Приобрести книгу в нашем магазине

Кандидаты на «хлебные должности»
 

Коммунистов в колхозах мало. В Болотном живут два-три партий­ца да три-четыре комсомольца.

Всякому обладателю партийного и комсомольского билета в колхо­зе автоматически обеспечена «хлебная должность», как выражаются колхозники.

Сын сектанта, вступив в комсомол, сразу же был назначен пред­седателем колхоза, хотя ему было только 18 лет и он не имел никакого опыта в сельском хозяйстве. А бывший председатель колхоза, пожи­лой человек, честный труженик, опытный землероб, избранный на свой пост колхозным собранием, — был тут же снят со своего поста райисполкомом, вопреки воле колхозников и даже безо всякой моти­вировки. «Пришить уклон» или какое-либо преступление ему не смогли. А записывать действительные причины увольнения не хотели:

он был беспартийный, следовательно, политически не надежен; кол­хозного добра сам не воровал, районному начальству колхозных про­дуктов не возил и «красных обозов»» не организовывал.

Вступила в партию колхозница, «задрипанная Матрешка», как ее называют в деревне, и сразу же получила пост: была назначена за­ведующей молочной фермой колхоза. А прежде она была самой плохой хозяйкой в селе: ни у кого не было такой тощей и занавоженной ко­ровы, как у нее. Свои служебные обязанности она не может выполнять из-за неграмотности: только с трудом научилась подписывать свою фамилию на ведомости. Вести же учет молока, кормов, отчетность по ферме она совсем не умела. Но даже неграмотность ее служебной карьере не помешала. Все канцелярские дела за нее выполняла одна {154} доярка, грамотная девушка-колхозница, которой была специально по­ручена эта работа. Был бы партийный билет, а деловые качества для партийного руководителя не обязательны: дело будет взвалено на пле­чи беспартийных «технических исполнителей».

Но, несмотря на то, что партийно-комсомольский билет — это га­рантия «хлебной должности», мало колхозников стремится к получе­нию этой гарантии. Слишком враждебна, смертельно ненавистна крестьянам, труженикам-собственникам, колхозная антикрестьянская политика большевистской партии эксплуататоров и экспроприаторов, или на крестьянском языке: «паразитов» и «грабителей».

Эта политика предъявляет к колхозным коммунистам такие тре­бования, которые далеко не каждый человек может выполнить: от­бирать у голодных колхозников последний кусок хлеба; постоянно подгонять голодных и истощенных людей на даровой работе, на бар­щине; да еще доносить по поводу каждого слова недовольства, которое вырвется у измученного человека.

В ответ на такую «деятельность» колхозные коммунисты должны принимать соответствующие реакции колхозной массы. Они должны непрерывно принимать от колхозников и ощущать на себе психиче­ские токи высокого напряжения: токи жгучей ненависти. Должны чувствовать на себе колючие взгляды, полные вражды и угрюмой опаски. Коммунисты должны постоянно наблюдать сердитые, злобные движения людей, вынужденных повиноваться и беситься молча. Должны слушать, не только от мужчин, но и от женщин, злую матер­щину, ругань, внешне как будто беспредметную, но на самом деле поч­ти всегда направленную именно против колхозного начальства и кол­хозных «порядков».

Простые русские люди, крестьяне, в массе своей — люди чувстви­тельные и добрые. Такими они остались и теперь. Из-за этих своих качеств редкий из них может стать теперь коммунистом, даже при условии, что бич голода подгоняет колхозников к «продовольственной карточке»: не каждый обладает каменным сердцем, железными нер­вами и бегемотовой кожей.

В коммунистическую организацию теперь идут только такие «кан­дидаты на хлебные должности», которые из-за полной кормушки способны задушить всех и «перегрызть горло» каждому.

Из колхозных деревенских коммунистов могли удержаться в партии {155} только те, которые имели эти качества или сумели их приобрести, будучи поставлены перед альтернативой: или активное участие в раз­бое коллективизации и сохранение билета и полной кормушки — или отказ от этого участия, исключение из партии, лагерь, голод; в лучшем случае — рабское и полуголодное положение рядового колхозника.

Во время коллективизации много коммунистов в районе было ис­ключено из партии за «правый уклон», за «гнилой либерализм», за «мягкотелость». Для проведения драконовской колхозной политики они оказались «неподходящими».

