 Историк русской святости Г.П. Федотов писал: «В Ниле Сорском (1433–1508) обрело свой голос безмолвное пустынножительство Русского Севера. Он завершает собой великий XV век русской святости. Единственный из древних наших святых, он писал о духовной жизни и в произведениях своих оставил полное точное руководство духовного пути. В свете его писаний скудные намеки древних житий северных пустынников получают свой настоящий смысл… Северные "заволжские” группы подвижников хранят в наибольшей чистоте заветы преп. Сергия: смиренную кротость, нестяжание, любовь и уединенное богомыслие».
Преподобный Нил – монах обители святого Кирилла Белозерского – совершил паломничество на Святую землю и на Святую гору Афон. Там он познакомился с традицией исихазма: внутреннего духовного совершенствования, не нуждающегося во внешней дисциплине и принуждении. Преподобный Нил считался основателем на Руси скитской монастырской жизни, средней между отшельничеством и общежитием. Подобный средний путь соответствовал тяготению к духовной гармонии. Небольшая община братьев, соединенная церковной молитвой и общими трудами, способствовала воспитанию высоких духовных качеств. Монастырь – как религиозный и нравственный центр, уклад которого подчинен задачам духовного совершенствования. Скит – ковчег духовных скитальцев в поисках Царства Небесного. В этом смысле монастырская жизнь – благая часть человеческой жизни, а монахи – служители Божии. «Нил не был особо озабочен соблюдением постов или преследованием еретиков. Внешний мир мало занимал этого поборника внутренней духовной жизни. Он проповедовал силу духовного примера и стремился к тому, чтобы такие примеры появлялись в монастырях. Мысленная духовная молитва, по образному выражению Нила, подобна попутному ветру, помогающему человеку одолеть бурное море греха и достигнуть гавани спасения. Все внешнее – даже изреченная молитва – лишь румпель, средство развернуть человека по духовному ветру, который впервые овеял апостолов на Пятидесятницу» (Д.Х. Биллингтон). Монаху необходимо работать прежде всего над достижением духовного совершенства. Поле битвы для монаха не тело, а его сердце и мысли. Монашеский подвиг принимается свободно и осмысленно, монах действует не по приказу, не механистически, а по собственному убеждению. Противостоя тенденции обмирщения Церкви, преподобный Нил требовал, чтобы монастыри не имели имущества и не занимались хозяйственной деятельностью. Монахи не должны иметь собственности, они кормятся от праведных трудов своего рукоделия. Милостыня в монастырь допускается лишь как исключение. Бедность – это религиозно-нравственный идеал монашеской жизни. Поэтому преподобный Нил не одобряет монастырское землевладение и возражает против храмовой роскоши и украшений. Монастырская милостыня нуждающимся должна быть прежде всего духовной: не кусок хлеба, а поучения, нравственно-духовная помощь и руководство.
Отличительная черта религиозности Нила Сорского – цельность, открытость и ориентированность на основополагающие истины христианства. Он не абсолютизировал частности религиозного опыта, что было свойственно иосифлянству. Основа миросозерцания преподобного Нила – жизнь в соответствии с евангельским образом Спасителя, Его учением, Его крестным путём, Его смертью и Воскресением. Церковный евангелизм – установка на евангелизацию жизни – является господствующим в русской святости. Христоцентризм для преподобного Нила является критерием учения, жизненной позиции, решения обыденных проблем. Обо всем судить с позиций евангельского откровения, а не из практических соображений – это полная открытость опаляющей мистерии Голгофы и смиренное принятие бремени крестонесения. Жизнь на земле для преподобного Нила – подготовка к жизни будущей, все, что от мира сего, бренно и преходяще. Скорби и страдания как путь крестоношения – лучшее, что выпадает человеку в жизни, их должно принимать с радостью и благодарностью Богу. Терновый венец сораспятия Христу ведёт к вечному блаженству. Это не крайний спиритуализм, преподобный Нил ценит земную жизнь как данный человеку путь к Богу. Отсюда – евангельская любовь и милосердие к людям, мудрость меры во всём, ориентация на духовные основы жизни.
Царство Божие внутри вас – поэтому для преподобного Нила мир преображается через внутреннее воодуховление человека. Путь к Новой Земле и Новому Небу пролагается через создание Нового Человека. Богочеловеческий образ Спасителя указывает на человека как центр бытия. Путь к спасению открыт и для монаха, и для мирянина – через духовное возрождение и последовательное нравственное самовоспитание. Поэтому преобладает духовная аскеза, а не внешняя обрядность, в самой же аскезе – не столько умерщвление плоти, сколько духовное совершенствование. Внешняя жизнь подчинена внутреннему деланию – христианскому воспитанию личности. Сознательно так задача не формулировалась, но создавалась духовная атмосфера, которая воспитывала христианскую личность, изнутри преображала жизнь.
В телесной аскезе соблюдается мера и индивидуальный подход: «Вся естества единем правилом объяти невозможно есть, понеже разнство велие имуть телеса и крепости, яко медь и железо от воска». Аскеза не должна быть изнурительной, а соотноситься с духовным совершенствованием конкретного человека и данными обстоятельствами. У нестяжателей немыслима раз и навсегда установленная градация блюд и право выбора их (как в иосифлянском монастыре). Распространенная форма внешней аскезы – нищета, которая является не только нестяжанием, но и уподоблением евангельскому образу уничижённого Христа.
Цель телесной аскезы – приготовление к умному деланию, мысленному блюдению, сердечному хранению. Внутренняя аскеза служит очищению помыслов, борьбе со страстями, преображению души. Венцом аскетического делания является умная молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». Иван Кологривов писал о позиции преподобного Нила: «Добродетелей много, и каждая из них только частица добра; а умная молитва, молитва сердцем, есть источник всякого блага». Умная молитва даёт духовное, сердечное видение света Христова. Приобщение к благодати Духа Святого преображает человеческое естество. Поэтому умная молитва – высшая ступень на пути к Богу. Нил Сорский один из первых принёс на Русь теорию и практику мистической традиции исихазма – умной молитвы, цель которой – очищение ума и духовное соединение с Богом.
Духовная аскеза и созерцание мало соприкасались с обыденной жизнью, но формировали духовные связи с миром. Отшельники и насельники скитов стремились к спасению своих душ, вместе с тем они вырабатывали и распространяли жизненные идеалы. Искание безмолвия и тишины, уход от мирской жизни способствовали обретению духовных средств воздействия на неё. Независимость от мира даёт возможность свободно и подлинно судить о нем. Кротость и смирение отшельника не препятствуют ему обличать неправедность сильных мира сего. Главное у преподобного Нила – проповедь любви и милосердия. Духовное самоуглубление и уход в пустыню не лишают северных подвижников потребности утверждать любовь в качестве главизны добродетелей, они одаряют людей полнотой любви.
В скитской жизни господствовали отношения, в которых брат братом помогает. Общежитие строилось не на внешних обязанностях, а на любви, на заботе каждого о братии. Преподобный Нил относится к ученикам с любовью, исключающей принуждение и насилие. Он зовёт их братьями, а не учениками, ибо один у нас Учитель – Христос. Его обращения к ученикам преисполнены заботы и утешения: любимый мой о Христе и вожделенный Богу паче всех, присный мой любимый, братия мои присные. Тяга к уединению сочетается с привязанностями к близким, с дружбой и любовью. Нил Сорский терпим и снисходителен, его любовь не допускает осуждения, даже из ревности о добродетели. Любовь и забота о братии не исключали требовательности, основанной не на принуждении, а на примере и авторитете истины.
Любовь Нила обращена ко всем людям, чему не препятствуют отшельничество и постоянное молитвенное самоуглубление: «Да имут время и о братии упражнятися и промышляти словом служения». Преподобный Нил иногда покидал безлюдные леса, чтобы защитить несчастных и помочь обездоленным. Кроткие заволжские старцы дают кров еретикам, прощают своих оскорбителей и разбойников, покушавшихся на имущество монастыря. Всепрощающая любовь дозволяет единственное средство борьбы с заблуждениями – молитву о заблудших и кроткое их переубеждение. Опровергая ереси, Нил Сорский решительно выступил против казни еретиков, вследствие чего Собор 1490 года вынес еретикам сравнительно мягкий приговор, хотя многие иерархи требовали их сожжения. Собор 1504 года под влиянием Иосифа Волоцкого приговорил упорствующих жидовствующих к смертной казни, а раскаявшихся – к пожизненному заключению. На этот раз призывы преподобного Нила принять раскаявшихся в лоно Церкви не возымели действия.
Уважая божественное достоинство человека, преподобный Нил высоко ценил духовную культуру. Некоторые историки называли его святым интеллигентом – он выделялся среди современников учёностью, свободой и любовью к культурному наследию. Его интеллектуально утонченные, литературно одарённые писания свидетельствуют о глубоком знании греческой литературы. Атмосфера высокой культуры и утонченности отразилась и в житиях сорских отшельников. Для преподобного Нила характерно чувство меры, но «уважение к мере, к времени и к среднему пути нисколько не делает учение преп. Нила духовно-средним, обедненным. Напротив, никто не поднимался выше его на Руси в теории духовного пути» (Г.П. Федотов).
Как учитель духовной жизни преподобный Нил обладал широтой и свободой мысли. Он внёс в культурную традицию мистическое и созерцательное начало, которое способствовало развитию русского богословского сознания. Нилу Сорскому чужд рационализм, но, в отличие от большинства своих современников, он высоко ценит умственную деятельность: «Без мудрствования и доброе на злобу бывает». Он далёк от распространенного презрения к человеческому разуму, всё подвергает всестороннему и сознательному рассмотрению. Разум для него – орудие исследования Священного Писания.
В духовных наставлениях преподобный Нил проявляет себя глубоким психологом. Знание святоотеческого опыта, понимание душевной жизни и огромный духовный опыт позволили ему тонко дифференцировать формы душевных соблазнов и опознать виды искушений. В поучениях о помыслах подвижник показывает, как грех зарождается в виде помысла, не отвергнутый, он повелевает человеком. Преподобный Нил не только знаток души, но и мудрый её врачеватель. Его советы и сейчас актуальны.
Преподобный Нил знает, насколько трудно стать истинным наставником духовной жизни, как тяжело найти наставника непрелестна. Как духовный учитель он не самочинник и не самопретыкатель. Преподобный Нил обличает самочинность как эгоистическое своеволие и гордыню произвола, называя их лихоимством и самоволием, он бережно взращивает в учениках духовную самостоятельность и свободу. Ему свойствен тон не требований, а советов: если возможно, если Богу угодно и полезно душе. Некоторое недоверие к внешнему монашескому послушанию способствует формированию духовной свободы и поискам подлинных духовных авторитетов. Культ свободного духа кристаллизует личностное начало. Недоверие к внешним авторитетам оказывается доверием к высокому духовному достоинству личности.
Единственный незыблемый авторитет для преподобного Нила – Христово откровение. Преподобный Нил призывает искать надёжное руководство в Божественных писаниях: «Свяжи себя законом Божественных писаний и последуй тем». Он, в отличие от Иосифа Волоцкого, различает авторитетность церковных письменных источников: «Писания многа, но не вся Божественна», ставя на первое место Евангелие и апостольские послания, затем апостольское Предание и учения Святых Отцов и учителей Церкви. Разум человека в поисках духовного авторитета свободно сливается с разумом церковным, свободное и осмысленное изучение Писания предохраняет от слепого преклонения перед всяким книжным текстом. Иосифа Волоцкого и его последователей некритическое принятие писаний нередко приводило к неразборчивому преклонению перед частными и ошибочными суждениями. Под жёстким требованием слепого доверия текстам нередко скрываются своеволие, самоутверждение, страсти и аффекты.
Взращивая духовную свободу в человеке, нестяжатели охраняли его от губительных страстей, воспитывали смирение и кротость. Смирение понималось не как слепое послушание, а как отсутствие горделивых претензий, как самоограничение, отказ от материальных благ, стремления к власти – при приобщении к высоким духовным ценностям. Подлинно христианское смирение наделяло человека стойкостью перед посягательством на внутреннюю духовную жизнь. Нестяжатели не отступали перед насилием и не уступали внешнему давлению, но, смиренно принимая бич Божий, исповедовали свои духовные идеалы.
Преподобный Нил стремился выявить индивидуальные качества и личное призвание каждого своего ученика и опереться на них: «Кайждо вас подобающим себе чином да подвизается». Он понимал своеобразие индивидуальных религиозных путей и уважал достоинство каждого. Всё это воспитывало личностное начало в человеке.
Нестяжательство было православной школой христианского воспитания русской души. Самоотречение и уход от мирских забот, добровольная бедность были способом внутреннего совершенствования человека. Борьба со злыми помыслами и страстями, братские отношения воспитывали евангельскую любовь, кротость и милосердие. Духовная аскеза возвышала личность в человеке, ограждала от порабощения авторитетами, пробуждала внутреннюю свободу, воспитывала критичность и активность ума, совестливость и доброту.
Некоторая спиритуалистическая крайность сказывалась у преподобного Нила в отношении к чувственно воспринимаемой красоте, которая играла большую роль в русском православном жизнеощущении. Следуя афонской традиции, Нил Сорский признавал сугубо духовные ценности, осуждая видимую красоту мира сего как преходящую и тленную: «Се бо зрим во гробы и видим созданную нашу красоту безобразну и бесславну, не имущу видениа; и убо зрящи кости обнажены, речем в себе: кто есть царь или нищ, славным или неславным? Где красота и наслаждениа мира сего? Не все ли есть злообразие и смрад?» Поэтому преподобный Нил выступал против украшений быта и церковного культа. Отчасти солидаризируясь с Нилом Сорским в осуждении священнослужителей и монахов за украшение себя одеждами, Иосиф Волоцкий вместе с тем был носителем более распространенной на Руси эстетической традиции, в которой категория прекрасного во всех его проявлениях была доминирующей. |
