«Nobless oblige» («Положение обязывает») – эта французская поговорка была любимым выражением генерал-адмирала русского флота, одного из крупнейших государственных деятелей России, брата Государя Александра Второго Константина Николаевича Романова. Положение обязывало Великого Князя ко многому. С самого рождения он был определён отцом, Императором Николаем Павловичем, к морской службе. Становление будущего генерал-адмирала российского флота происходило под руководством опытного моряка, учёного и весьма незаурядного человека, Фёдора Петровича Литке.
Выходец из небогатой и незнатной семьи, Литке добился всего в жизни исключительно благодаря своим способностям и трудолюбию. За свою службу он совершил множество путешествий, включая кругосветные, экспедиций, вместе со своим ближайшим другом Ф.П. Врангелем внёс огромный вклад в исследование Арктики. По материалам четырёх экспедиций по обследованию Новой Земли Литке написал книгу, принёсшую ему признание и известность. В 35 лет, уже став капитаном 1 ранга и членом-корреспондентом Российской академии наук, будучи автором обширных научных трудов, переведённых на многие европейские языки, Фёдор Петрович был произведён во флигель-адъютанты и получил предложение Государя стать воспитателем его сына Константина. Литке предложение принял. К своему воспитаннику он искренне привязался и находился при нём безотлучно. Юный Великий Князь отвечал своему «дядьке» практически сыновней любовью. «У меня теперь три отца, - писал он своему учителю, - вездесущий Отец небесный, Папа, который в то же время и мой государь, и Ты, который всегда печётся о моём счастье. Как возможно не быть счастливым в таком семействе!»
Свою деятельность на посту главы русского флота Константин Николаевич начал с выработки нового Морского устава, остававшегося неизменным с петровских времён и немало устаревшего за это время. Для составления нового устава был создан специальный комитет, напряжённо работавший почти три года. Великий Князь, бывший его председателем, требовал от всех большой ответственности и тщательности. Сам он вникал во все детали: лично написал главу о главнокомандующем, сравнил проект устава с французским аналогом. Даже находясь на лечении за границей, генерал-адмирал работал ежедневно всё утро и вечер, пересмотрел все замечания, коих было порядка 4,5 тысяч, исправил по ним проекты во многих статьях. Итогом этой кропотливой работы стал новый Морской устав, принятый в 1853 году, за который Константин Николаевич получил свой второй орден – Св. Владимира 1-й степени.
Основная деятельность генерал-адмирала началась в труднейший для России и её флота период. После поражения в Крымской компании, показавшей огромную техническую отсталость России и, в первую очередь, её парусного флота, не могшего тягаться с новыми паровыми кораблями европейцев, перед новым Государем и его сподвижниками во весь рост встала задача модернизации буквально всех отраслей в стране. Среди прочего России был необходим новый, современный флот. Константин Николаевич энергично взялся за дело. Во главу угла Великий Князь ставил не технику, а человека. «Мне кажется, - писал он, - что первая обязанность наша должна состоять в том, чтобы отбросить всякое личное славословие и сказать, что наша жизнь должна пройти в скромном… труде… для будущего… Посему не о морских победах… следует думать, не о создании вдруг большого числа судов, но о том, чтобы беспрерывными плаваниями небольшого числа хороших судов приготовить целое поколение будущих опытных и страстных моряков». Генерал-адмирал видел главную задачу в том, чтобы возродить флот духовно, «создать ту атмосферу, то благожелательное отношение… к мыслям подчинённых, при котором могли с наибольшей пользой найти применение духовные силы личного состава…»
Константин Николаевич был убеждён, что непременным условием успешного проведения реформ является открытость, прямая и откровенная информация о фактическом положении дел. «Я буду особенно взыскателен, - предупреждал он в одном из приказов, - за непоказание беспорядков и никак не дозволю похвал. Нужно, чтобы факты, а не фразы хвалили нас». Это требование повторялось им из приказа в приказ. «Я желаю, чтобы отчёт не ограничивался сухим рассказом того, что сделано, или содержал похвалы удивительному порядку и благоустройству; напротив – требую… откровенного изложения тех несовершенств и непорядков, которые следует устранить и улучшить»; «Я требую в отчётах не похвалы, а истины, в особенности откровенного и глубоко продуманного изложения недостатков… и сделанных ошибок, и те отчёты, в которых нужно будет читать между строками, будут возвращены мною с большой гласностью». Великий Князь всемерно боролся с формализмом и бюрократией, часто вспоминая слова Сперанского о том, что «уменьшение числа письменных дел есть признак благоустройства министерства, а увеличение их есть знак расстройства». «Многочисленность форм подавляет у нас сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь, - писал он. - Взгляните на годовые отчёты – везде сделано всё возможное, везде… успехи, везде водворяется, если не вдруг, то, по крайней мере, постепенно должный порядок; взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, правду от неправды и полуправды и редко где окажется прочное – плодотворная польза. Сверху блеск, внизу гниль. В творениях нашего официального многословия нет места для истины, она затаена между строками».
