Приобрести книгу А.А. фон Лампе "Пути верных": http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15290/
Всю вторую Мировую войну 1939—1945гг. мне пришлось провести в Берлине, где я с 1920 года нес обязанности военного представителя генерала Врангеля, а потом его преемников, генералов Кутепова, Миллера и Архангельского и кроме того, по выборам русской колонии в Берлине, много лет был вице-президентом Российского Красного Креста (старая организация), при президенте княжне Вере Константиновне, постоянно проживавшей в Альтенбурге.
Потеряв при 173-м воздушном нападении на Берлин, 23-го ноября 1943 г. мою квартиру и все мое имущество, я к февралю 1945 года ясно увидел, что оставаться в Берлине далее невозможно, так как размах повторных мобилизаций начал уже приближаться и к нам, иностранцам, и передо мною стояла определенная угроза попасть в ряды германского «фольксштурма», на который должна была быть возложена последняя оборона города. Такое применение меня и находившихся под моим руководством русских военных организаций было для нас совершенно неприемлемо, и потому я дал сигнал всем, кто к моим решениям прислушивался, начать уход на юг и запад, что было трудно потому, что германское учреждение, ведавшее русскими организациями, категорически противилось тому, чтобы члены этих организаций город покидали.
Воспользовавшись тем, что 4-го февраля, при большом налете на город, учреждение это было разрушено, я с ближайшими моими сотрудниками 11-го февраля, при помощи офицеров, после очередного 370-го нападения с воздуха, занял место в поезде и отправился на юг.
Задержавшись на время в г. Альтенбурге и в г. Карлсбаде, мы с женой, путешествуя по почти разрушенной стране с превеликими трудностями, претерпев по пути в одном только г. Регенсбурге, во время стоянки в нем нашего поезда, семь налетов, через г. Ванген, 26-го апреля приехали в г. Линдау на Боденском (Констанцком) озере, который уже 30-го апреля был занят французской оккупационной армией и стал штабом командующего армией генерала Де Латр-де-Тассиньи.
С трудом устроились сначала под городом в деревне, а потом и в самом городке, где с разрешения французского командования я открыл действия «Офиса Красного Креста для апатридов, при французском командовании» и был его первым и последним президентом.
Линдау — это небольшой, красивый своей стариной, типичный немецкий городок, расположен на острове, отделенном от материка проливом, который замерзает зимой и пересыхает летом. Это кусочек Баварии, прилегающий к озеру и попавший в район французской оккупации, тогда как вся Бавария была оккупирована американскими войсками. Самое Боденское озеро, противоположный его берег с отрогами Швейцарских гор, чрезвычайно украшают город и делают летнее пребывание в нем очень приятным.
Осматривая город, я был приятно поражен непривычным мне официальным вниманием властей к русской истории: на одном из крупнейших зданий, в улочке, близко примыкавшей к озеру, я увидел прикрепленную на высоте первого этажа мраморную доску с надписью на немецком языке:
В этом доме жил
с 15-го октября по 4-ое ноября 1799 г.
Фельдмаршал
Граф Александр
СУВОРОВ-РЫМНИКСКИЙ
Генералиссимус русской армии
при ее обратном походе
из Швейцарии и Граубюндена.
Сначала все попытки узнать что-либо более подробно об обстоятельствах, сопровождавших двухнедельное пребывание Русской Армии в Линдау, никаких результатов не дали — жизнь и русских, только что прибывших в город, и немцев, потрясенных небывалой катастрофой, постигшей Германию, требовала внимания к вопросам дня. Городской музей был закрыт. Спросить было некого.
Но потом, когда все несколько утряслось, и все начало приходить в нормальный вид. Я, перед отъездом, просил двоих сотрудников A. А. Преснякова и Г. В. Месняева предпринять шаги, чтобы получить в наши руки интересовавшие меня сведения. В результате их работы, в мои руки попали два документа, которые я привожу ниже в переводе на русский язык.