Немало коммунистов должны были при коллективизации держать очень тяжелый морально-психологический экзамен. Партиец-мили­ционер сельсовета Болотное должен был раскулачивать своих одно­сельчан, в том числе и своего отца. Другой коммунист из этого села, служивший в городе, по приказу своей партийной организации, при­езжал на свой поселок для личного активного участия в коллективи­зации. Он, вместе с другими партийцами и комсомольцами, забирал лошадей у поселян и отводил их в село, на колхозную конюшню: ни­кто из жителей поселка не соглашался выполнить акт самоубийства или убийства соседа — отвести лошадей и отдать их в колхоз. Пар­тиец с поселка «экзамен на колхозный разбой» выдержал и вернулся на место службы с характеристикой «преданного большевика сталин­ской закалки». А через некоторое время получил от матери коротень­кое уведомление: «Отец погиб в колхозе с голоду. От лошадиного кор­ма помер...»

Некоторые коммунисты крестьянского происхождения, вынуж­денные участвовать в «разбое коллективизации», были надломлены в морально-психическом отношении. Одни из них окончательно спились, превратились в горьких пьяниц. Другие постарались уехать как можно дальше от родных мест и порвали всякие связи со своими родными, чувствуя свою глубокую вину перед ними и острую непримиримую вражду родных к ним.

При нэпе среди деревенских коммунистов, кроме шкурников, были еще идейные и честные люди. Одни надеялись, что партия постепенно перейдет от диктатуры к демократии. Другие, особенно комсомольцы, мечтали о добровольном переводе крестьян в «социалистический рай». Третьи хотели служить народу в качестве добросовестных, культур­ных специалистов-чиновников.

{156} Но, начиная с периода коллективизации, когда каждый шаг боль­шевистского правительства стал смертельно враждебным крестьян­ству, народу, — в колхозных организациях идейных и честных пар­тийцев, которые считались бы с интересами народа, больше не оста­лось.

 

***

 

До какой степени безыдейности дошла партия, может проиллюст­рировать такой факт, произошедший в начале советско-финской вой­ны в одном районе Курской области. Партийцы рассказали об этом своим женам, те — кумушкам, и так этот факт стал известен всем.

В самом начале войны Советского Союза против Финляндии в этом районе, так же как и во всех других, была собрана районная конфе­ренция членов и кандидатов партии. На конференции было оглашено письмо Центрального Комитета Коммунистической партии с призывом ко всем коммунистам: записываться добровольцами в Красную Армию, на финский фронт, для того, чтобы усилиями Коммунистической пар­тии победить «фашистскую Финляндию» и превратить ее в «народную республику», т. е. присоединить к Советскому Союзу.

На этой конференции присутствовали все члены и кандидаты рай­она, около 500 человек. На призыв ЦК, который секретарь райкома партии огласил и обращал к каждому партийцу поименно, не отклик­нулся никто. Разжиревшие «кабаны» ссылались на «слабое здоровье»; беспутные развратники — на необходимость «опекать семью»; «рево­люционеры», не расстававшиеся с оружием и воевавшие с голодными колхозниками и беззащитными бабами, мотивировали свой отказ тем, что они «в армии вообще не служили и потому не уверены в своих военных способностях», и т. д. и т. п. В конце заседания выступил один коммунист и заявил, что, хотя у него большая семья, но он вступает в армию добровольцем, так как ему стало «стыдно за свою партийную организацию». Но и после того подражателей не нашлось...

До такого морального и идейно-политического уровня дошли кол­хозные коммунисты: до уровня корытной компании, у которой ни грамма политической идейности, ни капельки элементарной честности, даже по отношению к своей партии и своей власти, не осталось.

 

***

 

{157} Колхозники и местные интеллигенты рассказывали о жизни и де­ятельности некоторых из этих коммунистов, колхозных руководите­лей, которые в период коллективизации выдержали экзамен на звание «преданных большевиков сталинской закалки» и теперь делали «кол­хозную погоду» в Болотном и в районе.

В доколхозной деревне крестьяне называли сельских коммунистов иронически: «товарищами-комиссарами», ругательно: «пьяницами-босяками», «товарищами из Брянского леса» («волками»).