Константин Николаевич был уверен, что лишь творческая конкретная деятельность «придаёт важность учреждению и заслуживает ему название министерства, департамента и т.п., а не количество письменного труда;… многоделие письменное есть лучшее доказательство незначительности умственного труда, который один заслуживает уважения… Многочисленность чиновников и писарей доказывает неспособность начальника изворотиться меньшим числом подчинённых и неумение его привлечь людей способных, в которых качество заменяло бы количество». Сам генерал-адмирал всецело обладал этим необходимым для всякого руководителя талантом подбора нужных людей. Как свидетельствует современник: «Великий Князь… изыскивал, как говорится, днём с огнём деятелей между моряками и в административных учреждениях и с редкой проницательностью умел определить каждого к делу, к которому он способен…» Вокруг себя он собрал блестящую плеяду молодых адмиралов, ставших гордостью русского флота: Г.И. Бутакова, в Крымскую войну сменившего убитого Корнилова на посту начальника штаба Черноморского флота, будущего основателя броненосной школы, и А.А. Попова, бывшего офицером для особых поручений при Нахимове, И.Ф. Лихачёва и И.А. Шестакова, С.С. Лесовского и Н.С. Крабе, Е.В. Путятина и др. И.А. Шестаков вспоминал: «Все, впряжённые в тяжёлую колесницу громадного труда, везли дружно, радуясь, что августейший возница погоняет и в хвост и в гриву…»
Н.И. Путилов
Флот строился заново. В 1856 году Константин Николаевич ходатайствовал в Государственном совете о выделении средств на строительство броненосцев. Нашлись они лишь три года спустя. Однако, в России отсутствовали не только суда, но заводы, оборудованные для строительства современных кораблей. Настоящей находкой стал для Великого Князя и его сподвижников Н.И. Путилов. Сам морской офицер, преподаватель Морского корпуса, автор многочисленных научных трудов, он уже в годы Крымской войны стал уполномоченным генерал-адмирала по строительству канонёрских лодок. Адмирал Шестаков вспоминал: «Бросаясь всюду для открытия возможности создать флотилию, мы начали уже отчаиваться. Однажды… директор Кораблестроительного департамента пришёл ко мне с предложением употребить для снабжения лодок механизмами чиновника особых поручений Путилова, ручаясь, что он откроет средства, если они только существуют хотя бы в зародыше, и оживит такие, которые давно похоронены, но когда-то существовали.
Великого Князя можно было видеть во всякое время по докладу простого лакея. Он тотчас был уведомлен о блеснувшей надежде, призвал Путилова, и к лету флотилия была готова. Талантливый, энергичный, ничем не сразимый и никогда не унывающий Путилов составил себе впоследствии завидную славу промышленного деятеля…
Познакомлю со способностями Путилова анекдотом. Главное наблюдение за постройкой и снабжением лодок было поручено… Лисянскому и мне. Мы стояли у Путилова над душой, не довольствуясь, что труженик сам себе не давал покоя, надоедали ему безо всякой жалости… Какой-то цилиндр не лез в лодку, и я не мог найти его ни на одном из заводов, открытых или воскрешённых Путиловым. Взбешённый моими сомнениями колдун посадил меня в карету и повёз в придворное экипажное заведение! Там пропавший без вести предстал предо мной почти оконченный,… его делали тайно, не только без вести для меня, но и без ведома министра двора и придворной конторы!»
Лишь за четыре месяца Путилов обеспечил флот флотилией в 32 канонёрские лодки. Одновременно неутомимый Николай Иванович строил в Кронштадте ремонтную мастерскую для повреждённых судов, ставшую позднее Кронштадтским пароходным заводом. В то же время он оказывал содействие адмиралу Путятину в строительстве 14 плавучих батарей, адмиралу Попову – 6 паровых клиперов, рижскому генерал-губернатору – 6 канонёрских лодок. При этом Путилов успел ещё издать 37 томов «Сборника известий с войны 1853-1855 гг.».
По окончании войны Николай Иванович сосредоточился на развитии металлургии на севере России. Для изготовления корабельных котлов финское железо оказалось лучше английского, и это дало возможность отказаться от зарубежных поставок. Путиловым были приобретены и построены заводы на Сайменских каналах, организован в Петербурге завод по производству рельс, в которых так нуждалась Россия, сооружён в столице торговый порт, для чего от Кронштадта до Петербурга был прорыт Морской канал. Созданная этим удивительным человеком эскадра замлечерпалок, пароходов и шаланд из 59 судов могла перевезти за сутки свыше 20000 кубометров грунта, построенная им железная дорога соединили порт со всем железными дорогами, связывающими столицу с губерниями, бассейн торгового порта получил первоклассные причалы, подъездные пути, подъёмные краны и склады. На все эти свершения у Николая Ивановича ушло 20 лет жизни. В 40 этого выдающегося делателя, устроителя России не стало.
Путилов принимал участие и в создании Обуховского завода. Для броненосного кораблестроения необходима была нарезная артиллерия. Образцом таковой считались знаменитые орудия Круппа. Но и в России был свой Крупп. Инженер-полковник Пётр Матвеевич Обухов, руководивший сталелитейными заводами на Урале. Первые орудия, изготовленные из стали, полученной по технологии Обухова, были изготовлены в Златоусте и отправлены на испытание в столицу. Государь спросил у изобретателя:
- Уверен ли ты, что пушка выдержит назначенную стрельбу?
- Вполне уверен, Ваше Величество!
- А чем это докажешь?
- Тем, что, если Вы позволите, я сяду на неё верхом и пусть стреляют сколько хотят, - ответил Пётр Матвеевич.
Константин Николаевич добился выведения Обухова из-под власти Горного ведомства и поддержал инициативу по организации в России второго после Демидовского частного орудийного завода. Трудами Путилова и Обухова в Петербурге появился первый оружейный завод, ставший вскоре собственностью Морского министерства.
В 1872 году Обуховский завод был приглашён для участия в Московской политехнической выставке. Его главным экспонатом являлся ствол 305-миллиметрового орудия броненосца «Пётр Великий» . Этот крейсер был создан по проекту адмирал А.А. Попова и превосходил все аналогичные суда той поры. Крейсер Попова отличался высоким бортом, повышавшим мореходность корабля, мощным броневым бруствером, защищавшим две орудийные башни с поворотными механизмами, котельное и машинное отделение, рулевую рубку и дымовую трубу, и неслыханной мощью четырёх 508-миллиметровых чугунных пушек. Вступление «Петра Великого» в строй вызвало настоящий переполох в зарубежных военно-морских кругах. Новый русский броненосец стал самым сильным кораблём в мире! Орудие же, представленное на выставке, своими размерами и качеством стали иллюстрировало не только финансовые возможности завода но и достигнутое им искусство. Год спустя на Международной выставке в Вене орудия Обухова успешно конкурировали с орудиями Круппа, не только не уступая им, но и превосходя по ряду показателей.
Каждый год на воду спускались всё новые и новые корабли, оснащённые по последнему слову техники. Как всегда, генерал-адмирал лично вникал во все детали дела, участвовал в испытаниях новых судов. В 1863 году Россия по инициативе Великого князя создала подвижную броненосную оборону Кронштадта и Петербурга, которая должна была обезопасить столицу на случай очередной войны с Англией и Францией. Явилась идея проверить мониторы, отличавшиеся очень низкими бортами, в открытом море. При плавании в Швецию, несмотря на благоприятную погоду, над палубами гуляла волна, выход не верхнюю палубу был небезопасен. Малейший шторм мог иметь самые тяжёлые последствия. Тем не менее, Константин Николаевич всё это время находился на борту одного из судов. Ещё в 1855 году при испытании новейшей канонерской лодки Великий Князь едва не погиб. Лодка была опрокинута шквальным ветром, погиб адъютант Константина Николаевича, а сам он, отличный пловец, доплыл до ближайшего судна. Схожий случай имел место с императорской яхтой «Ливадия», спроектированной А.А. Поповым. Генерал-адмирал нарочно велел вести испытуемое судно в страшный шторм, чтобы проверить его крепость. Шторм изрядно потрепал яхту, и это испытание могло стоить брату Государя жизни. Личная отвага была одним из неизменных качеств Константина Николаевича. В 1849 году приказом августейшего родителя он был прикомандирован к армии И.Ф. Паскевича, двигавшейся в Венгрию, где в ту пору шла война. Паскевич писал Государю, что Великий Князь постоянно «разделял с войсками труды похода… оставался под смертоносным действием неприятельских батарей… находился под самым сильным ружейным огнём, отличаясь мужеством и самоотвержением». В 1862 году во время активизации повстанческого движения в Польше было совершено дерзкое покушение на наместника Государя. Для наведения порядка в регионе Александр Второй назначил новым наместником своего брата. Через сутки после прибытия на Константина Николаевича было совершено покушение. Стреляли в упор, и генерал-адмирал уцелел лишь чудом. Вечером в его дневнике появилась запись: «…Потом один в театр. Страделла. Не слишком дурно. После второго акта хотел отправиться. Только сел в коляску, выходит из толпы человек, я думал – посетитель. Но он приложил револьвер мне к груди в упор и выстрелил. Его тотчас схватили. Оказалось, что пуля пробила пальто, сюртук, галстук, рубашку, ранила меня под ключицей, ушибла кость, но не сломала её, а тут же остановилась, перепутавшись в шнурке от лорнетки с канителью от эполета. Один Бог спас. Я тут же помолился. Какой-то доктор мне сделал первую перевязку. Телеграфировал саше. Общее остервенение и ужас. В 11 часов с сильным эскортом воротился в Белведер. Сказал жинке, чтобы не было испуга…»
Большое внимание Константин Николаевич уделял образованию будущих морских офицеров. Появление минно-торпедного оружия и его быстрое развитие поставило вопрос о подготовке специалистов нового профиля. Для этого в Кронштадте был создан Минный офицерский класс и Минная школа. Авторитет генерал-адмирала позволил привлечь к учебному процессу лучшие силы. Химию преподавал ближайший соратник и ученик Менделеева И.М. Чельцов, лекции по электромагнетизму и оптики читал основатель отечественной школы электромагнетизма, организатор и первый председатель Российского физического общества, профессор Петербургского университета Ф.Ф. Петрушевский, в течение 18 лет преподавал здесь изобретатель радио, великий русский учёный А.С. Попов. Неудивительно, что вскоре Минный офицерский класс превратился в одно из ведущих учебных заведений Империи. Несколькими годами позже в Кронштадте был создан ещё и Артиллерийский офицерский класс.
Великий Князь заботился об улучшении материального положения офицеров и их духовном развитии. Контр-адмирал Е.С. Бурачек вспоминал: «Дух флота был высок. Офицеры тогда не бежали с флота. Флот мог развиваться и совершенствоваться, потому что Августейший шеф всячески домогался, чтобы он стал объектом для ведомства, а не оно для себя. Флот и ведомство составляли единое целое.
Так было в море. На берегу Великий Князь… преобразовывал и внутренне и внешне Кронштадт. Много грязи он вымел из него. Страшный враг пьянства и особенно среди офицеров, он достиг положительных результатов. Воздвиг прекрасное каменное здание Морского собрания. Организовал Морскую библиотеку так, что стала она одной из лучших… в России. Выстроил прекрасный каменный театр, - короче старался украсить порт и город – родину моряков, создать им… свою общественную жизнь, отвечающую всем требованиям современной жизни и прогресса».
Не забывал Константин Николаевич и о нижних чинах. Для них срок службы сократился с 25 до 10 лет, для образованных – до 5 и даже 3 лет. Повысились пенсии, с выходом в отставку матросы могли получить земельные наделы и пособия на обустройство. Рекрутов обучали грамоте и арифметике. В зимнее время по три дня в неделю отводились учёбе. Создавались школы младших специалистов. В матросских казармах появились первые библиотеки, а в Кронштадтском театре были учреждены даровые места для нижних чинов. За 25 лет более половины матросов российского флота стали грамотными. За тот же срок, благодаря всестороннему улучшению быта, смертность среди нижних чинов сократилась в 8 раз.
Нравственному совершенствованию офицеров должен был среди прочего способствовать «Морской сборник». Определяя задачи этого издания, Великий Князь писал: «Я желал бы видеть в «Морском сборнике» ряд нравственно-философских рассуждений, написанных весьма смело и сильно, доступным для каждого языком, с целью – с одной стороны, опорочить те недостатки, которые мы принуждены сознавать между морскими офицерами: и которые должны быть заклеймлены общественным осмеянием, а с другой стороны, - растолковать, как следует понимать некоторые предметы и отношения…» Журнал, по мысли генерал-адмирала, должен был точно отражать картину современной жизни флота, а в будущем стать его «готовым памятником… Помимо специальных учёных статей в «Сборнике» должны помещаться и статьи,… которые своей замечательностью… знакомили бы нашу публику с флотом и моряками и возбуждали бы к ним сочувствие и уважение». Под руководство Константина Николаевича «Морской сборник» стал одним из лучших журналов России. В нём сотрудничали как прославленные адмиралы (Г.И. Бутаков, Ф.П. Врангель, А.А. Попов, К.П. Посьет), так и маститые учёные и литераторы (В.И. Даль, Э.Х. Ленц, Н.И. Пирогов, В.Я. Струве). Многие из них получали от Великого князя задания и командировки: А.И. Гончаров отправился в кругосветное путешествие на фрегате «Паллада», Д.В. Григорович совершил круиз вокруг Европы на «Ретвизане», для изучения деятельности населения России, занимающегося мореходством, рыбным промыслом и судоходством на реках и озёрах, на Каспии и в Астраханской губернии работал А.Ф. Писемский, в Малороссии – Г.П. Данилевский, на Азовском море – М.Л. Михайлов, в верховьях Волги – Н.А. Островский… «Если вы найдёте возможным подметить и другие характерные черты обозреваемой вами страны и её жителей, то совершенно от вашего усмотрения будет зависеть вместить их в описание, как признаете за лучшее. Морское начальство, не желая стеснять таланта, вполне предоставляет вам излагать ваше путешествие и результаты исследований в той форме и в тех размерах, которые вам покажутся наиболее удобными, ожидая от вашего пера произведения достойного, как по содержанию и изложению, так и по объёму», - писал генерал-адмирал в обращении к литераторам.
Великий Князь Константин Николаевич являлся образованнейшим и культурнейшим человеком своего времени. Он постоянно и много читал, не обходя своим внимание самые разные жанры. Ещё более чтения его увлекала музыка. Константин Николаевич владел несколькими музыкальными инструментами, часто музицировал на виолончели, органе и фортепиано – один, в четыре руки с женой, а подчас и в восемь с гостями. Фортепиано сопровождало его даже в плаваниях. Последние годы жизни Великого князя связывала дружба с И.С. Тургеневым, а период становления происходил под влиянием В.А. Жуковского, с которым юный князь вёл переписку в течении 12 лет – до смерти поэта. В своих письмах Василий Андреевич дал много мудрых наставлений своему «молодому другу», предчувствуя в нём крупного деятеля: «Великие князья должны понимать своё время,… должны поставить себя на высоту своего века своим всеобъемлющим просвещением»; «Сильная воля – это могущество души, которым мы побеждаем наши желания всякий раз, когда они противятся нашему долгу»; «Революция есть безумно губительное усилие перескочить из понедельника прямо в среду. Но и усилие перескочить из понедельника назад в воскресенье столь же напрасно и столь же может быть губительно. Одно есть революция вперёд, другое – революция назад… Что же советует теория, которая учит тому, что надлежит делать? Она говорит: не насильствуй того, чего не можешь пересилить; не швыряй понедельник в среду, но и не тащи его назад в воскресенье. А что говорит практика? Практика, согласная с сестрой своей теорией, зорким взглядом различает ту математическую линию, перешагнув через которую, понедельник становится вторником… и это действие… есть реформа во времени и к месту по закону вечной правды»; «Движение – святое дело, всё в Божьем мире развивается, идёт вперёд и не может, не должно стоять. Неподвижность – смерть… Движение, развитие порядка, постоянно, без потрясений… есть жизнь. Останавливать движение или насильственно ускорять его – в обоих случаях погибельно. Это справедливо и в жизни частного лица, и в жизни народа»; «Кто ищет великого… из любви к источнику всякого величия, к Богу, тот никогда о себе не будет иметь слишком высокого мнения, но зато и никогда не собьётся с дороги, ведущей его прямо к цели. Наша дорога есть лестница. Кто взошёл на одну ступень, если он не слеп и не безумен, узнает только то, что он ещё не дошёл и что ему следует подниматься, а не считать себя на высоте».
Многогранная и деятельная натура Великого Князя не могла довольствоваться лишь Морским ведомством. Константин Николаевич принимал живейшее участие едва ли ни во всех преобразованиях, проводимых его братом. В тяжелейшие послевоенные годы, когда финансы государства оказались в крайнем упадке, он занимался не только сокращением бюджета родного ведомства, но искал пути экономии и в других отраслях. В своём письме наместнику на Кавказе князю А.И. Барятинскому он указывал, что необходимо думать «не о содержании на Кавказе многочисленной армии, на которую мы решительно не имеем денежных средств, но о том, чтобы усовершенствованием внутреннего управления вводить на Кавказе порядок и довольствие. Не издерживая на то больших сумм, стараться сделать из управления Кавказского образец бережливости и благоустройства. На это нужна не армия, не громкие экспедиции в горы, не пышный двор падишаха, но выбор дельных людей и скромный образ действия. Конечно, блестящий наместник обратится тогда в губернатора, но этот губернатор оставит по себе имя в истории народов, тогда как первый присоединиться к ряду тех предместников, которых имена сохранились только в звании улиц».
Большую роль сыграл Великий князь в расширении русской территории на Востоке. Неслучайно именно у него искал поддержки своей политике в вверенном ему регионе Н.Н. Муравьёв-Амурский, указывая, «что главнейшею заботою и занятием здесь правительства должно бы быть обеспечение естественных границ империи», и предостерегая, что «соседний многолюдный Китай, бессильный ныне по своему невежеству, легко может сделаться опасным для нас под влиянием и руководством Англичан, Французов, и тогда Сибирь перестанет быть Русскою; а в Сибири, кроме золота, важны нам пространства, достаточные для всего излишества земледельческого народонаселения Европейской России на целый век; потеря этих пространств не может вознаградиться никакими победами и завоеваниями в Европе; и, чтоб сохранить Сибирь, необходимо ныне же сохранить и утвердить за нами Камчатку, Сахалин, устья и плавание по Амуру и приобрести прочное влияние на соседний Китай».
В 1860 году в китайских водах была сформирована Тихоокеанская эскадра – первое постоянно действующее соединение на Дальнем Востоке. Это было вызвано ухудшением отношений с Китаем, затягивавшим подписание договора о разделе границ в Приморье. Начальником эскадры Константин Николаевич назначил своего адъютанта капитана 1 ранга И.Ф. Лихачёва, который и предложил собрать её в качестве демонстрации военной силы. Главной задачей эскадры генерал-адмирал объявил «ограждение политических и промышленных интересов России в водах, омывающих наши владения на Тихом океане, а также в Японии и Китае». Именно присутствие эскадры в Печилийском заливе сыграло решающую роль в успешном завершении переговоров и подписании с Китаем в 1860 году Пекинского договора, по которому Россия приобрела территорию восточнее реки Уссури, составляющую практически всё современное Приморье. По подписании договора Лихачёв писал своему августейшему шефу: «Я думаю, что мой долг, как начальника эскадры и как русского, доложить теперь Вашему Высочеству, что благополучным исходом дела Россия обязана ничему иному, как идее перенести пребывание Посольства на эскадру и тому энергичному усилию, с которым эскадра выполнила Ваши предначертания».
В дальнейшем Великий Князь не забывал вниманием дальневосточного региона. В 1871 году им было принято решение о переводе главного порта Сибирской флотилии из Николаевска-на-Амуре во Владивосток. Новый порт стал основным местом её базирования. Четыре года спустя Владивосток получил статус города.
Многие общегосударственные реформы царствования Александра-Освободителя начинались с Морского ведомства. Одной из первых мер Константина Николаевича на посту генерал-адмирала было освобождение охтинских и черноморских крестьян, принадлежавших его министерству. Огромный вклад внёс Великий Князь и в общероссийскую крестьянскую реформу. Комитет, созданный для проведения её в жизнь, всячески тормозил преобразования. Тогда Император ввёл в него своего брата. С этого момента работа заметно оживилась. Константин Николаевич был полностью в курсе дел разрабатывавшегося положения об освобождении крестьян, зная не только мельчайшие подробности проекта, но мотивы каждого из его составителей. В конце 1860 года Великий князь стал председателем комитета, и вся дальнейшая работа происходила под его неусыпным руководством. П.П. Семёнов-Тянь-Шанский вспоминал: «Никогда не изгладится из моей памяти те усилия ума, благодаря которым после двухчасовых горячих споров, происходивших в кабинете Великого князя, ему удалось, наконец, убедить гр. Панина присоединиться к мнению большинства комитета, после чего соединение двух меньшинств стало уже бесцельным». Сопротивление противников реформы было сломлено, и законопроект был принят. «Вот каким путём, - свидетельствует Семёнов-Тянь-Шанский, - проект редакционных комиссий… под умелой охраной Великого Князя Константина Николаевича… сделался Положением 19 февраля 1861 г. … Не забудет Россия… того участия, которое принимал в великом деле освобождения народа Великий Князь Константин Николаевич».
По схожему сценарию происходила и судебная реформа. Прообразом новой судебной системы стал Устав морского судоустройства и судопроизводства, разработанный в Морском ведомстве под руководством генерал-адмирала. Именно в этом Уставе впервые появились такие понятия, как независимость судей, гласность уголовных процессов и, наконец, право обвиняемого на защиту. «Морское ведомство хочет положить пример на практике, - писал К.П. Победоносцев. – Благослови, Боже, это благое начинание Морского ведомства». Вскоре по примеру Морского ведомства была проведена и общероссийская судебная реформа.
После убийства Александра Второго Константин Николаевич оказался не у дел. Новый Император собирал новых людей, Великому Князю было предложено оставить занимаемые им должности. Генерал-адмирал ответил на это полной покорностью воле своего племянника-монарха: «Если Его Величество находит, что ввиду теперешних новых обстоятельств нужны и новые государственные деятели, то я вполне преклоняюсь перед его волей, нисколько не намерен ей препятствовать…
…Морским ведомством я управлял 29 лет, в Государственном Совете председательствовал 16 с половиной лет, Крестьянское дело вёл 20 лет с самого дня объявления Манифеста. Если… долговременная 37-летняя служба, в которой я по совести кое-какую пользу принёс, оказывается ныне более ненужной, то, повторяю, прошу Его Величество ничем не стесняться и уволить меня от тех должностей, какие ему угодно. И вдали от деятельной службы и от столицы в моей груди, пока я жив, будет продолжать биться то же сердце, горячо преданное Матушке-России, её Государю и её Флоту, с которым я сроднился и сросся в течение 50 лет».
Великий Князь Константин Николаевич никогда не искал личной выгоды, поэтому ко времени отставки оказался в не самом блестящем материальном положении. Своему другу А.В. Головину он писал: «Ты же знаешь, что у меня денег не очень много и что при обыкновенной жизни мы едва сводили концы с концами. Теперь же приходится мне очень жутко. Чтобы иметь достаточные средства, необходимо… упразднить в Петербурге большую часть двора, прислуги и конюшни… Всё лето и осень, разумеется, я намерен остаться в Ореанде, но где жить зиму?..»
Этой последней надежде на тихую жизнь в любимом имении не суждено было сбыться. В том же году оно сгорело. Капитан 1 ранга в отставке К.П. Голенко вспоминал: «До сих пор я думал, что в продолжении 10 лет успел изучить натуру Великого Князя, но в эти несколько дней убедился, что богатства этой прекрасной души неисчерпаемы. В течение 4-х дней я был свидетелем способности в нём к нежному женскому участию в чужом горе и к стоической твёрдости в перенесении собственного несчастья, к слезам на могиле чужого сына и к спокойному хладнокровному распоряжению на пожаре собственного дома, последнего убежища, которое осталось ему на родине и которое он так горячо любил».
Пожар уничтожил дом целиком, восстанавливать его не было ни средств, ни душевных сил. Тем не менее, Константин Николаевич не покинул своего имения. Одиннадцать лет, ещё отпущенных ему жизнью, он провёл в нём, ютясь в небольшом Адмиральском домике, куда в ночь пожара удалось вынести рояль и кое-какие вещи.
«Великий князь, дорожите минутами и часами, из них творятся годы, а Ваши годы должны быть радостью для Русского народа, его честью и пользой в настоящем и славной страницей в его истории», - писал В.А. Жуковский своему юному корреспонденту в канун нового 1842 года. Этот завет великого поэта Константин Николаевич исполнил.
Е.В. Семёнова |