Оба они типичны для психологии маленького германского городка, на который свалилось буквально, как снег на голову, «стихийное бедствие» — город с населением в три тысячи человек, на две недели стал бивуаком чужой армии, которая в одном людском составе превышала население более, чем в десять раз. Мудрено ли, что все воспоминания, которые удалось обнаружить в городском архиве, относившиеся — одно к 1799 году, а другое к несколько более позднему периоду — говорили почти исключительно об одном — разорении и убытках, выпавших на долю городка!
Вот эти два документа:
Выписка из рукописной хроники гор. Линдау
(Манускрипт городского архива от 1799 года)
16-го октября Князь Суворов, после своего отхода из Швейцарии, который явился следствием победоносно проведенной Массеной в ночь с 24-го на 25-ое сентября операции против Корсакова у Гоца, расположил свою главную квартиру в Лангешевском доме и перевел всю русскую армию на северный берег Боденского озера. Этот генерал прорвался от Хура и следовал через Фельдкирх и Брегенц, где он соединился с Корсаковым и, таким образом, вся русская армия соединилась в Верхней Швабии, и 30.000 человек пробыли 14 дней в городе и его окрестностях.
Когда предполагали, что он с отдохнувшими силами предпримет новую операцию через швейцарскую границу, он перевел 6-го ноября свою главную квартиру из Линдау в Аугсбург и расположил свою армию на широких квартирах между Иллером, Дунаем и Лехом.
В последние дни этого месяца главная квартира перешла в Аугсбург и армия, силою в 43.463 человека и 25.825 лошадей двинулась двумя колоннами через г. Лех в Баварию, открыто объявив, что она следует домой.
20-го декабря главная квартира Суворова перешла в Прагу, где армия имела остановку до конца января 1800 года. Опять говорили об обратном марше русских, как о деле решенном, но движение пошло действительно через Моравию и Галицию домой, в доказательство, что горячность, с которой Император Павел принял сторону врагов Франции — сильно охладела.
Дополнение о русских:
Штаб в состав которого входили русский великий князь. Константин, молодой князь Суворов, австрийский министр граф фон-Штакельберг, а также многие генералы и офицеры, расположился в городских гостиницах. Также расположились австрийский генерал фон-Хиллер и разные австрийские офицеры генерального штаба. Кавалерия, состоявшая из кирасир, драгун и полевых егерей, фузилеры и артиллеристы расположились в гражданских имениях, недалеко от города, так же, как и на площадях. Большинство амбаров было взломано, и находившийся там фураж взят. Много деревьев было срублено, все подпорные колья, палки, указатели и заборы сорваны, многие виноградники лишены подпорных палок, а частью также и самых лоз, так что примерно подсчитанный убыток доходил до 80.000 флоринов.
Тотчас по приходе армии должно было быть доставлено 800 центнеров мяса и 40 центнеров риса. Поставка эта была оплачена не без труда и по сильно пониженным ценам.
При прибытии командующего князя Суворова, он был приветствован городской депутацией в составе: тайного советника доктора Вебера, городского консультанта Хуммлера и сенатора Пфистера. Депутация эта была принята благосклонно.
Во время обременительного нахождения этой армии, произошли некоторые неприятные выступления. Президент квартирного управления, бюргермейстер Фельс, был грубо оскорблен русским офицером. У министра, графа Штакельберга, одним из обслуживающих его была ограблена казна, что было еще вовремя открыто и ограбленное возвращено владельцу.
На всех улицах и площадях города расположились казаки с их лошадьми и развели большие костры. При их уходе было затребовано и использовано более ста повозок и запряжек, возчики которых затратили труд и деньги, чтобы освободиться в Исни, Меммингене и Лейткирхе.
Вместе с этой армией сражался пфальцско-баварский корпус в составе примерно 2.000 человек. Но он прибыл ранее русских в Вассербург, и потом отправился далее, оплатив часть взятого им.
Выписка из истории города Линдау на Боденском озере
(Издана доктором К. Вольфарт (1-й том, 2-й отдел, стр. 208—209))
Поход начался счастливо в области озер. Эрцгерцог Карл принудил к отступлению Журдана своими победами у Острах (21-го марта) и Стоках (25-го марта), в то время как Массена, разбитый у Фельдкирха, тоже принужден был очистить поле сражения.
Но Гофкригсрат в Вене испортил все.
Таким образом русский главнокомандующий Суворов, когда он оставил очищенную от противника Верхнюю Италию, после страшных боев у Чертова моста и в долине Рейсса, нашел дорогу через долину занятой Массеной и вынужден был совершить отчаянный марш через Шехенскую и Муттальскую долины и через перевал Паникс, что было опасно и требовало большого напряжения даже от отдельных путников и казалось совершенно непроходимо для войск. И как выглядели те, которые спаслись! Неизвестный хроникер говорит, что они были оборваны, часто без обуви и изголодавшись до того, что они употребляли в пищу овощи и т. п. в сыром виде. Отбросы от убоя скота съедались без долгих приготовлений, но самым излюбленным была водка, которую они, не пьянея, пили пивными стаканами.
С этой армией Суворов вошел в Линдау 16-го октября и 43.463 человека и 25.825 лошадей оставались до 4-го ноября в городе и его окрестностях! От отведенной ему в теперешнем Лошнерском доме квартиры он отказался, «так как озеро слишком блестит для него», и занял помещение в Лангензееском доме, теперешнем убежище английских девушек.
Русские вели себя, как враги. Срывали двери и окна, ломали ставни, срубали деревья. Но наибольший вред принесли они тем, что срывали виноградники, уничтожив 200.000 лоз. На всех площадях города расположились казаки и готовили пищу на кострах. В лучшую сторону отличались от них, находившиеся при армии 2.000 баварцев, которые вели себя хорошо и за все платили. Во время этого пребывания у графа Штакельберга была украдена его частная казна. К счастью вор был обнаружен в лице его слуги и, таким образом, избегнуто было дальнейшее.
Суворов был настолько недоволен австрийцами, что он резко отклонил присланное в Линдау предложение эрцгерцога Карла о встрече. Он заявил, что он переведет армию для отдыха за р. Лех, и на самом деле выступил в Швабию. Деревни тяжело пострадали, осенний урожай фруктов и сбор винограда был потерян. Многие виноградники были разрушены на годы и госпитальные леса, на которых дано было разрешение восстановить уничтоженное дерево — едва могли его пополнить.
_______
В сущности говоря, можно вполне поверить в то, что перенесшие невероятные трудности, оборванные, босые и полуголодные солдаты Суворова, герои незабываемого Швейцарского похода, были гостями мало желательными для населения, и что воспоминание о них городок сохранил не слишком приятное! Думается, однако, что и баварские солдаты, правда не испытавшие тяжелого похода, тоже не были столь скромны и приятны, как это представляет летопись. Но... свой своему, поневоле брат... Русские же, испытав предательство, неблагодарность и коварство австрийцев, едва ли могли учесть разницу между ними и населением городка, кстати сказать, в течение своей истории входившего, то в состав Австрии, то попадавшего в Германию, а то и в руки... шведов, следы пребывания которых в городке тоже имеются! *)
*) В 1799 году Линдау был «Свободным Имперским Городом»
Но дальнейшие изыскания в городском архиве дали и новые, и неожиданные результаты — они принесли также объяснение сначала непонятному для меня явлению, о котором я упоминал в начале моей заметки, что власти отметили памятной доской событие русской военной истории.
Кроме вышеприведенных документов-выписок, мои сотрудники обнаружили в городском архиве еще небольшой печатный листок. Из него стало ясным, что к созданию памятной суворовской доски сами немцы имели весьма небольшое касательство — доска была, конечно, поставлена с согласия германских властей, но... создана она была «заботой и иждивением» русского человека «Императорского русского статского советника барона фон-Энгельгардта из Дрездена»... Это было неожиданно и... очень понятно. И небольшим разъяснением почему это понятно, — я и закончу мою заметку, отметив попутно и еще один «след» Суворова уже не в самом Линдау, но недалеко от него.
Барон фон-Энгельгардт, если не ошибаюсь, профессор Казанского университета, был страстный поклонник Суворова и эпохи 1812 года. Заграницей он имел пребывание в гор. Дрездене и потому в Казани и Дрездене у него было (и осталось после его кончины) немало предметов, посвященных, как походам Суворова, так и Отечественной войне.
Энгельгардт внимательно проследил весь поход Суворова, сам проехал этот путь (в его время это уже было проще, чем для солдат Суворова) и всюду, где мог, поставил памятники деяниям великого русского полководца. Его заботой и на его счет поставлены памятные доски, как на домах, где останавливался Суворов, так и на местах боев русской армии, в том числе и всем известный памятник у Чертова моста. Поставил он в 1903 году памятную доску и в гор. Линдау, как последней главной квартире Суворова после ухода.
Драгоценные коллекции Энгельгардта были принесены им в дар и послужили главной основой Суворовского музея в С.-Петербурге. Судьба того, что осталось у него в Казани, мне неизвестна... Но то, что было у него в Дрездене — мне в конечном счете стало близким... После его смерти, наследником всего того, что находилось в Дрездене, стало русское посольство в Германии. К сожалению, это было уже посольство не русское, а советское, и оно попросту разбазарило все, что напоминало, только лишь во время второй Мировой войны «амнистированного» советской властью, русского героя. Библиотеку и часть картин купил на аукционе Русский Научный институт в Берлине. Оттуда впоследствии правительство «наци» эту ценную библиотеку извлекло и... просто взяло себе, прекратив даже пользование ею русскими... хотя во время нахождения ее в Научном институте, библиотека эта сильно была пополнена пожертвованиями русских эмигрантов, которые потом, потеряли право ею пользоваться для своих работ. Какая судьба постигла эту библиотеку во время последней войны, мне неизвестно.
Часть картин, на которых были подробные описания, сделанные самим Энгельгардтом — попала в частные руки. Владельцы хотели, продав ее, заработать на этом, для «их чисто коммерческом деле. Покупателя на все то, что они приобрели, вследствие того, что они хотели заработать хорошо, — так и не нашлось, и эта часть коллекции стала постепенно расходиться по рукам.
Не имея возможности купить ее, я старался внимательно следить за нею и не упустить ее из виду, чтобы в минуту, когда мои денежные обстоятельства почему-либо поправятся, а продавцы перестанут дорожиться — приобрести, что возможно. К 41 году оба владельца, оставшейся части коллекции Энгельгардта умерли, и наследники их продали остатки ее мне...
23-го ноября 43 года, все это погибло вместе с моей квартирой в Берлине после того, как в дом, в котором я жил, попал «букет» из 38-ми зажигательных бомб!
В заключение еще один «след» Суворова:
Недалеко от гор. Равенсбурга (в 27 километрах от Линдау), тоже расположенного к северу от Боденского озера, но уже в пределах Вюртемберга, около городка Вейнгартен, имеется лес, носящий неожиданное наименование «Русского леса». Это заинтересовало русского эмигранта, заброшенного после катастрофы Германии в городок, и он также начал свои поиски в архивах Равенсбурга и Вейнгартена.
*) Виталий Николаевич Смолинский
Выяснилось, что в этом лесу погребены русские солдаты времен Суворова, лежавшие в госпитале, находившемся в свое время в монастыре в Вейнгартене. Умерших было до 2.000 человек. Большая часть их, по-видимому, принадлежала к корпусу Римского-Корсакова, которому пришлось вести неравный бой с войсками Массены. Но, конечно, среди них были и участники Швейцарского перехода Суворова.
По данным местных архивов было установлено, что на русских могилах, в свое время стоял памятник, но за ветхостью (или по иным причинам), в 1866 году он был разобран и, как отмечает, с чисто немецкой пунктуальностью историк, на это было «истрачено три флорина»... На постановку нового памятника не было истрачено ничего... А второго Энгельгардта не нашлось!
Но эту задачу выполнили русские изгнанники, которые эмигрировали во второй раз, теперь уже не из России, а из тех стран, которые дали им временный приют. В двух километрах на восток от гор. Вейнгартена, в так называемой Шуссенской долине, на этот раз уже «иждивением русской эмиграции», был сооружен и 7-го сентября 47 г., митр. Берлинским и Германским Серафимом, при большом стечении русских эмигрантов, приехавших из ближайших городков, освящен новый памятник, который представлял собою большой солидный восьмиконечный деревянный крест. День освящения креста был торжественным и трогательным для присутствующих. Вероятно, впервые «после стопятидесятилетнего промежутка над павшими русскими воинами, совершившими небывалый поход и ушедшими в мир иной, далеко от родины, на чужбине, раздались родные русские напевы...
Но памятник этот был только временным. Созданная русской эмиграцией специальная русская комиссия, во главе с К. К. Македоновым, при всемерном содействии бургомистра гор. Вейнгартена г. Брауна, которому пришлось преодолеть сопротивление местных немецких коммунистов, и городского архитектора г. Коллера энергично продолжала работу, чтобы заменить деревянный крест прочным гранитным памятником.
Были собраны необходимые средства в размере 6.500 герм. марок и внесены в государственную кассу гор. Регенсбурга, как особый фонд «Памятника Суворову». В долине реки Аах (район Вальбада), был найден шеститонный камень ледникового периода, который был доставлен к месту его будущей постановки. На камне был высечен православный крест и сделана надпись на русском и немецком языках: «Суворовским чудо-богатырям соотечественники. 1799—1948».
На это ушло немного более года. Новый постоянный памятник был водружен на свое место, и 14-го ноября 1948 г. опять в присутствии собравшихся русских эмигрантов торжественно освящен благочинным французской зоны оккупации протоиереем Ольховским в сослужении всего православного духовенства зоны.
От лица комитета, взявшего на себя труд по сооружению памятника, была выражена благодарность бургомистру, который предполагал спланировать местность, окружающую памятник, разбить цветники и создать новую «достопримечательность» небольшого города и место для праздничных экскурсий для городского населения. Казалось, что все дело постановки памятника можно было считать благополучно законченным, и цель, поставленную себе русскими эмигрантами, с трогательной любовью отнесшимися к памяти Суворова и его солдат — достигнутой!
Но... жизнь никогда не упустит возможности сделать очередную гримасу, а в особенности тогда, когда это касается именно русской эмиграции. В том же 1948 году денежная реформа, проведенная в оккупированной Германии, блокировала также и счет «Памятника Суворова». Комиссии, несмотря на все ходатайства перед французскими оккупационными властями, было выдано только 6% собранной суммы, то есть 390 марок. Стоимость же поставленного памятника равнялась 1.940 маркам, то есть комиссия не оплатила еще счет в размере 1.550 марок...
Тяжесть этой уплаты, по-видимому, всецело легла на председателя комиссии капитана К. К. Македонова, который, узнав о существовании в Буэнос-Айресе «Суворовского Союза», обратился к нему с просьбой помочь окончательно ликвидировать счет за постановку памятника...
В еженедельнике союза, от 5-го августа 49 года, напечатано обращение кап. Македонова, который просит помочь ему «собрать немного денег для спасения чести русского офицера»...
Что можно еще добавить к этому обращению?.. Я был бы счастлив, если бы кто-нибудь из русских эмигрантов, прочитавших мою статью... вспомнил бы деятельность «Императорского русского статского советника барона фон Энгельгардта из Дрездена», который «своей заботой и иждивением» отметил память Суворова и его чудо-богатырей и отозвался бы на отчаянное обращение К. К. Македонова, положившего столько труда и энергии, тоже чтобы память эту увековечить!
«Возрождение», VI, 1949. |
