. ТРЯПИЦЫН отдал распоряжение воинским частям уничтожать всю николаевскую буржуазию.

    В. Почему Вы не оказали воздействия на командный состав.

    О. Командиры частей имели власть больше моей[.]

    В. Кому отдавал распоряжение Тряпицын кроме командиров частей по расстрелу буржуазии.

    О. Он отдавал распоряжение тому, кому доверял: «Если ты знаешь гадов, то уничтожь».

    В. Как производилось учищение [очищение – прим. публ.] тюрьмы при эвакуации города[?]

    О. ЖЕЛЕЗИН держал бумагу и по списку спрашивал: «Кто его знает». ОЦЕВИЛ[Л]И или другой отвечал: «Я знаю[, ] это гад» и ЖЕЛЕЗИН ставил крест[.] Я был неучастником, а тормазом этой комиссии, разгружавший тюрьму.

    В. Кто был в этой комиссии.

    О. Был ОЦЕВИЛИН [Оцевилли – А.Т.], ЖЕЛЕЗИН и др. фамилии не помню.

    В. Кто выезжал для расстрела т. т. БУДРИНА, ИВАНЕНКО и др.68

    О. Меня в городе не было, но знаю, что расстреливала милиция.

    В. Хотели ли Вы идти из города [Николаевска] на Удинск или в другое место[?]

    О. Было предложение идти на Якутск, но я сказал, что не таковой трус и не пошел.

    В. К какой партии себя причисляете.

    О. К партии социалистов революционеров максималистов. Состоял в партии во Владивостоке, в Николаевске не состоял за фактическим отсутствием организации.

    Обвиняемый просит дать очную ставку с Тряпицыным, каковое заявление принимается к сведению. Обвиняемый уводится.

    За поздним временем вносится два предложения. 1/ допросить БЕ​ЛЯЕВА, а остальных обвиняемых отвести под стражу. 2/ Увести всех и отложить заседание до 8 час. утра. Единогласно принимается второе[.] Предлагается отделить опрошенного тов. ДЫЛДИНА от остальных арестованных, чтобы отнять возможность сговора. Принимается единогласно[.] Начальник штаба тов. АНОШКИН оглашает два внеочередных заявления. I/ о праве Ревштаба на представительство в суде, I[I] / о скорейшем разбирательстве[, ] не увлекаясь следствием. По первому заявлению собрание подтверждает право Ревштаба, по второму принимает к сведению[.] Заседание закрывается в 11 час. вечера.

    Подлинный за надлежащими подписями. С подлинным верно: Секретари народнаго суда /подписи/

    П Р О Т О К О Л

    Второго заседания Народного Суда Сахалинской Области[, ] состоявшагося в селении Керби 9 июля 1920 года

    Собрание открывается в 8 час. 45 мин[.] утра при 73 членах суда[, ] председательствует товарищ председателя тов. ВОРОБЬЕВ.

    Вносится предложение пересмотреть порядок [о]суждения и опроса. Открываются прения. Ряд ораторов говорит о нецелесообразности таких опросов, как опрос ДЫЛДИНА. Члены суда разбрасываются, повторя​ются, много времени тратиться на маловажные вопросы, а самое необ​ходимое упускается из вида. Тов. СОРОКИН не допускает отступления от тщательных опросов мало виновных подсудимых, нужных для суда, как свидетельские показания, но призывает опрашивающих не повторять​ся. Оглашается внеочередное заявление отдела вооружения о разборе сегодня же дела главных виновников. Принимается к сведению. Тов. ВОРОБЬЕВ, предлагая не отступать от принятаго порядка опроса, в то же время находит необходимым ограничить время опроса каждым членом суда двумя минутами.

    Тов. АНОШКИН находит достаточным задавать каждому обвиняемому 3–4 более важных вопроса, каковые теперь же наметить, причем дело разбирать в порядке виновности, начиная с главных и не вызывая всех в суд. Тов. ГРОБОВСКИЙ предлагает теперь же вынести резолюцию по внеочередному заявлению отдела вооружения. Тов. АНОШКИН вносит конкретное предложение не производить подробнаго следствия над «Главковерхами» и приступить к суду по особо составленному списку начиная с главных виновников. Единогласно принимается. Составляется список подсудимых по очередям, по заявлениям членов суда с мест[.] В первую очередь назначаются ТРЯПИЦЫН, Нина ЛЕБЕДЕВА, харьковский ОЦЕВИЛЛИ[, ] ЖЕЛЕЗИН, дед – ПОНОМАРЕВ[,] САСОВ и «ОСЬКА КРУЧЕНЫЙ». Такая очередь большинством утверждается. Тов. СОРОКИНЫМ вносится предложение доставлять в суд обвиняемых по одному для короткого опроса[, ] тов. АНОШКИНЫМ вносится предложение в первую очередь судить заочно. Предложение т. Аношкина большинством против 23 отклоняется. Большинством принимается первое предложение. Председательствующий предлагает членам суда представить записки с вопросами подсудимым. Вводится Тряпицын. Допрос ведется т. председателем т. ВОРОБЬЕВЫМ.

    В. К какой принадлежите партии.

    О. Анархист-индивидуалист.

    В. Почему и по чьему распоряжению уничтожено мирное население Японии в гор. Николаевске.

    О. Я был ранен и потому не могу ответить на этот вопрос.

    В. Признаете ли Вы себя виновным в гублении мирнаго населения Японии.

    О. Безусловно не признаю.

    В. Почему и по чьему распоряжению сожжен гор. Николаевск[?]

    О. По распоряжению военревштаба и согласно телеграммы тов. ЯНСОНА следующаго содержания: «'Вы должны во что бы то ни стало удержать гор. Николаевск. Этим Вы оказываете неимоверную услугу Советской России и ответственность падает на Вас. Материал по этому поводу должен привезти Степан ШЕРИ[, ] командированный мною в Иркутск[»].

    В. По чьему распоряжению уничтожалось мирное население Сахалинской области.

    О. Мирное население вообще не уничтожалось. Может быть зададите вопрос[, ] почему уничтожалась известная часть населения. Уничтожался лишь контр-революционный элемент.

    В. Знаете ли Вы[, ] что уничтожено около половины населения области?

    О. Мне неизвестно.

    В. Ваша настоящая фамилия ТРЯПИЦЫН.

    О. Да.

    А.Г. Тепляков. Суд над террором: партизан Яков Тряпицын и его подручные в материалах судебного заседания (2)

    Категория: История | Добавил: Elena17 (28.04.2016)
    Просмотров: 1895 | Теги: россия без большевизма, преступления большевизма, алексей тепляков
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2031

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru