100-летию ленинского декрета о земле посвящается.

 В первый класс я пошёл в год полувекового юбилея «Великого Октября». Быстро пролетела первая четверть, а со второй, на смену букварю пришла самая первая настоящая книга для чтения, называвшаяся «Родная речь». В ней была масса красивых иллюстраций к коротким рассказам на самые разные темы, включая и те, что должны были способствовать политическому воспитанию подрастающего поколения.

 К таковым относился рассказ Ю. Яковлева под названием «Что сделано по заветам Ленина». Он был проиллюстрирован двумя рисунками.

 На первом была изображена дворянская семья на веранде своей загородной усадьбы. Спиной к зрителям в кресле, восседал грузный мужчина с бритой головой. Он был одет в белый летний мундир с золотыми погонами и синие брюки с красными лампасами на выпуск. Сомнений быть не могло. Это был царский генерал, точнее, генерал Российской императорской армии. Лица не было видно, но, можно было предположить, что сей генерал мог участвовать, скажем, в Русско-японской войне 1904 – 1905 гг. По всей видимости, он сейчас находился в отпуску, в своём родовом, или, благоприобретенном имении. И отдыхал в кругу семьи.

 Генерал беседовал с дамой, которая подносила к глазам лорнет. По всей видимости, это была супруга генерала. Рядом с хозяином усадьбы стоял поджарый пёс изящного телосложения. Это была охотничья собака, кажется, из породы русских борзых. Видимо на отдыхе в своей усадьбе генерал предавался охоте с борзыми, развлечению, присущему в первую очередь дворянам.

 Напротив генеральской четы художник изобразил молодую супружескую пару. Юноша с тоненькими усиками стоит, облокотившись на колонну и балюстраду. Он так же облачен в летний мундир белого цвета и синие брюки навыпуск. Погоны плохо различимы, но по логике вещей это должны быть погоны подпоручика или поручика. Рядом с ним в кресле, сидит барышня. Это его жена. Они тоже о чем-то беседуют.

 Тут же по ступенькам за руку няня ведёт дитя, одетое в матроску. По причёске сложно сказать, мальчик это, или девочка. Но, явно родителями ребёнка является молодая пара. С веранды открывается вид на окрестности имения. Стоит солнечный летний день. Идиллическую картину дополняют большой самовар и графин с наливкой на столе.

 На второй картине веранду заполонили дети в белых летних рубашках и блузках с красными галстуками на шеях. За столом, на котором когда-то возвышался самовар, пионер и пионерка играют в шахматы. На переднем плане пионер проверяет левое крыло модели аэроплана. Тут же его товарищ трубит в горн. Перед домом развевается на флагштоке красный флаг. А перед верандой, на открытой площадке можно было различить фигурки играющих детей.

 Картины иллюстрировали рассказ «Что сделано по заветам Ленина». Он гласил следующее.

 «В этом доме до революции жила семья помещика из пяти человек. Сами помещики ничего не делали, на них работали слуги. В парк и цветники никого из крестьян и рабочих не пускали, гуляли и играли здесь только дети помещика.

 Этот же дом после революции.

 Теперь здесь устроили детский дом на пятьдесят человек.

 Живут в нём дети, у которых нет отца и матери. Ребята любят свой детский дом, как свой родной.

 О детях заботятся, их хорошо кормят, обувают, одевают.

 Дети учатся в школе, а в свободное время ухаживают за цветниками, чистят дорожки, на площадках устраивают игры».

 Разумеется, семилетний ребёнок, вряд ли задастся вопросами, которые неизбежно возникнут у взрослого человека. С каких это пор военные – защитники Отечества являются людьми, которые ничего не делают?! Попробуйте сказать профессиональному военному, что он бездельник! Мало не покажется. Но именно бездельниками названы русский офицер и его отец – генерал. Кстати, в 1967 году генералам и маршалам Советской армии обзавестись дачей не считалось чем-то зазорным. И на какой-нибудь подмосковной даче советского генерала, где-нибудь в районе Архангельского, в том же 67-м, можно было наблюдать сцену точь-в-точь как в советском школьном учебнике «Родная речь». Только мундиры несколько отличались, равно как и платья генеральских жён и невесток.

 По поводу пятидесяти пионеров, живущих в бывшей помещичьей усадьбы, тоже возникают вопросы. Сама обстановка больше напоминает летний пионерский лагерь, а не детдом. Не понятно, какое время изобразил художник. Начало 1920-х гг., когда в Советской России насчитывалось свыше одного миллиона беспризорников? Но на картине все дети с пионерскими галстуками. А годом рождения Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина считается май 1922 года. Значит это не 1920-е гг. Судя по деталям аэроплана, это может вторая половина 1930-х гг. Тогда становится понятным, почему у этих детей нет отцов и матерей.

 Укоризненный тон по поводу жилплощади для семьи из пяти человек даже тогда мог вызвать возражения у граждан СССР. Ведь большинство горожан проживало в коммунальных квартирах, в условиях, когда в одной комнате проживало два, а то и три поколения одной семьи. И, естественно, жители коммуналок мечтали улучшить свои жилищные условия.

 И, наконец, картина и текст не давали ответа на главный вопрос: а куда делась семья помещика – генерала Русской армии?

 Этот рассказ я читал дома вслух моей бабушке Т.А. Кудряшовой (ур. Мейнгард) (1898 – 1976) в канун празднования 50-летия ВОСР. Бабушка слушала моё чтение и поддакивала. При этом сам текст она не комментировала, а обращала моё внимание на породистого пса, что-то рассказывала про самовары, а я, спустя многие годы могу лишь предположить, что чувствовала моя бабушка, глядя на эти картины в школьном учебнике внука.

 На месте этой собирательной дворянской семьи, вполне могла быть и её семья. Начнём с родителей. Отец моей бабушки, окончив юридический факультет Императорского Московского университета, с 1885 года служил по ведомству Министерства финансов. С 1903 по 1911 год служил в Костроме. В чине действительного статского советника он служил управляющим Казенной палаты в 1911 – 1917 гг. в Калуге, о которой спустя многие десятилетия и бабушка и её братья и старшая сестра, очень тепло вспоминали.

 Помимо государственной службы действительный статский советник А.А. Мейнгард (1861 – 1932) участвовал в работе нескольких благотворительных организаций и комитетов. Перечислю их. Председатель Родительского комитета Николаевской мужской гимназии, член Калужского губернского комитета Е.И. Высочества Великой княжны Татианы Николаевны по оказанию помощи пострадавшим от военных действий, председатель Общества воспомоществования недостаточным ученикам Калужской Николаевской гимназии, товарищ председателя Калужского отделения Всероссийской лиги для борьбы с туберкулезом. В их работе принимала участие и его супруга Екатерина Ивановна.

 Более того. Когда в 1915 году германцы и австрийцы выбили русские войска из западных губерний, вглубь России покатилась волна беженцев. Достигла она и Калуги. Супруги Мейнгард взяли на своё попечение двух русских девочек – сирот из Белостока (Царство Польское). Сёстры Коркуновы рано потеряли родителей. Опекунство над ними взял на себя их старший брат офицер. Когда началась война, его полк выступил на театр военных действий и опекать своих сестёр он более не мог. В течении нескольких лет семья моего прадеда опекала сирот. Уже во второй половине 1980-х гг. мы с моей родительницей несколько раз навещали этих дам, живших в центре Москвы. И каждый раз, Нина Львовна и Евгения Львовна с благодарностью вспоминали приютивших их людей.

 Примерно в 1910 году мой прадед купил имение Воейково в Одоевском уезде Тульской губернии. По рассказам бабушкиной сестры, это был одноэтажный дом с верандой. Вокруг был сад. Землю, по всей видимости, как и прежние владельцы, сдавали в аренду крестьянам. Причём, отношения с ними были хорошие. Вплоть до того, что к барину приходили в гости крестьяне. Чаще других, житель деревни Воейково, по фамилии Баранов и они беседовали о жизни. С большой долей вероятности, я могу предположить, что Баранов был, как говорили тогда, справным хозяином.

 И вполне вероятно, что, глядя на иллюстрации в моём школьном учебнике, моя бабушка вспоминала имение своих родителей.

 Как она и её старшая сестра могли воспринимать фразу из учебника о том, что люди их круга ничего не делали? То есть вели паразитический образ. И если такое говорили о военных, о защитниках Отечества, то чего же хорошего могли сказать советские авторы о гражданском чиновнике? Вслух об этом моя бабушка боялась сказать. Тем более в присутствии несмышленого внука.

 Спустя много лет со слов бабушкиной старшей сестры М.А. Таргонской (ур. Мейнгард) (1895 – 1985) у меня сложилось впечатление, что имение Воейково было для семьи моего прадеда, по сути дела, летней дачей. Туда семья приезжала на лето из Калуги.

Сельцо Лески. Место, где когда - то стоял барский дом. Июль 2010 год.

 В нескольких верстах от Воейково располагалось имение Лески. Когда-то оно принадлежало статскому советнику и кавалеру К.-Л. Морицу (1799 – 1870), многие годы служившему старшим лекарем госпиталя Императорского Тульского оружейного завода. Лески получила в приданное одна из его дочерей. В начале ХХ века оно перешло к брату моего прадеда юристу Г.А. Мейнгарду (1866 – 1945). Но поскольку юридическая служба была много хлопотной, да ещё совмещалась с общественно – политической деятельность, он состоял в партии Народной свободы – конституционные демократы, то на управление имением времени оставалось мало. Да и, по всей видимости, сельское хозяйство не было его поприщем. Участвуя в судебных процессах, в работе благотворительных организаций, в деятельности кадетской партии, заниматься имением ему было не досуг. Поэтому управление Лесками он доверил своей младшей сестре О.А. Мейнгард (1871 – 1953). Она обладала мужским складом ума и энергично взялась за дело. Когда выяснилось, что старый яблоневый сад не приносит доходов, она распорядилась оставить меньшую часть, а все остальные деревья вырубить. Что и было сделано. Вместо яблонь было разбито пастбище. Были закуплены коровы и бык – заводчик из породы Швиц. Коровы со временем отелились и дело пошло на лад. О.А. Мейнгард наняла толкового управляющего, с которым едва ли не каждый вечер проводила «планёрки». Помимо разведения коров молочной породы, какая-то часть земли засеивалась сельскохозяйственными культурами. Да и самих коров надо было кормить определёнными сортами травы. Всё это регулярно обсуждалось с управляющим. И, со временем дело наладилось и даже, пошло в гору. Молоко и молочные продукты возили на телегах к ближайшим железнодорожным станциям, а оттуда товар везли в Москву.

 В нескольких верстах от Лесок было имение их младшей сестры Л.А. фон Колен (ур. Мейнгард) (1870 – 1941), которое так же рассматривалось хозяевами как летняя дача.

Окрестности села Казарино. Точнее, того места, где было село Казарино. Июль 2015 года.

 В соседнем Чернском уезде славилось на всю округу помещичье хозяйство Долинино – Иванских. Что бы не быть голословным, приведу цитату из современного издания.

 «Данное хозяйство находилось в Чернском уезде и состояло из четырех обособленных имений: Казариново, хутор Федоровский, хутор Алексеевский и Озерки. Все они были расположены на небольшом расстоянии одно от другого (в настоящее время земли этого имения вошли в землепользование хозяйство «Федоровское», «Искра» и им. Вознесенского Чернского района).

 Это хозяйство Илиодор Андреевич Долинино – Иванский приобрёл в начале 1860-х годов в плохом состоянии.

 Через 15 лет имение стало неузнаваемо и в 1879 году Вольное экономическое общество признало его выдающиеся успехи.

 И.А. Долинино – Иванский начала изменения севооборота, увеличил площади под травами, что позволило увеличить поголовья скота, а следовательно, дать полям больше навоза. С самого начала хозяйство развивалось как семеноводческое, здесь стали проводиться опыты с различными культурами. Всё это позволило приобрести хозяйству и хозяину известность по всей России».(1)

 «В хозяйстве работало 24 постоянных рабочих, в летнюю пору на 2 месяца нанимались 20 женщин и 10 мужчин. Кроме того, около половины посевных площадей сдавались крестьянам на полную обработку».(2)

 Со временем на землях Долинино – Иванского был построен спиртзавод.

Колонна перед зданием карамышевской школы в память А.М. Долинино-Иванского. Июль 2010 года. Перепутано отчество. К созданию школы был причастен Андрей Михайлович Долинино-Иванский, а не его дед Андрей Никитич.

 Несколько слов надо сказать о самом помещике. Он был сыном младшим от второго брака помещика Андрея Никитича Долинино – Иванского (1791 – 1851), с дворянкой Елизаветой Михайловной Катасоновой (1810 – 1890), внесённого в III часть Дворянской родословной книги Тульской губернии. Не задолго до начала Отечественной войны 1812 года Андрей Долинино – Иванский был переведен на службу из Полтавы в Тулу, где служил чиновником Казенной палаты. Со временем он купил село Карамышево в Крапивенском уезде.

 Видимо навыки, как сейчас говорят, крепкого хозяйственника, Илиодор Долинино – Иванский унаследовал на генном уровне. Его племянник Андрей Михайлович Долинино – Иванский (1869 - 1941) в своих мемуарах писал следующее про своего деда, который Илиодору Андреевичу приходился отцом –

 «….Дед, узнав, что продается имение в Тульской губернии Крапивенского уезда село Карамышево, принадлежавшее двум владельцам Лукину и Бурцеву, бывшая вотчина князей Вадбольских, купил это имение и поселился в нем. При имении было душ четыреста или немного более крепостных крестьян. Так как Карамышево находилось на почтовом тракте между Москвой и Киевом, то большая часть крестьян занималась ямским промыслом, то есть возила проезжих и почту между Карамышевым и Ландковым, которое принадлежало княгине Абамелик - Лазаревой, урожденной Барф.

Историческая часть села Карамышево. Июль 2012 года.

 Поселившись в Карамышеве, дедушка принялся усердно заниматься хозяйством. Случайно узнав, что на Императорском Хреновском конном заводе продается Деркулевское отделение, и, убедившись, что дело стоит свеч, он купил его и стал обладателем конного завода. В последствии дедушкин конный завод славился в округе. В Карамышеве дедушка посадил большой яблоневый сад и аллеи для прогулок. Одним из первых он завел кону молотилку, которая приводилась в действие двадцатью лошадьми, за что получил в награду от Вольноэкономического общества Большую серебряную медаль. Сделав крупную плотину на реке Солове, поставил мельницу. Построил ткацкую фабрику, где крепостные мастера делали скатерти и салфетки, которым награждались крестьянские дочери при выходе в замужество и сыновья при женитьбе. Остальное шло на продажу.»(3)

 Как и многие мужчины из рода Долинино – Иванских, автор этих мемуаров отдал свой долг Богу, Царю и Отечеству на воинском поприще. Переведенный из Поливановской гимназии в кадетский корпус, он, в дальнейшем закончил столичное Николаевское кавалерийское училище и был выпущен в полк армейской кавалерии, откуда перевёлся в лейб-гвардии Гусарский полк. Выйдя в отставку в чине гвардии поручика, он занялся хозяйством, что называется, по полной программе.

 «Обладая хорошими средствами, мы с Лизой с большим увлечением занялись сельским хозяйством во всех его отраслях. Завели правильное многопольное хозяйство, сеяли много клевера на сено и семена. Тщательно обрабатывали землю, производили посев как разбросными, так и рядовыми сеялками. Урожаи хлеба ли трав получались прекрасные. Особенное внимание обратили на молочное хозяйство. Покупали хороших быков-заводчиков, которые дали нам прекрасных молодых коров. Мы ежедневно начали поставлять молоко из Кучина и Чернского имения Новый Хутор в Москву, в молочное заведения Чичкина на тридцать пудов в день. Чичкин очень честно рассчитывался с нами и мы получали до двух тысяч валового дохода в месяц за поставленное нами молоко.

 Для улучшения конного дела я купил в Петербурге у генерала Химеца чистопородного жеребца Шепота рысистого завода Великого Князя Дмитрия Константиновича, который принёс нам прекрасных жеребят».(4)

Окрестности села Казарино

 Таким образом, можно сделать вывод о том, что помещичьи хозяйства в Карамышеве, Казарино, Лесках, были, говоря современным языком, настоящими аграрными предприятиями, которые работали на рынок и работали, принося своим хозяевам хороший доход. При этом от хозяев требовались значительные усилия, чтобы ими руководить. И уж позволить себе вести праздный образ жизни их владельцы никак не могли.

Храм в честь Владимирской Божией Матери. Точнее, то, что от него осталось. Июль 2010 года.Историческая часть села Карамышева.

 Несмотря на то, что программа по переселению избыточного крестьянского населения из европейской части России в южную Сибирь, на Дальний Восток, в Приморье, охватила часть крестьян Тульской губернии, всё равно, в канун Второй Отечественной войны 1914 года, земельный вопрос в Тульской губернии стоял весьма остро. В том же Чернском уезде примерно половина земли пригодной для земледелия принадлежала полутора десяткам помещиков, а другая половина, крестьянам. Крестьяне были недовольны таким положением дел и поэтому восприняли «Декрет о земле» советского правительства, как акт социальной справедливости.

 Аграрные беспорядке в Тульской губернии были и в 1905 – 1907 гг. Теперь же, когда на дворе стоял 1917 год, по большей части дезертиры, вернувшиеся из армии свои родные деревни и сёла, в ряде случаев натравливали своих соседей-односельчан, на помещиков. Поджоги, захват чужой собственности и убийства имели место в Тульской губернии осенью 1917-го.

Надгробие с могилы Илиодора Андреевича Долинино-Иванского, которое перетащили на другое место и выбили чужое имя. Июль 2015 года.

Вот ещё один отрывок из воспоминаний А.М. Долинино – Иванского.

 «Наша счастливая, полная забот по хозяйству жизнь в Кучино неожиданно кончилась. В 1917 году грянула революция и все полетело кувырком. В милом Кучине жить стало невозможно, так как мужики с утра до вечера торчали в усадьбе, то грозили нам, то обращались с бессмысленными просьбами. Пришлось с Кучиным распрощаться навсегда и перебраться в Тулу».(5) Примечание. Кучино со времен вошло в состав сельского поселения Красноярское Киреевского района тульской области. Следует отметить, что оно находится довольно далеко, по отношению к остальным имениям, которые принадлежали Долинино – Иванским. Что же касается населённого пункта Новый хутор в Чернском уезде, то его судьба не ясна.

 Есть возможность сравнить с воспоминаниями других дворян и их потомков, переживших «черный передел» 1917/1918 гг.

 Тверская губерния, имение Новинки дворян Толстых, не титулованная ветвь. Осенью 1917 г. к владельцу имения Николаю Алексеевичу Толстому приходят крестьяне. Человек пятнадцать. В очередной раз поговорить о жизни. В основном старики, есть и средних лет, но нет среди них молодых. Почти нет.

«Задают вопросы, советуются, спрашивают опровержение волнующим слухам. Беседа затягивается… Расходятся медленно: по двое, по трое. Не спешат уходить. Прощаются, благодарят за беседу. Вот еще один подошел, поклонился: «спасибо тебе…» И другой: «Хорошо, барин, растолковал нам, спасибо, только…. Только… дело-то вот ведь какое…»Умолк и стоит.

- Ну что?

- Ды вот, пока говоришь – тебе верим. Другой придет, говорить станет – будем верить ему… Потому… это рази поймешь… Каждый, значит, свое, а мужик, он что колос на ниве, куды качнет, значит гнется один – туды…. если ветер, значит, подул….

 Уходили в деревню, домой, а там их уже поджидали другие. Слышались истерические выкрики дезертиров на сходках. И опять понималось знакомое, будоражащее темную, глубоко запрятанную слепую ярость: «Чужеспинники! Им бы за чужой, за мужицкой спиной воевать. У мужика рук-ног много! Пусть-ка сами попробуют! Будя! Попили кровушки! Все наше будет! Нет, врешь! Вот фабрики, землю разделим, тогда заживем!»(6)

 «Снова и снова приходили к отцу из деревень, уже другие. Они хозяйскими, нет, воровскими глазами, высматривая, шарили всюду …. Выходя к ним, отец, уступа настояниям мамы, опускал в правый карман заряженный револьвер. Нам было известно, к чему призывали не раз агитаторы….Братья давно уже снова уехали в столицу. Кто-то бродил по ночам возле дома. Рвались псы на цепях, заливаясь отчаянным лаем….. Отец поднимался. подходил к форточке; открыв её улицу слышал. По небу плыли низкие тучи, и ветер шумел. Если псы не унимались, приходилось одеваться, брать снова оружие, сходить вниз, всматриваться в сад через темные окна нижнего этажа, выходить на крыльцо. Присоединялась к нему здесь и мама с фонариком. Вдвоем обходили они вокруг дома. Хрустел под ногами песок, сад чернел незнакомыми черными купами. Собаки, узнавая своих, радостно повизгивали, виляя хвостами. По небу плыли шершавые тучи… Возвращались….»(7)

 Эти свидетельства принадлежат С.Н. Толстому (1908 – 1977). Можно их дополнить. Имени Новинки было разграблено. Большая часть фамильной библиотеки пошла на растопку. В связи с постройкой Иваньковского водохранилища и его дальнейшем открытием, имение Новинки оказалось затоплено.

Примечания:

1.Сельское хозяйство – основное занятие чернян (сборник) / под общей редакцией В.Д. Волкова, пос. Чернь 2004, сс. 15-16.

2. там же, с. 17.

3.Долинино – Иванский А.М. История рода Долинино – Иванских, автор предисловия С.В. Щеглов, Дворянское Собрание, историко-публицистический и литературно-художественный альманах, №8, М, 1998.

4. Долинино – Иванский А.М., указ. соч.

5. Долинино – Иванский А.М., указ. соч.

6. Толстой С.Н. Обреченный жить. Автобиографическая повесть, М, 1999, с. 231.

7. Толстой С.Н., указ соч. с.232.

Продолжение следует

Владимир Чичерюкин-Мейнгардт

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/