В период коллективизации их ругали «Соловьями-Разбойниками». Теперь колхозники иронически называют их «господами-товарищами», «новыми помещиками», «колхозными князьками», «царьками», а ру­гательно именуют: «драконами», «людоморами»...

 

«Голова колхоза»

 

В последние годы председателем колхоза в Болотном был комму­нист из соседней деревни, из другого колхоза, «босяк-пьяница». Рай­исполком назначил его без ведома колхозников, безо всякого, даже вынужденно-формального, согласия с их стороны. После того, как бывший председатель, комсомолец, был взят в армию, в село пришел с бумажкой от райисполкома новый председатель, сел в канцелярии правления и начал «править» колхозом...

По установившейся уже традиции, новый начальник прежде всего занялся организацией самоснабжения. Сразу же после вступления на свой пост он заполнил весь чуланчик при своей квартире бочками со свининой, сундуками с яйцами, мешками с крупой, пшеничной мукой. Целый шкаф заставил бутылками с водкой.

Безо взятки этот пьяница ничего не делал для колхозников, даже пустяковой бумажки не выдавал.

— К нашему начальнику без пол-литра водки не подходи, — го­ворили о нем колхозники.

Обирая людей, обворовывая колхоз, новый председатель еще из­девался над голодными людьми:

— Довольно кулачью шиковать!... Теперь вы на пище святого Антония посидите. А я буду есть так, как вам и на Пасху не приходи­лось...

{158} Не подражая прежним начальникам, которые эту свою «деятель­ность» старались скрывать, новый начальник воровал колхозные продукты совершенно открыто. Он брал все из колхозных складов и ферм, словно из своих собственных амбаров.

Наблюдая такое бесцеремонное воровство, голодные колхозники возмутились и однажды на колхозном собрании заявили районному уполномоченному:

— Вот вы, дорогой товарищ, все пугаете нас строжайшими наказа­ниями за воровство «священной социалистической собственности». И действительно: многие колхозники уже сидят немало лет в лагерях за колоски и картошку. А вы нам скажите, разрешается ли воровать колхозное добро начальнику?

— Что за вопрос?! Никому не разрешается!

— А ежели он все-таки ворует?

— Он будет снят с поста и отдан под суд.

— Ну, так снимайте с поста и отдавайте под суд нашего председа­теля колхоза. Мы все видим, как он ворует колхозные продукты и скот...

Уполномоченный с важным видом записал жалобу колхозников в свой блокнот. А потом люди наблюдали, как он пьянствовал с пред­седателем почти всю ночь и рано утром выехал в город на подводе, запряженной парой лошадей и тяжело нагруженной. После этого жа­лоба колхозников была «забыта»...

Назойливые крестьяне повторили свою жалобу другому уполно­моченному из района.

Тот не стал повторять комедию своего коллеги. Он накричал на них, чтобы «всякие там подкулачники больше не разводили злостной демагогии против большевистского руководства в колхозе!...»

Для всех стало ясно, что председатель воровал колхозные продук­ты не только для себя...

А сельский «князек», получив твердую поддержку со стороны рай­онного руководства, стал мстить колхозникам, которые осмелились жаловаться на него и публично обвинять его в воровстве.

Норму поставки пеньки государству колхоз выполнил. Остатки должно было раздать колхозникам. Но «голова колхоза» этого не делает. Остаток пеньки гибнет на конопляном поле, около деревни, а колхозникам чуни сплести не из чего...

{159} Начальник не снабжает работников даже соломой. Она гниет в поле а у колхозников коровы голодают, крыши худые и на дворе непро­лазная грязь. Солома выдается не всем колхозникам, а по выбору начальника и по его усмотрению...

Колхозники догадываются, в чем тут дело. Начальник-вор хочет спровоцировать колхозников на воровство, чтобы предъявить им обвинение в расхищении «социалистической собственности», а самых неприятных ему колхозников — отправить в лагерь.

Председатель безо взятки не дает своим колхозникам лошадь, чтобы привезти зимой дров из далекого леса, и они вынуждены мерз­нуть. Но он заставляет этих мерзнущих работников из Болотного возить на колхозных лошадях дрова для его родственников и собу­тыльников, которые живут в другой деревне и принадлежат к другому колхозу.

На работу этот начальник-самодур выгоняет колхозников, несмотря ни на какие обстоятельства.

Так, зимой он выгонял женщин-колхозниц в лес. Они должны были выкапывать дрова из-под глубокого снежного заноса, наклады­вать толстые бревна на сани, везти за 20 километров на спирто-водочный завод и там складывать их в штабеля. Вспотели бессильные бабы на этой тяжелой работе, простудились на холоде и заболели. А две из них сразу же умерли...

Таков этот маленький начальник, но большой самодур. Он любит величать себя «головой колхоза». Колхозники дали ему прозвище:

«колхозный царек».

А по поводу его претензии на звание «колхозного головы», бабы многозначительно перемигиваются и говорят:

— Ну ж, и «голова»! Хуже всякого инного места!..

 

«Блюститель советской законности»

 

Участковый милиционер в Болотном происходит из того же села. Он сын богатого крестьянина, который «вышел в люди» и дослужился до офицерского чина. С детства презирая крестьянский труд, как труд тяжелый и грязный, сын страстно мечтал о том, чтобы тоже «выйти в люди». Но первая попытка его на этом пути была неудачна: он поступил {160} учиться в гимназию, но вскоре был исключен оттуда за во­ровство.

После большевистского переворота этот неудачник понял, что освободиться от тяжелой крестьянской работы и «выйти в люди» те­перь можно гораздо более легким путем, с помощью партийного би­лета. Вступив в партию, он сразу же поступил на службу в качестве милиционера. Он сосредоточил главное свое внимание на разоблачении «антисоветских разговорчиков». Создавал соответствующие политиче­ские «дела» и, держа крестьян под постоянной угрозой и шантажируя, добивался от них беспрерывных «угощений», с целью «задабривания».

— Как я захочу, так и пойдет дело, которое я веду. Я могу его совсем замять, а могу и сварганить из него дельце, от которого небу станет жарко! — часто бахвалился он перед колхозниками...

Один колхозник рассказывал, как было «замято» его дело. Отбывши наказание в лагере за какой-то пустяк, он вернулся домой, «прихватив» с собой казенное одеяло из лагеря. Милиционер встретил его на дороге, обыскал, нашел в сумке одеяло, спрятал в свой рюкзак и сказал колхознику:

— Благодари Бога, что одеяло это новенькое: оно мне самому нужно... А ежели бы оно было старое, то я немедленно составил бы протокольчик, приложил бы к нему одеяло, как вещественное доказа­тельство, и тебя отправили бы опять в лагерь — лет на пять, прямым сообщением, без пересадки...

Дела о воровстве, после получения соответствующей «мзды», ми­лиционер, по своему обыкновению, «заминал». Или даже непосред­ственно помогал ворам.

Колхозники рассказали о таком случае. По рекомендации мили­ционера, кооперативное правление назначило вороватого местного жи­теля сторожем сельского магазина. Мужички говорили: «Доверили козлу капусту»... Их опасения скоро оправдались. Однажды в ко­оператив был доставлен сахар для продажи колхозникам. Вечером сторож долго совещался в своей хате с милиционером. А на второй день была объявлена новость: «Воры выломали окно, залезли в ко­оператив и украли весь сахар. А сторож был пьяный и проспал... »

Милиционер заявил, что сторож должен возместить убыток коопе­ративу, уплатить стоимость сахара. И тогда он «замнет» дело. Сторож тайно распродал украденный сахар (сахар был такой редкостью в кол­хозах, что сторож распродавал сахар не по государственной цене, а втридорога!), {161} возместил стоимость сахара кооперативу, а «прибыль» поделил с милиционером...

— С постоянными ворами, с ворами-специалистами, наш «мильтон» в ладу, он вместе с ними дела обделывает, — говорили колхозники.

Но зато дела о мелких кражах в колхозе, о кармане колосков или корзине картошки с колхозного поля, в том случае, когда провинив­шийся не имел средств на взятку, чтобы «заткнуть мильтонову не­насытную глотку», — милиционер раздувал и доводил колхозников до лагеря.

Людей, которые оказывали непослушание и сопротивление про­изволу местных властей, милиционер смертельно ненавидел и пре­зрительно именовал их «больно грамотными».

У одной крестьянки был отобран весь хлеб до последнего зерна. Она с горя хотела повеситься. Когда об этом факте узнал студент, приехавший к родственникам на каникулы, он отправил телеграфную жалобу на имя советского президента» Калинина, в Москву. Оттуда было прислано распоряжение: вернуть хлеб. Приказ был выполнен немедленно. Но милиционер, «блюститель законности», доведший женщину до петли, был так озлоблен «вмешательством какого-то беспартийного студентишки в правительственные дела», что после этого случая стал приставать к родственникам студента с грозным допросом:                                                 

— Скоро ли ваш больно грамотный студент уберется отсюда?..

— А разве он кому-либо мешает? — спрашивали те.

— Очень даже, — разволновался грозный начальник, — он вме­шивается не в свои дела. Бросает палки в наши колеса. Срывает пра­вительственные мероприятия по хлебозаготовкам. А главное — он со­вершенно подрывает всякий авторитет местных органов власти. Ежели он скоро не уберется отсюда, то я сумею сварганить дельце и на него, хотя он и того...  больно грамотный...

Однажды этот милиционер перевелся было на службу в город. Но вскоре вернулся назад, в колхоз:

— Там люди больно грамотные... Мне в колхозе лучше. При арестах за колоски и картошку, при вооруженных изъятиях имущества, колхозники нередко пытались обращаться к совести ми­лиционера. А тот важно и невозмутимо на это отвечал:

— За жалованье я должен служить начальству. И совесть мне ни к чему... Мне приказ важен: прикажут расстрелять — и я расстреляю {162} всякого, и глазом не моргну!... Потому, было бы вам известно; я блюститель советской законности и большевистского порядка!..

 

«Вождь районного масштаба»

 

Типичным «героем колхозного времени» является председатель местного райисполкома, «вождь районного масштаба», как он любит себя называть.

Он происходит из крестьянской семьи, из одной деревни соседнего района.

Как инвалид (у него с детства была искалечена рука), он не мог заниматься крестьянским трудом и все свои устремления направил на поиски службы. Многие его земляки стали интеллигентами: после ре­волюции из его деревни вышло около десятка учителей. В годы нэпа путь для ученья был широко открыт: образование на всех ступенях было бесплатное; для студентов рабочих факультетов, техникумов, институтов выдавалась стипендия. Но этот путь был труден: стипен­дия была полуголодной, а интенсивные учебные занятия были неле­гки. Поэтому практичный сельский паренек выбрал для себя другой, более легкий, путь — партийно-административную карьеру.

Вступив в комсомол, он поступил на службу секретарем сельсовета в своем селе. А потом, получив партийный билет, он стал упорно двигаться со ступеньки на ступеньку по служебной лестнице: стал председателем сельсовета, потом секретарем райисполкома и, наконец, занял пост председателя райисполкома в том районе, куда входит Болотное.

Люди, близко знавшие его, рассказывали о культурном облике этого районного начальника. Кроме газет, он ничего не читал. Разницу между «свиноводством» и «свинством» он никак не мог усвоить и по­этому в своих докладах постоянно путал эти термины. Даже ветхо­заветных вождей марксизма он не мог правильно назвать и именовал их по-своему: «Марс и Енглис». Лузганье семячек было его любимым развлечением и в авто и в служебном кабинете.

Но практически он был очень сметлив и по характеру вьюнообра-зен. Он личным опытом нащупал методы жизнеустройства в советском государстве. Наверное, самостоятельно он открыл большевистскую «механику карьеризма», с ее тремя Архимедовыми рычагами, посред­ством которых он и совершал свой подъем по служебной лестнице:

{163} во-первых, истинно собачья преданность партийному начальству и «бдительность» к его противникам; во-вторых, чрезмерная служебная исполнительность; в-третьих, ловкое взяточничество.

Каждого уполномоченного, партийного начальника, он встречал с подобострастием. Сначала хорошенько угощал. А потом, на собраниях, обмасливал его приторной лестью: «дорогой товарищ», «наш ува­жаемый руководитель», «ответственный работник районного мас­штаба». Доклад каждого начальника он характеризовал, как «историческую речь», а его указания, как «партийные директивы, под­лежащие неукоснительному выполнению на все 100 процентов».

 

Ни в какие «уклоны» он никогда не впадал, так как всегда при­держивался мудрого правила: «не должно сметь свое суждение иметь». А «генеральную линию партии» понимал всегда правильно, то есть как линию «партийных генералов», начальников...

По отношению к «уклонистам» и «антисоветским элементам» он рьяно проявлял «большевистскую бдительность», т. е. немало людей выдал на расправу...

Взяточничеством он занимался систематически, с самого начала своей административной деятельности, когда еще работал в сельсовете. Кустари, его земляки, рассказывали, как он вымогал с них взятки при проведении налоговых кампаний. Но делал он это очень умело: во-первых, очень скрытно, а, во-вторых, не только брал взятки, но и сам давал их, своему начальству. Из-за этого малограмотный сельсоветчик был «замечен» в глухой деревне и переведен на видный пост в город.

А теперь, на посту районного руководителя, при колхозной систе­ме, он придал этому делу взяточничества широчайшие масштабы и строгую плановость. Назначение работников, возглавляющих самые «хлебные должности», он никому не доверяет. Он непосредственно сам назначает колхозных председателей и кладовщиков в районе, склад­ских и торговых работников в городе. На все эти должности он на­значает «своих», «верных людей», прямо обязывая их при этом на­значении к регулярному выполнению «первой заповеди»: «приноси и привози!..»

Один из его «верных людей» в пьяном виде разоткровенничался и рассказал, как он получал назначение от этого начальника. Вызвал его председатель райисполкома в свой кабинет, закрыл дверь на ключ и сказал:

{164} — Вот что, друг любезный, я тебя знаю: ты хоть и беспартийный,         а жулик тоже хороший... Я тебя назначу на хлебную должность, заведующим складом. А ты должен разуметь, что и к чему... Ты ма­терый волк по этим делам и сам должен понимать. Жалованье мое маленькое, всего 800 рублей в месяц. Что на них купишь при этой дороговизне?! А расходов уйма: своя семья очень большая, у брата тоже не малая, да еще коханку завел. А все это аграмадных расходов требует. Ведь я коханке и костюмы, и пальто, и туфли купил. И вело­сипед, и часы, и патефон, и радио достал. А сколько платьев подарил — и не пересчитать! Так ты, дорогой мой, того... я тебе — сытную должность, а ты мне — из твоего склада все, что мне требуется... Регулярно и без дальнейших напоминаний! Ты сам бери... себя ты, конечно, не забудешь... Но и начальства твоего не забывай. О нем прежде всего памятуй. Иначе сразу же по шапке получишь!... Но чтоб все эти дела были шиты-крыты... Мою квартиру ты знаешь. На следующей неделе ожидаю визита. Понял?...

А «районному вождю» все нужно: и деньги и «натуральные по­ставки всех видов», как он шутливо говорил своим «верным людям». Даже из больничного склада он требовал: и хорошие кровати, и по­стельные принадлежности, и спирт, и рис, и сахар.

Других районных руководителей председатель райисполкома «при­крепляет для кормления» к определенным колхозам и совхозам. Та­ким образом, он организовал «круговую поруку», наладил «партийное кумовство», как говорят колхозники. Он устранил трения и столкно­вения, которые возникали у районных бюрократов, когда они беспланово толкались вокруг «районной кормушки». А себе он создал проч­ную опору среди районных руководителей.

Благодаря этой хитрой тактике взяточничества и верноподдани-чества, этот некультурный человек с низшим образованием успешно проделал свою карьеру от секретаря сельсовета до председателя рай­исполкома и устойчиво держался на этом высоком посту уже много лет.

Он завоевал себе известность среди областного начальства. Выс­шему начальству он угождает главным образом своим сверхусердием в налоговых делах. Да и «подарить» колхозную корову, свинью или бидон меда никогда не забывает...

От председателей колхозов и сельсоветов он настойчиво требует:

{165} — Делайте всегда так, как я делал, когда работал в сельсовете. Все налоги, займы, всякие поставки советскому государству выполняйте, во-первых, с превышением нормы, т. е. выше, чем на 100%, а во-вторых, досрочно. Так должны работать настоящие большевики ста­линской закалки!..

Выполнив огромные поставки и налоги, голодные колхозники бы­вают вынуждены везти в районный центр изрядное количество хлеба еще дополнительно, в виде «красных обозов».

Если по отношению к начальству «районный вождь» ведет себя очень угодливо, то по отношению к колхозникам он проявляет себя настоящим тираном, действуя по правилу: «Жми до отказа! Колхозник все вынесет»...

Председателям колхозов он дал строжайший наказ: выгонять колхозников на работу не только в будни, но и по воскресеньям.

— В колхозе работа всегда найдется, — говорит он. В одной деревне он собрал в канцелярии колхозников, которые имели от врача справки об освобождении от работы по состоянию здоровья, порвал врачебные документы, бросил клочки их по ветру и заявил:

— Видали, как полетели ваши бумажки?... Завтра же, к восходу солнца вы должны быть в поле, на колхозной работе! Иначе я при­кажу милиционеру арестовать вас и отправить в тюрьму: там мы вас подлечим!...  Вишь, господа какие, разнежились: болеть вздумали!...

Жестокая помещица, госпожа Скотинина, возмущалась: «Как она смеет болеть, крепостная девка?!» Новый, большевистский, крепост­ник, товарищ Скотинин, придерживается тех же благородных убеж­дений: крепостные колхозники болеть не смеют...

«Районный царек» любит разъезжать на автомобиле по своей колхозной вотчине, в сообществе своей толстой нарядной красотки, и пировать у своих подвластных колхозных начальников. Подъезжая к деревне, он приказывает шоферу гнать автомашину с предельной скоростью и при этом орет на людей во все горло:

— Берегись!.

Колхозники понимают незатейливые чувства, обуревающие «рай­онного вождя». И сопровождают промчавшийся автомобиль ядови­тыми замечаниями:

— Сразу из грязи да попал в князи. Вот и куражится...

{166} — Раздайся грязь: навоз ползет! ..

— Но как ни старается наш районный царек, а все же из хама не выходит пана...

Колхозники жалуются на своего районного начальника:

— Весь район разорил!.. Уж так зажал, так зажал, аж все пи­щат! ..

Многие колхозники так ненавидят своего начальника, что не на­зывают его по отчеству, а только по имени, зная, что это страшно бе­сит «районного вождя». А между собой крестьяне именуют его только прозвищем: «Храпон (Ферапонт) Сухорукий» или «Храпун Хапугин районного масштаба»...

Но областное начальство расценивает его иначе. За систематическое перевыполнение планов по сбору налогов, займов и поставок государству руководимый им райисполком неоднократно получал пере­ходящее красное знамя по области. Другими словами, «районный вождь», по оценке областного начальства, является одним из лучших районных руководителей в области.

Однажды грянул гром над головой «районного вождя»: в областной газете появилась статья с резкой критикой его деятельности. Оказы­вается, в район из центра случайно заехал литератор, наслушался от колхозников жалоб и, поддавшись этим впечатлениям, разразился в областной газете бичующим фельетоном.

Литератору не поздоровилось после этого. Он был обвинен в том, что «легкомысленно попался на удочку антисоветских враждебных элементов» и написал свой фельетон «не в духе социалистического реализма, а в духе гнилого буржуазного объективизма».

Но для «районного вождя» статья не принесла никакого ущерба. Руководители советско-партийных органов активно его поддержали. За него вступились его партийные коллеги, для которых он органи­зовал хорошую «кормушку» в районе. В защиту одного из лучших в области, краснознаменного сборщика налогов выступил облисполком.

Наконец, в защиту «верного, испытанного большевика», во всеору­жии своего высокого звания «члена правительства», выступил мест­ный Депутат Верховного Совета. А «член правительства» прекрасно знал «верного большевика», так как он совмещал звание Депутата Верховного Совета с обязанностями «личного друга» районного вож­дя...

{167} Председатель райисполкома устроил для свой «коханки» голово­кружительную карьеру. Сначала он специальным решением райиспол­кома объявил эту ленивую колхозную комсомолку «лучшей стаханов­кой колхозных полей в районе» и стал осыпать ее, как из рога изоби­лия, премиями. Потом представил эту плохую бригадиршу к ордену. Наконец, во время кампании выборов, через райком и обком он провел ее депутатом в Верховный Совет...

А теперь этот свежеиспеченный орденоносный «член правитель­ства» отплатил своему «личному другу» и покровителю услугой за услугу, отведя нависшую тучу и выручив из нагрянувшей беды. Давно известно, что «рука руку моет»...